События

Фестиваль молодежи и студентов (Москва, 1985)

Карз Драйв:

Я в то лето был уже взрослый парень, 36 лет. В 1982 году, будучи чуть менее взрослым, закончил медико-биологический факультет 2-го МОЛГМИ, который сейчас называется, кажется, РГМУ или что-то вроде. В этом вузе было много иностранных студентов, так что общение с иностранцами (во всяком случае, из т.н. "социалистических" стран или стран третьего мира) не было для меня чем-то необычным.

Фестиваль этот меня не сильно возбуждал, хотя было, конечно, интересно смотреть по телевизору, как знаменитый ныне В.В.Познер в прямом ТВ эфире общался с иностранцами, пытаясь хитро отвечать на их вопросы о т. н. "социалистическом" строе, и как получал отлупы от очень даже зубастых собеседников, некоторые из которых не давали Познеру сбить себя хитромудрыми передергиваниями. Но чтобы принять личное участие в мероприятиях фестиваля - это меня не волновало. Даже в голову не приходило. Пока однажды не получилось так, что я поздно вечером, в районе полуночи, попытался войти на станцию метро "Площадь Революции" через тот вход, который на эту самую площадь и выходил, как раз недалеко от того места, где позднее поставили конную статую маршала Жукова, и от которого был виден Большой театр.

В общем, шел я к метро, но неожиданно наткнулся на многолюдную толпу, состоявшую по большей части из нарядных молодых девушек, которые так и нарывались на общение и бросали на попадавших в поле их зрения лиц мужского пола очень заинтересованные взгляды. Я бы даже сказал, плотоядные.

Я тут же из телефона-автомата (звонок - 2 копейки) позвонил в общежитие, в котором я жил в студенческие годы, а теперь продолжал жить мой тогдашний лучший друг Вартан, с которым я учился прежде на одном курсе и жил в одном блоке общежития, а теперь он был аспирантом. Хотя я был на 10 лет его старше, он был гораздо более опытным ловеласом, и я понял, что без его поддержки мне на этой ночной тусовке ловить нечего. Дежуривший на вахте студент охотно сходил и вызвал Вартана. Я ему описал ситуацию, и он быстро собрался и приехал.

Это всё были напрасные старания, потому что девушки, как оказалось, не настроены были на знакомство с парнями "отечественного производства". Нам с Вартаном не помогла даже наша неславянская внешность. Выходим мы с ним из этого самого метро, окунаемся в молодежную толпу, на нас пикирует пара умопомрачительной внешности девушек, одна из них бесцеремонно хватает Вартана за рукав, поворачивает его (т.е. рукав, а не Вартана) нашивкой к себе и разочарованно произносит: "А, Монтана. Наш..." Они отворачиваются и бегут к другим парням. Если кто помнит, Montana - это был такой бренд непонятного происхождения, который выпускал джинсы и прочую одежду, ориентированную именно на советского потребителя. Совсем неплохие, кстати, были джинсы.

В общем, мне довольно быстро захотелось домой спать, но Вартан сказал: "Давай ещё потолкаемся",- и мы стали просто переходить от одной кучки людей к другой. В центре каждой такой кучки стоял иностранец или несколько, и окружающая толпа пытались с ними "общаться".

В конце концов мы прибились к одной кучке. В центре внимания была девушка, сидевшая на лавочке, а вокруг была кучка человек из двадцати. Девушка разговаривала на русском, но с сильным акцентом. О чем шел разговор, я не помню. Перескакивали с темы на тему. Девушка называла себя итальянкой, но акцент у нее был, на мой слух, совсем не итальянский, а очень даже "английский". Буквально купалась во всеобщем внимании. Мне этот цирк довольно быстро надоел, но Вартана было не оторвать, потому что девушка начала с ним флиртовать. Проявила знание армянской культуры, это Вартану польстило, хотя я думаю, она была тоже армянка. Я попытался найти в этой ситуации какой-то интерес, наблюдая за легковерными соотечественниками, внимавшим речам "итальянки" с каким-то нездоровым возбуждением. В общем, когда подошло время открытия метро, "итальянка" пошла к нему, мы толпой за ней. Народ пытался договориться с нею о встрече вечером "в том же месте в тот же час". Девушка назначила время и нырнула в метро. После чего я не просто на ухо Вартану, а вслух во всеуслышанье сказал, что никакой повторной встречи не будет, никакая она не итальянка, и "вааще". Но народ урезонить было невозможно. Всем хотелось верить в сказку. Никто не собирался расходиться, начался обмен телефонами прямо на платформе метро. У меня тоже пара человек взяли, я у кого-то взял. В общем, сели мы с Вартаном на разные ветки и, засыпая в метро, поехали каждый в свою сторону. Он на станцию "Юго-Западная", в общагу, я - к станции "Щёлковская", в съёмную квартиру.

Вартан мне вечером не позвонил, хотя обещал. "Итальянка", понятно, не появилась. Но об этом я узнал не от Вартана, а от русской девушки, которая дала мне телефон после расставания с "итальянкой". А Вартан потом всё не соглашался со мной, что это была никакая не итальянка и вообще не иностранка.

Вот такие у меня остались воспоминания о фестивале. К сожалению, детали из памяти стерлись. Но общее впечатление осталось.

P.S. Вспомнил одну деталь. Я запел знаменитую "итальянскую" песенку "Уно уно уно моменто...", а наша "итальянка" оказалась "в теме" и подпела, чем сразу выдала себя. А потом я рассказал ей историю, как я на третьем курсе жил в одной комнате общежития с однокурсником казахом Сериком и первокурсником узбеком Мухтором. О том, как однажды Мухтор вернулся поздно вечером и возбужденно рассказал, что он в компании своих однокурсников на улице Москвы заговорил с двумя молодыми итальянками, которые не знали как следует ни русского, ни английского. Но Мухтор, собрав все свои познания в английском языке и в итальянской культуре, обратился к девушкам с такой фразой: "Go to the общежитие, синьор Робинзон динь-динь". Ну, кто постарше, те смотрели, наверное, итальянскую кинокомедию "Синьор Робинзон" и помнят, что означало словечко "динь-динь" в этом фильме. Итальянки, которых пытался соблазнить на "динь-динь" Мухтор, его не поняли, а наша фестивальная "итальянка" оказалась опять в теме.

Людмила Новикова:

В брежневские годы не было запрета общаться с иностранцами. И некоторые ученые, да и люди других профессий с ними встречались по работе. Но простому человеку просто негде было их увидеть в обычной жизни. Поэтому любая случайная встреча производила большое впечатление.

Хочу вспомнить Фестиваль молодежи и студентов в 1985 в Москве. Горбачев совсем недавно пришел к власти и еще только укреплялся в Кремле.

Мы слышали рассказы старших о фестивале 1957 г., как тогда молодежь свободно общалась, и как это было здорово и интересно.

И вот фестиваль снова пришел в Москву. Мы с подругой поехали по городу смотреть и общаться. И были разочарованы, что нигде ничего не было, город выглядел почти обычно. Доехали до Красной площади. И тут, наконец-то, нашли то, что искали.

Большая толпа народа, в которую мы сразу затесались, делилась на группки. Люди собирались вокруг иностранцев и задавали самые разные вопросы. Обычно в толпе находился кто-нибудь, кто мог говорить на английском языке. Он переводил для остальных.

В СССР, хотя очень многие учили английский в школе много лет, но говорить на нем не могли. Разговору нас не учили, все было направлено только на перевод: бесконечная грамматика и бесконечные тексты. (Думаю, это было не случайно). Поэтому у большинства был "языковой барьер" (когда знают, а говорить не могут).

Мы тогда смотрели на иностранцев как на людей с другой планеты. И было безумно интересно, как у них там все на самом деле. И спрашивали их на самые разные темы: какие у них квартиры, есть ли детский сад, что учат в школе, много ли бездомных лазают по помойкам (одна из любимых тем советской пропаганды - огромное количество бездомных и голодных на капиталистическом Западе) и т.д. Не говорили только о политике: и мы, и, вероятно, они понимали, как много "людей в штатском" находится в толпе.

Но властям явно не нравилось наше общение: по краям толпы тусовались дружинники и милиция, какие-то люди периодически проходили между нами, внимательно оглядывая всех. Но и разогнать нас было нельзя: международный фестиваль мог привести к международному скандалу.

Поэтому решили действовать не прямо. Когда я приехала туда на следующий вечер, оказалось, что Красная площадь закрыта "на профилактику". Мы увидели кордоны милиции, а за их спинами - абсолютно пустую площадь в лучах фонарей. Я родилась в Москве, но никогда ничего не слышала о "профилактике". Да и чего там профилактировать в ночи?

Однако людей это не остановило. И та же толпа стала собираться около площади. Видимо, это властям очень не нравилось. Какие-то машины начали медленно ездить сквозь толпу по тротуару, освещая всех фарами. Но интерес к иностранной жизни был сильнее страха: люди расступались, но продолжали общаться. И какое-то чувство веселья охватывало от сознания, что власти ничего не могут сделать.

Следующий вечер был последним вечером фестиваля. И, видимо, кто-то там "наверху" решил, что раз разогнать не получается, то "можно". В эту ночь Красная площадь открылась, милиция, дружинники и все эти зловещие машины исчезли. Масса людей собралась на площади и вокруг. Всю ночь свободно общались, танцевали, слушали музыку, играли в разные игры, веселились. А закончилось все для меня прекрасным воспоминанием на всю жизнь: рассвет над Москвой, мы усталые, но счастливые, стоим вокруг африканца, который играет блюз на саксофоне.

Хочу добавить, что у меня и мысли не было о сексе или о том, чтобы «вступить в связь с иностранцем», и я вокруг себя не видела «женщин легкого поведения» (хотя они там, наверное, были).

Микелино Да Моска:

Я учился в 7-м классе. Помню грозные нотации комсомольской секретутки о недопустимости попрошайничества у иностранцев и о возможном возмездии за это.

Иветта Шатилова:

Это был первый опыт работы гидом-переводчиком в КМО ЦК ВЛКСМ. Правда, самые интересные экскурсии уже позже начались, на фестивале больше переводчиком была. В основном у иностранных журналистов. Советских граждан пугали, пытаясь взять интервью.

Людмила Новикова:

А расскажите, как это было на фестивале. Вам какие-то предварительные инструкции давали? Вы должны были что-то сообщать о разговорах?

Иветта Шатилова:

Лично мне никаких. Вы же про Контору Глубинного Бурения? Ни на этом фестивале, не на Международном Конгрессе Женщин, ни в Интурбюро. Да и за мной не особо следили, по крайней мере я этого не замечала, но и правила игры не нарушала. Методист из Конторы в моей жизни был только один, в Шереметьево, во время студенческой практики. Но он больше общался со старшими смены. А с переводчиками вполне нормально контактировал. В общем, не 1937 год. Страшилок не расскажу. (Примечание: Контора Глубокого Бурения, Иван Иваныч - это известные всем слова того времени, обозначающие КГБ).

Людмила Новикова:

Спасибо. Да, я имела в виду именно это. Вы еще написали: "Советских граждан пугали, пытаясь взять интервью". Понятно, что они боялись общаться с иностранцами. Но как реагировали? Просто отходили? Говорили, что заняты? Или все же давали интервью и говорили, что все хорошо?

Иветта Шатилова:

Да нет, особо провокационных вопросов не задавали. То ли меня, как не самую проверенную, не ставили к тем, от кого ждали провокации, то ли журналисты уже от старших товарищей получили инструкции нам неведомые. Но, скорее всего, даже западная пресса была очень лояльно настроена к Горби, перестройке, новому лицу СССР. Те, у кого пытались взять интервью, скорее очень зажатыми изначально были. Ну вот что стоило (до сих пор помню их) влюбленной парочке в Парке Горького, на вопрос, о чем мечтает советская молодежь, хоть агитку выдать про мир во всем мире, хоть сказать, что море хотят увидеть 😊. А ребята лихорадочно попытались спрятать эксимо и в итоге убежали. Их уже испугало, когда я представляла издательство. Кстати да, отнюдь не просоветское. Но вряд ли они об этом знали.

Вообще советские граждане очень зажатые всегда были. Я, когда уехала жить в Египет, часто слышала, что русские - мрачные люди. Хорошие, но мрачные. Ха, ну как не быть мрачным, когда за тобой Иван Иваныч следит. А кто из твоих коллег Иван Иваныч вряд ли узнаешь.

А чисто практически именно на фестивале это выглядело так. С утра приезжали в КМО, подходили в назначенный кабинет, и тебе говорили, что сегодня ты едешь в такую-то гостиницу, у тебя (в моем случае журналисты), ты их сопровождаешь туда-то. Общаешься, переводишь, помогаешь с бытовыми вопросами. В такое-то время отвозишь в гостиницу.

Лично для меня было намного интереснее через несколько лет работать с делегатами Фестиваля в Пхеньяне, которые транзитом через Москву летели. Вот с ними вообще 16 часов в сутки находились, по всей Москве ездили, много общались. До сих пор помню председателя студенческого совета университета Гуадалахары. Экскурсии, музеи, в кино ходили, болтали. Интересное время было. Надежд, что мир тебе доступен.

