Запреты

Поездка за границу.

Dmitrii Kouznetsov (Москва, 1992):

Когда я уезжал из СССР в Мексику, я оформил документы через Академию Наук. Собрал справки, подписи, печати, и наши секретарши отправили служебной почтой, чтобы мне сделали загранпаспорт. И потеряли. Может быть, ждали, что я дам взятку, а у меня не было денег на взятку. 

Тогда я сделал копию приглашения и сам отнёс в мексиканское посольство. Там гораздо меньше бумаг требуется, чем в Академии Наук. К счастью, у меня тогда уже был загранпаспорт. Документы приняла сотрудница посольства Любовь Баженова. Обещали через несколько дней позвонить. И тоже ни гугу. Неделя, вторая проходит. Мексиканские коллеги торопят, что же я так долго оформляюсь, работать пора. Тогда я сам поехал в посольство без приглашения. И встретился с Любовью Баженовой, и спрашиваю, где мой паспорт. Она не знает, зовёт своего босса. Приходит босс, Joaquin Pastrana. Здороваемся. Диалог происходит примерно такой:

- Где мой паспорт?

- Мы его отправили в КГБ.

- Зачем?

- Чтобы они с ним ознакомились.

- На кого Вы работаете, на правительство Мексики или на КГБ?

Пастрана молчит. Я понимаю, что меня могут сдать в милицию или даже в КГБ, и мне надо, чтобы от нашей встречи остался хотя бы протокол. Я повторяю вопрос громко, на нескольких языках:

– Who is your employer, government of Mexico or KGB?

Наконец, Пастрана говорит:

- Мой работодатель - государство Мексика.

- Если Ваш работодатель - государство Мексика, а не советское КГБ, то почему Вы, вместо того, чтобы сделать мне въездную визу в моём паспорте, переслали мой паспорт в КГБ?

- Не кричите, пожалуйста. Приходите завтра, и Вы получите Ваш паспорт.

- Хорошо, я приду завтра.

На следующий день прихожу. Меня встречает Joaquin Pastrana:

- Почему у Вас два паспорта?

- В СССР так принято, чтобы выехать из страны, гражданам СССР надо два паспорта.

- Почему у Вас два заграничных паспорта?

- Я не знаю, что за махинации Вы делаете с паспортами вместо того, чтобы сделать мне визу.

- Вы делали паспорт через МИД СССР!

- Они потеряли мои документы. Я ждал два месяца, прежде чем прийти к Вам.

- Ваши документы нашлись, и теперь у меня два Ваших загранпаспорта!

- Вы поставили въездную визу хотя бы в одном из этих паспортов?

- Подождите несколько минут, сейчас Вы получите Ваш паспорт.

Так у меня казалось два действительных загранпаспорта.

Мне купили билет на самолёт. Заплатили из Мексики. У меня таких денег не было. Зарплата научного сотрудника со степенью была порядка двух долларов в месяц. Зарплата за всю жизнь соответствовала стоимости одного самого дешёвого трансатлантического перелёта. 

И то же в кассе аэрофлота:

- Оплата вашего билета не поступила.

Одно и то же, день за днем. Мне из Мексики прислали факс, что билеты давно оплачены, но факс очень бледный; секретутки в нашем институте или экономили тонер, или вымогали взятку. Я беру этот почти не читаемый факс и еду в Аэрофлот. 

- Оплата вашего билета не поступила.

- Пожалуйста, дайте мне расписку о том, что оплата не поступила.

- Зачем Вам такая расписка?

- Я отправлю её в Мексику.

- Мы таких расписок не даём.

- Тогда дайте мне мой билет.

- Не дадим пока не поступит его оплата. Заплатите, будет билет.

И так далее, я говорю всё громче. Тётки тоже звереют:

- Мне что, милицию вызвать?

- Вызывайте, будет протокол о том, что Вы потеряли оплату моего билета.

- Подождите минутку, я проверю.

Через секунд 20 тётка возвращается:

- Оплата Ваших билетов только что поступила. Сейчас Вы их получите...

И дала билеты.

В тот же день звонит секретутка из Академии Наук:

- Вы ездили в посольство Мексики?

- Да, ездил.

- Почему Вы поехали в посольство Мексики?

- Потому, что я еду в Мексику.

- Мы сделали для Вас визу! Вы не имеете право без разрешения ездить в посольство Мексики!

- Вы потеряли мои документы, и мне пришлось делать визу самому.

- Мы теперь снимем Вас с рейса!

Уже по дороге в Шереметьево поезд метро застрял в туннеле. Минут пять стояли. Мне казалось, что это рука КГБ. Страх.

В Шереметьево на паспортном контроле погранцы взяли мой паспорт и с ним куда-то ушли. И тоже, мне казалось, что это они меня начали "снимать с рейса". Думал, сейчас арестуют и отвезут вместо Мексики на Лубянку. За скандал в посольстве. Потом вернули паспорт и пустили в самолёт.

Таким я и запомнил СССР: враньё, угрозы, страх. Ну и три заповеди совка:

"Не верь, не проси, не бойся".

Некоторые коллеги говорят, что теперь такого нет. И я каждый раз вспоминаю Первую из этих заповедей.

Vladimir Kapustin:

Что-то с годом попутано. Совок издох в 91-м, а после путча 91-го КГБ обосралось со страху и сидело тихо как мышь под веником.

Ксюша Тал:

Нет не сидело, когда закончились мои секретности в 97-м, получить загран- паспорт то ещё было дело. Это оно сделало вид перед броском.

Сергей Дикман:

В то время (1992) совок был в головах, причем особо вредный и злобный у всевозможных средних и нижних чинов, в той или иной степени связанных с КГБ. Совок этот реализовывался в откровенном саботаже новых веяний и новых либеральных инструкций, спускаемых сверху. Не буду рассказывать мои истории, но как-то на мое замечание о безобразной работе я прямо вот такой ответ и получил: " А не надо было вам за Ельцина голосовать. Я вот по-прежнему живу в СССР, и мне наплевать на эти ваши новые правила."

Людмила Новикова:

Поездка за границу... Я об этом даже никогда не мечтала. Было бесполезно мечтать, знала, что никогда не поеду. Это было все-равно, что на Луну полететь. И из моих всех знакомых и родных никто никогда не ездил. А когда, наконец, в середине 2000-х я там первый раз оказалась, долго не могла поверить. "Я и вдруг в Швеции". Это было что-то невероятное. Т.ч. железный занавес, всю жизнь лишая меня возможности хоть где-то побывать, под конец подарил мне совершенно фантастические переживания. ☺ Даже и сейчас, когда я здесь совсем привыкла, иногда приходит эта мысль:"А ведь я здесь, совершенно невероятное случилось".

Алиса Чижик:

Нет, даже не мечтали.

Елена Иваненкова:

Точно так все и было. Для меня побывать за границей казалось настоящей фантастикой. Я даже сны видела фантастические про заграницу. И вторая мечта была научиться водить машину. Казалось, свою машину иметь нет никаких шансов с обычной зарплатой и без запаса денег или ценностей... Теперь, когда еду на машине где-нибудь на другом конце земного шара, иногда чувствую нереальность происходящего…

Мария Белкина:

Знала, что никогда не смогу поехать за границу.

Карз Драйв:

Помню. Мечтал. Но когда границы открылись, ездить туда-сюда на несколько дней стало лень. Приятно повторно приезжать в знакомые места. И надолго.

Pavel Raysin:

Помнится, стоял это я над Лох-Нессом в 1995 году и вспоминал «Клуб Кинопутешествий», как нам Сенкевич все это показывал, и даже мечтать было невозможно все это увидеть самому...
А теперь вот сидишь и не знаешь, а куда бы это еще захотеть? И где взять столько отпускных дней?

Ольга Исаева Нижегородова:

Путевку или разрешение достать - это было далеко не все. Надо было еще пройти собеседование, где компания старперов с партбилетами в карманах решала достойны вы пересечь железный занавес или нет. Моей родственнице " зарубили " поездку в Болгарию (ты ж понимаешь - великая заграница), только лишь потому, что она не смогла назвать имя главного болгарского комсомольца (или как там у них называлась молодежная коммунистическая организация). А вы говорите...

Lubova Lenska:

Впервые была за границей в 1982 году, Болгария, по приглашению знакомых. Но вот насчет тетки во Франции уже в ОВИРе предупредили: даже и не пытайся. При этом Куба у них почему-то считалась капстраной, но по путевке ехать можно было. При этом на инвалюту меняли 30 руб. По какому-то мифическому курсу-доллар 60 коп, бундесмарка 30 - и ни в чем себе не отказывай. При этом в каждой туристической группе, выехавшей за рубеж, был стукач-представитель гебухи. Ездить начали активно только при Горби.

Таня Лобанова:

Я до сих пор ликую от фразы в моей характеристике по турпутевке в Польшу: «идеологически выдержана»! Смысл так и не уяснила.

Людмила Новикова:

А я хочу спросить тех, кто каким-то образом ездил за границу из СССР. Какие были ваши первые впечатления? Да, много писали, что люди в обмороки падали в магазинах. Но интересны ваши личные впечатления. Тоже падали?

Dmitrii Kouznetsov:

Похожие ощущения. Всё безумно дорого, я а нищий.

Зарплата научного сотрудника за всю его жизнь соответствовала стоимости одного самого дешёвого коммерческого трансатлантического перелёта.

Карз Драйв:

За границу я при СССР не ездил. Первая моя поездка за границу состоялась только в 1996 году. Люди обычно брали с собой большой запас нескоропортящейся еды, чтобы командировочные и прочие деньги тратить не на питание, а на какие-нибудь безумно дорогие в России шмотки вроде джинсов или на электронику. И брали с собой обычно, по рассказам, консервы, сухую колбасу, сыр и т.п.

Пётр Дубов:

Я ездил в 1973 году в Чехословакию и Венгрию и с СССР-ом никакого сравнения, небо и земля. В магазинах, как сейчас у нас в супермаркетах, было самообслуживание, и полки в магазинах были полны продуктов. И так же, как сейчас у нас, в вакуумных упаковках всё, деликатесы всевозможные лежали свободно. В обморок мы не падали, но рты точно были разинуты от такого изобилия, которого мы в сссре и близко никогда не видели до сегодняшних времён. А в то время у нас в магазинах рядами стояли 3-х литровые банки с мутантами огурцами, нарезанными на гигантские пятаки, иначе не влезали в горлышко банки. А ещё такими же рядами стояли 3-х литр. банки с зелёными помидорами, и никто их не покупал, т.к. в них было столько уксуса, что есть было просто невозможно. И это типа снабжение было по всему пути следования, когда мы ехали на поезде до ст. Чоп на границе с Чехословакией.

Julia Cart:

Мама с группой студентов (в этой группе были только две девушки, остальные мужчины) была в Чехословакии в 1968 году, за несколько месяцев до ввода советских войск. В Праге им вдруг выдали небольшие деньги и дали возможность самим купить себе еду (до этого деньги не давали, кормили в заранее определенных столовых). Они погуляли по центру города и зашли в кафе, где решили купить по булочке и чашке молока. На булочку можно показать пальцем, а молоко -- mleko. Казалось бы, чего проще? Но продавец замучал вопросами: а какое молоко они хотят? Выяснилось, что есть молоко такое, сякое, разной жирности, с добавками и т.д. Девушки обалдели, кое-как выбрали себе молоко и... одна из них, спустя годы, очень хорошо помнит свою растерянность перед ассортиментом молочной продукции.

Карз Драйв:

При этом важно обратить внимание на то, что Чехословакия не принадлежала к странам капитала, в ней, как и в СССР, сушествовала монополия коммунистов на власть. Тем не менее, у руководства этой страны хватало здравого смысла не охватывать централизованным планированием производство каждого глотка молока, выпиваемого в этой стране. И потому рынок, даже ограниченный, породил разнообразие предложения.

Юрий Лебедин:

Я ездил в ГДР в 1981 году в интернациональный стройотряд. Какого-то культурного шока не припомню, разве что понял для себя, что пиво бывает НЕ кислым, и даже разным! За усердие немцы выделили меня и еще одного парня (из группы в 15 человек) премией - вспоминаю, как "командир" и "комиссар" отряда пытались у меня ее "отжать" - поделить на всех, я уперся :) И надо было ее срочно потратить, чтобы не везти в СССР. Я метался по центру Берлина и в итоге купил себе несколько вельветовых! "джинсов", а маме - туфли. ГДРовских немцев я знал к тому времени хорошо - у них и правда дистанция от речей на партсобраниях до кухонных пьяных разговоров была побольше нашей, прямо разные люди :) Поэтому, возможно, атмосфера декаданса и отчаяния там ощущалась особенно остро.

Edward Izyakov:

Мой папа моряк дальнего плавания. Рассказывал, что в советские времена, чтобы почувствовать себя нормальным человеком, при выходе в иностранный порт откладывал доллар-полтора: посидеть где-нибудь в кафе с рюмкой (одной) водки и стаканом (одним) сока и на обратном пути взять такси, чтобы сумки не таскать. И это при том, что все остальные моряки тащились в порт пешком с баулами. Зачастую он их подбирал с собой. Оплачивать свою часть поездки, разумеется, никто не собирался. По возвращении в Одессу на борт поднимались товарищи в штатском и проводили беседу, выясняя на какие шиши советский моряк ходит в заграницах по ресторанам и разъезжает на такси. "Поступил сигнал" они говорили.

Павел Коган:

Моя жена была на хорошем счету парткома одного минского завода, поэтому могла претендовать на получение туристической путёвки в Венгрию. Но прежде надо было пройти собеседование на комиссии в райкоме партии, а также принести медсправку об отсутствии венерических заболеваний. Поскольку моя жена боялась уколов при сдаче крови из вены, то решено было, что достаточно, если такую проверку пройдёт её муж (то есть, я). В результате анализы были хорошими, но пройти проверку в райкоме не удалось. Поэтому в Венгрию моя жена не поехала, а, рассердившись на систему, потом уехала в Израиль - навсегда. И без анализов, и без парткомиссии.

Maxim Emitovich:

Мой сосед работал учителем, был при СССР супер идейным коммунистом. Всё изменила его поездка в Данию (там его родственники жили, ещё после революции сбежали). Как только распался СССР, ему пришло письмо. Ответил. Пригласили в гости. Поехал. Туда он ехал как гражданин великого СССР, супер страны, покорившей космос, с большими самолеты и ледоколами. Ехал в Данию, которую и на карте не найдешь. В результате всё закончилось одним позором. Он никогда не видел микроволновку, tv с пультом, разных тостеров-блендеров. Не умел пользоваться их душем, не видел банкомат, и так далее . . . Ему всё спокойно объясняли (один брат неплохо говорил по-польски). Он ощущал себя, как людоед с островов Кука. Как-то раз, он остался сам дома, решил доказать, что и советские люди не глупы. Насобирал прутьев, сделал веник и давай двор мести. Тут родственники приехали, чуть со смеху не попадали. Показывают ему пылесос для двора, размером с холодильник. Поехал сосед домой, больше в гости не ездил и к себе не приглашал, стыдно было.

Наталия Химухина (маленький украинский городок):

Как мы жили за железным занавесом. Сейчас это уже трудно представить, как может огромная страна жить практически в изоляции от остального мира. Тем не менее, в шестидесятые, семидесятые, и даже в начале восьмидесятых жители СССР с небольшим исключением практически никак не контактировали с внешним миром. Как это выглядело? В маленьком украинском городе в моем окружении практически не было людей, которые побывали за рубежом и могли что-то об этом рассказать. Исключение - соседка, которая в детстве была во время войны угнана в Германию и работала там на ферме. Но она ничего о заграничной жизни не рассказывала. Да еще отец подруги успел повоевать в какой-то мутной горячей точке, но молчал об этом, как партизан. По времени похоже, что это был Вьетнам. Однажды дети пристали к нему с вопросом, в чем там молодежь ходит. Он отмахнулся: а в чем у нас в войну ходили?

Информация о том, что происходит в мире, подавалась крайне дозированно. Про Америку мы знали, что она строит нам козни. По телевизору была программа «Америка Семидесятых», где показывали, как плохо живут рабочие в разных городах. Современных западных фильмов, показывавших, как люди живут, не было. Если что-то показывали, то исторические фильмы типа «Фанфан Тюльпан», никак не связанные с современной жизнью Европы и США. Единственная страна из кино и которая оказалась похожей на настоящую, была Индия. Хотя, честно, настоящая Индия грязнее.

Современная западная литература практически не издавалась. Даже классика типа Марка Твена или Эмиля Золя была дефицитом. Хотя эти писатели считались идейно близкими.

Формально мы дружили с социалистическими странами. Но контактов было крайне мало. Вы знаете, что такое КИД? Клуб интернациональной дружбы. Кружок в Доме пионеров, где можно было взять адрес школьника из социалистической страны и написать письмо. Некоторые переписывались, обменивались сувенирами. Я написала кубинке, но она не ответила.

Как же общались, например, с оказавшимися после войны за рубежом родственниками? Однажды соседке пришло письмо из Инюрколлегии, что ее разыскивают в Англии. Ее пропавший без вести отец, оказалось, жил там, и после его смерти осталась небольшая швейная фабрика. Соседку уговорили подписать бумаги, чтобы наследство продать, а деньги перечислить в Фонд Мира. У моей бабушки была польская родня. Она иногда ездила в Вильнюс к какой-то родственнице. Но эта тема была полностью закрыта. Возможно, история связана с репрессиями. А когда настала гласность, бабушки уже не было.

Dmitry Guideinisrael:

Нашу семью в 1980 году не выпустили по частному приглашению в Чехословакию. Мой папа - далеко не последний человек в городе - подключил свои связи, ходил в ОВИР, но ничего не добился. Он ещё рассказывал, что встретил в ОВИРе немало таких "отказников", которых не выпускали по приглашениям в страны советского блока.