И вот ещё, что вспомнила. Чтобы, не дай бог, не "завербовали" методисты, сразу до них донесла, что вот прямо очень хочу быть полезной и нужной 😊. И много болтала. Причем бесполезного. "А у родителей Хосе на крыше вертолетная площадка", а Мануэль с Викторией думали, что Екатерина Великая - героиня "специальных фильмов" и т.п. Вроде и работаю хорошо, но ненадёжная какая-то. Мне даже методист книжку дарил с пожеланием поменьше болтать. Но зато никаких вопросов и поручений 😊. А да, переводчицу шведского со мной в один номер заселили. Она пыталась меня вывести на разговоры о чаевых в валюте. О том, что можно купить, где обменять. Ой, какой только я ерунды не наболтала. Но "что такое доллары, да первый раз слышу". А когда все же получила, прямо сразу рванула в Берёзку в Шереметьево и потратила показательно. Ну и что можно было с этой блаженной взять, кроме плохих анализов? 😊

Сергей Шувалов:

Москву закрыли как на Олимпиаду . Менты были в парадных белых рубашках . Машины, даже с областными номерами, в город не пускали. Продуктов стало чуть больше. Последний рывок, а дальше только вниз. В общем после 1980 г. все было отработано. Только масштаб поменьше.

Наталия Химухина:

Расскажу о событии, о котором практически забыли. Тем не менее, это было. 1985 год. Международный фестиваль молодежи и студентов в Москве. Нас, студентов филфака, начали идеологически готовить еще зимой. Раздали книжки на английском "СССР сто вопросов сто ответов". На специальных занятиях мы должны были заучивать ответы на провокационные вопросы империалистов. Самых острых вопросов про диссидентов или карательную психиатрию там не было. Было что-то типа почему молодежь в СССР не борется за мир. Отвечать надо было, что за мир борется наша страна, а мы ее поддерживаем.

Ближе к делу нас распределили по фестивальным объектам. Многих отправили переводчиками на различные мероприятия. Парней определили в помощь охране порядка. Им выдали одинаковые серые куртки с полосками. Долго пол-Москвы ходило в таких куртках. А меня с подругами отправили в Коломенское, где планировался большой фольклорный фестиваль. Парк подготовили. На картофельном поле выстроили три открытые деревянные сцены. Плюс несколько грунтовых площадок. Начались репетиции. В основном были танцевальные коллективы из СССР: Украина, Грузия, народы Севера. Иностранцев было немного. Греки, турки, соц. страны. Приехала Березка. Невероятно холеные, упакованные в джинсу девицы. Наша задача была встречать коллектив и тайными тропинками вести их к месту выступления. А потом так же тайно уводить на стоянку автобусов. Парк большой и довольно путаный. Пока все шло отлично.

И вот день Х настал. Парк оцепили по всему периметру милиция, военные и дружинники. Поставили киоски с невиданными соками в пакетиках и нарезкой сыра и колбасы в вакууме. Праздник должен был начинаться подъемом гигантского венка дружбы из цветов и шариков.

Но кто бы мог подумать, что июльским днем в Москве возможен ливень? И он ливанул ровно за полчаса до начала. Что все пошло не так, я поняла, когда в небо вместо венка поднялся куцый огрызок из нескольких шариков. Зрители перли толпой по грязи. Начали подъезжать автобусы с танцорами и выгружаться в лужи. Тайные тропы стали непролазными. Артисты в концертных костюмах побрели по утоптанным дорожкам, поднимая подолы, теряясь и смешиваясь со зрителями. Мы метались, как зайцы, собирая свои коллективы. Я довела своих до сцены, а тут новая беда. Доски намокли и стали скользкими. Танцоры скользили и падали. За ними бегали тетки с тряпками и вытирали пол. Зрители месили грязь и хохотали. Короче, праздник удался. Кстати, почему в СССР молодежь не борется за мир, меня так никто и не спросил.

Олимпиада (Москва, 1980).

Людмила Новикова (Москва):

В год Олимпиады я была студенткой. И нам, как многим другим учащимся, предложили там поработать. Мы были простыми уборщицами в Олимпийской деревне, и были заняты за месяц до Олимпиады и во время нее.

В первый месяц работы было не так много: как всегда в СССР все достраивалось и "доводилось до ума" в последний момент. И нас гоняли в разные места что-то где-то убрать или отчистить.

Зато были ежедневные инструктажи. Это было вскоре после вторжения СССР в Афганистан, многие страны в знак протеста не поехали на Олимпиаду. И наши власти очень боялись возможных провокаций. Поэтому нам каждый день внушали: если мы заметим хоть что-то необычное - немедленно сообщать. Ну и по политической линии: какое большое доверие нам оказали, мы - представители Советской страны и т.д. А в практическом плане - не знакомиться с иностранцами, быть бдительными и т.д.

Из этого предолимпийского месяца помню только две вещи: была сильная гроза, и прорвало крышу только-только построенного культурного центра. Хлестало так, что воды на полу было по щиколотку, новенький паркет весь пошел волнами, съехалось много начальства. Нас срочно туда бросили, и мы швабрами гоняли эту воду. Там я отличилась: нечаянно опрокинула ведро с грязной водой на брюки какого-то высокого холеного партчиновника. Сначала испугалась, а потом тайно злорадствовала. До Олимпиады оставалось совсем мало времени, но каким-то образом все успели починить и привести в нормальный вид.

А вторая вещь была неприятная: только-только привезли железные рамки на проходную, и кгб-ки их на нас налаживали. Они звенели от всего: от заколок, застежек, булавок. И каждый раз нас заставляли вытаскивать все из сумок и внимательно осматривали каждый предмет.

Олимпиада началась для нас увольнением двух наших девушек: они познакомились с иностранцами, те пригласили их в кафе и заплатили за кофе. В тот же день девчонок уволили "за моральное разложение". Было сказано: раз за них заплатили - значит предполагался секс. Правда на их учебу в институте это потом не повлияло.

Мы убирались с утра, а потом могли быть свободны, но доступны, если что-то случится. Нам разрешали ходить на концерты. И я так увидела некоторые представления, на которые в обычной жизни билеты достать было почти невозможно. Для иностранцев привозили лучшее. Но было запрещено ходить на дискотеку, которая была каждый вечер. И только в самый последний день нам милостиво разрешили там потанцевать.

Вообще было много интересного. Например, там я впервые в жизни попробовала фанту. Она казалась невероятно вкусной.

Ну и напоследок расскажу про апельсин. Однажды мы убирали зрительный зал в культурном центре и заметили апельсин. Кто-то засунул его между сиденьями. Причем не забыл, так забыть было нельзя, а именно засунул специально. И виден он был издали.
Ну мы вспомнили все инструктажи, подумали, что наше дело маленькое, пусть начальство само разбирается. И сообщили тому кгб-ку, к которому должны были обращаться. (Вообще их там было очень много, они дежурили на этажах, в переходах под видом обычных граждан. Но мы их научились вычислять с первого взгляда). Кагэбэшник прибежал, посмотрел: да, очень странно. Убежал к своему начальству. Вскоре пришел начальник, тоже посмотрел и ушел докладывать выше. И дальше к нашему несчастному апельсину было паломничество начальников все более высокого ранга. Никто не хотел брать на себя ответственность. Наконец пришел какой-то чин, посмотрел, взял апельсин двумя пальцами и выбросил его в помойку. На этом все закончилось.

Игорь Лев:
Ложь -лицемерие как норма - я никак не могу вспомнить, когда и как я прозрел для себя лично... То есть, не чтоб понимать, что кругом враньё, а что я и сам такой же... В 1980-м году как я воспринимал этот самый бойкот Московской Олимпиады? Почему-то я никак не могу вспомнить своё отношение именно к бойкоту - я за или я против был?... "У них там наверху" - кажется, что-то такое было во мне... типа: "Не моего ума дело, всё-равно там у них враньё сплошное"(...) Душевность "ласкового Миши"? Да, какая-то часть, постыдно-сентиментальная моя задевалась. Это удавалось нередко этому поп-искусству, пахмутовско-добронравому эдакому. Но тут же осознание, что интонации Лещенко-Анциферовой - банально-продажные. Но ведь это десятилетиями сплошняком отовсюду, именно этот пафосно-елейный стиль - он и не осознавался-то особо, как само собой что-то...

Карз Драйв (Москва):
Игорь Лев, Вы своим упоминанием Анциферовой напомнили мне одну деталь: специально к Олимпиаде-80 в Москве начала вещание англоязычная пропагандистская радиостанция "Radio Moscow World Service". Меня с моими однокурсниками очень умиляли английские тексты. Они были переполнены смешными кальками с русских оборотов, и составляли эти тексты, похоже, люди, не очень далеко продвинувшиеся в изучении английского языка. Не дальше, чем мы, московские студенты неязыковых вузов. А в музыкальной части чаще всего запускали песни из советского кинофильма "31 июня", из которых запомнились две в исполнении Татьяны Анциферовой: "Ищу тебя" и, особенно, "Мир без любимого". Фильм этот был мне незнаком. Посмотрел я его много лет спустя, и он мне не понравился. А эти две песни запомнились. АлеГЗандЕр ЗаТСепин, автор музыки, молодец!

Андрей Беляев (Москва):
В 1980 я работал в Индии, но летом выбрался в отпуск в Москву и кое-какие олимпийские события посмотрел. Вторжение в Афганистан мне с самого начала показалось безумством, но бойкот Олимпиады я не одобрял. Хотя мотивы были понятны. Кстати, наши на следующем цикле бойкот "отзеркалили", с тяжёлыми для себя последствиями.

Andrey Morenko:
Нам, первоклашкам, советовали разъезжаться по деревням с родителями и ни в коем случае не брать жвачку у иностранцев, т.к. внутри наверняка... иголки! :)

Алла Михалёва (Москва):

По окончании Олимпиады нас, программистов страны, послали на курсы повышения квалификации. Под общежитие был отведён целый подъезд 12-этажного дома в Бирюлёво (Бирюлёвская 26). Москва ещё была чистой и пустой. Москвичи мечтательно вспоминали дни Олимпиады, когда не было транзитных поездов и приезжих. Они ходили в пустые магазины впервые за много лет. А мы впервые увидели чудо - одноразовую посуду, которую сделали для Олимпиады. Конечно, для нас она не была одноразовой. Не могли же мы - дети совка - выбросить эти ложечки, вилочки и ножи. Тогда же мы увидели молочные продукты в тетрапаке. Два месяца мы там учились, потом - бегали по магазинам, а вечером - в театр на "лишний билетик". Свою "добычу" мы слали домой посылками. В почтовом отделении мы получали выговоры, нас крыли и называли "Бирюлёвка 26". А были там самые простые вещи: колготки, чулки - носки, тик для подушек, шампуни и прочая мелочь, которой у нас не было тогда.

Михаил Луцкий (Горький):

Всех алкашей из Москвы отправили к нам в Горький (Н. Новгород). Сами представляете, во что превратились дворы и улицы в этот год.

Ontons Krāslavietis (Прибалтика):

Пропали продукты из магазинов. Но впервые попробовал Фанту привезеную из Таллина с регаты. Посмотрел олимпиаду у соседей на цветном телевизоре, на нашу шестиподъездную пятиэтажку цветные телевизоры были у 3 или 4 семей.

Aslan Saidoulaev (Москва):

В бытность слушателем Высшей школы МВД был задействован по охране порядка в местах проживания иностранцев. Службу проходил в гостинице Академии наук страны на Ленинском проспекте. Впервые в жизни попробовал ананас и "фанту". Иностранцы (из Европы), в том числе и западные, как люди, понравились.

Елена Энская (Москва):

Тогда не стало Высоцкого. Папе в институте дали билет на какие-то легкоатлетические соревнования, он сходил, но больше всего запомнились все-таки квартирники прослушиваний магнитофонных записей Высоцкого. Ну и появление в табачных киосках ранее не виданных в советской продаже сигарет - Мальборо, Кэмел и т.п.

Dmitriy Dmitriev (Москва):

Фанта, жевачка и бокс. Я в то время занимался боксом, и старший двоюродный брат, который специально приехал в Москву из Находки чтоб посмотреть Олимпиаду, брал меня с собой смотреть это все живьем. Странно было все это наблюдать. Полупустые трибуны, явно слабые по сравнению с советскими спортсмены западных стран, которых приехало 1.5 инвалида. Но фанта была. Да и соки в маленьких пакетиках с трубочкой.

Сергей Козлов (между Курском и Белгородом):

Наверно, мое одно из первых воспоминаний. Мне 4,5 года, батя меня держит на плечах, чувак с факелом и в коротких трусах и еще за ним чуваки бегут, трасса Москва - Симферополь, где-то между Курском и Белгородом.

Григоий Григорян:

Как раз в этот год в июле у нас была свадьба. А тогда было модно ездить в свадебные путешествия по городам и весям сссерии. Но из-за олимпиады все более-менее приличные города были закрыты. Пришлось у бабушки в деревне медовый месяц гулять.

Андрей Сапрыкин:

Стишок про олимпийского мишку: "Как увидишь эту рожу, все становится дороже." Олимпийская наценка-с. (Примечание: наценка на предметы с олимпийской символикой)

Диана Батаева:

Во время Олимпиады умер Владимир Высоцкий. Олимпиада была ничем по сравнению с этим горем..

Андрей Сапрыкин:

А я работал переводчиком на Олимпиаде и так и не узнал про смерть Высоцкого. Стыдно до сих пор.

Андрей Купреев (Ленинград):

Поступал в Питере в мореходку. Только через 20 лет узнал, что Начальник училища, чтобы уберечь пацанов от призыва в Афганистан, добился увеличения количества курсантов на каждый факультет. Ну и Фанта в Шереметьево, конечно. 20 копеек стакан.

Yuriy Sopronyuk (один из олимпийских городов):

Был в армии. Лежал в госпитале после операции в одном из Олимпийских городов. Только начинал ходить - сразу выписали раньше времени. Сказали, не положено больше находиться в госпитале, Олимпиада начинается. Оставили только тяжелобольных. В части будешь выздоравливать.

Віктор Михайлович Хилюк:

На все более-менее дефицитные товары лепили "олимпийскую символику" и продавали существенно дороже. Купил себе наушники с этой фигнёй. Ходил анекдот про мужские трусы с этой символикой. Кто помнит, как она выглядела, тот посмеётся.

Анна Юшкевич (Киев):

Купила красивый комплект кастрюль. Дефицит несказанный. И красивое полотенце - такой же дефицит по тем временам.

Olga Smyslova:

Соки! Вкуснейшие соки в загашнике - осенью пили!

Damian Smith (Киев):

В магазинах жрачки больше стало, прявилась пепси-кола, которую учителя настоятельно рекомендовали не пить. В Киеве бьіл на одном отборочном матче по футболу, дед достал билетик.

Сергей Лохин:

До олимпиады возил строительные материала на олимпийские объекты. Во время олимпиады всех как в тюрьме закрыли, и даже в увольнение не пускали. После олимпиады - Какая такая олимпиада?

Pavel Raysin (дорога от Белого моря в Москву):

В Олимпиаду возвращался из отпуска, с Белого моря. От местного рыбозавода рыбный магазинчик в Чупе. Всегда отоваривался с собой. Смотрю, на витрине страшные морды - копченая зубатка, 7 руб. килограмм. Щас возму. Ближе подошел - одни головы. А где ж тельце? - А тельце на Олимпиаду забрали.

Еду в поезде. Поезд полупустой, от Петрозаводска пустой совсем. Каждый час-два ходит милицейский наряд, проверяют документы. Все движение в сторону Москвы под запретом! Еду один в пустом вагоне. Паспорт далеко не прячу. Очередной патруль паспорт не смотрит: "Слышь, в Москве Высоцкий умер!..."

Юрий Ряснянский (спецпоезда Симферополь-Ялта):

Попал в олимпийский призыв в армию. По началу наша часть должна была обеспечивать порядок на стадионе хоккей с мячом. Потом отменили, и мы сразу после олимпиады были на спецпроездах Симферополь -Ялта. Леонид Ильич прибыл отдыхать на дачу, и к нему ездили вожди племён-участники.

Сергей Агеев (Кобулетти):

Работал пионервожатым в Кобулетти. В лагере было много высланных московских детей.

Елена Иваненкова (Москва и Подмосковье):

Мало народу в Москве, появились экзотические продукты - помню бекон в вакуумной упаковке, соки в пакетиках с трубочками. Я на даче в основном была в это время. Попала на соревнование по гребле, но мне не понравилось - по телевизору лучше видно, чем с трибун. Помню еще, можно было в почтовых отделениях поставить олимпийский штемпель на конверт, коллекционеры даже стояли в очереди. Говорили, что всяких асоциальных высылали за 101 километр, хотя я не очень представляю, как это было сделано технически. Но и правда на улице их было не видно. Вражьи голоса говорили, что студентов загоняли работать на олимпиаде - мне это было странно, казалось, наоборот, интересно должно быть, желающих больше, чем мест. Еще в этот год ограничивали прием в вузы, а в 1981-м году соответственно конкурс был выше.

Роман Магус:

Плакал навзрыд, глядя на улетающего медведя!

Виктор Любимоф:

Помню через наш город проносили олимпийский огонь. Было много людей, центр перекрыли. Всех согнали с цветами, флагами, у меня были ромашки. Потом час пешком добирались домой, так как транспорт не ходил.

Юрий Рысев:

Мне было 13 лет. В Москву не пустили. В Ленинград тоже. По телику посмотрел закрытие.

Dania Yakhina (работала в Аэрофлоте):

Страшное время для Аэрофлота, где внутренние линии, не обслуживавшие олимпийские перевозки, а совершавшие нормальные рейсы для перевозок советских граждан, были полностью оголены от фирменной посуды для обслуживания пассажиров питанием и напитками. Вся имеющаяся посуда была для тех рейсов, которые были "олимпийскими" рейсами, да и там ее катастрофически не хватало. Для иностранцев она была "одноразовой", тогда как вообще-то работники, обслуживающие пассажиров, принимали и сдавали эту посуду под мат.ответственность и по счёту. Я удивляюсь, как по вине Аэрофлота в тот олимпийский период не распространилась какая-нибудь зараза типа корона-вируса или другой какой чумы?! Страшно вспоминать, как изощрялись, чтобы как-то предоставить хоть какой-то сервиз. Например, гарнир даже и не предлагался, т.к. его некуда было сервировать, а мясо ложили на квадратную калькообразную бумагу, которую загружали на рейс как туалетную бумагу. Но выхода не было, тем более как туалетная бумага она была совершенно не пригодна. Хотя если предварительно отчаянно её намять - то и для этой цели тоже за неимением другой! А про то, как и в чём раздавались напитки, я даже рассказывать не хочу. На каждый рейс давалось всего 20 гигиенических пакетов на туда-обратно, т.е. 10 туда, 10 обратно. Если в рейсе ужасно не везло с турбулентностью, то приходилось делать кулёчки из газет, а они, как известно, сильно промокали и протекали. Вот этим и занимались во время игр: кульки накручивали. За что я должна любить эту сволочную систему? За позор, который стыдно не то что рассказывать, даже вспоминать?

Galina Akimova:

На улицах была пустота, как-будто все срочно уехали с семьями в отпуск. В аптеке первый раз увидела финский лейкопластырь под цвет кожи, правда после олимпиады он исчез.

Anatoly Temkin (Ленинград):

Главные воспоминания - выгнали из Питерской общаги и из города на время праздника спорта.

Алексей Олегович Козлов:

Советские люди попробовали Пепси-колу и Фанту.

Lubova Lenska:

Было полно импортных сигарет.

Александр Устиненко (Харьков):

Помню, как всей семьей рано утром побежали смотреть, как в Харькове по Сумской Олимпийский огонь несут. Помню открытие по телеку, а потом как отрезало - узнали, что Высоцкий умер (хоть вроде нигде не писали и по ТВ не говорили).

Александр Попов:

Появились пакетики с финским сыром. Вкусный! В марте 1980-го студентов начали выгонять из общежитий. Там затеяли ремонты. Клопы в общежитиях.

Алексей Саушин (Афганистан):

Запомнилась тем, как мы смотрели олимпиаду в Афганистане, это казалось, что там происходит на другой планете...

Павел Ложкин (проездом в Москве):

Проездом были в Москве, пересадку делали на ж.д. В город не пускали. В туалеты очереди по 100 чел. В близлежащем каком-то магазине отец купил "Зенит-ТТЛ" за 300 р. с олимпийской символикой и с олимпийской наценкой - нигде больше не купить было. С северов приехали, могли позволить себе и с наценкой купить.

Сергей Шувалов (Москва):

Я был курсантом в Москве. Нас привлекали на разные мероприятия. Убирали мусор с построенных объектов, принимали участие в разных испытаниях. И плохих и хороших. Например, сажали битком в вагоны метро, заезжали в туннель и выключали вентиляцию. Засекали время до момента, как первые теряли сознание. Или на стадионе сгоняли на лестницы или трибуну в 2 раза больше людей, чем можно, и заставляли орать и прыгать. По приборам смотрели какая прочность и где трещины. Хорошее было это когда кафе испытывали на проходимость. Мы создавали очередь и ели все подряд бесплатно, а девчонки - студентки были официантами. Было здорово. А на саму Олимпиаду нас вывезли на практику в Белоруссию. Смотрели по телеку.

Лиля Такумбетова:

Помню, много было разговоров о бойкоте Олимпиады со стороны США и некоторых других западных стран из-за Афганистана. Сахаров советовал так сделать, говорил, что это будет самый болезненный удар по СССР. Мне поставили защиту диссертации на июнь. Думала отменят, но прошло всё нормально. Подруга москвичка была рада, что в магазинах появилось то, чего раньше не было и попала на церемонию открытия. Смотрели по телевизору то, что показывали. Театрализации прошли хорошо с танцами, пирамидами, полётом мишки и со слезой. У меня был сувенир фарфоровый олимпийский мишка. Улетел куда-то.

Смерть Брежнева (10 ноября 1982).

Александр Теущаков (Новосибирское СИЗО):

Смерть Брежнева. 1982 год. Ноябрь месяц. Так уж случилось, что в это время я оказался в камере Новосибирского СИЗО (тюрьма). По репродуктору объявили о смерти Брежнева. Арестанты восприняли эту новость с ликованием, но не по причине изменения политического климата в стране, а в связи с ожиданием амнистии. Режимники и надзиратели, чтобы «привить» любовь и уважение к советскому строю, выгнали 27 человек из двеннадцати-местной камеры и заставили сесть на корточки. Подгоняя ударами дубинок, заключенных погнали вдоль стены по коридору. Кто поднимался, сразу же получал дубинкой по плечам, по шее. Затем всех спустили на первый этаж и стали «утрамбовывать» в бокс (метр на метр), последних арестантов загоняли при помощи собак. После часового пребывания в этой душегубке, пот стекал ручьем с тела. Все почувствовали себя селедками, замаринованными в банке. С одним приключился инфаркт (умер в больничке). После такого «маринования» всех вернули в камеру. Двоих, для профилактики, опустили в карцер. Не только в одной камере пострадали тогда арестанты, ведь вся тюрьма ликовала.

Людмила Гоук:
Я помню как гудели паровозы и все были растерянны, все-таки он долго был у власти, люди вообще боятся перемен.

Людмила Новикова (Москва):

Я видела несколько старушек, плакавших на улицах. Но может просто боялись перемен, у многих старых людей слезы близко. А сама я в это время была на лекции. Вдруг она прерывается, входят ректор ВУЗа и с ним еще 3-4 человека и трагическим голосом объявляют эту новость. Все стараются сделать непроницаемые лица. Ушли. Профессор нас сажает и говорит: "Да...ну вот...ну что ж...А мы давайте продолжим работать". И продолжает лекцию.

Iveta Rīvāne (Москва):

Я в это время была в Москве, очередная сессия для заочников. Съезжается народ с разных уголков СССР, разговоры, вечеринки, посиделки и т.п. Лишь удивились, что не показали концерт на День милиции. А в день похорон был экзамен по экономике. Получила двойку... - принципиальный преподаватель - мол не была или опоздала на его лекцию, другой отметки не может быть... После экзамена получилась славная вечеринка, даже немного боялась, что кому-то покажется непристойным вплоть до антисоветчины :)... Странно, но никто не был огорчен. Лишь одна сокурсница (старше всех остальных) была расстроена - вызвала скорую, чтоб та дежурила на экзамене, иначе она сдавать не могла, все причитала: что будут, что будет... война будет..... С этого и началась ППП - пятилетка пышных похорон. (Примечание: после смерти Брежнева в течение 5 лет назначались Генеральными секретарями ЦК КПСС и очень быстро умирали старые партийные лидеры).

Ольга Харитонова:
Про пятилетку пышных похорон помню. Все веселились.

Alex A. Pjams (Москва):

Одногруппник написал конкурсный реферат по марксистско-ленинской философии. Городской конкурс, горком ВЛКСМ, все дела. Завтра сдавать. А тут возьми да Брежнев помри. Так через час после сообщения философичка разыскала Игорька на лекции по термеху и велела срочно вырвать из реферата листы с библиографией и переписать так, чтобы ссылок на Брежнева не было. Через час стёрли!!!! Вот что значит марксизм-ленинизм в действии. Кстати, в день похорон Брежнева из окна высотки на Котельнической набережной кто-то вывесил огромный спартаковский флаг.

Людмила Новикова:

Очень странная у Вас философичка. Может со сталинских времен не отошла🙂. В брежневские годы никого не вымарывали уже, а сразу после его смерти - тем более. Наоборот, власти изображали скорбь большую. У других что-то похожее было, когда он умер?

Dania Yakhina:

Верно, не было. Даже на талоны для покупки книг, его "нетленные шедевры" малая и прочие земли и дуги массово и открыто шли в качестве макулатуры......и ничего!

Alex A. Pjams:

Философичка была довольно молодая, не сталинских времён. Какой у неё был опыт? Сталина после смерти развенчали, Хрущева сняли и измазали. Почему с Брежневым должно было быть по другому? Одним из вероятных преемников Брежнева тогда считался Гришин, московский партийный вождь. Зачем было его холуям напоминать о Брежневе?

Сергей Л. (Москва):

Могу судить только по косвенным признакам. После смерти Брежнева очень быстро исчезли из продажи грампластинки с изложением его "бессмертной" трилогии - я хотел подарить её ради прикола своему другу на день рождения. Портреты из книжных исчезли сразу. В тот же день. Был у меня одногруппник с родителями из ЦК. Он знал уже рано утром. Они с ребятами побежали в книжный и успели купить по поясному портрету со всеми медалями. А после обеда и мы побежали.... Но портретов уже не было. Возможно их для траура разобрали, а может и просто изъяли. Портретов в продаже не было никаких, ни больших ни маленьких! Вообще Брежнев после похорон исчез из идеологии будто и не было.