Олег Донской:

Филиал ЮТЭМа был и в городе Украинка под Киевом. Может сотрудники этой фирмы и летали по миру, строя электростанции. Например, в доме, где до середины 1980-х годов жили мои родители, был сотрудник учебно-тренировочного центра УТЦ, напротив Трипольской ГРЭС, который в конце 1970-х- начала 1980-х годов регулярно летал на строительство электростанций в Ирак или Иран, или туда и туда (правда тогда между этими странами была война). А сын этого сотрудника УТЦ был моим одногодкой, и мы ходили в одну школу. И там вся школа завидовала счастливчикам, у которых родители работали за границей. Красочные пеналы, тетрадки, фломастеры, жевательные резинки, переводки и т.п., все это было у тех, кто работал за границей, и не было у нас, у детей инженеров теплоэнергетиков, которые никуда за границу не летали (помню раз летали отдыхать в 1980 году из Киева в Крым), а о загранице и речи тогда не было.
Даже такое в семье не обсуждалось. Было у родителей два велосипеда «Украина». Обсуждалась возможность мотоцикл купить, но так и не купили. Не помню причину, но вот это уровень возможностей родителей, оба с начала 1970-х годов и по середину 1980-х - инженеры теплоэнергетики на относительно крупной теплоэлектростанции.

Boris Viknyanskiy:

Мой отец, когда служил свои обязательные 2 года срочной службы в Армии, служил в частях, которые не были ракетными частями и напрямую к ним не относились, но все равно считались каким-то ....надцатым звеном в их обслуживании. Он никогда никаких ракет не видел и прослужил 2 года просто кладовщиком. И тем не менее по причине "связи" с оборонно важными объектами попал в вечный отказ, и выехать за пределы СССР нам удалось только в 1991-ом.

Валюта.

Anatol Krupin:

12 рублей стоил доллар по неофициальному курсу, а официальный был 66 копеек. Срок можно было получить по статье 88, или эту статью в народе называли просто - БАБОЧКА… (Примечание: Незаконно менять валюту было уголовным преступлением.)

Людмила Новикова:

В СССР доллар мало кто видел, я, например, не видела. И в «Березке» никогда не была. (Примечание: «Березка» - магазины, где продавали товары за валюту или специальные чеки, предназначались для иностранцев и дипломатов, товары там были такие, которых не было в обычных магазинах)

Вадим Акимов:

Что и как на самом деле стоил доллар, лучше всего иллюстрировали легендарные среди фарцы магазины "Березка". Однажды я вполне официально имел дело с чеками и "Березками".
В 1985 г. я был в месячной командировке в Анголе от Центрального музея революции СССР - возил туда тиражированную музейную выставку-экспозицию к 40-летию победы в Великой Отечественной войне.
Деньги на гостиницу, и на прокорм, и на погрузочно-разгрузочные и монтажные работы мне выдали в долларах наличными вместе с особым разрешением на их вывоз, напоминавшим какой-то именной чек на мое имя (последнее было у меня изъято и пришито к какой-то ведомости на таможне в Шереметьево-2).
После окончания работы и истечения срока командировки у меня оставалось около 400 неиспользованных долларов.
Доллары, как меня и проинструктировали, я сдал в бухгалтерию при посольстве, и мне взамен них выдали тех самых чеков в "Березку" на сумму в 1662 рубля.
По возвращении я их большей частью в "Березках" и истратил (куда войти можно было, лишь предъявив эти самые чеки), полностью переодевшись там сам и переодев всю семью. 400 чеков попросту подарил брату жены на какую-то особо навороченную куртку. Товарный ассортимент в "Березках" был ... ну ... в общем, привыкшему к нашему "изобилию" и "качественному разнообразию" надо было иметь крепкие нервы. Короче, ширпотреб был отнюдь не фабрики "Большевичка".
У входа в любую из "Березок" всегда стояла группа шустрых ребят и, хватая за руки, уговаривала (буквально умоляла) продать им чеки за рубли из расчета 1 рублевый чек за 2 рубля.
Иными словами, если бы я все чеки продал, то за 400 долларов я получил бы в итоге 1662 х 2 = 3324 рубля.
Это к утверждению советской пропаганды, что доллар якобы стоил 62 копейки ...
Ну, а шустрые ребята, покупавшие таким образом чеки, затем покупавшие на них в "Березках" какие-то шмотки и вновь перепродававшие их за рубли, тоже оставались, я думаю, не без дохода ...

Вадим Акимов:

Расхождение между тогдашним официальным "советским" курсом в 62-65 коп. за 1 $ и курсом реальным (по покупательной способности) было обусловлено отнюдь не рыночным плаванием цены на валютном рынке (в лексиконе советских людей таких понятий не было), а наличием неофишируемого, так называемого инвалютного рубля - чисто условной расчетной единицы с золотым содержанием, которой в виде конкретной купюры или монеты попросту не существовало, и к которой привязывался курс иностранной валюты.

Но при обмене валюты - скажем, иностранцам, приезжавшим в СССР, им она менялась не на условные инвалютные, а на реальные советские рубли именно из расчета в 62 коп. за доллар (то есть иностранцу 1000$ меняли на 620 бумажных советских рублей).

В этом и состоял эффект спекулятивных операций второй половины 50-х - начала 60-х гг. (в частности, по знаменитому делу Рокотова- Файбишенко): валюта скупалась у иностранцев по более выгодному для них курсу, нежели 62 коп. (скажем, 1:1), затем на доллары приобретались шмотки либо золото, которые вновь перепродавались за рубли.

Именно для борьбы с подобными явлениями и для предотвращения контрабандной закупки товаров за рубежом "Березки" и "березовые рубли" (как иногда называли сертификаты и чеки) и были придуманы.

Паша Мазуревич:

Маслюков, основатель КВН, отсидел 5 лет за валюту.

Алексей Устимов:

А при Хрущёве могли и расстрелять.

Julia Koltukova:

На черном рынке был реальный курс 1$:6р. Значит, зарплата инженера 120р =20$ в месяц.

Dmitrii Kouznetsov:

Уточню. Довесок в виде расстрела или, потом, отсидки в тюрьме, полагался именно к чернорыночному курсу доллара.
"Официальный курс" рассматривать смысла нет. Как если Виктор Бут за один доллар покупает самолёт с контрабандой, то это не имеет отношения к рыночной стоимости самолёта.
К концу СССР доллар сильно подешевел.
Сперва расстрел, а потом и отсидку убрали. То есть цену доллара "монетизировали"; получилось примерно сто рублей за доллар.
Тогда я узнал, наконец, сколько мне платят в конвертируемой валюте: между одним и двумя долларами в месяц.
Оцениваю покупательную способность:
В СССР зарплата научного сотрудника со степенью за всю его жизнь соответствовала цене одного самого дешёвого коммерческого трансатлантического перелёта. Экономически-выгодным было построение самодельного океанского плота в стиле "а ля Тур Хейердал". 

Татьяна Шиповская:

Были запрещены хранение валюты и любые действия с долларами. Знаю историю, когда человека, фарцовщика расстреляли за 1000 долларов - приятеля моего друга в начале 1980х годов.

Было запрещено держать дома золото в слитках даже 3 грамма, серебро техническое 99,9 пробы и в слитках что ли от 3 грамм.
Называлось хранение и незаконное использование драгметаллов. Откуда я знаю: у меня мама была художник-ювелир. Всю жизнь тряслась от страха. Нормальный совок? Да? При этом у вас могло быть какое-то количество золотых николаевских пятирублевиков и десятиков, якобы как наследство.

Александр Уманский:

Мой знакомый примерно за 20 баксов получил 10 лет строгого режима в 1987 году. А уже в 92 я абсолютно легально менял в банке Ролана Быкова около 10 тыс $ на поездку в США. А он продолжал сидеть.

Tamara Gettun:

Мой одноклассник сел на 15 лет за валюту, 15 долларов, в начале 1970х

Анастасия Куликова:

Про валюту тоже вспомнила. Мама в 1977 выступала в Москве на принятии конституции, и у них работника сцены поймали на попытке обменять доллары. Не знаю, где взял, наверное, с гастролей привез. Не знаю, что ему за это было, но мама говорит, что была в ужасе и осуждала, совершенно искренне.

Светлана Жемайтис:

Однокурсник в 1981 году сел на 4 года за продажу своей скрипки за доллары. Правда, жизнь потом удалась.

Юрий Лучинский:

За валюту, просто так, за хранение, не привлекали. Но за "незаконные операции", включая обычный обмен между гражданами, привлекали по ст 88 УКРСФСР весьма активно. Не надо быть "валютчиком". Не надо иметь со сделки какой-либо доход. Сам факт перехода валюты от собственника к собственнику - незаконная операция. Любая купля-продажа, любая оплата товаров, услуг вне официального учреждения. Состав в действиях каждой из сторон.

Людмила Новикова:

А зачем валюту хранить, если ничего нельзя с ней сделать?

Николай Филиппов:

В 1975 году покупали телевизор в Белоруской ССР в магазине. И у нас не хватало рубля. Ни о чем не задумываясь, я протянул один доллар, который мне подарил друг, бывший в загранке. Продавщица зашипела: сама добавлю рубль, а лицо у не стало серо-белое.

Ефим Смоляр:

У моего друга дядя отсидел за валюту от звонка до звонка 12 лет. Я случайно об этом узнал: друг проболтался. Потом я видел этого дядю. Будучи подростком, я завороженно смотрел на этого дядю как на легендарную личность. Как на Ленина. Тот ведь тоже сидел.

Tikva Ales:

Дочка ассистировала стоматологу-протезисту. Дяденька примерно 1955-го года рождения. Рассказывал, как в молодости сидел пару лет за валюту.

Тимофей Воробьёв:

Знал одного. Имел 2 ходки: один раз - за валюту, другой - за карате. Познакомились с ним в 1980-х на теме видеопиратство.

Orli Perlov:

У подруги муж в середине 1990-ых работал воспитателем на зоне. У него были "сидельцы" за продажу валюты. Хотя во всей стране уже стояли пункты свободного обмена, но те ребята свои сроки отсидели по полной, никто амнистию им не дал.

В кино.

Сергей Л. (Москва, все 1980е гг.):

Немного о зарубежных фильмах в советском прокате. В СССР отрицательно относились к коммерческому кино, государство не хотело тратить валюту на приобретение так называемых "низкопробных" фильмов. Западные триллеры и боевики почти не имели шанса попасть на советские экраны, а если и выпускались в прокат, то с большим опозданием и в урезанном виде. Так, комедия Билли Уайлдера "Как украсть миллион" с Одри Хепбёрн и Питером О'Тулом вышла в России через 9 лет после премьеры, а"Клеопатра" с Элизабет Тейлор — и вовсе через 16, к тому же изрядно сокращённая. В конце 80-х в СССР, как грибы, возникли видеосалоны, а кое-кто из советских граждан обзавёлся и собственным видеомагнитофоном. И это несмотря на то, что даже часто ломавшийся советский аппарат "Электроника" (клон Panasonic'а) стоил баснословных денег — 1200 рублей, то есть десять среднемесячных зарплат. Зарубежные фильмы можно было достать только на чёрном рынке. Их записывали на видеокассеты, зачастую в отвратительном качестве и с закадровым русским текстом — его делали законспирированные переводчики-индивидуалы. Домашний просмотр фильмов на видеомагнитофоне был в СССР опасным делом. Завистливые соседи, прослышав о дорогой и дефицитной новинке, могли донести "куда следует" о том, что в такой-то квартире устраивают сеансы порнографических и антисоветских картин. А бывало и так: далеко за полночь милицейский наряд обходил жилой район и смотрел, не мелькает ли в каком-нибудь окне телеэкран. Чтобы взять нарушителя с поличным, в доме отключали электричество. Извлечь кассету из обесточенного видеомагнитофона было невозможно, и многие любители западного кино поплатились свободой за свою страсть к десятой музе. Причём зачастую они смотрели вовсе не порнографию или откровенную "антисоветчину", как её называли советские идеологи, а вполне заслуженные картины, такие как "Однажды в Америке", "Иисус Христос Сверхзвезда", "Последнее танго в Париже", "Доктор Живаго", феллиниевские "Казанова" и "Сатирикон"…

Alex A. Pjams:

Из Электроники кассета вынималась и без электричества. А вот из импортных, где кассета выдвигается вперёд, не вынималась.

Александр Антоненко:

Всё верно. Могу уточнить. Менты ехали по улицам после того, как было прекращено ТВ вещание вечером. Когда видели по окнам характерное свечение (когда темно в комнате и на улице, и работает телевизор – ага, видак), вычисляли квартиру, счётчик на площадке, вырубали электричество, и: «Откройте, милиция». А дальше тема такая: если просто кассета лежит, ментам говорили: мол не знаю, что там записано, только принесли. А если внутри видака - то понятно, что смотрели. А за просмотр порно светит статья (а если просто кассета лежит, то нет статьи, будь там хоть что).

Юрий Лучинский:

Эту юридическую кухню знаю хорошо. Сам тогда был следователем. Помню, как-то раз сидели в питерских "Крестах" с коллегой. В кабинете на двоих. Я работал со своим. А коллега с клиентом и адвокатом "закрывали дело". Ст. 201 УПК, объявление об окончании следствия и ознакомление с материалами. Дело было по порнухе. Клиент якобы демонстрировал в учреждении порножурнал. При мне их клиент читал дело. А следак с адвокатом со вкусом обсуждали содержание вещдока - того журнала.

Alexander Warren Jackson:

Специально подмечу. Что некоторые места просмотра подобных фильмов были либо под крышей той же милиции или других органов, а также на квартирах и дачах уважаемых людей, куда часто никакая милиция и даже прокуратура никакого доступа не имели и получить никогда не могли. Самая порнуха, кстати говоря, шла на госдачах крупной партийной номенклатуры. Это я сам лично знаю по своим родственникам.

Людмила Новикова (Москва, 2-ая пол.1980х):

Помню как мы в Москве ехали в какой-то окраинный дом культуры, чтобы посмотреть фильм Фелини. Дорога занимала часа 2. Это первая половина 1980-х, был только 1 сеанс и только один день. А еще было огромное количество абсолютно бездарных советских фильмов в кинотеатрах. Наверное поэтому действительно талантливые советские фильмы ценились так высоко.

Сергей Л. (Москва, все 1980е):

Ещё немного о том же. Те зарубежные фильмы, которые попадали в советский прокат, как правило, дублировались. И поскольку их было очень мало, для дубляжа приглашались (это следует признать) первоклассные актёры театра и кино — Евгений Весник, Владимир Кенигсон, Александр Демьяненко, Артём Карапетян, Феликс Яворский, Данута Столярская, Роза Макагонова, Сергей Юрский, Николай Караченцов… Но, как я уже упоминал в посте, почти все фильмы "урезались". Делалось это, во-первых, из идеологических соображений — например, из итальянской комедии "Развод по-итальянски" были вырезаны две довольно ироничные сцены о коммунистической ячейке маленького городка. Во-вторых, удалялись эротические эпизоды, причём не только из картин "капиталистических стран", но и стран "народной демократии" — польская "Сексмиссия (в нашем прокате "Новые амазонки"), югославская военная драма "Назови пароль". В третьих, фильмы подгонялись под стандартные полтора часа сеанса; в редких случаях картину разбивали на две серии (например, "Козерог 1", "Китайский синдром"). А ещё в процессе дублирования редактуре нередко подвергался и текст фильма. Так, во французской комедии "Человек-оркестр" героиня произносит слово "Merde" ("дерьмо"), что превосходно видно по её артикуляции, по-русски же она "говорит" "Непонятно!"

Iveta Rīvāne (Латвия, нач.и сер.1980х):

У меня знакомого посадили за видеофильмы, то ли во время Андропова, то ли раньше ( у нас в Латвии)... Впервые о видеомагнитофонах узнала в самом начале 80-х, тогда однокурсник хотел устроить такой просмотр в Москве (у него были знакомые какие-то комсомольские лидеры). Не получилось. А в конце 80-х, во времена кооперативов уже это был частный бизнес.

Карз Драйв:

О советской цензуре. "Итальянская социальная кинокомедия 1968 года, которая в советском прокате шла под названием "Не промахнись, Асунта", а в оригинале называлась "Девушка с пистолетом".
Мне удалось посмотреть этот фильм в двух вариантах: в неоткорректированном на московском международном кинофестивале 1969 года и в дублированном виде, в котором он позже был выпущен в советский прокат.

Эпизод из фильма. Приехавшую в Лондон сицилийку-провинциалку отверг мужчина: у него, мол, другая любовь. Асунта в отчаянии. Ее знакомый говорит: "Хотите, я покажу Вам, в кого он влюблен?" Везет ее на машине в специализированный клуб, где они наблюдают ее "предмет воздыханий" целующимся с другим мужиком. Асунта в ужасе выскакивает на улицу: "Какая мерзость!" А ее знакомый говорит ей: "Хотите, я Вас устрою в языковую школу?" Следующий кадр: Асунта в языковой школе изучает английский.

Так было в оригинальном варианте фильма. В варианте советского проката знакомый Асунты, вместо того, чтобы сказать: "Хотите, я покажу Вам, в кого он влюблен?" сразу говорит: "Хотите, я Вас устрою в языковую школу?" Эпизод с гей-клубом исчез.

А еще в этом фильме я впервые услышал и запомнил итальянское слово "путана". Тогда оно еще не вошло в русский язык. В финальной сцене, когда эмансипированная Асунта, проведя ночь с найденным годы спустя и снова воспылавшим к ней беглым женихом, теперь уже сама сбегает от него, и он в бессильной ярости, глядя вслед удаляющемуся парому, пробормочет что-то вроде: "Путана у, путана э". Затемнение, музыка, титры... За точность передачи других слов, кроме "путана", не ручаюсь.:) Синхронный живой перевод был: "Потаскухой была, потаскухой осталась". Текст в дублированном варианте советского проката: "Какой была, такой и осталась".

Вот так нас оберегали от сексуальных сцен и неприличных слов. А потому в СССР секса не было, а вместо него были только ”разврат и непотребство".