Анна Богатырева (Волгоград):

Когда умер Брежнев, мне было девять лет. Об этом я узнала от одноклассников в музыкальной школе, уже после обеда. Когда я сообщила эту новость бабушке, она сказала: "Молчи! Это нарочно говорят!" А ночью в школе, где работала моя мама, оставили дежурных возле портрета Брежнева с черной лентой, стоящего в коридоре. Как возле гроба. Не знаю, сами додумались руководители школы или из районо подсказали... А в день похорон всех освободили от уроков, чтобы сидели дома и смотрели по телевизору похороны. Я не смотрела. Боялась покойников... Оглядываясь на весь этот первобытный маразм, легко верю в любые проявления такого же или подобного в любых сферах жизни. Не удивлюсь ничему. И главное, мне тогда это не казалось таким диким, хоть и странновато было.

Alex A. Pjams (Москва):

В день похорон Брежнева мы приехали в институт на Павелецкой, чтобы смотреть по ТВ траурное мероприятие. Там что-то мутное говорили, было ни хрена не видно и не слышно. Потом пошли послушать паровозные гудки с Павелецкого вокзала. Потом решили поехать в основное здание института на Покровку, по расписанию. Ехали спокойно на трамвае, видели с моста спартаковский флаг. В Москве было настолько пусто, что мы решили не ходить в институт вообще. По приколу пошли от Покровских ворот в сторону центра по ул. Чернышевского (Покровке). Через каждые 200 метров стояли кордоны - по 2 человека в гражданке. Мы им показывали студенческие билеты, говорили что у нас там институт и нас пропускали. Пустая улица, кордоны и мы втроём уверенно чешем в сторону Кремля. На уровне Маросейке мы уже ничего не объясняли. Просто показывали красные корочки и нам говорили "Проходите товарищи". Ну ей богу не вру. Сам бы не поверил, но так оно и было. Дошли до любимой чебуречной на Богдана Хмельницкого (примерно на уровне Петроверигского). Там тихо и пусто. Поразмышляли и сбегали в винный напротив, там тоже тихо и пусто, но все работает. Так и поминали недалеко от Красной площади пока Брежнева волокли на лафете. Это уже потом начались "гонки на лафетах". Если утром на радио «Маяк» не вышла юмористическая передача "Опять 25", то вся курилка обсуждает, кто из вождей перекинулся сегодня 😊

Сергей Л. (Москва):

Я тогда в десятом классе учился. Зашли накануне похорон в знаменитый "комок" возле Планетария. Помню, как меня поразило, что везде - и по радио, и по ТВ - звучала траурная музыка, а тут из всевозможных "шарпов" и "сони" гремели и рок, и диско 😊

Алексей Хенов:

Я в армии был в это время, в учебке. Вот все пересрали тогда: Оружие не выдавать, в увольнение не пускать, хождение по территории (воинской части!!! Тремя заборами огороженной!) прекратить! Даже на занятия не ходили, тупо сидели по казармам и ждали чего-то (войны, наверное).

Любава Булгакова:

Помню в 1982 году, когда училась в техникуме, меня с подружкой позвали в медкабинет, уже не помню для чего. Мы с подружкой зашли смеясь над чем то, а медсестра нам говорит: " Девочки, как вы можете смеяться, Брежнев умер!" Я это запомнила.

Aleksandr Lysenia:

На урок зашла на подкосившихся ногах завуч с белым лицом в бордовых пятнах. Что-то прошептала на ухо нашей учительнице. Лицо той стало непередаваемого цвета и неповторимого выражения. "Дети, встаньте!" - выдавила она дрожащим голосом. "Умер ...". Ну, вы поняли. Нас отпустили домой. По дороге обсуждали: где укроемся от бомбардировок. Зная, что у "нас" тоже полно ядреных бомб, я таки сильно сомневался в скором начале апокалипсиса. Хотя сомнения были. Мозги старательно промывали.

Alexander Tzaplin (Москва):

А когда в московской школе 863 в Коньково проходила траурная линейка, кто-то из учеников Г-класса, вероятно, от нетерпения, громко пернул(а). Весь класс над этим заржал, а руководство школы решило, что глумятся над памятью Леонида Ильича.

Tetiana Znamenska (Киев):

Когда умер Брежнев, я была в третьем классе. Ничего особенного не произошло, уроки шли дальше. Запомнилась одна девочка, которая впала в панику и с ужасом спросила у нашей учительницы, что же теперь с нами будет, на что та, пожав плечами, сказала, что ничего особенного не произойдет и будет руководить кто-то другой. Девочку это успокоило. Насчет траурных мероприятий не помню, произвела впечатление только эта одноклассница и реакция учительницы.

Jaugen Keppul:

Я шёл по улице родного поселка (я деревенский) и встретил двух друзей. Ну и в разговоре от них услышал (не сразу прозвучало). Сначала не поверил, конечно - думал, шутка. А тут какая-то бабка мимо идёт: "I што ж мы цяпер будзем рабiць? Без нашага цара?" Но не со страхом это произносила, а со смехом. Действительно, еще в детстве заметил, что простые крестьяне в основном поумней будут, чем школьные дуры-училки.

Victoria Musvik:

В младшей школе посадили на весь день смотреть его похороны по ТВ. У меня потом страхи были. Вот что у взрослых было в голове, интересно? На фига это второклашкам.

Михаил Чепик:

Ну нас ребят 3 курса на военной кафедре заставили встать и слушать гудеж фабрик и заводов, прощающихся с генсеком... А о смерти дорогоголеонидаильича я узнал из вражеского радио до официального объявления.

Lubova Lenska:

На работе заставили смотреть по телику похороны. Гроб уронили, плохая примета, после этого наступила ППП- пятилетка пышных похорон.

Andrei Aksenov:

В момент события (но не официального объявления по их времени "в 8:30 10. 11. 1982") приближался к Риге в поезде Москва-Рига. Когда оказался дома, позвонила из Москвы будущая жена, сказала что она "приехала утром на лекции в филфак МГУ, а там: "Bсё отменили, висят траурные флаги, всех отправляют по домам и шепотом говорят о том, что раз в ТВ траурная музыка то "кажется всё ..."

Мы с другом, с которым давно ожидали "момента", тут же пошли за коньяком и в очередной раз подумали, что хорошо бы сходить в книжный и купить пока не поздно побольше плакатов с его изображением, пока их не убрали.

В толкучке гастронома, пробираясь от прилавка к кассе, услышали прямо через свои головы по диагонали зала под завязку заполненного извивающимися встречными потоками людей с бумажками, чеками, деньгами и бутылками, от кассы к прилавку: "Слыш Клавка, - Андропов будет ..."

Ева Павлова:

Помню это день как сейчас . Я так радовалась, от счастья в школу не пошла. Открыла настежь окна, включила на всю Смокки и радости не было предела! Я считала, что наконец-то придёт конец СССР.

Григоий Григорян:

Я тогда работал в райкоме комсомола. Дебилизм совдепии в те годы проявлялся во всем, но здесь он выстрелил особенно. Поступило распоряжение, что во всех учреждениях из числа коммунистов и комсомольцев в эти 3 дня устанавливается круглосуточное дежурство. Вот и мы три ночи сами не спали, и другим не давали. Объезжали свой район и проверяли, как бодрствует передовой отряд строителей коммунизма в дни всенародного траура.

Чернобыль (26 апреля 1986)

Анна Кондратенко (Мариуполь):

Мой дальновидный отец не служил в армии, т. к. повредил ногу, попав в завал в шахте, но альтернативно освоил профессию дозиметриста. Когда информация о случившемся дошла до нас, хоть Мариуполь далеко от Киева, мы стали пить воду с йодом. Он не разрешал покупать в магазине вдруг появившиеся на прилавках варенья из брусники и черники из тех областей (полнейшая экзотика для Мариуполя). Рассказал о нормах дозиметрического фона. Мама где-то на работе (молокозавод) раздобыла дозиметр. Промеряли фон. У мамы на волосах норма была немного завышена и обои (Гомельского производства) так же. Так же папа рассказал периоды распада и полураспада радиоактивных элементов. Мы поняли, что это явно не на одну человеческую жизнь.

Люди считали это чудачеством, мол, разве сравнится экология Мариуполя с Чернобылем. Мы, типа закаленные. Наверное, в школе не запомнили, что доза радиации имеет свойство накапливаться.

Людмила Новикова (Москва):

Я узнала об этом из западного радио: передали про повышение фона над Скандинавией, про аварию на Чернобыльской АЭС. Мы сразу стали лихорадочно искать, что есть в советских СМИ. А не было ничего. Лишь на следующий день (или даже через день, не помню точно) в газете не на первой странице, а где-то в конце, появилась крошечная заметочка: на Чернобыльской АЭС произошла авария, последствия ликвидируются. И все. И море слухов. Поскольку мы были далеко (Москва), то не боялись, но с ужасом смотрели новости по телевизору о первомайских демонстрациях в Киеве и других городах. Люди (в том числе дети) как всегда шли с флагами, цветами, улыбающиеся, радостные и ничего не подозревающие. А мы же на начальной военной подготовке в школе проходили про ядерный взрыв и знали о радиации. Лишь много позже пошли репортажи о ликвидации аварии, о том, как успешно и героически с этим справляются. Потом жизнь меня сталкивала с разными людьми, в т.ч. и как-то связанными с аварией или ее последствиями. И картина стала постепенно проясняться. А еще позже читала брошюрку, списанную на уничтожение из спецхрана. Там зоны заражения после Чернобыля, их степень, и что там теперь нельзя делать. Тогда впечатление тоже было сильное: как много мест, поселков и деревень заражено, в т.ч. и в России.

Галина Меньшикова (Москва):

Да, узнала из крошечной заметки в газете "Известия"... Но тем не менее - позже, когда масштаб катастрофы стал ясен, появились подробные газетные, журнальные и теле-репортажи, аналитические публикации. То есть стало ясно: что-то меняется в стране, и эта самая "гласность" - не пустой звук.

Dania Yakhina (Киев):

30 апреля была в командировке в Киеве. В гостинице, куда мы приехали, женщина, распределявшая нас по номерам, с горечью сказала нам, что случилось это несчастье. Накануне прошёл проливной дождь, а последующие дни были яркие, необыкновенно светлые. В праздничные дни правительство организовало странную широкую уличную распродажу дефицитного товара. Многие из нашей группы побежали хватать невиданную щедроту торгашей, а киевляне "солидировали" под радиоактивным солнцем с трудящимися всего мира.... Покидая Киев у нас измеряли наш фон, как мы "весело" фонили! Радиолог дал нам "дельный" совет: нет, не иодинол принять, а стакан чистого спирта! Почистить как можно тщательнее одежду и...ни слова об обуви! В стране ничего не менялось, но народ стал чувствовать, что что-то происходит, но нас держат в строжайшем неведении от чего-то очень ужасного и лгут, и лгут, и лгут.

Дмитрий Хмелевской (Хабаровский край, армия):

Аналогично, узнал из "голосов", рассказал товарищам, отцы-командиры обозвали провокатором и заложили особисту. Через энное время стали формировать добровольцев в зону ЧАЭС, я сказал, что провокаторам, типа меня, там не место, пусть партЕйные едут. ПартЕйные почему-то ехать не желали, в результате "добровольцев" назначили командным путем.

Tanechka Tanyusha (Москва):

Направляли людей из городов Средмаша. Женщин старше сорока не имеющих детей только! Некоторые уже умерли и даже давно, кто-то жив! Я помню в конце апреля ехала по Ленинградке, мыли с порошком кольцевую. Люди не понимали, что это. Никто не знал о катастрофе! А в 6 клинике уже умирали люди, но диагнозы ставили не острая лучевая болезнь. Мой папа в эти дни лежал в отделении, куда привезли тяжёлых облученных!

Boris Firman (Алма-Ата):

Были какие-то выборы, и я дежурил с одним из сотрудников. Прочли заметку об аварии, и он сразу сказал, что это серьезный случай, и мы ещё узнаем о нем. Он работал в атомной отрасли и понял, что это большая авария. Он ведь не один такой был в СССР. Т.е. специалистам сразу стало понятно, что это не рядовой случай.

Tamara Gettun (Италия):

Я узнала в Италии. Многие из итальянцев говорили, смотря на меня: "Эти русские!!! ” А мне было очень страшно за всех людей и животных, которые находились там тогда.

Инна Холодцова (Чернигов):

Сестра моя с экскурсией из школы поехала в эти дни, как раз после аварии, в Чернигов, который рядом. Никто тогда ничего не знал. Прошёл дождь. Они ели в лесу землянику... Крупную, как она говорила.

Igor Gorsky (Балтимор, штат Мэриленд, США):

Я узнал в день взрыва... У нас по всем каналам показали спутниковые снимки и сказали о повышении радиации в странах северной Европы... Для нас здесь это был шок. Как сейчас помню, пришёл со второй смены и проснулся рано-рано утром 26 апреля... Почему-то включил ABC, и они стали говорить, что в СССР в районе Киева по всей вероятности произошёл взрыв атомного реактора... Включил CNN... Они только, только стали входить в мэйнстрим... Там они не переставая рассказывали целый день...

Балу Балу (Киев):

У меня яркое воспоминание: через год после аварии на прилавках киевских книжных появилась толстенная книга, по-моему американского автора. Там подробно описывались болячки, ждущие пострадавших в ближайшие -надцать лет. Название не помню, но называли ее "Библия Чернобыля". Я, дурак, не купил, дорого было. А книгу мгновенно изьяли из продажи.

Игорь Лев (Уфа):

Я тогда жил в Уфе. К знакомым приехала родственница из Гомеля - с детьми. Жить на неопределённый срок. Я от неё узнал о серьёзности угрозы. Но, по совковой привычке, глубоко вбитой властями, никак не верилось, что "партия и правительство" в самом деле до такой степени подставили народ - население всех тех районов...

Dmitry Karpinsky (Киев):

Я жил тогда в Киеве. Всё узнали в первый же день. Я работал на ТВ. По нашим каналам прошло сообщение, но его не обнародовали. Более того, на 1 мая погнали народ в Киеве на демонстрацию, хотя облако пыли несло в город. Помню в Киевской газете статью, что мол, ничего страшного не случилось. Под заголовком "Соловьи над Припятью ". Погуглите, она есть в сети.

Маша Шмайссер (Тбилиси):

Папа узнал по радио - то-ли «Свобода», то-ли «Голос Америки». А потом в городе появились эвакуированные. Их размещали в школах, дет садах. Это Тбилиси. Потом, много позже, он узнал, что в ликвидации аварии принимал участие его знакомый, учился на год младше. Он тогда в армии служил, и их туда направили. Через несколько лет он умер от лучевой болезни.

Мария Белкина (Пермь):

Насколько я помню, первое сообщение, на которое я обратила внимание - репортаж в новостной программе о глупых европейцах, которые измеряют радиацию у пассажиров самолётов, прибывших из СССР. Это меня смутило. Значит, дело плохо.

Irina Boguslavskaya (Ташкент):

Те же дрова!!! Помню, как возмущалась. Ташкент, 1986 год. До рождения сына оставалось 3 месяца, сидела уже дома...

Dania Yakhina (Ташкент):

У нас были ВП и ГО, но мы были растеряны настолько, что не только об обуви подумать, но и вообще не поняли, что вообще произошло. (Примечание: ВП – военная подготовка, ГО – гражданская оборона)

Dmitrii Kouznetsov (Брянская обл.):

Мои родственники путешествовали по Брянской области. 1986.04.28 появилось сообщение ТАСС про незначительную аварию. На неё мало кто обратил внимание. Потом, уже в мае, "голоса" сообщили о катастрофе. Да. Сообщение ТАСС такое: «1986.04.28. Сообщение ТАСС. На Чернобыльской атомной электростанции произошел несчастный случай...»

Igor Gorsky:

А сама авария произошла 26-го. То есть два дня молчали.

Федя Коровьев (Минск):

Я учился в школе в Минске. Про чернобыльскую катастрофу у нас в семье узнали дней через пять, когда был репортаж по ТВ. И вот уже после этого пошли слухи - кто-то слушал "вражий голос" - радиация по всей Европе выпала... Ближе к 9 мая нас вывели на уборку школьной территории - подметать. Там же и военрук с прибором измерял радиацию. Спросили сколько? - 150 микрорентген - ничего страшного, мол (при норме 13 микрорентген в Минске). Это Гамма. А сколько Альфа было в первые дни, уже и не узнаем. Потом через месяц-два знакомые сказали, что оказывается надо было сеточку йодную рисовать... После развала СССР наладили выпуск бытовых дозиметров по цене 90$, через пару лет их не стало в продаже. Стали не нужны?? Теперь снова есть возможность купить. Я еду в лес, грибы/ягоды - беру прибор с собой.

Алиса Чижик (Киев):

Мама была в Киеве в те дни и узнала от сотрудников министерства, случайно. Они ей сказали (по-родственному): беги отсюда... Она успела купить билет и уехать... А там - началось... !!!

Д. (Ленинград):

Мама работала в больнице им. Куйбышева (тогдашней бывшей и нынешней Мариинской). В первый понедельник после аварии, 28 апреля, она пришла с работы в состоянии, близком к истеричному. Мы тогда постоянно ели салат из резаного зеленого лука со сметаной (единственная зелень, доступная в советской торговле в апреле), так вот, я как сейчас помню, как она принесла этот лук, резала его и говорила: "Я - преступница, ведь сейчас нельзя, сейчас ничего нельзя, такое случилось, что ничего нельзя". Имея в виду, что она кормит этим луком своего ребенка, т.е. меня. После моих расспросов выяснилось следующее: что "произошло что-то ужасное", что "теперь ничего нельзя, вообще ничего" (имелось в виду - нельзя есть овощи и фрукты), что "петрушку из Адлера привезли, все закопали". Насчет того, что нельзя выходить на улицу, совершенно точно разговора не было. Мы гуляли и, как всегда, поехали на 1 мая к деду в Пушкин, где тоже много гуляли в парках. Вся принесенная мамой из ее больницы информация крутилась вокруг сельхозпродукции. И это было особенно жутко: "Произошло ТАКОЕ - что именно, НЕИЗВЕСТНО - где именно, НЕИЗВЕСТНО - но теперь все НЕЛЬЗЯ".

Кого-то из ленинградских специалистов по радиационной медицине уже в воскресенье в выходной день выдернули в армейском порядке в командировку, причем не сказав куда - секретность. Через его семью и сослуживцев на следующий день пошли слухи по медицинской профессиональной среде Ленинграда. Причем именно в этой среде очагом аварии вполне вероятно в условиях полной неизвестности могла считаться ЛАЭС. Тем более, что первым "голосом", сообщившим об аварии, было радио Швеции, со ссылками на которое шли сообщения других голосов. Т.е., человек, который решил бы понять, что произошло и где, услышав ссылку на повышение фона в Швеции, логичнее всего счел бы, что авария в Сосновом Бору, где уже случались локальные аварии, о которых ходили слухи. Поэтому первоначальный ленинградский шок мог быть связан и с отсутствием информации вообще, и с ложной локализацией аварии.

Хорошо помню, кстати, как год спустя в 1987 году активно впихивали путевки в пионерлагеря и турбазы на Украине. И мы почти согласились, но посмотрев в атласе, где это, отказались.

Лаймис Толвайша:

Знал одного ликвидатора, молодой пацан тогда, может около 21. Тоже лейкемия. Даже не хочу вспоминать.

Паша Мазуревич:

Рассказ 1989-1992 г., звали его Стас. Он был специалист вроде по буровым работам и работал непосредственно возле реактора или в тунелле, ведущим к реактору. Может кто из читающих там был и меня поправит. На этой работе от радиации погибали в течении 6-9 месяцев. Поэтому они были в масках и свинцовых то ли костюмах, то ли халатах или фартуках. Работали 10-15 минут. Потом уходили, и туда посылали солдат без всякой защитной одежды, и они снимали деревянные щиты с туннеля (это я точно помню из его рассказа) и покрывали новыми и выносили (вот не помню точно, но) самую заражённую часть. И он опять шел на 10-15 минут, выполнял свою работу. Как он сказал: таких специалистов, как я, много попалили, и нас поэтому берегли, а к остальным отношение было наплевательское. Это сейчас мы знаем, а тогда кто думал о последствиях? Мой сосед по общежитию рассказывал, Чернобыль был как раз под его дембель. Он и его сослуживцы по комсомольской путёвке туда ехали.

Александр Уманский:

У меня в тот момент как раз был дембель на носу, и замполит нас вербовал туда в Чернобыль по контракту. И были кто согласился.

Владимир Романов:

Призывали резервистов и отправляли в Чернобыль. Одному моему знакомому крупно повезло. Он напился накануне отправки, ибо знал, куда его посылают, и по пьяни сломал ногу. Пронесло!

Nikolay Sanken:

Двоюродный брат там погиб. Призвали в пожарные части в армию. Радовались, что недалеко от дома, в самом Киеве. Отправили практически сразу после взрыва в эпицентр можно сказать. Через несколько дней умер.

Сергей Шувалов:

Эта была первая авария такого масштаба. Все индивидуальные дозиметры того времени, что стояли на вооружении СА, были рассчитаны увидеть радиацию после ядерного взрыва. То, что видеть будет некому, об этом не думали. А тут другая радиация. Ее видели дозиметры, которые не индивидуальные, а такой приборчик в руках у дозиметриста. Прибор показывал. Проблема была в том, что радиация была не одинаковая на всей территории. Например, замерили место 20 на 20 метров, там 5 рентген в час. Поставили ПУСО (пункт санитарной обработки). Начали мыть машины с реактора. Дозиметрист продолжает мерить и вдруг - вот он камень или железка, а там уже 100 или 200 рентген. А вон тот солдатик там топтался пол часа. Посчитать реальную радиацию в начале было невозможно. К тому же решили как - ввели войска, пусть все сделают и по домам. А тут радиация. Надо менять через месяц всех ликвидаторов. А система не готова. Ведь не война. Подключили ГБ. Те запретили нам, офицерам, ставить больше 1 рентгена бойцу за смену. Дальше только снижали эту цифру. Что бы на месяц хватило, потом на два.

По поводу средств защиты. Скажу так: в самом начале приехали иностранные военные, журналисты, ну и разведка их, думаю, тоже. Предлагали свои средства защиты. Но за валюту. Мне с бойцами довелось испытывать итальянские, американские, японские и еще чьи-то не помню защитные костюмы. Вместе с нашими ОЗК и морскими Л-2, кажется (куртка и штаны-сапоги). Одевали солдат в разные костюмы, и они мыли машины дезраствором, пока не упадут от жары. На выносливость и удобство. Наблюдали наши и их офицеры, специалисты и какие-то дядьки без знаков различия. Короче, однозначной победы никто не одержал, и от закупок отказались. Работали в наших. На счет смертности информация закрытая, и тут одни домыслы.

Анна Юшкевич:

Мой знакомый должен был быть демобилизован после службы в СА. Но их, ничего не объясняя, завезли на ликвидацию аварии и В ВОЕННЫЕ БИЛЕТЫ НИЧЕГО НЕ ЗАПИСАЛИ! Парень жив. Но зрение почти потерял.

Алла Михалёва:

Они эту самоотверженность из народа выдавливали и выбивали. Моя семья в 1957 году попала в зону радиоактивного заражения в Свердловской области. Ту аварию замалчивали, хотя по сути, это и был первый Чернобыль. Там было столько смертей и чудовищного пренебрежения людьми. А потом, после такой дозы, моего брата послали и на этот Чернобыль - уже второй в его жизни. Когда он почти сразу умер, не дожив до 48 лет, врачи отказывались признавать радиацию причиной смерти, чтобы не платить пенсию вдове и детям (такое же было и с другими чернобыльцами, которых мы регулярно хоронили).

Елена Маркова:

Мой муж, француз, хватанул радиации в 1986 году, потому что радиоактивное облако из Чернобыля осело на юге Франции. У него начались злокачественные образования в щитовидке, и её полностью ему удалили. Периодически мне об этом напоминает, потому что вынужден пожизненно пить гормонозамещающие таблетки.

Марія Макарова:

Моя школа дифилировала на демонстрации в Киеве, меня папа не пустил, военный знал все. Принес домой дозиметр, померяли дома все, мне волосьі обрезали.

Ольга Тэльвар:

Мой муж со всей семьёй был в Киеве на демонстрации этой. И еще на велогонку ходили смотреть, её тоже провели в Киеве сразу после катастрофы. Вся семья мужа жива и здорова. К счастью. У мужа проблемы с кровью, очень густая, так медики, узнав о том, что он из Киева, погнали на расширенный анализ. И все в порядке. Соседа отправили на ликвидацию, молодой мужик лет 35, двое детей, побыл месяц там, умер лет 20 назад от рака.

Shyian Andrii:

А что было в Киеве! Все начальство, которое могло - смылось. Мой старший брат был аспирантом в университете. В начале мая ему нужно было подписать какую-то бумажку. Ни одного проректора не было на месте.

Елизавета Трайнис:

А ещё женщин заставляли делать аборты, не важно на каком сроке.

Елена Лебедева:

Да, было такое.

Марта Мартова:

Это правда, у нас однокурсницы в Минске делали.

Сергей Шувалов:

Попробую вкратце, если возможно, описать трагедию в Чернобыле с точки зрения обычного человека, участника тех событий. Итак, в апреле я был в командировке как раз в Украине, как сейчас говорят. В Черкассах. Там по радио услышал об аварии. Там начали говорить о закрывание форточек, влажной уборке, поменьше находится на улице. Для меня, как офицера, знающего в теории об атомных взрывах, стало понятно, что случилось что-то страшное. Позвонил командиру, и был сразу отозван с командировки. А 5 мая нас шесть человек с подмосковного полка отправили на усиление в Горький (Нижний Новгород) . Там должна была пройти мобилизация на базе местного полка и резервистов.

Надо сказать, что нам в прощальной речи командир долго говорил, что мы лучшие и нам доверено... Мы же, все шестеро, понимали, что мы, может, и лучшие, но точно самые ненавистные для командования. А вот все лучшие карьеристы и ура-патриоты оказались со справками, что им туда никак невозможно. К слову, они туда приехали в 1988-м, когда там побезопасней стало. За орденами и званиями.