P.S. Память подвела меня: мужчина-гомосексуалист не отверг Асунту, а, напростив, хотел на ней жениться. И она согласилась. А знакомый доктор показал Асунте, приведя ее в гей-клуб, из-за кого ее избранник перерезАл себе вены.

Вадим Акимов:

На эту тему в 1970-е гг. был хороший анекдот. В советском прокате идет итальянский фильм. На экране - сцена: из подъезда выбегает голый Марчелло Мастроянни, на ходу натягивая брюки. На втором этаже распахивается окно, из него высовывается голая София Лорен и кричит ему вслед: "Cretino!! Impotento!! Pederasto!!" Советский диктор переводит: "Марио, любимый, вернись, я все прощу!"

Карз Драйв:

В СССР все режиссеры: и начинающие, и имеющие длинный список успешных работ - стояли перед властью в одном ряду, как нашкодившие дети, и какие-то малограмотные дядьки и/или тётки поучали их, как правильно снимать. И часто фильм знаменитого уже режиссера не выпускался в прокат, а на долгие годы ставился "на полку". Ну, иногда, если везло, его показывали тому, что на самом верху, и тому нравилось, и фильм выпускали. Были такие истории и со Сталиным, и с Брежневым. Оба они любили кино.

Matainov Ruslan:

Когда я был 10-летним мальчишкой, жил у нас на районе 25-летний шустрый парень-кореец по фамилии Ким. Он закончил рыбопромышленный техникум и плавал моряком в Японию и Южную Корею. Ким снабжал наш и соседние районы города заморским дефицитом: джинсами, винилом, кроссовками, жвачкой и пр.

Так вот, из очередного загранплавания он привез японский видеомагнитофон «Panasonic». И начал подпольно устраивать у себя дома видеосеансы по 3 рубля для изумленного народа. Это был 1984-ый год, тогда никаких гнусавых озвучек Володарских и Михалевых не было и в помине. У Кима шли жестокие (по советским меркам) фильмы на языках оригинала: боевики, каратэ, ужасы.

Продолжалось это недолго, пока кто-то из завистников не настучал в милицию. Был показательный суд, об этом деле громко писали областные газеты. Кима приговорили к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества. На него навешали целый букет статей: незаконное предпринимательство, пропаганда культа насилия и жестокости, хранение и распространение порнографии и пр.

Буквально через 3-4 года в нашем городе появились первые видеосалоны, где за рубль народу показывали то, за что предприимчивый кореец отбывал наказание. Вышел он в 1991-м году после развала СССР.

Aleks Rya:

В начале 1980-х к нам во дворец культуры по обмену на неделю приехала дискотека из Нарвы. Перед дискотекой гости демонстрировали зарубежные фильмы ужасов под названием “Загнивание и падение западного кинематографа”. Сеанс проходил по такому сценарию: 15-20 мин. демонстрация фильма; 5 мин. - рассказ, как это отвратительно, омерзительно и ужасно; продолжение показа. Зал на 500 мест был переполнен.

После первого показа об этом узнали в райкоме партии и прислали комиссию для проверки. Комиссия отсмотрела это “мероприятие” и разделилась 50 на 50 (показывать или запретить). Приняли компромиссное решение: не показывать фильм полностью (1,5 часа), а ограничиться 30-40 мин., в зал пускать людей только по количеству сидячих мест.

Музыка.

Юр Черваков:

О вкусах вроде как спорить не прилично. Но почему-то с музыкой в Совке всегда было что-то не так. Кто читал мемуары Алексея Козлова "Козел на саксе", тот историю про "сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст" хорошо знает. И как только какое-то музыкальное течение становилось элитарным и уходило из массовых, на него переставали обращать внимание и чуть ли не признавали полезным. А ведь в свое время Бетховен, Мусоргский, Равель были такими же нарушителями общепрнятых правил, как позже Колтрейн, Майлс Девис или Роберт Фрипп.
Одного знакомого исключили из института и комсомольцев лишь за то, что у него нашли кассету "Kiss". Хотя там было что-то другое уже записано, но этого было достаточно, чтобы отправили на перевоспитание в Красную Армию (Примечание: при исключении из института, человека призывали в амию по возрасту, т.к. отсрочка на учебу переставала действовать). Если тебя ловили с иноземной пластинкой на меломанской "туче", то сразу шили спекуляцию (хотя чаще всего там менялись). Однажды я познакомился с хлопцем, у которого было много "плит". Он был добрый и делал мне записи (вот только пленки на много не хватало). Я удивлялся его запасам. Откуда? Позже выснилось, что его папа был ментом и имел допуск к "конфискату".
Многие сомневаются, что были списки запрещенных музык. Были. Сам видел. Их по дискотекам раздавали. Но поскольку раздаватели сами не шарили, то их легко обходили. И списки были противоречивыми, как вся наша действительность. В то время, как одни издания спокойно писали про неких исполнителей как нечто нейтральное, в других их громили как мракобесов. Например, в пропагандистском фильме "Безумньій мир" досталось АВВА, при том, что их перед тем показывали по телеку, а "Мелодия" выпускала пластинки. После выхода ПФ "Стенки" только ленивый не написал, что это прогрессивно и круто. А после этого следующий альбом с ненавистью заклеймили как вражеский.
О некоторых группах я впервые узнал из этого списка (например ДК или "Девочкин кал"). Никогда их не слышал (ни тогда ни позже). Такое впечатление, что под запрет попадало все, что попадало. Но почему-то там не было Dead Boys, Stinky Toys, The Cramps, Hawkwind или New Yorks Dolls. В общем, нигде порядка не было.

Карз Драйв (Туркмения, Москва, конец 1960х):

Мои сугубо личные воспоминания. Хотя название "Битлз" мне, школьнику, было знакомо, но ассоциировалось оно, с подачи советской пропаганды, только с немузыкальными визгами, шумами, грохотом и прочими непотребствами. А слушал я в середине 1960-х Эдуарда Хиля, Иосифа Кобзона, Майю Кристалинскую, Муслима Магомаева и прочих "мастеров советской эстрады". А из заграничных исполнителей любил болгар Лили Иванову и Эмила Димитрова, да еще чеха Карла Готта и польскую "бит-группу" "Червоны гитары".  Т.е. музыкантов из стран "социалистического лагеря", точнее, тех из них, чьи записи публиковались в СССР.

Но поступил я учиться в московский ВУЗ. Стал слушать по ночам на средних волнах европейские радиостанции, много интересной музыки на незнакомых языках. Стал записывать на магнитофон - получалось плохо, с шумами и свистами. Увидел на доске объявлений в физтеховской столовке бумажку: "Записываю с дисков на магнитную ленту. Обращаться в корпус такой-то, комнату такую-то". Вот я и зашел. Сидят парни постарше меня. Да, можем записать. Чего хочешь? Сыплют названиями английскими, а я впервые слышу. Тогда начинаю воспроизводить то, что записывал с радиоэфира: "Оу, Долли! Иф ю ливми!" Смеются: "Не Долли, а Darling". Я опять: "Летиби, летиби". Опять гогочут: "Let it Be". Ну, первые строки из "Something" и "Blackbird" я воспроизвел довольно точно, не смеялись. "Всё ясно с тобой: тебе нравятся Битлз". Для меня было потрясением: неужели это именно Битлз, которых все ругают, поют такие красивые  песни, настолько волшебные, что я их сразу выделил из общего потока?

 Отдал я парням четыре бабины магнитной ленты по 180 м каждая (у меня был тогда портативный катушечный магнитофон "Весна-2"), получил через два дня свеженькие "Abbey Road" и "Let it be", а также уже не очень свежий двойной "Белый альбом". А когда в "дописках" на свободных концах магнитной ленты я услышал "Led Zeppelin" и "The Doors", советская музыка и вовсе перестала для меня существовать. Ее вытеснила музыка "настоящая".

Забавно теперь вспоминать свое удивление, когда я стал обнаруживать, что те песни, за которые я школьником ценил болгарских и чешских исполнителей, ставя их выше советских, оказались никакими не болгарскими и не чешскими, а переводными с англо-американских оригиналов.

Короче говоря, случайно был осуществлён "слепой эксперимент", который убедительно показал мне, провинциальному мальчику, склонному к научному мышлению: Битлз - это ОБЪЕКТИВНО настоящая хорошая музыка, что бы там ни писали в советских газетах. И что они временами покрикивают и повизгивают, не может отменить этого факта. К этой особенности рока я довольно быстро привык и научился ею наслаждаться. Несколько дольше происходил процесс адаптации к хард-року и хеви-металу. Я, собственно, и сейчас тяжелый рок в больших количествах не переношу, устаю. Но что Deep Purple и Black Sabbath - это настоящая музыка, а не тупой бессмысленный шум, я понял по первым же их песням, которые услышал. А музыка, которую я слушал в моей школьной юности сейчас рождает только ностальгию. А удовольствия - никакого. За исключением, может быть, песен Арно Бабаджаняна в исполнении Муслима Магомаева или Жана Татляна.

Sergey Vishnevsky:

Ну я, судя по тексту, значительно младше, но у меня почти такой же опыт, но только уже с кассетами, ну и немного другая музыка. А так, наверное, все, кто родился в СССР, имели такой опыт, на мой взгляд абсолютно бесполезный.

Карз Драйв:

Люди старшего поколения помнят насмешливо-пренебрежительные "рецензии" о западных (и не только западных) рок-группах, публиковавшиеся в советской печати 1960-х - 1980-х годов.

Александр Сусоев:

После того как Рейган назвал СССР "Империей зла", то в список запретов попали исполнители, публично поддерживавшие Рейгана. В частности Фрэнк Синатра. Его надолго потушили на небосклоне "звезд советской эстрады". Так что советский народ имел счастье дольше наслаждаться песнями "Учкудук", "Мой адрес СС" и тьмой других музыкальных поделок.

Инна Холодцова:

А Битлз - пропаганда наркотиков 😊.

Всеволод Баронов (Москва, 1984):

Ровесники, а также и сограждане постарше должны помнить, что при большевиках в каждом советском учебном институте существовало такое материальное понятие, как Кабинет марксизма-ленинизма (Примечание: не в каждом, но во многих). То есть всякий студент мог в часы работы оного Кабинета придти туда и приобщиться к трудам классиков этого самого марксизма-ленинизма, а также и ко всей такой прочей литературе. Не знаю уж, захаживал туда кто или нет – все эти труды имелись и в общеинститутских библиотеках.
Существовал такой Кабинет и в родном МИЭТе, и у кабинета имелся, понятно, заведующий. "Заведующий Кабинетом марксизма-ленинизма" – это звучит гордо! У нас таким заведующим был чувак лет 27 от роду похожий на Пушкина, и кличка у него была соответствующая, но я буду называть его здесь «лже-Пушкин».
Лже-Пушкин был “понаехавшим” откуда-то там, и окончил вовсе не какое-то идеологическое учебное заведение, а всё тот же МИЭТ. Как часто бывало с ”понаехавшими”, чувак просто ухитрился выгодно жениться на дочке то ли какого-то МИЭТовского начальника, то ли начальника городского или промышленного значения – подробностей не помню, да они меня никогда и не интересовали. Главное было то, что лже-Пушкин изображал из себя гиперидейного деятеля, всё набегал, зазывал на какие-то идеологические конференции, субботники и всё такое прочее. Зла на него никто не таил – было видно, что парень-то он не злой и не вредный, просто на такой должности находится.
Но в феврале 1984 года лже-Пушкин лихо сел в лужу. Посадка в лужу имела форму контр пропагандистской лекции о вреде рок-музыки, столь нередкой по тем временам. Ну что, согнали товарищей с нашего потока, кого могли отловить, в этот самый Кабинет марксизма-ленинизма, и лже-Пушкин попытался лихо задвинуть речь. Речь у него, что немного предсказуемо, получилась недлинная, я же во время нее рисовал, как обычно, какие-то загогулины и чертей в тетрадочке.
Помню из той речи аж целых три положения:
• В мире сейчас всё непросто, а очень даже сложно (стандартный заход для таких речей), поэтому на советскую молодежь пытаются дурно влиять и т.д. и т.п.
• Английская группа Saxon – фашисты! Они называются так, и у них на логотипе (лже-Пушкин термина не знал, не помню уж, как он вывернулся) изображены топоры!
• Очень вредной является также отечественная группа "НИИ Косметики"! Вот посмотрите, их лидер говорит в интервью, которое он дал "Голосу Америки" (??? – на самом деле это наверняка было "интервью" для какого-нибудь самиздатовского ГБшного творения типа "журнала" "Ухо") о том, что он любит пить водку, наряжаться в женскую одежду и заниматься сексом!
Более ничего не помню, да и повторюсь, недолго сия "лекция" продолжалась – хорошо если 20 минут, а то и менее. В последующие времена, по словам моей покойной матери, работавшей тогда в МИЭТе, лже-Пушкин стал горячим борцом за всё хорошее против всего плохого и большим активистом Перестройки. "Немного предсказуемо". Что с ним стало дальше – я не знаю и никогда не интересовался.
История о "фашистской группе с топорами" была рассказана в октябре 2006 года лично Биффу Байфорду и его парням во время последнего приезда Saxon в Москву и вызвала много веселья. А в декабре 1986 года пьеса Saxon "Princess Of The Night" (1981) оказалась исторически первым хэви-металлическим произведением, прозвучавшим на волнах Всесоюзного радио. Ту программу, название коей не помню и которая не имела продолжения, вёл Раймонд Паулс собственной персоной.

Вадим Акимов (Баку, 1960е):

Я могу вспомнить времена, когда и слова такого - "дискотеки" - никто не знал, их называли просто "танцами". "- Пойдешь на танцы? - Пошли!". Диски были в технике, а слова "диски" (в музыкальном смысле) не было, их называли пластинками. "Во дворе дотемна // Крутят ту же пластинку",- как пела Майя Кристалинская.
А за исполнение танцев типа "Буги-вуги" или "рок-н-ролл" исключали из комсомола. Но все равно танцевали. Кстати, а многие смогут вспомнить, что такое "музыка на ребрах"?

Rauan Dulat:

"Музыка на ребрах"- вроде на рентгеновских снимках записи.

Вадим Акимов:

Да, конечно.

Виктор Иокиранта:

Тоже написАть хотел, что слово «дискотека» мы не знали. Кажется, пластинки называли пластами. На рёбрах я не видел, но в студиях звукозаписи можно было записать песни на подобной плёнке. «Кругозор», кажется, был журнальчик, и в нём тоже были на полиэтилене маленькие гибкие пластинки.

Вадим Акимов (Баку, нач.1970х):

В начале 1970-х в Баку (я тогда жил там) в самом центре, в сквере "Парапет" (он же "сад им. Карла Маркса, сегодня - Площадь Фонтанов) была студия звукозаписи, работавшая вполне открыто - неси рентгеновскую пленку, и тебе запишут на нее что угодно - хоть с пластинки, хоть с магнитофона, хоть сам пой в микрофон :-) Качество гарантировали, ссылаясь на импортную аппаратуру. Там же с рук продавали готовые "ребра".

Алексей Рожин:

В начале 1970-х, когда я вовсю занимался радио и электроникой, моряки привозили контрабандой пишущие головки для подпольной звукозаписи. Жуткий дефицит. В СССР оно тоже выпускалось, но производство и распределение было под контролем.

Tamara Gettun (Ленинград, 1960е):

Двух моих подруг, девчонкам было по 18"лет, забрали в обезьянник за то, что танцевали что помоднее в 1960-е годы, и продержали 2-3 дня с сообщением в институт. Да... были времена очень паскудные.

Пётр Дубов:

А меня хотели исключить из школы за то, что штаны были дудки, как сказала директор школы. На линейке позорила меня, обзывала стилягой, и что компартия сказала, что штаны внизу (гачи) должны быть не уже 21 см, а я надел какие-то дудки, пропагандируя западный образ жизни. Мне было 13 лет, и я не знал, что такое пропагандировать западный образ жизни. И ещё танцует твист на школьных танцах и учит этому других учеников. В комсомол не принимать и исключить из школы. И исключили бы, но заступилось районо потому, что школа воспитала хорошего мальчика, его сочинения и изложения носим на выставки. Поэтому в школе оставили, но в комсомол не приняли, а в партию кпэсесовскую я сам не пошёл. Уже поумнел и понимал, что и кто там. 

Виктор Иокиранта (Пермская обл., 1960е):

Нам зачем-то английский язык в школе давали. В 1960-е годы. Судя по нашей учительнице, давали для привития ненависти ко всему английскому. Помню, как наша Евгения Борисовна резко отрицательно отзывалась о группе Битлз, название переводила как «навозные жуки».

Екатерина Кулябко (Москва, нач.1980х):

Очень хорошо помню "танцы" в 1985-м. Бони М, Абба, Феличита, Чингис-хан, Челентано, Зодиак... Или это даже раньше?

Людмила Новикова:

Раньше тоже. Конец 1970х-нач.1980х - то же самое.

Виктор Иокиранта (Пермская обл.):

В городах ладно ещё - музыка проникала. Но в деревнях подо что танцевали? У меня родственник играл в деревенском ВИА на танцах и пел. Я позже убедился, что у него не было ни голоса, ни слуха.

Dan Leo Dukhin (Минск):

В школе нам разрешали, по-моему, одну вечеринку в год на класс для улучшения отношений между учениками. Это было под контролем классного руководителя.

Влад Ру (Москва, 1983):

Насчёт дискотек и вечеров в клубах - было только через ВЛКСМ. Лично Сергей Лисовский, бывший какой-то шишкой в ЦК, закрыл кафе «Юбилейное» в Москве, там были музыкальные программы каждый день. 1983 год, ул. Старая Басманная (ныне).

Николая Николая:

Ну можно было играть музыку из дружественных стран. Например, итальянское, французское и т.д., из стран так называемого соцлагеря. Особенно помню как при домах культуры, танцплощалках, ресторанах был особый тоже порядок поведения музыкантов, напоминал чем-то «Песню года» начала 1980-х.