Помню, построили нас в штабе полка в Дзержинском под Горьким перед началом мобилизации. Московский генерал ходит и спрашивает каждого офицера: " Вы добровольно едите? " На что шел дежурный ответ: " Так точно !" И так идет он вдоль строя офицеров. Там кроме нашего полка было несколько офицеров с соседней бригады. Я стоял последний, передо мной еврей, старший лейтенант тоже. Мы были с ним в приятельских отношениях. Генерал его спросил, еврей молчит. Генерал громче, тот опять молчит. Генерал начал орать и топать ногами. Кричал про все беды от евреев, грозил трибуналом. Еврей грустно молчал. Генерал перешел ко мне. Мне бы пробурчать как все, так нет, решил выразить солидарность. Сказал: " Никак нет. Послали." Генерал аж дар речи потерял. "Я тебе дам, послали! - заорал он - дайте ему роту матобеспечения! - приказал он командиру полка - А то не знаете кого поставить на эту роту. Вот этого героя и ставьте! Пусть по...тся!"

В общем получил я самую противную роту. Мало того, что она отдельная и у тебя нет прикрытия в виде комбата, а ты напрямую выходишь на командира полка и все совещания и раздачу пилюлей. Так это рота еще и самая большая и хлопотная. Больше сотни солдат, офицеры и прапора с запаса, больше 30 единиц техники. Плюс отвечаешь за все. Питание, обмундирование, свет, склады, мастерские, кино и тд. Я разгружался только трое суток. Техника была разбросана по 3 эшелонам.

Кстати отмобилизовались за сутки. Милиция автобусами привозила запасников. Переодевали, записывали в свои роты. Технику пригоняли всю новую 1986 г. Солдатам ничего не говорили. Учения и все. Все были взрослые мужики от 35 лет. Был приказ брать 40+ и с двумя детьми. Старались соблюдать. Думали, что обойдутся одним призывом. Срочников не было. Самыми молодыми были кадровые офицеры. Мне было 26. Куда едем, солдаты догадались в поезде, когда въехали в Украину. Ну мы им зачитали приказ о военном положении, о трибунале. Все притихли. Доехали, разгрузились, построились в колонну. Поехали по картам к месту дислокации.

Дальше по "Чонкину”. Карты у нас были хорошие, но по Европе, Америке, Китаю. А свои – так, чтобы враг не прошел. Заблудились. Долго колесили по Украине. Колонну вел командир полка и начштаба. Колонна растянулась на несколько километров. Я всего лишь командир роты. Но каждый час колонна останавливалась, офицеров вызывали в голову колонны, где мы выслушивали про неправильные и устаревшие карты, потом бежали назад. И так до ночи. Потом плюнули на карты. Дорогу спрашивали у бабушек. Доехали к ночи. Потом строили лагерь. Как обычно. Что в Афгане, что здесь. Палатки. Только боевое охранение не выставляли. Тогда мы с Украиной не воевали

Дальше долгая неразбериха. Потери пошли. Помню выставили развед взвод. Должны были проверить уровень радиации около реактора. Выставили и забыли. Вспомнили через два дня. Всех ребят отправили по домам. КГБники разбирались. Недели через две создали смены. Стали ездить на станцию. Другие работали на ПУСО (пункт санобработки). Ренгены записывали в личную карточку. Мы солдатам, на начштаба полка. По 1 за смену. Через 24 смены снимали с дежурства и ждал замены. Сколько реально кто получал до и после смен, не считали. Сколько в смену - не знали. Индивидуальные дозиметры появились после нас.

Я ждал замену дольше всех. Уехал со вторым составом солдат, в августе. Спасибо генералу. Приятель еврей и роту линейную получил, и уехал на 1,5 месяца раньше меня. Кстати второй состав был московский.

Что еще помню? Кормили хорошо - тушенка, каши с мясом. Лучше, чем по месту службы кормят солдат. Одевали каждую неделю в новую форму. Потом реже стали менять. Мылись под душем когда хотели. Кино каждый вечер. ЧМ по футболу смотрели по телеку. Что еще? Со спиртным были проблемы. Сухой закон. Бойцы выпили всю бытовую химию в окрестностях. Потом подтянули ВВников - ОМСДОН Дзержинского. Поставили вокруг 30 км зоны блокпосты с бтр-ами. Стало меньше самоволок. Быт и мирная жизнь - как обычно, когда в провинциальный городок входит гусарский полк. Потом он уходит, и рождается много детишек. Платили полевые. По возвращению по 3 оклада.

Боялись ли мы радиацию? Да нет особо. Для нас была обычная армейская скукотень. Лето даром пролетало. В общем где-то в начале 1990-х удостоверения выдали, какие-то льготы дали. Потом большинство забрали. Про награды. Кого записали на ордена - всех вычеркнули. Кто согласился на медальку, как я - дали. Вернулись, забыли. Я смог через несколько лет уйти из армии. Вообще про Чернобыль все забылось уже. Сейчас стали немного говорить. Вот и написал, что вспомнилось.

Виталий Богоявленский:

Так, а со здоровьем? Отразилось?

Сергей Шувалов:

Спасибо, все нормально. Отлежал в госпитале и больше не возвращался к проблемам здоровья.

Геннадий Маргули (г.Иванков под Киевом):

17 мая 1986 года (запомните дату) я с моими учениками (Примечание: автор занимался борьбой), был направлен Киевским горкомом КПСС в небольшой городок Иванков под Киевом. Цель поездки - провести показательные выступления перед людьми, эвакуированными из Чернобыля. Это была первая волна эвакуации. По прямой от Иванкова до взорвавшегося реактора чуть больше 30 километров.

Выступления проходили на местном стадионе. Один из моих коллег взял с собой военный дозиметр. Он его спер задолго до этих событий, когда служил в армии. В воздухе было 270 миллирентген, а на траве - 390. На этой траве дети и выступали. Мальчики 10 - 13 лет и девочки 8 - 10 лет (в составе команды были и гимнастки).

3 года перед этим я писал заявки на выдачу команде новой формы. Это был глас вопиющего в пустыне. И "вдруг" перед поездкой привезли новую форму для всех.

Я дал команду взять с собой старые шмотки и выступать в них. Когда выступление закончилось, мы собрались возле автобуса, на котором нас привезли, сделали из полотенец импровизированную ширму, за которой ребенок переодевался в новую форму, а потом заходил в автобус. На входе я протягивал ему пластиковый стаканчик, наполовину заполненный водкой, и заставлял выпить (!!!). Я все время рассказывал детям о вреде алкоголя, а тут...

На следующий день я подал ДВА заявления. Об увольнении с работы и о выходе из КПСС (без членства в партии ни о каких поездках с учениками на зарубежные соревнования не могло быть и речи). Еще можно вспомнить Первомайскую демонстрацию 1986 года и проводимую 6 мая этого же года велогонку Мира.

Это и есть ответ, почему я ненавижу СССР, и что я понимаю под словом совок.

Ігор Жежерін:

В течении 5 лет после аварии наш институт проводил работы по изучению накопления радионуклидов и влиянию на живые организмы. Получали спецодежду, был душ, чтобы вымыться после выезда в поле, был дозконтроль. К призванным военкоматом относились как к скоту. В той же одежде, что работали, ели и спали. С гигиеной сложно. Жили в палатках, где в щели задувало радиоактивную пыль. Эти люди валили и захоранивали рыжий лес. На машине стараешься проехать это место побыстрее, а люди брошены на работу без спецзащиты. Один раз должен был приехать какой-то генерал, так вручную чистили обочины дорог, чтоб было красиво. На обочины стекала вся радиоактивная грязь, и для машин была запрещена остановка. И не было дозконтроля, а то вдруг получит 25 рентген, и тогда положены дополнительные выплаты. Знаю один случай, когда человек получил необходимые документы. Но это был офицер запаса, и специальность была радиохим. защита.

Inga Potehin:

У одной из моих одноклассниц отец был ликвидатор. Они узнали, куда едут, когда ночью один в автобусе проснулся и как заорет: «Пацанва! Проснитесь! Дорога на Чернобыль! Я ее знаю, я рос тут! У кого детей нет - бегите! Марш из автобуса, я стрелять буду!» И выгнал троих или четверых, они обратно пошли. Потом писали ему письма…

Он умер в 1991. А отец одноклассницы выжил, умер недавно. Его берегли, знали, что дома жена беременная двойней и дочка 4 лет. Убивались там, в основном, мужики постарше, у кого уже и дети выросли, и родители умерли. Самый настоящий подвиг - это вот это самопожертвование. Когда у тебя есть выбор. И ты его делаешь не в свою пользу.

Alex A.Pjams:

Когда бабахнуло в Чернобыле, мы с друзьями были в Евпатории. Навещали одногруппника, служившего в Центре космической связи в Витязево. Проходя по городу, услышали разговор. Одна тётка говорила другой с балкона третьего этажа: мол, в Чернобыле атомный взрыв. Малость поволновались - нам же обратно ехать через Украину. Купили газет, разобрались... Это было примерно 29-го - 30-го апреля.

В.С.Высоцкий и его смерть (25 июля 1980).

Мария Белкина:

В семье очень любили Высоцкого. Папа привозил из Москвы магнитофонные кассеты с записями "квартирников" и концертов, там были не только песни, но и пояснения. Мы в разговорах часто цитировали песни Высоцкого. Родители мне объясняли, что это и есть современное искусство, оно отражает реальную, а не выдуманную современную жизнь. И грубость, "низкий стиль" - потому что реально большинство людей так живёт и так говорит. У меня была очень хорошая преподаватель словесности. Она пыталась как-то школьникам объяснить примерно то же. Давала нам слушать монолог Хлопуши в исполнении Высоцкого на уроке про Есенина. Но некоторые мои одноклассники говорили, что это какие-то уркоганские поделки, никакие не песни, то ли дело Магомаев. Когда мы приезжали в Москву, останавливались у бабушки, которая жила на Таганке. И помню, если возвращались около семи вечера, уже на эскалаторе метро спрашивали билетики в театр на Таганке. Говорили, что он антисоветчик, практически все - и поклонники и враги. Когда он умер, об этом некоторое время не объявляли. Одновременно умер Джо Дассен, и об этом по радио и телевизору говорили довольно много. Тогда появились стихи Гафта, в самиздате, помню, переписанные маминой рукой. Он там писал, что Высоцкого пытались отодвинуть Дассеном, но Дассен - "о чем он пел, того не знали мы". А то, о чем пел Высоцкий - нам близко. Передачи про Дассена шли по ТВ, а о Высоцком появились только в начале перестройки, и очень осторожные. Боюсь соврать, но чуть ли не Рязанов в своей передаче, показывая кусочки похорон Высоцкого, говорил, что, мол, не было профессиональных операторов, потому что они были заняты на Олимпиаде!!! Потом появилась книга Влади, воспринятая как во многом скандальная, в СССР не привыкли к такого рода откровенным мемуарам. Я прочитала книгу в одной из пермских молодежных газет - они напечатали ее полностью, так что можно было вырезать страницы и прошить чтобы получилась книжка. Что мы и делали. Чем дальше шла гласность, тем больше было Высоцкого, помню концерт его памяти в Перми, там запомнились стихи Вознесенского на смерть поэта. Фильмы, конечно, смотрели и очень любили. Жалели, что мало снимался. Да, забыла. В начале перестройки совки (хотя их так ещё не называли) постоянно писали, что поклонники Высоцкого, приходя к нему на кладбище, топчутся на соседних могилах и особо напирали на могилу какого-то офицера, якобы совершенно разрушенную вандалами. Я это живо вспомнила, когда начался похожий вой после убийства Немцова.

Людмила Новикова:

Из того стихотворения Гафта:

"Что нам Дасен, о чем он пел
Не знали мы совсем
Высоцкий пел о нашей жизни скотской"

Валерий Пустовалов (о похоронах Высоцкого):

На гражданскую панихиду я так и не попал. Люди, наверно, с ночи стояли в очереди. Мы стояли внизу на Радищевской у одного из кордонов в очереди к театру. Потом объявили, что гроб увезли и сняли кордоны. Перед этим видел, как спускаются вниз по улице и идут мимо нас Волынцев, Лановой и Ахмадулина, и все чернее тучи. Движение открыли, люди потянулись к Таганке. Вся площадь была заполнена людьми, много было на крышах ближайших домов. Никто не расходился. Требования милиции никто не выполнял. Тогда из-за угла со стороны Земляного вала вылетел отряд конной милиции и стал атаковать первые ряды. Я стоял на узеньком тротуаре подле театра, и все это происходило напротив меня чуть левее. Какая-то бабулька за моей спиной прошипела: "Казачки, как в девятьсот пятом!" Менты давили людей конями и орудовали дубинками, некоторых ментов стаскивали с лошадей и пиzdiли. Кое-как народ оттеснили к лужайке, но большая часть все еще оставалась на площади. Приехали Скорые и забрали раненых. Потом пустили поливалки, которые обливали всех стоящих... Из толпы доносились крики: "Фашисты!" Все происходящее снимала телекамера со второго этажа станции метро Таганская, которая как раз выходит на Театр. Лично для меня остался открытым вопрос о дате его смерти. «Голос Америки» сообщил о смерти в новостях в 00:00 в ночь с 24 на 25 июля. Значит это произошло 24-го. Вряд ли они стали бы давать такую ложную информацию. Ну и напоследок, похороны состоялись 28 июля в понедельник, но несмотря на это народу было просто море!

Владислав Городецький:

С "дубинками" не перебор? Дубинки откуда взялись в разгар Олимпиады?

Валерий Пустовалов:

Нет. Резиновые палки были введены в 1962 г. и применялись очень редко, только для разгона массовых скоплений людей.