Александр Ермаков:

Год 1985, товарищ работал директором ДК, показывал список запрещённых груп, спущенный с ЦК ВЛКСМ. И там-таки были в изобилии западные исполнители.

Anna Filonova:

: У меня были такие распечатки от райкома комсомола, я их в местном клубе брала: так мы все узнавали, какие новые группы появились и какие записи надо поискать.

Виктор Конвишер:

Всё это правда, сам ходил в комитет комсомола за подписью для утверждения сценария.

Андрей Аносов:

В 1980-х был способ срубить немного денег на организации "колхозных" дискотек. Чаще всего они организовывались в учебных заведениях. В ДК и контроль был строже, и конкуренция имела место. Этот список, действительно, существовал и был у каждого директора ПТУ, школы или техникума. В ВУЗы не совались, там народ был всё-таки образованнее. Существовал почти безотказный лайфхак. Необходимо было заверить "плей-лист" у местного начальства. Можно было подать любую "запрещенку" просто в английских названиях (по-английски мало кто мог прочесть), либо в "народной" транскрипции, если начальство настаивало на "кириллических" названиях. И всё вполне легко проходило, разумеется с небольшим откатом для самого начальства. Пару раз нарывались на слишком грамотных комсомольцев, но обычно речь шла о вымогательстве, а не идеологической принципиальности. Главное, чтобы по бумагам всё "плясало". Крути хоть Энигму, но в заверенном списке чтоб был Дин Рид.

Dan Leo Dukhin (Минск):

Моя мама работала юрисконсультом в Минске, и ей несколько раз в год нужно было ходить в суд/арбитраж в Центральном здании города. Туда пускали по документам, но после того можно было зайти в маленький магазинчик, где продавали пластинки «зарубежных исполнителей» фирмы «Мелодии» по полной лицензии. Так она не знала, что покупала, брала все, что имело английские имена - Beatles, Rolling Stones, CCR, Hoyt Axton ...

Jaugen Keppul (дер. Под Минском, конец 1970х):

Я жил тогда в белорусской деревне, и...
У нас же тогда принималась Первая программа Польского радио! Вечером, ночью, даже днём! И в вечерней информационной программе (название забыл) была тогда т. н. "песенка тыгодня" - песня недели. В конце года слушатели из них выбирали лучшую. В последнюю неделю года звучала песня из пинкфлойдовской "Стены". Она и набрала больше всех голосов.

Карз Драйв (Москва, 1970е-1980е):

Музыкальные записи на польском радио (правда, в коротковолновом диапазоне) я тоже слушал вплоть до конца 1981 года, когда генерал Ярузельский ввел военное положение, и польское радио перестало ставить в свои передачи западные хиты.

Jaugen Keppul (дер. под Минском, 1970е):

У нас многие тогда слушали польское радио, в т. ч. и совсем не фанаты поп-музыки. Первый польский канал вещал на длинных волнах и был доступен в любое время суток. Популярной музыки там было не так много, но всё же она там была. Были еще их передачи на СВ и коротких (кажется, назывался "труйка"). Кто жил непосредственно возле границы, например, в Бресте или Гродно, мог слушать польское радио даже на УКВ, некоторые даже записывали оттуда на магнитофон.
Повторяю, я - деревенский парень и западных пластинок тогда и в глаза не видал, но примерно в это время мы с друзьями нашли источник музыки в Минске. Это была студия звукозаписи, которая записывала на ленты для магнитофонов в т. ч. самые свежие альбомы. Удовольствие было не из дешевых, минута стереозаписи обходилась нам в 9 копеек, но куда было деваться? Студию эту, которая работала в одном т. н. "Доме Быта" кстати, вскоре прикрыли, но мы вышли на одного из бывших её работников, и он продолжал для нас записывать уже частным образом, но за те же деньги.

Карз Драйв:

В Москве запись с диска на магнитную ленту стоила 3 рубля за 45 минут, т.е., получается, в полтора раза дешевле, чем в Минске. А на средних волнах по ночам в Московской области тоже неплохо ловилось польское радио. Но в городе были слишком сильны помехи.

Pavel Raysin:

С русским роком не встречался вообще никогда и нигде. Только в конце 1980-х, когда он вышел из подполья. И он, надо сказать, меня очень удивил...

А так всю жизнь с большим западным роком. Еще в 1972 году мы с другом стали членами школьного комитета комсомола, ответственными за радиоузел. У нас были ключи, полностью изолированное помещение с тремя магнитофонами, абсолютное невмешательство учителей, вообще никто из них ни разу к нам не зашел... Забегала к нам лишь школьная пионервожатая, она же комсомольский секретарь - у нас можно было спокойно перекурить. Ну и мы там вовсю переписывали музыку. Еще были бобины, лента "тип 2", "тип 6" и офигенного качества дорогая "тип 10". Много чего перетаскала нам для перезаписи эта пионервожатая... Всю мировую классику.

Несколько позже, во студенчестве, я увидел все это в оригинале, на виниле... Снимали квартиру вчетвером с сокурсниками. И превратили ее в студию перезаписи. Диски нам таскал один "дискач", обычно на один вечер или ночь, а ему все везли почему-то из Индии, обычно легальные версии винила для третьих стран с вложенными распечатками текстов.

Прикиньте, альбом Wish You Were Here был у нас всего через месяц-два после выхода, практически в реальном времени. И многое другое...

А русский рок вообще - как не бывало его. Потом, когда услышал впервые, а это был Цой, я офигел - нешто так можно было?

Mikhail Kurbanov:

Не могу не вставить случaй из своей бедовой практики. В андроповское время поставил на дискотеке Донну Саммер. Ко мне тут же поскочил товарищ милиционер: «Почему она так стонет?Это секс?» Мне пришлось попросить его представиться, от чего он опешил. «Вы понимаете по-английски?...У нее мужа-коммуниста- убили на баррикаде!»

Masha Gracheva (Ленинград, нач.1980х):

Какой-такой Maywood, Eloy, Pink Floyd или Rolling stones? Слушай Розу Рымбаеву, она твоя королева... Возможно, вы могли достать себе желаемые записи. Я не имела такой возможности. У нас дома были пластинки Окуджавы, Исаака Шварца, Высоцкого. Зарубежной эстрады и краешка не было.

Мария Савельева:

В 1980-х слушали оркестр Поля Мориа. Пластинки «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Так просачивалось что то... Западная популярная музыка была, диско, эстрада европейская в особенности. А вот рок и прочее ..Пинк Флойды...только уже в 1987 на втором курсе впервые услышала и мне стоило больших трудов ее принять.

Андрей Гусь:

В детском саду и младших классах школы мне привили стойкое отвращение к музыке вообще. Обратный процесс совершили Битлы. После этого стала понятна и более сложная музыка, в том числе академическая.

Алиса Чижик:

Битлз конечно... Высоцкого, эмигрантов.. на приставке "нота", пленки на бабинах.. ну и дворовые песни, конечно. Еще ловили на "Спидоле" все, что попало в эфир с "вражеских" станций.

Bogdan Koval:

Я в 1980-х играл в ресторане. Как-то пришли мы, как обычно, к 7-ми и видим в зале странную компанию - одни мужики, угрюмые такие, всё в татуировках. Теперь это называется "сходка", а тогда мы и слова такого не знали. Подходит к нам один из них, молодой такой, шустрый, как теперь говорят "шестерка", приносит 50 (пятьдесят!) советских рублей, и говорит:
- "Таганку" знаете?
- Знаем.
- Хорошо, давайте "Таганку" три раза, и на сегодня всё. Здесь "люди" собрались, вопросы решают, понял?
Мы все поняли, спели три раза "Таганку", выпили на кухне с перепуганными официантками, поделили эти, тогда большие деньги, и пошли домой.

А на утро всех нас вызвали в горотдел и выписали каждому по 30 рублей штрафа "за исполнение песен, не соответствующих репертуарному плану и не утверждённых отделом культуры и райкомом партии и комсомола" (список разрешенных песен висел у нас на сцене за спиной, и "Таганки" там, понятно, не было).

К чему я все это? Пломбир, колбаса... хрень все это полная! А вам когда-нибудь дружинники меряли ширину клёш? А длину волос? Вас выгоняли из комсомола за участие в самодеятельной рок-группе? Забирали в "Опорный пункт ДНД" вместе с вашей девушкой, потому что вы с ней поздним вечером неистово целовались на лавочке в парке, и она была в мини-юбке? Было? А вас не выводили на сцену Красного уголка на Товарищеский Суд за любое из вышеперечисленных "преступлений"?

Нет? Тогда возвращайтесь обратно нахер, в ваш совок, и пройдите все это, как прошел это всё я! Красный флаг вам в руки и ваш паровоз навстречу!

Квартирники, подпольные концерты, выставки

Людмила Новикова:

Был кто-нибудь на квартирниках или подпольных концертах?

Владимир Король (Москва, 1970е):

Так ведь кроме рокерских сначала были бардовские концерты. Квартирник как таковой - это просто собираются люди, которым сказали, что сегодня у имярек будет некий бард. Желательно, конечно, прихватить с собой бутылку, но и не обязательно. "Подпольные" концерты в общем-то таковыми не были - это концерты в ДК различных НИИ. А после концерта организаторы за чаем и пр. общались с артистом- такой миниквартирник. Если артисту надо было заплатить, чаще всего скидывались между надежными ребятами, ибо с билетами было слишком сложно для всех, включая артиста. Собственно и первые рок-концерты были сравнительно тихими. Например, я был на группе "Сокол" в ДК в Менделеево, и никаких танцев с шумом там не было. Но это самое начало 1970-х. В 1970-71 сборные рок-концерты проходили по выходным в кинотеатре "Литва", поскольку он находился рядом с общагами младших курсов МГУ. Но это собственно еще не "рок". Сам термин "рок" в СССР появился в конце 1970-х.

Dania Yakhina:

По "подвалам" была раза два. Это был не совсем подвал, а какой-то сарай в самом отдалённом месте города. До этого сарая надо было пройти по узким переулкам частного сектора, вообщем, жуть. В студенческие годы мы собирались у сокурсника послушать настоящие диски, неизвестно откуда им доставаемые и на какие деньги.

Alexander Rokhlin:

Узнавали от знакомых (как в те времена распространялась информация - это тема для серьёзного интересного исследования). Пропускали по самодельным билетам или по билетикам Дома культуры, где проходил концерт или сейшн. Бояться надо было скорее организаторам, если они не смогли провести это как запланированное официальное мероприятие. (Романов из "Воскресенья" при Андропове получил за это срок). Но черезчур ретивых фанатов, не желающих сидеть и прыгающих, на некоторых концертах милиция могла и задержать.

Вад Брук (психфак МГУ, 1977):

Я был на концерте БГ (Примечание: Бориса Гребенщикова) в МГУ. Я был в первой части, он - во второй.

Dmitry Gogol:

Рокеров советских практически в легальное поле и не пускали. Ну разве что "Машину времени". Остальных только под кончину СССР разрешили, да и то не всех. Летова с "Гражданской обороной" КГБ до последнего гонял.

Don Diego Rivera: (Москва)

Я был на underground exhibition в Москве. Это была выставка знаменитого Оскара Рабина. Его картины сейчас продаются за миллионы долларов. Моя тогдашняя подруга работала в музее им. Глинки и в театре- студии МХАТ и таскала меня по всем этим полуподпольным выставкам с одним условием: чтобы я пореже открывал рот. И вот перед выставкой Рабина, мне подарили альбом Босха, о котором я тогда не слыхал. Стоил он бешеных денег, и я его внимательно изучил. Включая аннотации. И запомнил. На память я тогда не жаловался.
Выставка проходила в трехкомнатной квартире на Варшавке, откуда вынесли всю мебель и по стенам развесили картины. В углу стоял столик с дешевым портвейном и каким-то печеньем, народу было много, включая посольских, и Рабин со стаканом в руке переходил от одной группы гостей к другой и перекидывался парой слов. Подошёл он и к нам, обнялся с моей подругой и спросил, типа, как нам его работы. И тут Остапа понесло. Я вспомнил все, что вчера прочитал в альбоме о Босхе, и заговорил о композиции, об игре света и тени, о фигуративности кубизма и постмодернизма, корнями уходящего в творчество Босха. Рабин заинтересовался, подвёл меня к столу с портвейном, и мы минут пять проговорили к изумлению моей подружки. Она просто ох..ла. И когда мы вышли из этой квартиры, с диким удивлением меня спросила: «Так ты и Босха знаешь?»
Это был мой триумф. Оскара Рабина я с тех пор ни разу не видел. Но внимательно следил за его творчеством.

Людмила Новикова:

Я про такие выставки только слышала, но не была. Но у меня дядя, когда был студентом, помогал тогда мало кому известному И.Глазунову. Они тоже устраивали выставки. Потом, когда тот начал писать партийные портреты, дядя ушел от него.

Людмила Палаш:

Начало 1980-х - подпольные секции каратэ (Примечание: некоторые виды борьбы были запрещены в СССР). Наши ребята собирались поздним вечером в полуподвальном помещении кафе после его закрытия. Иногда наведывались менты, на этот случай был предусмотрен путь ухода через запасной выход. Кимоно сначала шили сами, потом добывали откуда-то из-под полы. Мне родственники привезли толстенную книжку по каратэ, с картинками и подробными описаниями техники, на французском. Я ее переводила в свободное от учебы время.

Поступление в ВУЗ.

Балу Балу

А поступить на философский, юридический или журфак при репрессированном дяде, даже при условии набранных баллов, было невозможно, делались круглые глаза и заявлялось: у нас же идеологический факультет.

Inna Vokler

Оценки можно и занизить. 5-й пункт автоматически сужал список доступных мест для учебы и работы с 1947 года. (Примечание: 5-й пункт – национальность)

Александр Мартин (РФ, конец 1970х):

Поступление на журфак. Последний экзамен: русский язык и литература. Когда лист не отдают в руки. Сидит последняя пятерка, один из которых - ну очень по знакомству. Идет он отвечать. И несет такое, что все остальные синхронно закрывают ладонью глаза. Поставили ему "хорошо". Все остальные по очереди - в три минуты свободны. А потом случайная встреча четверки в одном из парков. По очень странному стечению обстоятельств у всех двойки. Так свидетелей зачистили.

Людмила Новикова (Москва, самое начало 1980х):

У меня была знакомая студентка в институте, она училась в другой группе. И она была старше нас лет на 5. Как-то раз при случае она мне рассказала, что 4 года пыталась поступить в Иняз (Институт иностранных языков). Это был тогда престижный ВУЗ, куда шли по блату. А она была не из Москвы и, конечно, никакого блата. Конкурс огромный, но она каждый год сдавала все на 5-ки, а на последнем экзамене ее срезАли. Наконец, последний раз на экзамене преподаватель ее запомнил и, пожалев, сказал: "Ну не могу я Вам 5 поставить. Вы не поступите, не тратьте время. Идите куда-нибудь еще." И она поступила в наш институт. Это к вопросу о доступности советского образования и о равенстве.

Timosha La (Ленинград, конец 1960х):

Да, все так. Заваливали. Мне мама рассказывала, как она в конце 1960х поступала на иняз в Ленинградский универ. Три первые оценки у нее были отличные, а на последнем экзамене, кажется истории, ее пытались завалить. Она подошла отвечать билет, а экзаменатор взглянул на зачетку и сказал: "А, все пятерки, понятно". Сказал он ей это ядовито, с подковыркой, и попытался завалить. В итоге поставил 3, но она прошла. А ее подруга, еврейка, только с третьего раза поступила. Хотя была феноменально одаренной к языкам и прекрасно сдавала. Да, ещё к тому же у нее мог бы быть блат. Но не то чтобы просто взяли без знаний, а просто чтобы не завалили. Мой дед, будучи ЧленКорром мог поспособствовать, но она запретила ему туда соваться. Хотела сама. Узнала нашу советскую действительность на деле, тс.

Elijah Motorny:

Множество вузов были по факту недоступны для евреев.
Я даже слышал истории, когда анонимные экзаменационные листы имели четный номер для юношей, и нечетные для девушек и юношей с еврейскими фамилиями. Где было - не помню, врать не буду.

Людмила Новикова:

Были ВУЗы, куда и неевреям было поступить невозможно. Туда шли только по блату или дети всяких партийных начальников. Ну еще иногда можно было спортсмену поступить, потому что были всякие спартакиады и надо было защищать честь института. Знаю, что там, где готовили дипломатов и все с этим связанное, было совершенно недостижимо для простых людей.

Галина Львовна:

Помню, на философско-экономический факультет в Университет в Алматы только блатные поступали.

Андрей Беляев (Москва, 1957):

В 1957 я окончил школу с серебряной медалью, что давало право поступать в ВУЗ, сдав один экзамен. Я стал поступать в медВУЗ, где требовалось сдавать химию, и получил 4. Загрустил и даже подумал, что на общих основаниях сдавать не буду. И уехал отдыхать к товарищу на дачу. Но, вернувшись через несколько дней, обнаружил открытку с предложением явиться в институт. Нас собралось человек 15, из них одна девушка - все медалисты, получившие четвёрки. Нас вызывали по одному и говорили, что мы-де решили Вас принять, только никому не говорите о Вашей оценке. Так они выправляли гендерный перекос, всем известный, кто жил при советской власти.

Карз Драйв (Москва, 1976):

А я в 1976 году поступал на факультет Вычислительной математики и кибернетики МГУ. За первый экзамен - письменный по математике - получил более или менее справедливую четверку, хотя я за такую мелкую описку не стал бы сбавлять балл.
Ну ладно, не удалось мне как медалисту поступить по результатам одного экзамена. Пришлось сдавать все остальные. Физика - пять. Сочинение по литературе - пять. Последний экзамен - устный по математике. Билет лёгкий, но я, на всякий случай, свои ответы письменно зафиксировал, не только решения задач, но и ответы на теоретические вопросы. Был уверен в пятерке.