Влад Ру:

Вся Таганская площадь была заполнена людьми, было оцепление автобусами и милицией, давка... Мы не совались, хотя были рядом.

Александр Камионский:

Я был, помню гигантскую толпу на Таганской площади, злобных ментов в парадной белой форме из-за Олимпиады, которые хватали людей с фотоаппаратом и засвечивали им плёнки. Люди рассчитывали, что их пустят через театр, и тогда все смогли бы проститься. Но пустили только своих, и двери так и не открыли.

Вячеслав Долинин:

По "голосам" тогда я слышал, что в толпе провожающих Высоцкого кто-то поднял плакат с надписью "Не те умирают".

Зоя Чернышевская:

Моя мама была на его могиле тем же летом, только позже, через месяц или два. Во время похорон туда мало кто смог попасть, ведь город был закрыт из-за Олимпиады. Так вот, спустя пару месяцев там все было завалено горами цветов, причем свежих, их несли каждый день.

Pavel Raysin:

В момент его смерти я ехал из экспедиции в поезде Мурманск-Москва. Поскольку шла олимпиада, вдоль поезда ходили менты и проверяли документы. В Москву пускали только кто с пропиской. От Петрозаводска поезд был почти пустой, во всем вагоне я был один. А документы проверяли каждый час или два. И вот опять идут менты, смотрят на меня, я лезу уже за паспортом, а они говорят - не надо, спрячь, слышь, в Москве сейчас Высоцкий умер, такие дела... На похороны не пошел, смысла не видел. А на двух подряд его концертах зимой 1979-1980 был. В поселке одного академического института. Желающих было много, поэтому было два концерта один за другим, в одну неделю. А у меня был блат, моя мама и ездила к нему с делегацией от месткома договариваться. Высоцкий сказал об оплате - сколько сможете, не торговался. (Смогли они тогда хорошо, зал на 800 мест, плюс участие богатейшего института, да умножить на два).

Андрей Костенко:

Был вскоре на могиле. Помню бойкую торговлю там его фотографиями. Фотографиями с фотографий. В 1980-м это была статья за частное предпринимательство. Тем не менее...

Евгения Голицына:

Я в то время была в стройотряде в Астраханской области. Посреди лагеря стоял стол с военной радиостанцией, из которой слушали все - от Москвы до "голосов". И вот, вечером 25 июля "Голос Америки" сообщил о смерти ВВ. Было грустно, но видимо в силу молодости мы, 17-18-летняя шпана, еще ничего не поняли тогда. Масштаб личности осознали позже. Сейчас я во Владивостоке. И здесь люди помнят Высоцкого. Есть хороший памятник ему с цитатой про порт Владивосток, есть памятная доска на доме, где он жил, приезжая сюда. Сейчас я понимаю, что Высоцкий - самый значимый российский поэт 20 века, да не обидятся на меня почитатели Вознесенского и Евтушенко.

Клим Форманчук:

К сожалению, на похороны не попал, т.к. жил в Киеве, и так быстро собраться и поехать туда тогда не было времени. А в 1986 году учился заочно в тогда Загорске, в техникуме игрушки, и в выходной мы с небольшой группой поехали в Москву специально, чтобы попасть на Ваганьковское. И именно цель была посетить могилу Высоцкого. Наши девчонки купили гвоздики, много гвоздик, и мы увидели его могилу, не скажу, что заваленную, но очень много было цветов. И все живые, видно, что память народная и через 6 лет ничуть не забыта. Поразила тогда запущенная могила Олега Даля в глубине кладбища и такая заброшенная, что сердце сжималось от увиденного безразличия. Мы как могли её прибрали, ну а вечером в общежитии помянули. У ребят-очников нашлась гитара, и было всё очень душевно. Вот такая память о великом барде.

Олексій Бугров:

Несмотря на то, что он был кумиром миллионов, никакого официального заявления о его смерти не вышло. Дело в том, что в это время проходила Олимпиада-80. Поэтому какой там Высоцкий! Два коротких сообщения о его смерти вышли лишь в «Вечерней Москве» и «Советской культуре» - и то благодаря стараниям Кобзона и на последней странице. И тем не менее, на похороны на Ваганьковском кладбище собралась "вся Москва", по словам очевидцев.

Сергей Гармаш:

Впервые услышав этот голос и стихи-песни, был очарован тем, как можно под гитару петь-рассказывать эти баллады, смешные, романтические, военные... Во всех песнях был глубокий философский подтекст. Правда некоторые начал понимать значительно позже. В том числе с его песнями учился играть на гитаре. И тут было 2 кумира: Высоцкий и Окуджава. Очень запомнилось: примерно через месяц после похорон пришёл на Ваганьковское положить цветы на его могилу. А там колоритный урка под гитару пел его песни. Пел от души на разрыв. Кстати, «Баньку» услышал в первый раз именно там...

Леонид Каверин:

В лагере каждое утро на зарядку выбегали под соответствующую песню. Об уходе его услышал в олимпийское лето по «Немецкой Волне». Высоцкий как метеорит над культурным небом, а колючая скорлупа скрывала его внутренность, которую не каждый видеть стремился.

Ксения Кукконен:

У папы были все его пластинки. Я знала его песни наизусть. Очень любила его песни, такие не похожие на все остальные. Понимание пришло, конечно, лет в 30, когда стала переслушивать. Высоцкий - в моем сердце.

Виктор Иокиранта:

У меня и сейчас почти все его пластинки. Высоцкий для меня поэт номер один и лучший друг. Я считаю его биографом страны Советов. Я первым в своём круге узнал о смерти Высоцкого, это было около 24 часов 25 июля 1980 года. Я узнал случайно, в 24 часа перестал работать настенный громкоговоритель, и я включил радио на коротких волнах. «Голос Америки из Вашингтона» сообщил: «25 июля в Москве умер советский поэт Владимир Высоцкий. Начинаем программу его памяти...» Я включил магнитофон на запись и записал 45-минутную программу. Подтверждение дошло до Урала, только когда пришли поезда из Москвы. Советские СМИ молчали. О его смерти сообщила лишь «Вечерняя газета» московская, а месяца через 2-3 прибалтийская.

Тим Олиен:

Кстати мы тоже узнали именно из «Голоса Америки».

Аглая Ашешова:

Смерть его запомнилась. Я была в летнем лагере детского сада. Помню, как приехала моя мама и объявила о его смерти, после чего поголовно все воспитательницы ходили зареванные до самого вечера.

Карз Драйв:

На похоронах его не был, хотя был в это время в Москве. Не люблю большие толпы незнакомых людей. А лето 1980 года было для меня ознаменовано тремя событиями: московской Олимпиадой, которую бойкотировали многие страны из-за советского вторжения в Афганистан, смертью Высоцкого и смертью Джо Дассена. По последнему поводу я расстраивался в наименьшей степени, хотя песни Дассена (а точнее, песни Тото Кутуньо в исполнении Дассена) я ценил и ценю. Но запомнилась мне смерть Дассена, потому что одна девушка очень уж переживала тогда по этому поводу. :)

А насчёт Высоцкого: впервые услышал его пение в кинофильме "Высота". Фильм понравился не очень, а на песни Высоцкого запал мгновенно. Это было лето 1966 года, сразу после школы. А зимой 1968/69 года услышал другие его песни, на магнитофоне. Среди них было много "блатных", которые мне нравились меньше. Я их оценил гораздо позже. А тогда была радость узнавания, и я не ушел из гостей, пока не дослушал эту пленку до конца.

В студенческой среде он был популярен очень, и в 60-е, и в 70-е. Их буквально растащили на цитаты. Я только никак не мог понять тех своих соучеников, которые увлеченно слушали его официально изданную фирмой "Мелодия" пластинку про Алису в стране чудес. Эта музыка, как и книга, до меня так и не дошли.

Когда он умер, но особенно через несколько лет, с началом горбачёвской перестройки, Высоцкого стали называть великим поэтом. Я не готов соглашаться или спорить с этим утверждением. Но многие песни его меня трогают очень глубоко, и, как правило, не из-за музыки. И они понравились в 9-летнем возрасте моему сыну, которому сейчас уже 13, и увлечение его началось не с музыки, а со случайно купленной книги стихов. Я тут же воспользовался случаем и показал ему мои любимые песни, и он нашел и скачал большой альбом "Все песни Высоцкого". Вот тогда я понял, что знаю только процентов 30-40 его песен. Красная флешка с этим альбомом до сих пор лежит в машине, но слушаю я её один, сыну теперь нравится Фредди Меркьюри. Но "Охоту на волков" он помнит, не забывает.

Dmitry Karpinsky:

Он был, точно, приметой и знамением времени. Песни его моё поколение любило, переписывало. Сейчас (для меня) подзабылся. Время берет свое.

Dania Yakhina:

Он для меня никем не был. Ни тогда, ни сейчас не люблю тюремно-зековские рычания и страдания. Гамлета его видела - переигрывание. Понравился в фильме "Служили 2 товарища", "Место встречи..." тоже не плохо.

Tatiana Neroni:

Любили, слушали, очень горевали, когда он умер, но на похороны не пустили родители, боялись давки.

Любава Булгакова:

Была фанаткой Высоцкого как раз с 1980 года. На похоронах не была, не было этим летом в Москве. Зато потом ходила на фанатскую тусовку на Ваганьковском кладбище, где люди активно менялись записями, стихами посвящения и фотографиями, собрала тогда очень много его фото. Потом, в театре на Таганке поставили спектакль памяти «Владимир Высоцкий», который не разрешали, но его полулегально показывали сначала только в день рождения и день смерти, позже ввели в репертуар, шел раз в месяц. Спектакль был шедевральный, что творилось у театра, толпы народа, милиция. Часть фанатской тусовки перебралась встречаться к театру, знакомились активно с , «Системой,», так называли студентов МАИ и МЭИ, которые занимались скупкой билетов в дни распродаж. Подружилась с некоторыми, но все равно попасть именно на этот спектакль удалось только году в 83-84, такой страшный был ажиотаж на него. Там же я познакомилась со своим первым мужем, так что можно сказать, что мой сын родился из- за Высоцкого. Шутка. Конечно, из-за увлечения Высоцким.

Аркадій Юрійович:

Помню у Деда была куча кассет Высоцкого, он его часто слушал. И у Отца тоже пара кассет была, но он реже слушал. Деда уже нет. Но в то время все ценили Высоцкого. Не пойму, как могло так случится, что сейчас ценности кардинально поменялись, никто уже не слушает Высоцкого, да и то поколение, по-моему, ничего сейчас не слушает, телевизор заменил им все развлечения. А по мне, так это "Величайший" поэт, мало кто сравнится с ним.

Тим Олиен:

Я в тот год был с родителями в Очаково, по дороге заехали в Москву. Такой чистоты и тишины никогда не было. Продавались жвачки и зеленые бананы, которые потом месяца два дозревали в кладовке. По факту они вкуснее были тех, что сейчас. Все готовились к олимпиаде. На юге слушали радио. Сказали, что должны приехать «Бони М», а они были кумирами. И как-то на этом фоне пришла новость о смерти Высоцкого. У нас дома две пластинки было, и я вообще думал, что певец - наш воркутинец, так как песни: холода-холода, чёрное золото... Отец сказал, что умер, так как много пил.

Igor Gorsky:

Песни первый раз услышал в 1966-м году... Помню «А на кладбище...»... Хотя говорят, он ее не пел... Но я отчетливо помню... Помню «На братских могилах не ставят крестов»... Это было ещё до первого класса... А вот с 73-го я стал ездить в археологические экспедиции, и в году 75-м в Прикарпатье копали пражскую культуру, и у водителя нашего грузовика было пять кассет... Кассетник - это вообще была редкость... Слова Высоцкого ошеломили... Потом прямо перед отъездом я пристрастился фарцевать книгами... в библиотеке работал... Да, так вот, приятель мне принёс великолепно переплетённый во владельческом красном полукожанном переплёте отпечатанный на великолепной иностранной машинке сборник песен Высоцкого. На переплете золотыми буквами было выбито «Высоцкий» «песни»... К сожалению мне пришлось расстаться с этой редчайшей книгой... Ни до ни после я ничего подобного не видел... Там было около 200 песен..

Сергей Л.:

Впервые услышал его в 1974 году, второклассником. Появилась кассета с записью одного концерта (к сожалению, до сих пор не могу найти эту запись). Помню, как забавляли его шуточные песни, особенно две первые – "Товарищи учёные" и "Баллада о гипсе". Серьёзные песни, особенно военные, разумеется, тогда не воспринимал, хотя что-то в них цепляло даже меня, восьмилетнего несмышлёныша. Взрослые не очень-то одобряли, что я слушал Высоцкого, но и не запрещали. Кстати, не видя его, представлял Владимира Семёновича не таким, каким он был на самом деле, и почему-то думал, что он носит очки в большой прямоугольной оправе – тогда они были в моде. А на экране впервые увидел Высоцкого в фильме "Сказ про то, как царь Пётр арапа женил", но узнал, что это именно Высоцкий, много позже.

Андрей Гусь:

Конечно, магнитофоны. Поначалу воспринимал как прикол, но к середине 70-х осознал, что Высоцкий - вполне серьёзный поэт. Каковым для меня остаётся до сих пор.