При ответах на теоретические вопросы мне стали задавать странные дополнительные, на которые я (молодец!) отвечал так: "Я знаю ответ на этот вопрос, но отказываюсь на него отвечать, потому что он выходит за рамки программы средней школы".

А после этого мне стали давать дополнительные задачи. Очень трудные. Три штуки одну за другой. И ни одну я решить не смог. Итог: два балла.

Происходило это в июле, а в августе у меня был намечен запасной вариант, медико-биологический факультет, отделение мед. и биол. кибернетики 2-го московского медицинского института. Времени до 1 августа было много, я всё ходил и думал: как же так? И думал над теми задачами. Я их дня через два-три решил, но всё-равно произошедшее сильно ударило по моей самооценке. Я стал искать консультанта.

По объявлениям на стенах нашел преподавателя математики с того же факультета МГУ, на который не поступил. Объявление предлагало услуги репетитора по математике. Кандидат наук, доцент и всё такое. Я позвонил, описал ситуацию, сказал, что репетиторство мне не нужно, мне надо только, чтобы преподаватель ВМК оценил мою математическую подготовку. В общем, надо было заплатить 10 рублей и принять участие в общем репетиторском занятии. Я согласился.

В назначенный день я пришел в московскую квартиру. Человек 15 "репетируемых" сели вокруг большого круглого стола, за него же села женщина-репетитор. Каждый получил на руки книгу "Сборник задач по математике для поступающих в вузы", автора не помню. Занятие шло в следующем формате: репетиторша провозглашала: "Страница такая-то, задача такая-то". Потом зачитывала задачу вслух и задавала вопрос: "Какие будут идеи по решению?" Так вот, идеи были ТОЛЬКО у меня и у репетитора. Остальные "репетируемые" были совершенно "безыдейные".

После окончания занятия имел место разговор один на один. Женщина оценила мою подготовку как очень хорошую. "А как же те три задачи?" - спросил я. "А что за задачи?" Когда я рассказал, что за задачи, женщина сказала: "Это олимпиадные задачи. Я и сама их вот так сходу не решу. Вас сознательно завалили". А потом всмотрелась в моё лицо и спросила: "А вы не еврей, случайно?" - "Да, я еврей". - "Ну так чего же вы хотите? На ВМК не принимают евреев, такая политика. Идите в другой вуз, подготовка у вас хорошая".

И я пошел и поступил во второй медицинский. Впрочем, не жалею. Очень интересно было учиться в медицинском. Кругозор резко расширился далеко за пределы сферы моих уже сложившихся интересов. :)

Анна Богатырева (Ленинград, конец 1980х):

Сама не была, но мне рассказывали, врезалось в память. Дочка коллеги в конце восьмидесятых поступала в Ленинград на логопедический. Почему-то это было очень престижно. Не поступила, уже не помню, почему. Но её предупреждали: есть там один дедуля литератор. Всем задаёт дополнительный вопрос по "Мертвым душам": кто там самая мёртвая душа? Обычно все отвечают, что Чичиков. Он наклоняется к человеку и тихо торжествующе говорит: «Собакеееевич». И ставит 2.

Татьяна Агеева:

Был анекдот в советское время про поступление в ВУЗ.

1)Поступает человек по блату в институт. Его преподаватель спрашивает:"Когда была Великая Отечественная война?" Поступающий:"1941-1945год". Преподаватель:"Идите-5";

2)Поступает человек по сверхблату. Преподаватель говорит:"Была ли война в 1941-1945г.?" Человек говорит:"Да." Преподаватель:" Идите-5."

3)Приходит простой человек без блата. Преподаватель: ”Когда была Великая Отечественная война?” Ответ: ”1941-1945.” Преподаватель:"Сколько погибло человек?” Ответ:"20 миллионов." Преподаватель:"Назовите всех поимённо!"

Александр Мартин (РФ, конец 1970х):

Еще случай с журфака, когда я уже поступил туда. На подготовительные курсы ходила девочка-отличница, очень характерная внешность, запоминающаяся. Всем помогала и консультировала, и на курсах, и на экзаменах народ ее любил. И вот вручение студенческих билетов поступившим. Всех вызывают пофамильно, называют фамилию девочки. А вместо нее выходит не пойми кто. Народ громко: "А Юля где?"

Проходит недели две занятий. Все уже забыли все. И тут старосту вызывает методист и тихонько так: "Где Юля - не ваше дело, или учиться не хотите?" Надолго это запомнил. (Юля сдавала за другую девочку. С блеском. А учиться потом стала эта другая. Это схема была такая).

Dania Yakhina (Ташкент, 1970е):

Это не новость. Моя соседка, окончившая школу с золотой медалью, в Ташкенте четыре года сдавала экзамены в мед.институт. Была на сто процентов уверена, что экзамены проходила, но что-то шло не так, когда в конце концов пошла на поиск справедливости.....и, знаете? - нашла! Оказалось, что её экзаменационные ответы переводились на совсем других людей. Что надо отдать должное этой бессовестной системе, что она всё-таки чего-то боялась раз шла на манипуляции, сейчас это делается открыто и нагло. Я сама поступала в середине 1970-х. Открытой наглости не было, но все знали какова вступительная такса в любой вуз. Я знала, что у моих родителей таких возможностей не было, звёзд с неба не ловила, но решила попытать счастье.

Карз Драйв (райцентр на юге Туркмении, 1966):

С подобными фактами не сталкивался. Но поделюсь воспоминаниями, которые каким-то боком похожи. Извините, что главным моим мотивом при написании этого является (да, признаю!) уже проявленная мной прежде склонность к самохвальству. :)
Итак, лето 1966 года. Выпускной письменный экзамен по математике в средней школе. Маленький городок, районный центр на юге Туркменской ССР. Всё честно, все экзаменуемые рассажены по одному человеку за партой, запечатанные толстые конверты с двумя вариантами задания вскрываются у всех на виду. Каждый получает по листу из одного или из другого конверта. Я беру свой лист, прочитываю и начинаю строчить прямо в чистовик, потому что задачи для меня, победителя республиканской математической олимпиады 1966 года, были очень простые.
И тут две молоденькие училки, которые работали в школе первый год и преподавали не в моём классе, так что я не знал даже, как к ним обращаться по имени-отчеству, - две училки сели с двух сторон от меня за мою парту, сместив меня к её середине. И, тесно прижавшись ко мне молодыми крутыми бедрами и упругими (нет-нет, не грудями, только плечами!), стали быстро-быстро переписывать то, что писал я. Одна из них неправильно истолковала мой смущенный (и, возможно, затуманенный подростковой похотью) взгляд, направленный на неё, и стала шёпотом оправдываться: мол, надо быстренько передать правильные решения другим экзаменующимся, которые сами решить ничего не сумеют, а переписать у меня - это для них, училок, гораздо быстрее и надежнее, чем пытаться решать незнакомые задачи самостоятельно.
Вот так я в очередной раз столкнулся с грубой прозой жизни, резко контрастировавшей с теми красивыми словесами о самом честном и справедливом обществе, якобы строящемся в нашей стране, которыми забивали наши юные головы учителя.
Ну, я после таких объяснений сосредоточился и закончил написание работы за полчаса. Т.е. у тех, кто должен был переписывать решения задач с листов училок, оставалась масса времени.

Michael Chernyak:

Ограничения на евреев были. Я, например, поступал в пединститут в Ленинграде. Мне сказали, что квота на евреев в этом году уже набрана, и посоветовали прийти на следующий год.

Lara Cherner:

Было такое. Моя сестра окончила школу с золотой медалью. Поступала в мед. Не поступила. Пошла в мед.училище. Окончила с красным дипломом. Поступала в мед. Снова не поступила. Добрые люди посоветовали сменить фамилию. Сменила на девичью матери (более благозвучную) и немного изменила отчество. Поступала в два меда. И по аттестату и по диплому с училища. Моталась между двумя городами, сдавая экзамены. Поступила в оба.

Pavel Raysin:

В УДН - университет дружбы народов - Лумумбарий, принимали советских только по рекомендациям и квотам обкомов КПСС, фактически только детей номенклатуры. Это я знаю от инсайдеров. В Инъяз и МГИМО, видимо, тоже, реально только дети советских шишек там учились.

Nadya Chizhova:

Мой отец, человек очень умный, два года учился ради поступления в институт иностранных языков, пока кто-то из преподавателей курсов не объяснил ему, куда он лезет без связей.

Oleg Pavlenko:

Для поступления в МГИМО на специальность Международные Отношения надо было в конце ДЕВЯТОГО класса пройти собеседование в райкоме партии. У меня одноклассник был Саша Грушко, нынешний один из замов Лаврова. У него папа долго шпионил в Норвегии и дошпионился до должности первого зама председателя КГБ СССР в звании генерал-полковника.

Vadym Voskresensky:

Евреи в Харькове, например, даже не потыкались в ХАИ (авиационный). В автодорожный брали. Жутко гасили в пединституте - там вообще убивали городских, была разнарядка негласная 80% брать из села, надеялись, что девки туда вернутся.

Сергей Федоров:

Ну в некоторых вузах и факультетах открыто провозглашалось, что для поступления нужна справка-рекомендация от райкома ВЛКСМ.

Vadym Voskresensky:

Моя мама еще в молодости всеми силами отбивалась от участия в приемной комиссии пединститута после того, как на её глазах уничтожали еврейскую девочку, эдакую вундеркинда. Она знала все, и больше членов комиссии! Экзаменатор вскоре отпал, вызвал подкрепление, и ее-таки всей кафедрой завалили, не дали пройти.

Pavel Raysin:

В 1974 я сдавал документы в МФТИ. За пару лет до того я начал ездить туда в кружок по физике, участвовал в олимпиадах у них...

Сдаю документы, через час или два должны выдать экзаменационный лист, тогда ты уже абитуриент. Всем выдают, а мне говорят - зайдите в комнату ХХХ. Иду. На двери написано - "приемная комиссия" кратко. Сидят три мрачных мужика. Один говорит: "В общем так, мы не можем принять у вас документы по причинам, которые вам должны быть понятны. Вы, конечно, можете настаивать, ваше законное право, и мы их тогда примем, но вам все равно не пройти собеседование - вы же знаете наши правила..." (А там, да, кроме экзаменов в конце еще собеседование. По его результатам могут принять со всеми тройками, а могут не принять со всеми пятерками. Вопросы самые разные, не обязательно по физике. Никому ничего не объясняют, и решения по собеседованию не обжалуются.)

Я говорю: постойте, как же так, что за причина, я не понимаю... Тогда второй мужик что-то пишет и дает мне записочку. Адрес. Ленинский проспект, дом 4.
- Это что?
- Это министерство высшего образования, туда вы можете на нас пожаловаться.
Тут третий мужик говорит: "Погодите расстраиваться. Поезжайте в МГУ на физфак подавайте. У вас прекрасные достижения на наших олимпиадах, вы наверняка поступите. Прямо сейчас быстро поезжайте, вы еще успеете даже сегодня. ТУДА СЕЙЧАС МОЖНО. До свидания. Вы еще нам будете благодарны!"

Вышел, побежал звонить отцу. Он говорит: конечно, поезжай, не теряй время. И действительно, им надо спасибо сказать - могли бы молча тебя завалить!

Секретность (карты, п/я, погранзоны).

Михаил Чепик:

Впервые столкнулся с ней при защите диплома. Итак, я студент 5 курса картографического факультета МИИГАиКа, 1985. Мне всё не нравились проекты, предлагаемые преподавателями, и я решил сам. Дали формального руководителя, и я стал ваять тему дежурной карты "Современное международное положение"(любил я это дело). Разделил страны по лагерям, понаставил военные базы вероятного противника, отметил "горячие точки" и незаконно оккупированные территории и пр. Размещение советских войск мне посоветовали не показывать. Короче, всем понравилось, поставили 5. Но были вопросы. Откуда у меня данные, кто мне это разрешил и что "этот диплом надо рассматривать на уровне ЦК партии". И поставили гриф ДСП.

Работа. Я редактор туристических карт. Дают создать пешеходный маршрут Звенигород-Новоиерусалимская. Дабы заработать самому, сходил сам и всё описал - церкви, монастырь и т.д. Приходит заключение из Главлита "слишком много про культовые сооружения, смахивает на религиозную пропаганду".

Дают задание сделать маршрут в районе Балашихи. А там воинских частей видимо не видимо... Ну да ладно, отметил просто как застройка населенного пункта. Госгеонадзор прислал резолюцию - убрать застройку, оставить белые пятна.

Вообще в картографии маразма хватало. Венгры, которая тогда ВНР была, создали туристическую карту Москвы и привезли на выставку в Москву. Ух ты здорово, приз! И изъяли тираж, присвоив гриф ДСП. Больно точная она была. Скажу так. При создании крупномасштабных туристических карт специально искажали проекцию. Не говоря о топоданных. Двухверстка, созданная при царском режиме, где рельеф показывался еще штрихами и то была под грифом ДСП - там же точные геодезические высоты и американцы по ним проложат путь крылатым ракетам... Про "ксерокс" и путь к нему через Первый отдел и писать не буду.

Lubov Sus:

Что карты искаженные, было ясно любому, кто мог сопоставить их с реальной местностью. Врач во время беременности прописал много гулять, я и гуляла по пригороду, пользуясь картой. Удивилась неточности и по ходу корректировала. Хорошо, что никто не обратил внимания.

Михаил Чепик:

Имея доступ к топографическим картам, ими пользовался в походах...совсекретно.

Виктор Иокиранта:

По-моему, топографические карты были секретными все.

Михаил Чепик:

Да, с грифом совершенно секретно. Но я же картограф. К тому же и дисциплина "издание карт" пригодилась 😊

Сергей Шувалов (в армии):

Может хорошие, вернее точные карты и были, но я не видел. Летчики, наверное, видели. Они высоко. Им подробности не нужны. Хотя вертолетчики, которые у нас летали почти на ощупь, жаловались, что на картах часто нет ЛЭП. Мы, пехота, всегда сталкивались с приблизительностью карт. Еще курсантами на занятиях по топографии нас высаживали на местности, и мы сразу видели несоответствие с картами. Когда были офицерами на учениях, когда ловили ДРГ противника - всегда неточности. Вот тут должна быть проселочная дорога, а ее нет, здесь деревня в 30 домов, а на самом деле 45, здесь колодец, а его нет, тут просека - тоже нет. Последний раз на плохие карты жаловались офицеры, когда вошли в Чечню. Не было на картах никаких горных троп и даже не все аулы были. Турция и Иран лучше прорисованы, чем Кавказ. Были секретные карты, по которым любили КШУ проводить. Но их точность трудно проверить. Одно дело в кабинетах на картах стрелки рисовать, а другое на животе ползти по горам и лесам, в надежде на деревню, или аул, или колодец, а их нет. Может в Генштабе чего было, не знаю. Короче, вопрос снялся когда появилось GPS.

Pavel Raysin:

Друг моего отца в 1968 году побывал в командировке в Монреале на выставке "Экспо-68". Там тогда гигантский советский павильон поставили. Там в Канаде он купил шикарный большой атлас карт России. Что вы думаете - при возвращении таможенники в Шереметьево его конфисковали! Низзя!

А в 1970-х - 1980-х годах я ездил много лет подряд летом на Белое море, на биостанцию МБС ЛГУ. На всю биостанцию была вначале единственная настоящая морская карта, два листа, да и та старая, 1950-х годов. На нее давали только посмотреть или снять кальку.

И это было как чудо, когда наши сотрудники перегоняли своим ходом новый купленый катер, они достали где-то по пути, кажется, в Североморске, за спирт, невероятную драгоценность: полный комплект карт и лоцию Белого моря с последними правками.

То есть вот так: ты каждый день в море, возишь студентов, а карт толком нет и невозможно официально их достать.

Kote Isaev:

Я всё это не застал, но в 2005 году я работал на "северокавказской военной базе МВД №68", куда попал через центр занятости. И вот даже на картах google maps на её месте "белое пятно." Какие карты из мордора прислали, такие и "влепили" не глядя.

Вадим Петров:

С 1970х годов везде где был, покупал так называемые туристические схемы. Потом понял, насколько они условны и врут. Поинтересовался почему, объяснили секретностью от врага. Уже в девяностые изучая действия немецких войск в районе Мги, где моя деревня, использовал их карты времён войны. Они оказались настолько точными, что стал ими пользоваться при сборе грибов. Ещё раз убедился, насколько глупо было искажать турсхемы.

Андрей Гирдов:

Немного о "ПЯ" и других мелочах.
- Ты где работаешь?
- Даа, в почтовом ящике.
- Ааа, понятно.

Что понятно? Какой "почтовый ящик"? Но это сейчас непонятно, а тогда такой ответ никого не удивлял. Еще бы, кого могут удивлять привычные вещи, когда почти весь город работает в заведениях, хотя и с разными названиями, но объединенных в одну сущность, называемую именно так - "почтовый ящик". Да, были времена, когда даже известие о том, что в соседней булочной изготавливают, например, баллистические ракеты, никого бы не удивило. Все все знали, а те, которые не знали, делали вид, что знают, чтобы не выглядеть не осведомленными. Вообще, выглядеть незнающим как-то было немодно, скорее неуютно, поскольку не знающий брал на себя груз политической безграмотности, что не вязалось с моральным обликом Советского человека.

Все знали, что "почтовый ящик" - это что-то секретное. Так оно и было. "Почтовые ящики" как раз и занимались проектированием, выпуском и внедрением секретов в индустрию всей страны, правда, с мощным креном в милитаристскую сторону, что кроме гордости никакой практической пользы людям не приносило. Но время было такое. Враг не дремал, враг был везде, как нам говорили, да и продолжают говорить сейчас. Были назначенные ненавистные тираны и был родной и любимый, живущий, Слава Богу, с нами вождь.

Эту малость про эти заведения знали те, кто не имел к ним никакого отношения. А вот на тех кто посещал "почтовый ящик" по рабочей необходимости, то есть знал изнутри, что это такое, государство действительно возлагало особое доверие в хранении государственной тайны. Была эта тайна или нет, скорее, нужна была или нет, не буду утверждать, но доверие в ее хранении точно было. Выражалось это доверие при устройстве на работу в подписании кучи бумаг о неразглашении той самой тайны, неукоснительное выполнение всех подписанных требований в течение срока работы, а по увольнении с работы, если такое будет, это доверие обеспечивало бывшему работнику невыездные срока от пяти лет и выше, а кому и пожизненно, в соответствии с занимаемой должностью и степенью секретности. А что такое невыездной срок - это тоже знали все. Но поскольку практически вся страна итак была невыездная, за исключением "лучших людей", то этот факт мало учитывался при устройстве на работу. Все равно заграницу никогда не увижу, рассуждали многие, свято веря в незыблемость традиций советского строя.

Вот и я, в свое время, подписав кучу бумаг, которые затем были отправлены в очень солидное учреждение для проверки моей благонадежности и лояльности, и в соответствии с положительным результатом, пришедшим оттуда (иначе бы не приняли), влился в тесные ряды хранителей государственной тайны. Надо сказать, что среди всех бумаг была одна любопытная инструкция о том, что должен отвечать каждый на вопросы тех, с кем вообще не желательно общаться Советскому человеку. Теперь и я, как Гайдаровский Мальчиш-Кибальчиш, знал такую-то тайну, вернее, знал, что есть тайна, только не знал, какая именно, зато уж будьте уверены, знал, как дать достойный ответ любому лицу со шпионскими намерениями, но шпионы как-то не выстраивались в очередь в жажде узнать запретное. Хотя, пардон, один раз на Марсовом поле, подозрительный тип пытался на ломаном русском спросить, как пройти на Невский, но мой уверенный классический школьный английский быстро убедил его в отсутствии перспектив на дальнейшее сотрудничество. Наших голыми руками не возьмешь. За меня Родина может быть спокойна. Граница, как говорили, на замке. Что это я про границу? Причем тут граница? Да, собственно, ни причем. Хотя...

- Нужно помочь нашему подшефному совхозу - сказал начальник, подозвав меня к своему столу. Шутка? Не похоже. Он мог пошутить. И даже тогда, когда его усы расплывались в улыбке, было не понятно, говорит он серьезно или нет. В эту минуту усы были статичны и поводов для шуток, вроде бы, не было.

- А, что он просит о помощи именно меня? - спросил я.

- Всех и тебя в том числе. Мы - шефы, а шефы должны помогать подшефным. Сейчас требуется два человека от нашего сектора, погода хорошая, молока попьешь, да и послать кроме тебя больше некого, ну как, согласен?

- Ну, если, больше нЕкого и если его устроит моя помощь, тогда согласен. А кто второй, кого больше нЕкого?

- Вторая, Люба К-кая поедет.

Я покосился на стол за которым сидела Люба, он был пуст. Странно, подумал я. Дело в том, что вне ее присутствия Любу называли не иначе как "наша Любочка" и уж никак не по фамилии. К чему такой официоз вдруг? Точно не шутит.

- Когда ехать?

- Через неделю. Да, а завтра принеси паспорт, отправим его куда надо, через несколько дней получишь обратно.

- Издеваетесь, Виктор Дмитриевич, можно подумать, я в заграничный совхоз еду?

- Почти, он в погранзоне, порядок такой. Туда просто так не въезжают, - заключил начальник.

Я сделал, как он сказал, и забыл о нашем разговоре. Через неделю он вернул мне паспорт.

- Завтра на Ф-ском электричка, подробности у старшего группы, зайди в соседний отдел. Удачи!

- Ага, ссибо.

Паровоз за стеклянным колпаком, на котором наш вождь в апреле 1917-го прибыл в Петроград, никогда не был одинок. И людей там собиралось не меньше чем у Мавзолея в Москве, хотя с более утилитарной целью, чем почтить память учителя. Паровоз служил прекрасным ориентиром для встреч с прибывающими или сбора отбывающих. Люба уже стояла у паровоза, и хорошо, ведь она единственная, кого я знал из группы.

- "Литературку" взяла. Нам только на электричке полтора часа ехать. А ты взял что-нибудь?

- Нет. В окно, посмотрю.

Она успела почитать газету и покимарить с ней в руках до того, пока мы вывалились на станцию М-то. На площади при вокзале (громко сказано) уже стоял рейсовый "Львовский", который и должен был нас доставить до места назначения. Прошло несколько минут после отбытия, как наш автобус с асфальта свернул на грунтовку. Пассажиры стали закрывать форточки, чтобы сохранить остатки свежего воздуха. Я же смотрел на железную штангу, привод открывания передней двери, которая громыхала вместе со створками, образуя приличную щель, в которую стремилась проникнуть дорожная пыль. В таком грохоте не поспишь.

- Сколько нам ехать? - спросил я у Любы.

- Больше часа.

Переживем, подумал я. И, действительно, пережили и даже больше, чем я думал.

- М-во проехали, - сказала Люба, роясь в своей сумочке, - Погран-пост. Доставай документы.

- Какие документы? - тупо вырвалось у меня, как будто я не знал, какие бывают документы подтверждающие личность.

В ней, видимо, когда-то умер преподаватель.

- Пас-порт,- по слогам проговорила она.

Следующая моя фраза выглядела еще глупее, но это была правда:

- Я его дома оставил,- еще тупее сказал я и, пытаясь оправдаться, добавил:

- Во-первых, мне никто не сказал, что его нужно брать с собой; во-вторых, у меня же его брали на Л-ый, а, в-третьих, что мне дояркам семейное положение показывать?

- На Л-ом, проверяли документ и списки. А как пограничники по спискам узнают, что это именно ты?, - спутница-преподаватель добила меня своим логичным вопросом.

- Ну, ладно, все равно паспорт дома. Что делать-то?

- Ничего, вдруг пронесет.

- Ага, скорее меня.

- Не смешно.

- Смешно не смешно, что делать-то мне, сдаться?

- Будет проверка, сиди и молчи.

Автобус остановился, привод потянул створку двери, и вместе с клубами пыли на подножку поднялся серо-зеленый военнослужащий с папкой. Сначала он поздоровался с водителем, а потом взял в руку список от нашего старшего и стал его сравнивать со свом в папке. Несколько минут в полной тишине он изучал бумагу, иногда поднимая голову, как будто он знал какому лицу какая соответствует фамилия. Тишина действовала напрягающе. Нужно как-то снизить напряженность, подумалось мне. Я не нашел ничего лучше, видимо нервное, чем спросить у Любы:

- Ты, ведь, меня не выдашь?

- Дурак, - не открывая рта сказала она.

Мне, конечно, раньше приходилось слышать это слово от противоположного пола по разным поводам, но только не с такой интонацией. И только тут до меня дошло, что дело серьезное, и она боится за меня больше чем я сам.

- У всех документы есть? - вдруг, как гром среди ясного неба, издевательски прозвучал вопрос пыльного пограничника. Его взор уже был оторван от списка и блуждал по головам пассажиров. И тут же, со всех сторон автобуса закричали:

- Есть, есть, конечно есть,- и практически все, и Люба тоже, продемонстрировали их наличие, подняв руки с паспортами. Молчал только я, вжавшись в сиденье, глупо делая вид, что недослышал и могу в любой момент продемонстрировать наличие того, что нужно проверяющему. Вот, сейчас как спросит у меня:

- А где твой документ?- «Что делать? Что делать?»- мелькало в голове.

Но тут пограничник протянул список старшему: "Езжайте," - и вышел из автобуса. Фу, пронесло. Водитель включил зажигание, привод затолкал створки двери за вышедшим, и мы тронулись. В молчании проехали мост, я оглянулся и посмотрел назад. За синею полоской реки В-са, покрытой клубами пыли от автобуса, оставалась Родина. Сознание отказывалось понимать, как это, уж точно не заграницей, но уже, вне Родины, хотя еще на нашей территории, да еще без паспорта. Как-то стало тоскливо.

- Может, нужно было сдаться? - спросил я у Любы. Надо же было прощупать почву после неудачной шутки.

- Ага. А что не сдался?... Спасибо бы лучше сказал, что все обошлось, - пробурчала Люба.

Доигрался? Надо восстанавливать дипломатические отношения.

- Спасибо. Не мог я сдаться, я ведь раздолбай, а не дезертир. Как я поеду обратно, когда Совхоз без моей помощи задыхается?

- Сейчас, разбежался, обратно. Посидел бы сначала пару суток в каталажке. Хочешь?

- Нет, не хочу, а откуда ты знаешь? Я так понимаю, я не первый, кто ехал без документов, но первый, кто проехал?

- Понимай как хочешь, -все еще ворчала Люба.

- Хорошо. Спасибо, спасибо. Может, скажешь, что дальше делать, ты ведь теперь соучастница, мы теперь преступная группа.

Сначала она, видимо, хотев парировать, сделала вдох, задумалась, а потом сказала:

- Придумаем что-нибудь.

Отлично, подумал я, "что-нибудь", оптимистка. Я сразу стал представлять себя пролезающим темными лесами с сухим пайком, а затем переплывающим водные преграды с одеждой на голове и с соломинкой во рту. На большего моей фантазии не хватало. Что придумаем?

Автобус распахнул двери, конечная. Мы десантировались из автобуса и у всех, кроме меня, сразу образовались какие-то дела. Я остался торчать как тополь на Плющихе перед центральной усадьбой совхоза с победным названием "Триумф". Через некоторое время прибежала Люба:

- Вот ты где (как будто я куда-то уходил). Мы будем жить в З-во, а вы остаетесь в Б-ом, я сказала старшему от предприятия. Все пока, - и она побежала в сторону огромного армейского, "Урала", куда в кунг запихали всех женщин, и он, ревя двигателем, уехал в неведомом мне направлении. Старший группы собрал мужчин и повел нас в дом, где уже жили ранее прибывшие наши коллеги. Весть о моем чудесном приезде, не в смысле персоны, а в смысле способа приезда, быстро распространилась среди обитателей дома, внеся в их монотонную деревенскую жизнь изрядную порцию свежести, поскольку женщины жили почему-то далеко, а водку уже никто не хотел, хотя это звучит странно, но только для тех, кто никогда не пробовал водку череповецкого разлива. Надо сказать, тошнотина редкая, но именно такой торговал местный магазин. Несмотря на мои опасения, меня встретили как родного, дружественно и участливо. Я не понимал, почему мой противоправный поступок не то, что не осуждается, а даже никого не волнует, скорее веселит. Я вспомнил нашу школьную пионервожатую, которая отчитывала вашего покорного слугу за недостойное поведение, который предложил дать название отряду - "Зенит". Вот преступление, так преступление, страшно сказать. А тут, почти за границей и без паспорта, а всем смешно.

- А вдруг я за границу убегу?

- Сразу выдадут, обратно. У нас с финами договор выдавать любого. Да, ладно, не печалься, подыщем тебе невесту, женишься, на свадьбе погуляем, будем к тебе летом в гости ездить.

- Без паспорта не жените, - отбивались остатки моего юношеского максимализма.

- Гражданским браком.

- Тогда точно в Финляндию уйду, пусть выдают.

- Ага, сразу на нары. Кто тебе поверит, что ты хотел на Родину вернуться, убежав за кордон, а главное, кто тебе поверит, что ты границу без паспорта пересек? Ты ж знаешь, что "тут врагу заслон поставлен прочный", как в песне поется. Попал ты, брат, в политику. Так что забудь эту идею и осваивайся. А тут воздух, молоко, грибы, рыбу лови. Телек и тот только финнов показывает. Дров тебе заготовим. Живи и радуйся. Никто тебя не выдаст, - добивали меня шутники. Очень не хотелось верить в осуществление таких перспектив, но и путь возвращения домой стал казаться реально нереальным. Неужели действительно придется пробираться ползком темными лесами? В голове поселились какие-то детсадовские глупости, в которые даже не верил сам. Уже подходила к концу вторая неделя моего незаконного пребывания, когда одним солнечным утром, идя с речки, я увидел, как к нашему дому подъехал ГАЗ-66, вышел из него человек и, увидя меня, протянул мне руку, в которой мелькнула знакомая обложка с гербом.

- Держи, скажи спасибо коллегам. Хорошо, что мне нужно было по делам в город ехать, - сказал он серьезно, видимо, надеясь, что со мной уж точно это никогда не повторится. Язык заклинило так, что я, не веря во все ныне происходящее, мог только промычать: "Угу."

И как все оказалось до банальности просто, не меня доставлять до паспорта, а паспорт привезти ко мне. Простое чудо.

Возвращался я вместе со всеми легально, а когда на погранпосту показывал свой документ, то подумал, что для тех, кто не знает, не было никакого нарушителя (это я про себя), не было того пограничника, который не проверил у всех документы, не было старшего, который привез мне паспорт. Главное, что граница на замке.

Lubova Lenska:

А я в таких местах тоже побывала. Даже и назову те суперсекретные места. 1.Красивейшее на земле место Вардзиа. Кто не знает - горы и пещеры. Граница с Турцией, членом инфернального блока НАТО. В местном кабаке пара аборигенов весело ловили летучих мышек. При въезде страж имел грозный взгляд, который вперил почему - то не в паспорт, а в декольте. Думаю, отсутствия паспорта и не заметил бы. 2. Пгт Острино. 18 км от польской границы. Паспорт проверяли, но как-то вяло, без огонька, поверили на слово. В выходные поехали на ту границу-почти. Туда как -то по мультивизам проникали поляки, якобы к родственникам в составе собранной дядей Йосей земли русской, с огромными баулами всего, в основном тряпок и косметики, хотя в означенном Острино, а также близлежащем райцентре Щучин тоже было немало дефицитов - финские тряпки, сапоги и книги (не финские). Поэтому за поехать туда в командировку насмерть бился весь отдел.

Чук Гек:

Полжизни прожил с отметкой ЗП в паспорте. Проблемы возникали когда находясь в отпуске теряешь паспорт. Выдавали справку, а купить билет на самолёт в погранзону по этой справке было невозможно!

Tatiana Tutaeva:

А ученический билет школьникам в городе, огороженном колючей проволокой вообще супер.

Pavel Raysin (Москва)

А у нас были шефы. Делали нам аппаратуру для операционной и дарили, обычно просто дарили. Богатый огромный военный институт, что-то авиационное... Фирма "Восход", она же "МПЗ-3", он же "п/я 1408", позже - МНПК "Авионика".

Их генеральный конструктор, Успенский, лечился у нас. Ну и помогал, естественно...

Короче, писали мы им раз письмо с просьбой сделать там чего-то очередное техническое. И там на одном листе бумаги были написаны в разных местах письма три имени предприятия. Восход, МПЗ и п/я. Случайно.

Что вы думаете - вскоре КГБ приехало с допросами! Оказывается, каждое из этих имен несекретное само по себе, но что все три обозначают одну и ту же контору, является государственной тайной. И началось - откуда знаете, да кто вам все это сказал... А Успенского фамилию кто вам сообщил? Дело ж открыто - надо ж хоть мозги попудрить. В итоге написали - с сотрудниками Бакулевского института проведена разъяснительная беседа и уехали. При Сталине точно б кого-нибудь арестовали.

Андрей Баглык:

В свое время я делал подсчет запасов по месторождению урана́. Как положено, сдал в 1 отдел. Когда же этот документ мне понадобился - не дали. Форма допуска не позволяет (у меня вторая была, а запасы по месторождению - это уже первая).

Pavel Raysin:

Отец работал некоторое время в Подлипках, в королевском космическом почтовом ящике. В начале 1960-х они не знали тогда имени своего начальника, С.П. Королева, говорили просто - Генеральный Конструктор. Но один молодой переводчик рассказывал отцу, что в американском несекретном журнале, который у них свободно продается, типа нашего "Авиация и космонавтика", не просто называется фамилия Королев, но и подробно обсуждаются какие-то технические разногласия между двумя ракетчиками, Королевым и его заместителем Янгелем. Причем переводы этих статей из американского журнала числились сразу как секретные. От кого и зачем? Идиотизм.

Антон Козырев (1986):

В армии была повышенная секретность, у танка Т80 нельзя было фотографироваться. И вдруг в политотделе дивизии вижу журнал со схемами и чертежами это самого танка. Спрашиваю капитана - как так? Вот же всё в журнальчике есть! А он отвечает - это американское военное обозрение, а вам нельзя! Иначе порядка не будет!

Jaugen Keppul:

Я сам помню - на военной кафедре нам рассказывали исключительно о нашем конкретном роде войск, например, какое количество военнослужащих и каких именно специализаций содержит отделение, взвод и рота, в которых нам предстоит служить. Другая информация о советских воинских частях, специалистах и видах вооружения была для нас, будущих офицеров, секретной и закрытой. А вот о подразделениях армий США, Англии и ФРГ нам рассказывали довольно подробно. Так что зная, например, точно, из каких солдат, сержантов и офицеров состоит пехотный взвод "вероятного противника", какую технику и вооружение он имеет, мы по аналогии могли представить себе состав и вооружение советского пехотного взвода. Абсурдно, безусловно! Но такой была советская военная реальность. То же самое было и с другими "секретными" отраслями народного хозяйства.

Всеволод Баронин (рос в Зеленограде, работал в НИИТМ (НИИ точного машиностроения) в Конструкторском бюро с 1986 по 1997 год, и там же проходил практику с 1984):

Как ни странно, но в начале 1970-х паранойя по поводу секретности или, если угодно, закрытости Зеленограда не очень сильно ощущалась на бытовом уровне – у меня, во всяком случае. Воспринималось как данность, что город – секретный, что сюда нельзя въезжать иностранцам, и что все НИИ – секретные. А что иностранцы-то? Кто их в те годы живых видал? Помню личный шок от впервые увиденного в жизни живого иностранца – было это (даже дату помню) 1 мая 1972 года: на привокзальной площади в Крюково громко шумел подвыпивший седоватый видный мужик в очень хорошем темно-синем костюме и при галстуке, что он, мол, приехал сюда из Болгарии повидать своих друзей. Мужик говорил с акцентом, и в то, что он – иностранец, верилось сразу. Как водилось в те времена, мы от него шарахнулись…

Вспоминается еще такой эпизод: когда я учился в 3-м классе (дело было в январе или феврале 1973 года), мальчишки, учившиеся в нашей 909-й школе на год старше нас, поехали на ВДНХ стрелять у иностранцев (настоящих иностранцев!) жевательную резинку – отечественной-то еще в природе не было, и жвачка была детским фетишем №1. Возможно, они за жвачкой поехали вовсе не на ВДНХ, а к какой-нибудь из московских гостиниц – но не суть. Суть в том, что в процессе этого увлекательного занятия они были задержаны товарищами в штатском, жвачка была конфискована, дети посидели в обезьяннике, и в результате в школу пришла бумага. Скандал был колоссальный, и – впервые – с обильными упоминаниями о секретности Зеленограда. Впервые же с режимом секретности я столкнулся, как и многие мои ровесники, и даже лица помоложе, летом (июнь или июль, точнее не помню) 1978 года.

Старожилы Зеленограда должны помнить этот случай – в то ли 341-м, то ли 342-м корпусе, снесенных ныне домов, один мужик (на втором этаже, что ли) готовился к рыбалке с применением взрывчатых веществ для глушения рыбы. Готовился и соединил не те провода… Мужика просто распылило, а из дома вывалилась то ли одна, то ли две стеновых плиты. Кажется, там еще какую-то девчонку плитой прибило.

Так вот, происшествие это случилось где-то около полуночи, а на следующий день, часов так в 5 вечера мы поперлись смотреть на место катастрофы. Фигушки! Весь дом был обнесен добротным (что по тем временам было удивительно) деревянным забором, был уже (по тем-то временам!) подогнан строительный кран, а вокруг забора ходило и норовило подпрыгнуть и подсмотреть полно не только пионеров нашего возраста или даже моложе, но и вполне взрослых жителей. Ничего-то никому не светило: вдоль забора были густо расставлены товарищи в штатском, суровым и наглым тоном говорившим всем и каждому: «Проходите, гражданин, не задерживайтесь! Граждане, не скапливайтесь!»

А на следующий день – не вру, лично слышал! – по «Голосу Америки» передали, что «в подмосковном городе Зеленограде произошел взрыв на секретном электронном заводе». Ну и где ваша сраная секретность, а? (...)

Прежде всего надобно вспомнить, какие такие документы в те годы надо было даже обыкновенному 17-летнему пионеру вроде меня подавать на поступление в институт. А именно: аттестат зрелости за 10-й класс, медицинскую справку (форма 286, чтоли? – не помню), анкету и автобиографию. Анкета и автобиография заполнялись и писались, вестимо, прямо при подаче документов в приемную комиссию. Лицам моего поколения это не покажется странным – мало ли они сами таких документов заполняли, а вот родившиеся в 1980-х сильно удивятся: написание этих двух бумаг заняло у меня часа два с половиной, не меньше, а как и не больше. Во-первых, там имелись чудесные для лица 1963 года рождения вопросы: «находились ли вы и ваши родственники на оккупированной территории?», «состояли ли вы и ваши родственники в белогвардейских формированиях?» и, само собой, «имеются ли у вас родственники за границей?». В анкете на эти вопросы надо было отвечать кратко, но на каждый пункт – строго определенно (я, помнится, испортил в результате три экземпляра анкеты), а в автобиографии (какая такая биография у 17-летнего сопляка?) всё те же пункты надо было излагать своими словами.

Сейчас бы, конечно, из-за таких анкет поднялся бы неслыханный вой не то что «правозащитников», но даже и простых функционально неграмотных обывателей – в те же годы их тихо и покорно заполняли все, в том числе слесаря низших квалификаций и уборщицы.

С подобной анкетой после 1986 года, когда я поступал на работу в НИИТМ, я сталкивался только один раз в жизни – в 1997 году, когда я пытался устроиться на работу на FM-радиостанцию «Милицейская волна».

В общем, будучи «из служащих», тем не менее без особых нервов поступил я в МИЭТ. Еще до начала учебного года я ухитрился не стать стукачом, а где-то в течение первых двух недель обучения мы поочередно вызывались в Отдел кадров МИЭТ и подписывали там подписку о неразглашении (в смысле, секретных сведений). Интересно, почему это делалось не в Первом отделе? Кстати, поступая на работу в НИИТМ в 1986 году, я аналогичную бумагу подписывал тоже в Отделе кадров.

Помню из этой самой подписки лишь отдельные пункты, и не в строгом порядке:
• Запрещалось упоминать вне стен института само название «МИЭТ» – хотя оно, как помню, имелось на «типа монументе» у автобусной остановки напротив главного входа в институт. В открытой переписке МИЭТ должен был называться так: «103498 Москва К-498, а/я 1501»;
• Запрещалось общаться с иностранцами в любой, устной или письменной (путем взаимной переписке), форме;
• Запрещалось разглашать сведения об изучаемых в институте предметах;
• Сообщалось, что утеря студенческого билета (он же являлся пропуском в институт) повлечет за собой очень суровые кары, ибо на нем имелось название института и секретные печати Первого отдела;
• Запрещалось разглашать даже родным и близким сам факт подписания данной бумаги.

Больше ничего из этой дивной бумаги формата A4 я, увы, не помню. Но это была далеко не первая подписка о неразглашении, которую я давал, то есть подписывал.

Я часто люблю разыгрывать своих знакомых вопросом: «Сколько ты давал подписок о неразглашении?» Вот я лично давал их четыре:
1. При поступлении в МИЭТ (см. выше).
2. При начале обучения на военной кафедре МИЭТ (сентябрь 1982 года). Подписал, не читая – а что там могло быть интересного? Кстати, моей ВУС (военно-учетной специальностью) было «Автоматические системы управления ПВО сухопутных войск» (кажется, так) – то есть мы изучали КБУ (кабину боевого управления) и КПЦ (кабину приема целеуказания) зенитно-ракетных комплексов «Куб» и «Круг». Это была чудо-техника, запущенная в производство в 1962 году (!!!), каковая обеспечивала наведение ракет на самолет супостата. КБУ представлял собой компьютер, собранный на ФТЯ (феррит-транзисторных ячейках) с данными сильно хуже чем у IBM 086, но ввиду размеров элементной базы еле-еле помещавшийся в КУНГ на шасси «Урала-375»; там же монтировался и тусклый экран кругового обзора радиолокатора. Чудовищно актуальная и непобедимая техника для первой половины 1980-х! КПЦ было куда проще, но на него я совсем уж забивал, и потому идеологии его работы не помню. То есть все сводилось к заучиванию логики действия этих принципиальных схем бумажного формата A0.
3. При поступлении на работу в НИИТМ (апрель 1986 года). Идеологически бумага была сходна с той, что я подписывал при поступлении в МИЭТ.
4. При разработке дивного координатного стола с лазерным слежением и точным управлением посредством пьезоэлектрических двигателей для электронно-лучевой установки (январь 1987 года, НИИТМ). Дело было так: мне и В.Я. Умникову (ныне, кажется, сильный бизнесмен по линии мануфактуры в Москве) поручили отправиться в спецбиблиотеку и ознакомиться с иностранной документацией на аналогичное устройство, то есть координатный стол. А у меня допуска в спецбиблиотеку не было! Так что меня оформляли на этот допуск где-то с неделю, не меньше, в ходе чего я дал очередную подписку о неразглашении. Когда ж мы с Умниковым добрались до спецбиблиотеки и получили на руки интересовавший нас документ, то оказалось, что даже прочитать – не то что разгласить – мы ничего и не сможем: вся сопроводительная информация к чертежам и схемам была выполнена на фламандском (голландском) языке. Понимаете ли, вроде: Slechts af en toe zorgen viool of kerkorgel voor wat zwaardere of meer experimentele klanken. Maar bovenal opmerkelijk mooi… и далее в том же духе.

Согласно той подписки о неразглашении, что я давал при поступлении на работу в НИИТМ, после увольнения из этой конторы мне запрещался в течение 10 лет выезд в социалистические страны и затем еще пяти – в капиталистические. И, насколько я понимаю, весь этот ничего не означавший на деле режим секретности очень пошатнулся еще при большевиках – в мае 1990-го я съездил в Югославию. А уж про новые времена и говорить нечего – первый загранпаспорт я получил в начале 1996-го, а в Чехию (дважды, в марте и июне) и Данию съездил в 1997-м, формально еще работая в НИИТМ. Окончательно уволился я оттуда лишь 1 сентября 1997 года. И с тех пор больше дела с «секретностями» не имел.

Всеволод Баронин (Зеленоград, Конструкторское бюро секретного института НИИТМ (проходил там практику, а потом работал), 1984-1997):

Все прелести каждодневного корпения за кульманом в не самой чистой окружающей среде и в окружении не всегда адекватных коллег усугублялись еще и тем, что НИИТМ, подобно прочим зеленоградским заводам и НИИ, был секретным («закрытым») и, следовательно, режимным предприятием.

Где-то я недавно прочитал, что все правила режима – существующие, кстати, и по сию пору – базируются на каких-то нормативных актах 1930-х годов. Не буду подтверждать или опровергать данную информацию, ибо подробностей не знаю. Скажу только, чего в рамках режима было нельзя.

Нельзя было проносить на территорию / выносить с территории НИИ электронную и фототехнику, инструменты и расходные материалы, грампластинки (почему бы?), магнитофонные ленты и кассеты (позже к этому добавились компьютерные дискеты и CD, хотя никаких CD-приводов в природе еще не существовало), а также велосипеды. Насчет книг и журналов точно не помню – их, кажется, тоже нельзя было проносить; только газеты. (Опять же – поправьте, если это утверждение неверно.) Кстати, и техническая, и художественная библиотеки в НИИТМ были более чем приличные.

Выносить из НИИТМ всякие материалы – нам, студентам, приходилось выносить оттуда дипломные чертежи и пояснительные записки – можно было только после наложения на них печатей Первого отдела. Впрочем, в 1986-м этот процесс проходил уже быстро, хотя старикашки из Первого отдела давали умных и чертежи внимательно рассматривали. Хотя что они в них понимали?

Режим работы был строгий: 8.15–17.30 с перерывом на обед (11.45-12.45), причем за пределами обеденного антракта на улицу выйти было невозможно – только по увольнительной записке с подписями начальника КБ (или лаборатории) и начальника отделения. Правда, большинство сотрудников НИИ имели в пропуске вкладыш «гибкого графика», дающего возможность приходить на работу в диапазоне 7.00-9.15 и уходить в диапазоне 16.15-19.30. Мне тоже такой выдали где-то через пару недель после выхода на работу. При этом распространенным наказанием для нерадивых сотрудников было лишение всего КБ или лаборатории гибкого графика на месяц или более – я сам однажды под такую коллективную раздачу попал. Время прихода / ухода записывалось в амбарную книгу, и под конец месяца каждый сотрудник должен был считать собственную недоработку или переработку. У меня вечно получалось «пере-», хотя в последние дни месяца я сваливал с работы именно в 16.15. На обед и с обеда звал весьма громкий и противный звонок; аналогичный сигнал давался также в 8.15 и 17.30 – длился этот звон как минимум до 1989-го, точнее не помню.

Поздней весной 1986-го начальство еще додумалось ввести пропуски из НИИ на завод и обратно – то есть даже и не пропуска, а такие бэджи (их выдавали две штуки на КБ), чтобы народ якобы туда-сюда без дела не шатался. Оно бы и не вредило, да мне как раз тогда дали перепроектировать подъемник перегрузчика технологических кассет, исходный образец коего помещался на заводской территории, при этом бэджик мне не выдавали. Ну что, записали меня миллион раз как «нарушителя трудовой дисциплины», а потом разборки устроить пытались…

На время ухода в отпуск пропуска сдавались – а ну как ты его потеряешь, и по нему супостат в НИИ проберется…

И, хотя эта тема к режиму никак не относится, упомяну и о денежном содержании: мне, как молодому специалисту и инженеру без категории полагался оклад 130 руб. чистыми. Регулярно же на руки же выходило 130 – 15.60 (подоходный налог 12%) – 7.80 (налог на бездетность 6%, не помню когда уж его отменили) = 106 руб. 60 коп. Правда, еще полагалась квартальная премия в размере 40% оклада, то есть 156 руб., но на следующий месяц после получения оной премии оклад понятным образом уменьшался на подоходный и бездетный с этой премии. Нам всем, правда, буквально через месяц сделали оклад 145 руб., произведя в инженеры III категории.

Когда началась Перестройка и у людей появилась возможность зарабатывать на стороне без унизительного получения «справки на совместительство» (а ее получить было ой как не просто!) – вот тогда и начался массовый исход из родных НИИ мало-мальски думающих или рукастых людей. Кстати, им в ту пору уже особо и не препятствовали: взамен предложить нечего было, а начальство от начальников отделения и выше интересовал исключительно вопрос распила бюджетов под наукообразными прикрытиями. За делом-то никто особо из них не болел, чтобы там сейчас не говорили. Так что вовсе не мифические демократы виноваты в массовом исходе «мозгов» с «наукоемких» предприятий – он начался еще в 1988-м.

Крах отечественных наукоемких производств и был прежде всего обусловлен тем, что молодежи и просто людям с мозгами и руками очень не хотелось работать в таких унылых конторах, откуда ни за границу съездить (правда, ну какая могла быть заграница в те времена! – так, для красного словца ввернул), ни за сигаретами в ларёк выйти, да еще за такие интересные зарплаты (говоря прямо, нормальному специалисту и не начальнику подняться выше 180 руб. было нереально, не то что рабочим на заводе – там и оклад 260 руб. за оклад не считался), и почти безо всяких карьерных перспектив. Собственно, когда я вышел на работу в 1986-м, на подавляющем большинстве начальствующих должностей – от начальника КБ / лаборатории и выше – сидели персонажи, назначенные на таковые должности еще в 1962-м. Карьерное продвижение практически шло только в слое толщиной от начальников отделений до аппарата родного министерства (МЭП).

Одежда, внешний вид.

Григоий Григорян (Средняя Азия):

Меня с другом один раз в ресторан не пустили. Оба были в джинсах, дело было в Средней Азии. Но больше всех убил аргумент зав.зала, этакой яркой представительницы торгашеской элиты: больше 100 кг.веса, на голове копна и яркие румяна. Так вот, это тетя сказала, что они ждут иностранцев на ужин, а мы будем позорить страну. После моих слов, что джинсы - это вообще-то их одежда, она выпучила глаза и заорала: «Пошел вон, брехун бесстыжий, а то сейчас милицию вызову!» Как-то так и жили.

Игорь Лайнер (Ангарск, нач.1980х):

"Вход на танцплощадку в штанах наиболее вероятного врага запрещён," - видел своими глазами в г. Ангарск.

Алексей Рожин:

По-моему, это фейк, в крайнем случае - перегибы на местах. В начале 1970-х пионервожатые в лагере спокойно щеголяли в джинсах на зависть нам, пионерам, в середине - конце семидесятых на танцах ни в парке культуры, ни в доме офицеров, ни в домах культуры предприятий никто к джинсам не придирался. Подкараулить и отнять - совсем другое дело, это запросто.

Владимир Король (Новомихайловск, 1969):

Все везде было по-разному. Где-то могли и в джинсах не пускать. Система советстких запретов была непредсказуема, особенно на местах. В 1969 г. на турбазе в Новомихайловке запрещалось танцевать шейк (кроме как неграм из соседнего ленинградского спортлагеря "Политехник"). Кстати где-то через 3 или 4 года на этой турбазе летом халтурила "Машина времени".

Пётр Дубов:

А меня хотели исключить из школы за то, что штаны были дудки. Как сказала директор школы, которая на линейке позорила меня, обзывала стилягой, что компартия сказала, что штаны внизу (гачи) должны быть не уже 21см, а я надел какие-то дудки, пропагандируя западный образ жизни. Мне было 13 лет, и я не знал, что такое пропагандировать западный образ жизни. И ещё танцует твист на школьных танцах и учит этому других учеников. В комсомол не принимать и исключить из школы. И исключили бы, но заступилось районо потому, что школа воспитала хорошего мальчика, его сочинения и изложения носим на выставки. Поэтому в школе оставили, но в комсомол не приняли. А в партию кпэсесовскую я сам не пошёл, уже поумнел и понимал, что и кто там.

Алексей Рус:

У кого не было колготок - рисовали шов на ноге.

Iveta Rīvāne:

Когда рисовали шов, колготок не было, только чулки...

Владимир Король (Сочи, 1963):

В шортах ходить по городу запрещено, даже детям.

Anita Luoma:

О, да-а! И не только в Сочи, а во всех городах Союза. Гуляющих в шортах по улице видела только в городах Литвы, Латвии и Эстонии.

Григоий Григорян (Ашхабад, конец 1960х-нач.1970х):

Я, правда, не застал, но года за четыре, как я поступил в университет, а дело было в Ашхабаде, девочек в брюках не пускали в универ. Так нашлась группа смелых девчонок, которые написали письмо в "Комсомолку", а кто помнит - это газета была силой. Так отправили спецкора, и журналистка газеты специально приехала из Москвы и под видом студентки попыталась пройти в универ. Естественно на вахте ее попытались завернуть. Был скандал республиканского масштаба, статья правда не появилась, но запрет сняли.

Людмила Новикова (Москва, конец 1970х-1980е):

В мое время с брюками для женщин особых проблем уже не было, но, да, были места, куда не стоило так идти. Но в них вообще как-то еще довольно редко ходили.

Карз Драйв (Москва, 1970е):

Уже в 1976 году, когда я во второй раз сделался студентом, брюки на женщине не выглядели чем-то экстраординарным, и не только в Москве. Но ещё в 1971 году, когда мама навестила меня в Москве, она замечала и комментировала каждую встреченную на улице женщину в брюках. А встречались они нечасто.

Анна Богатырева (Волгоград):

А мне и в конце 2000-х приходилось в подъезде закатывать брюки и надевать поверх длинную юбку, потому что к бабушке нельзя в брюках даже в лютый мороз. Из этого следует, что моя бабушка, 1921 г. р. в г.Волгограде брюки не надела ни разу в жизни. А тех, кто надевал, глубоко осуждала, иногда прямо вслух. Впрочем, таких женщин я знавала лишь трех в восьмидесятых.

Alexander Shatravka (Кривой Рог, конец 1960х):

В конце шестидесятых, а я жил в Кривом Роге, менты и власть была дурковата. В городе дружинники могли пристать, чтоб на рубашке пуговицы были все застегнуть, а менты могли ворваться на танцплощадку и клеша отрезать, а то и клок волос срезать. У меня были очень длинные волосы, из-за чего было много стычек с советской властью.

Сергей Бакалов:

А нам до восьмого класса запрещалось носить наручные часы.

Людмила Новикова:

Я тоже слышала от некоторых, что запрещали. Но у нас можно было.

Daniel Steisslinger:

Ну, у нас до 5 класса. В каждой школе самодурствовали по-разному.

Alex Raven:

Я классе в 5 одел (без спроса!) папины часы, не те, что он носил - он бы сразу заметил. Тщательно прятал под одеждой. И все равно одноклассник стуканул классной, и та категорически потребовала их ей отдать. Пришлось отдать, а дома не знал, как смотреть папе в глаза. Но папа про часы и не вспомнил. Не вспомнил и через неделю, и через месяц. А училка отдала мне их лишь в конце года на последнем уроке.

Лидия Симакова:

А мне за сережки попадало.

Евгений Титов:

Носил часы со второго класса. Но разрешали только однотонные рубашки и никаких свитеров.

Юр Черваков:

Периодически внезапные проверки комсомольского патруля во главе зам.директора школы по воспитательной работе заставляли девчонок удалять с ногтей лак. Обнаруженную бижутерию изымали и выбрасывали в окно. Особенно вызывали классовую ненависть колечки-недельки и кулоны-лезвия. У пацанов под рубахами проверяли отсутствие цепочек. При однаружении онных говорили: "Златая цепь на дубе том...". Рубашки допускались только трех расцветок - голубые, защитного цвета и белые. Наличие свитеров, пуловеров, водолазок расценивалось как неуважение к учебному порядку. Еще на входе проверяли ширину штанин, длину юбок. Панянкам запрещали "конские хвосты" из волос (но можно было, если повязан бант). Длина волос у хлопцев тоже регламентировалась. Но когда трое в знак протеста подстригилсь налысо (чем заслужили титул "пятнадцатисуточников"), их вызвали на педсовет.

Alexander Gerbakher Dmd:

О каком периоде идет речь? Закончил школу в 1979 г. и не помню подобных вещей. Главное было не выделятся из серой массы, толпы.

Vladimir Ivanoff (Днепропетровск, 1971-1981):

Это когда было? Учился в Днепропетровске в школе 1971-1981. (...) И водолазка была, и рубашки венгерские Fekon (батники, как их назвали) всех цветов. И девчонки хвосты носили, и юбки короткие до несхочу. Иногда могли за длинные волосы ребят отправить стричься классе в 7-м, но чтоб вот так проверяли... Не помню.

Юр Черваков:

В каждой школе свои приколы были. Я учился в 21-ой. До середины 1970-х относительно нормальная школа была. Пока директорка на пенсию не ушла. Вместо нее прислали идейную до всерачки. Вроде, они семьей из Курска переместились. Муж какой-то шишкой в обкоме был. То, что я описал - реально было. Но бессистемно - кампаниями.

Dan Leo Dukhin:

Один понедельник я пришел в школу с пышными волосами. Принял ванну в воскресенье вечером. Директор школы, проподавал у нас географию, схватил меня за шевелюру, правда не жестко, начал указывать: "Слишком длинно ты их отрастил, не появляйся в школе без стрижки, а то пошлю в парихмахерскую с урока." Ну следующий урок географии был в среду. Ванну я в те три дня не брал (о советской гигиене лучше не говорить), волосы уложились. Он приходит на урок, тыкает пальцем на меня: "Молодец, приказ выполнил, постригся." Все хохочут, он не понимает из-за чего.

Janek Karbownicki (Краснодар, 1980-е):

В 1980-х, СШ №2 им. героя революции С.М.Кирова, Краснодар. Моей однокласснице, Жене Полуниной, вынули из ушей золотые сережки и заставили вставить в уши нитки. Нитки загноились, и девочка чуть не лишилась мочки уха. Отлично помню.

Яна Багрянцева:

Вспомнилось, как в школе завуч собрала все классы в зале, построила, прошла, выудила девчонок с серёжками и выставила их в центре - типа, смотрите, какой позор, будущие проститутки. Поскольку у неё тоже были серёжки, старшеклассники начали хихикать, типа не "будущая", а уже. Но, в целом, очень гадко это было.

Ирина Портная:

Я училась в школе с 1973 по 1981 год, у нас была школа Образцового чего-то там. Каждое утро стояла директриса в дверях, проверяла у девочек серьги в ушах, снимала, если были и отдавала родителям. Кудри заставляли смывать в туалете, лак - только прозрачный, часы разрешали с 7-го класса. Один раз пришла не в форме, а в синем платье с фартуком - выгнали с урока. Потом, лет через 30 или больше узнала, что наша директриса была раньше надзирательницей в зоне - эта должность была ее повышениям.

Знаю, что в других школах такого террора не было. Все зависело от руководства - нам, учащимся в этой школе - не повезло.

Krivtcova Vitaliia:

Нам все запрещалось. Я проколола уши, и меня сразу заставили их снять. Даже не дали зажить. До сих пор помню. Девочек, надевающих украшения, не только заставляли снять их, но и жестоко оскорбляли. Ненавижу совок.

Анна Борисова:

Мы, неискушенные аксессуарами для волос советские девчонки, вообще не имели представления, что в паршивом загнивающем западе такие как мы девчонки могли и волосы, в школу идя, распустить и покрасить, и - О Господи! - сделать химию, одеть серьги и не бояться, что строгая училка- мучилка затащит к директору и, позоря тебя, во все горло возгласит: " Посмотрите на это чучело! Ишь вырядилася, патлы распустила, ты б ещё морду намалевала!" Строгие косы, хвостики, банты, серая масса, все как все...

Надо ли говорить, что в конце бурных 1980-х отношение к своему образу намного изменилось у школьниц, дико беся училок- синечулок. Заколки и разные резиночки, спиральная химия, начесы и высокие чёлки будоражили воображение. Помню, наша соседка, кажись из Турции, привезла разноцветные шнурки. Их у неё расхватали в момент, и на следующий день пол нашей сельской школы щеголяли с этими шнурками в волосах... А что? Ярко и необычно. И пофиг что это для обуви. Да что говорить, так хотелось вырваться из этого "каквсе", что не только шнурки в волосы готовы были вплетать.

Наталья Сорокина:

А в моё время за часы, короткую юбку и недозволенную прическу из школы бы выгнали.

Нина Симкина:

У нас в 1980-е не разрешали носить сережки, а чтобы отверстия для сережек не зарастали, рекомендовали носить незаметные сережки -"гвоздики". Кольца и браслеты тоже запрещали, поэтому их носили по четвергам, когда у классной руководительницы был выходной. Хотя я одно время ежедневно носила стильное металлическое кольцо с узорами и подкрашивала его зеленым карандашом, чтобы было похоже на старинное позеленевшее серебро. Никто из учителей замечаний не делал, одна из них сказала, что оно мне очень идет.

Александр Дмитриев:

Индивидуализм в "советах" не приветствовался, мягко говоря. "Как все!" - с детства вбивался стадный инстинкт! "В стране советов ВСЕ равны!" Инициатива была наказуема. Только "строй"! И больше ничего, кроме инструкции "сверху"!

Абдурашид Махмудов:

А меня в 8 классе на комсобрании опозорили. Вина моя - носил наручные часы.

Светлана Жемайтис:

Часы носить не запрещали, а вот за выкрашенные волосы в 6 классе маму вызывали в школу.

Катриона Келли:

В британских школах тоже обязательна форма, или в большинстве. А нам даже в старших классах (в которых можно было ходить без формы) запрещали носить обувь на деревянной подошве, которая была в середине 1970-х дико популярна в Лондоне. Мы справлялись тем, что покупали (тоже дико модные) длинные юбки до пола, скрывая позорную обувь...

Sebastian Kismann:

В Британии, если форма обязательная, тогда ту выдает школа. А в СССР должны были родители за собственные деньги ее покупать. Получалось, что школа нам указывала, как нам собственными деньгами распоряжаться. Директор намеренно ходил по классам проверять кто как был одет, и отправлял домой, кто не по форме одетым был. В ж/д вузе нам форму бесплатно выдали и не настаивали на ее ношении, и я носил ее, чтобы нормальные вещи не занашивать.

Anatolij Mereally:

Часы носил, мама подарила. Но классный руководитель Семён Васильевич строгий был (фронтовик), заставлял стричься, а мы хотели волосы длинные носить.

Другие запреты.

Людмила Новикова:

Только после перестройки, когда все это рухнуло, я осознала, каким огромным количеством запретов и обязательств мы были окружены с детства.
За границу поехать когда захочешь - нельзя, читать определенные книги, слушать определенную музыку, смотреть определенные фильмы - нельзя, говорить о политике не в духе пропаганды - нельзя, комсомольцам ходить в церковь на праздники - нельзя, школьникам одеваться определенным образом - нельзя, не ходить на голосование - нельзя, быть со своим ребенком сразу после родов - нельзя (детей уносили), даже любить кого хочешь не всегда можно (членов партии за супружескую неверность разбирали на собраниях). И еще множество мелких "нельзя" в ежедневной жизни.

Dmitrii Kouznetsov:

Добавлю:
Нельзя было за честную работу получить достойную зарплату.
Зарплата научного сотрудника со степенью за всю его жизнь соответствовала стоимости одного самого дешёвого коммерческого трансатлантического авиаперелёта.
Нельзя было продавать яблоки и цветы из нашего сада.
Нельзя было защитить собственность (сад отобрали, дали символическую компенсацию). Нельзя было честно и свободно купить квартиру или автомобиль - ни по ценам, ни по их наличию в продаже.
Нельзя было свободно купить качественную еду.
Нельзя было свободно купить джинсы - ни по ценам (месячная зарплата, а то и больше), ни по их наличию в магазине.
Ни горные лыжи, ботинки. Нельзя было честно купить пропуск на горнолыжный подъёмник; каждый раз унизительная очередь и процедура с билетиками; очередь занимала больше времени, чем подъём.
Нельзя было свободно купить ксерокопировальную машину, компьютер, принтер. Импорт компьютеров облагался пошлинами порядка их стоимости.
В гостинице вместе селили только однополых любовников.
Нельзя было в магазине купить счётчик Гейгера.
Нельзя было в школе учиться тому, что потом будет востребовано в жизни - вождению автомобиля, оформлению бумаг при продаже-покупке-аренде собственности, конфигурированию компьютера и инсталляции на нём софтвера, самозащите. Учили стрелять, но оружие, чтобы использовать этот навык для самозащиты, покупать не разрешалось.
Нельзя было свободно купить многие книги. Их приходилось перепечатывать на машинке или нелегально ксерить и потом переплетать кустарным способом.
Нельзя было указывать учителям на их ошибки и на ошибки в учебниках; даже вопросы по ним далеко не приветствовались. Нельзя было в общественном транспорте травить анекдоты про генсеков.

Аглая Ашешова:

И добавлю от себя еще одно нельзя - нельзя было говорить вне дома как дома.

Masha Gracheva:

Тоже добавлю. Родители на работе покупали билеты в хороший театр, причем билеты разыгрывали. Потом стали продавать по спискам (по очереди). И тоже с нагрузкой - к билетам в Мариинку - какую-нибудь муть.

Пётр Дубов:

Проще сказать о том, что было разрешено чем то, что было запрещено.

Вадим Акимов:

Даже в элементарном это просматривалось. В каждом вагоне метро висели правила пользования "Метрополитеном им. Ленина". Так там из 20 примерно позиций было 2-3 разрешительные и остальные - запретительные ... :-)

Андрей Беляев (Москва, НИИ, 1960е -1980е): (Примечание: нельзя было свободно сделать ксерокопию)

В 1986 был автоматический ксерокс, только стоял он в опечатанном помещении, а копии можно было делать только по визе начальника подразделения. И ещё периодически приходил милицейский офицер, проверял.
В нашем НИИ первый копировальный аппарат "Эра" появился в конце 1960-х. Но это был солидный аппарат примерно с теперешний томограф, и с особым оператором. На одну копию уходило минуты 3-4. После экспозиции копию надо было поместить в особую кассету, перевернуть её несколько раз, чтобы проявить и закрепить изображение. На копирование учебника алгебры ушла бы неделя. Но вспомнился ещё один совковый обычай. В предпраздничный день полагалось все пишущие машинки стащить в запираемую комнату (чаще кабинет заведующего) и там хранить под печатью. В этом обряде какая-то логика чувствовалась. Ну что сделает пробравшийся враг за одно воскресенье? А вот за два праздничных дня подряд (1-2 мая, 7-8 ноября) он чёрт знает сколько листовок сможет напечатать. Однако гебистская шизофрения вполне проявилась, когда ввели красную субботу, и два выходных подряд стали обычным делом. Но порядок сохранился. Если очередные два нерабочих дня были праздниками, машинки запирали, а если это был обычный уикенд, то они оставались на своих местах. (Здесь ещё не надо забывать, что при совке, если праздничный день попадал на субботу или воскресенье, он никак не компенсировался).

Людмила Новикова (НИИ в Москве, конец 1970х-нач.1980х):

Я тоже помню. В институте, где я работала, копировальная комната была на последнем этаже за массивной железной дверью. Туда заходил только один человек, который там работал, а все, кому надо было копировать, передавали материалы ему. И, по-моему, нужны были подписи завлаба, по крайней мере на какие-то материалы. Может быть, кто-то еще имел доступ в эту комнату, но не рядовые сотрудники.

Виктор Иокиранта:

А ксерокса коммунисты боялись как огня, ведь на нём можно было размножить листовки или самиздатовские книги. При ксероксе был журнал, в котором отмечалось: кто, какого документа и сколько копий сделал. И расписаться в их получении, и указать, куда копии подшиты или переданы. Такая мура. Это году в 1982 я сталкивался, кажется.

Виктор Вадимов:

На ночь и нерабочие дни помещения с множительной техникой опечатывались.

Виктор Иокиранта:

А как без этого-то? Иначе враги Советской власти (читай: народа) могут ночью творить свои чёрные дела, листовки размножать.

Виктор Вадимов:

Враги сего не боялись и вещали через радио. Не от листовок была, а от книженций вражеских защита. По тем же "голосам" Солженицына читали, а некоторые записывали и тиражировали, и это было совсем нестерпимо.

Олег Чехов:

Множительная техника была на учете, это да. Чтобы прорваться к ксероксу надо было получить официальное добро. А печатная машинка у нас дома была. ГДР-овская «Эрика». Никто ее не регистрировал.

Jaugen Keppul:

Да, машинки были, печатали и дома, и на работе. Можно было что-то напечатать, не совсем разрешённое. Но дело в том, что "почерк' каждой машинки был уникальный, и при желании гэбня всегда могла определить, на какой именно это было напечатано.

Олег Чехов:

И это правда. Машинка вычислялась, но регистрировать не заставляли.

Татьяна Шиповская:

Ксероксов в 1970-х, например, ещё не было. Были ротапринты. У нас в институте в 1970-х годах был предмет, где мы изучали все эти копировальные средства. Это были здоровые аппараты, а также печатные с перфораторной лентой.

Jaugen Keppul:

Вот за ксероксами, действительно, был довольно строгий контроль. Но в середине восьмидесятых если у тебя был знакомый, имеющий доступ к этому делу, ты мог вполне что-нибудь для себя напечатать.

Александр Уманский:

Всё так. Ещё почему-то каратэ попало под запрет в 1970-е. Реальный срок человек получил, помню.

Владимир Король:

Кажется, это было связано с конкуренцией с официальными единоборствами (самбо), а официально интерпретировалось как чуждое влияние и неконтролируемое обучение боевым искусствам, которые затем применяли уголовные элементы. (Утверждалось, что советские боевые виды спорта воспитывают у занимающихся благородство и прочие положительные черты строителя коммунизма)

Татьяна Шиповская:

Каратэ было под запретом как и йога. Также были запрещены Ушу и Тайчи. Реально запрещены, могли посадить.

Александр Уманский:

Я лично знал тренера по каратэ получившего реальные 3 года общего режима.

Андрей Ракин: (Примечание: речь зашла о библиотеке им.Ленина в Москве)

Говорю как постоянный абонент Ленинки. Общий зал библиотеки был закрыт навсегда в конце 1960-х. Это тот, что был прямо в Пашкове доме. После этого работал только научный зал, а для него нужно было обязательно направление с работы. Желательно с ученой степенью. Такое направление я смог получить уже только закончив Физтех.

Людмила Новикова:

Подтверждаю про Ленинку в Москве (1970е). Только научные работники и по направлению. Простые люди попасть туда не могли.

Андрей Гирдов:

Аналогично в "Публичку" в Ленинграде.

Валерий Мещеряков:

В солидном советском банке занимался внешними связями и приходилось составлять сметы расходов на прием иностранных делегаций. Самое забавное, что соответствующее постановление ЦК и Совмина - секретное, а составленная мною смета - даже не ДСП.

Для того, чтобы делегации, скажем из ГДР, посетить Звездный городок, нужно было написать два секретных письма с просьбой в Генштаб и КГБ. Получив от них ответы, нужно написать еще одно письмо в Совмин, указав в нем, что согласие Генштаба (т. Иванов) и КГБ (т.Перов) имеется. Все люди были при деле, безработных не было.