Людмила Новикова (Москва):

Для меня Высоцкий - серьезный поэт. Я о нем слышала в детстве. Но когда доросла до подросткового возраста, вдруг оказалось, что у нас дома есть несколько его записей. У нас магнитофон был какой-то не совсем обычный: бабины с пленкой были не рядом, а одна над другой. И он иногда начинал "тянуть", т.е. скорость замедлялась. А сами записи были ужасные: с какого-то концерта с галерки, большинство слов было разобрать очень трудно. И я сидела и, прокручивая несколько раз, разбирала буквально по слову. И от этого впечатление было очень сильным.

Когда какие-то фразы или строчки проскакивают в песне, они не так воспринимаются. Здесь же у меня была строка, отделенная от своего окружения, и это усиливало ее звучание. "Горы спят, вдыхая облака, выдыхая снежные лавины". "Мерцал закат, как блеск клинка, Свою добычу смерть считала". "Но я лучше выпью зелье с отравою, И над собою что-нибудь сделаю, Но свою неправую правую, Я не сменю на правую левую". "Залоснилось шоссе и штыком заострилось вдали" и т.д. В общем, я сразу полюбила и запомнила наизусть эти песни.

Конечно, хотелось узнать про автора больше, но никакой информации не было. В театр на Таганке с его спектаклями было не попасть, на концерты - тоже. Никаких книг со стихами не было, редкие пластинки до меня не доходили. Приходилось довольствоваться домашними записями и кино, где он снимался.

Когда Владимир Семенович умер, для меня это была потеря. Я не была на похоронах, сейчас не помню почему, возможно, работала. Но на следующий год в годовщину смерти я поехала на Ваганьково положить цветы. И то, что там было, стало для меня потрясением.

Обычно вспоминают огромную толпу народа на похоронах. Здесь толпа была, наверное, не на много меньше. Люди стояли на площади перед кладбищем и на самом кладбище. Могила его находилась вначале, близко к краю. Перед ней - площадь или большая площадка, которая вся была огорожена милицией. В середине - пусто, людей пускают по краю. Длинная очередь класть цветы, у могилы подгоняют: скорее, не останавливайтесь. Среди тех, кто стоит по краю зачищенной середины, то здесь, то там оказываются люди с магнитофонами. Но как только они их включают и начинают звучать песни Высоцкого - милиция тут же бросается вперед, и человека с магнитофоном уводят. А ведут его как-раз через это зачищенное пространство на глазах у всех. И возмущенные крики толпы милицию не смущают. Когда повели парнишку лет 14-ти, площадь просто взорвалась возмущением: "Сволочи! Что вы делаете? Детей забираете! За что?"

Положив цветы, я переместилась с кладбища на площадь перед ним. По-моему, там еще какой-то скверик был. И какое-то время масса людей там довольно спокойно "тусовалась". У кого были магнитофоны, включали песни Высоцкого, вокруг них тут же собирались люди, которые молча слушали. Ведь большинство знали только отдельные песни, а очень многое, как и я, слышали впервые. Где-то переписывали друг у друга (да, от руки, на бумажки) стихи разных людей на смерть Высоцкого. Там были стихи Гафта, Окуджавы и совсем незнакомых людей. Стихи часто дилетантские, но искренние. А в другом месте люди, которые что-то знали, просто рассказывали другим о Владимире Семеновиче, какие-то факты его биографии. Им задавали много вопросов, ведь узнать больше было негде.

В целом во всех этих действиях не было никаких антисоветских разговоров и ничего антисоветского. Но власти не могли просто так разрешить "сборище". Прибыла милиция, и опять стали забирать людей с магнитофонами и стихами. И вот тут люди стали сопротивляться, что было совершенно не представимо для "советского человека".

При приближении милиции человек с магнитофоном тут же выключал его и нырял в толпу. Пока другие не давали милиции пройти, он скрывался, чтобы включить магнитофон уже в другом месте. Где-то борьба была открытой: пытались отбить задержанных. И тут успех был переменным: иногда отбивали, иногда - нет. Дальше помню отдельными яркими моментами.

Два дружинника (их там тоже было много) выбираются из толпы, снимают и прячут повязки. Один другому: "Теперь давай отсюда!" - и смываются...Щуплый парнишка с магнитофоном прячет его в сумку и ныряет между здоровыми парнями. Они ругаются с милицией. Толпа пропускает парнишку, но провожает его глазами, стараясь не потерять из виду. Через некоторое время большинство опять собирается вокруг него. И он опять включает магнитофон...

Милиционер, который кого-то пытался тащить, вдруг неожиданно оказывается один, окруженный толпой разгневанных людей. Он ужасно пугается и жалобно кричит:"Ребята, не трогайте, у меня жена, дети!" А ему из толпы сурово: "У нас тоже дети!" (Сразу скажу, ничего ему не сделали, он ушел здоровеньким и не побитым)...Какой-то парень внимательно оглядывается в сомнении: включать магнитофон или нет. Женщина рядом ему с улыбкой по-доброму:"Да не бойтесь, включайте, я отсюда их (милицию) хорошо вижу. Мы Вас сразу предупредим". Другие подтверждают, парень включает магнитофон... Дядя в кепке уверенным голосом рассказывает, что Высоцкий имеет машину и живет на Малой Грузинской. И даже иногда ездит за границу. Народ вокруг удивляется. Увидев группу людей, подбегают милиционеры. Им кричат:"У нас нет ничего, мы просто гуляем!" Милиция отходит...И над всем этим в мегафон: "Товарищи, расходитесь! Вы портите зеленые насаждения!"(стоим на асфальте или на голой земле). Сначала это встречали смехом, потом перестали обращать внимание.

Может показаться, что я сейчас приукрашиваю и допридумываю. Но нет, просто эти эпизоды врезались в память, слишком это было необычно.

Я не осталась там до конца: мне надо было ехать к однокурснице на встречу, о которой мы договорились заранее.

И вот приезжаю я к ней, потрясенная всем увиденным, с головой, переполненной песнями Высоцкого. И, конечно, хочется все это рассказать и выплеснуть. Но как только я упоминаю, где была, она радостно мне говорит: "Ой, а у меня есть записи Высоцкого. Хочешь послушать?"

И вот мы садимся слушать. И тут меня ждет последнее потрясение. Песни мне в основном незнакомые, прекрасные, качество - великолепное, просто потрясающее качество записи. На мое удивленное: "Откуда?" - она признается, что ее дедушка не военный, как она говорила раньше, а работает в КГБ. Для меня все тут же меняется. После всего, что я видела, стало безумно противно сидеть тут и слушать дальше. Я даже не могла разговаривать с ней. "Гады, с нами они так, а сами слушают, да еще в таком качестве!" Всеми силами стараясь не сказать ей ничего оскорбительного, я тут же придумала какой-то предлог, распрощалась и уехала.

Сергей Прохоров:

Я тоже много слышал Высоцкого от сотрудников КГБ. В музее работал, а они часто приезжали. И вот, когда ехали в автобусе - включали. А потом, тоже в музее, узнал, что лучшие антикварные книги - тоже у этих... Они считали, что им можно, потому что они "политически устойчивые". И нам, сотрудникам музея, тоже, ибо проверены ими. Я спросил однажды коллегу: "Как ты их водишь. Я не представляю". Она сказала: "А ты им рассказывай всё, что всем. Они всё равно решат, что это ты специально для них"...

Отношение к Отечественной войне (1941-1945).

Людмила Гоук (город в Карелии, 1968-1978):

У нас учителя были фронтовики, курили беломор прямо в школе. Все были неулыбчивы, но справедливые, и парни любили учителей мужчин, особенно трудовика. Он ругался матом и бил их нещадно, но все-равно, как перемена, все парни - к нему.

Людмила Новикова (Москва, 1970е-1980е):

Отношение к войне в СССР отличалось от теперешнего. С одной стороны - официоз: сочинения Брежнева, которые подробно изучали, военно-патриотические песни, официальные мероприятия 9 мая, только официальная точка зрения на события и невозможность узнать что-то еще. Все это, конечно, не нравилось. К нам в школу несколько раз приходили ветераны, но это было очень зарегулировано и скучно. Предполагалось, что они должны рассказать нам, как воевали. Но что и как они могли рассказать школьникам? Вот и получались сухие отчеты: "на южном направлении мы оттеснили противника..." и т.д. все в таком духе.

А с другой стороны были семейные воспоминания. У меня дедушки по прямой линии не воевали (только двоюрные), но хлебнули горя все. После смерти бабушки мы еще несколько месяцев находили запасы еды, спрятанные в самых разных местах - последствия голода в войну. Были живы еще многие ветераны, которые действительно воевали на фронте. И 9 мая они собирались у Большого театра в Москве и в других местах в центре города. Помню, как они обнимались, встречаясь, часто со слезами на глазах, молодежь дарила им цветы. Здесь уже не было никакого официоза, а настоящие человеческие чувства.

А еще прекрасные военные фильмы и книги, на которых мы росли. И во всем этом, даже в официозе, на первом месте был трагизм войны. Тогда невозможен был мотив "можем повторить" и военная форма на детях. Даже в официальном празднике вечером 9 мая главной была минута молчания.

И почти во всех фильмах, и талантливых, и бездарных, была эта линия противопоставления прекрасного мира и ужасной войны. Классическое начало военного фильма: солнышко светит, птички поют, небо синее, люди счастливые смеются. А потом война, как черная туча: все меркнет, суровые лица, слезы. Тогда мне казалось, что это дешевый шаблон. Но сейчас, когда я смотрю вокруг, кажется, что уж лучше так, чем это радостное тупое "можем повторить".

А среди простых людей ужас войны был еще сильнее. Много раз я слышала в разных ситуациях: "Только бы не было войны". И сейчас трудно понять, как эта "антивоенная прививка" быстро забылась.

Marija Savel:

Все так. И скучные рассказы ветеранов. И подчёркивание трагизма войны. Некий карго культ: «Они погибли за вас». Но никаких «можем повторить» т.к. политика партии была «Миру мир». Кстати. Тем лживее выглядела война в Афганистане с замалчиванием целей и числа погибших.

Anya Prigozhina-Kirby:

Я думаю, ещё тему войны эксплуатировали для вбивания в головы детей вечного долга: Смотрите, мол, для вас умирали, радуйтесь, что не живете при этом! И нЕча жаловаться! Ваши проблемы- ничто по сравнению с Зоей Космодемьянской! И ведь сработало...

Дмитрий Хмелевской (Курск, 1970е):

В школе военруком был ветеран войны. Трепач неимоверный. Один из его рассказов. Поручили, значит мне снайпера снять. Ползу по картофельному полю. Жара страшная! Притаился за кустом, снайпера высматриваю. Смотрю, а он на дереве притаился! Ну я ему в лоб и попал, а он с дерева, головой в сугроб!

Ну, а так, в доме жило несколько ветеранов. Один без ноги. Помню, как выпьет, у него крышу сносило, орал на весь двор : "Гусь курить хотел! Ещё раз! Аходатаешь! (что это - не знаю)". Друг и директор отца тоже был фронтовик. Тот, который "Гусь курить хотел" воевал на Малой земле. Вспоминал, как на двоих выдавали 0,5 чистого спирта и маленький кусок копчёной колбасы и после этого гнали в атаку. Любил вспоминать, как бровеносного генсека вылавливали багром из воды (Примечание: Брежнева). Во время бомбежки будущего генсека смыло волной с катера за борт.

Anya Prigozhina-Kirby:

Помню конкурсы инсценированной песни военных лет в школе и пионерских лагерях. Тоже натягивали гимнастерки. Но ни гордости, ни радости не было. Было благоговение перед павшими, смешанное с ужасом и тихая радость от того, что всё это было до нашего рождения.

Людмила Новикова:

Да, у меня тоже была тайная радость, что мы в это уже не попали.

Сергей Прохоров:

И у меня.

Александр Никитин:

Не повезло: у меня в коммуналке жили боевые орденоносцы. Сидишь на коленке, другой у него нет, крутишь орден Красной звёзды, попросишь поиграть - «Бери». Потеряешь в песочнице, секретик, забыл где... «Ничего, у меня ещё есть». Вот такие они были - настоящие фронтовики. Когда сейчас вижу фронтовика с юбилейными медальками, умею различать, кто на передовой, а кто тыловая крыса... Извиняюсь за прямоту.

Igor Gorsky (Киев, середина 1960х):

Я помню в детском садике ходили гулять в Бабий Яр... Копались в земле, находили человеческие кости (хотя и не знали, что они человеческие) и огромные пулеметные гильзы (хотя и не знали, что они пулеметные)... Когда уже приехал сюда (в Балтимор, в конце семидесятых) узнал о войне столько, сколько в СССР никто не знал и в России до сих пор не знает, да и знать не хочет. Начиная с воспоминаний прошедших войну... Здесь им не нужно было скрывать то, что они видели и чего были участниками. Как они покоряли Европу... Я не думаю, что многие здесь готовы принять правду о Советском освобождении Европы. Когда советские солдаты насиловали польских католических монашек... Да и вообще убивали, грабили, насиловали все на своем пути. Прийдет ли эта правда в Россию? А это правда. Я слышал ее от ветеранов... И записывал...

Людмила Новикова (Подмосковье, 1980г):

Вы мне напомнили. Когда мы были на картошке под Волоколамском (там сильные бои были), иногда находили снаряды в земле с войны оставшиеся. А ведь сколько лет прошло. А однажды дот нашли хорошо сохранившийся. Он на холме был, оттуда далеко местность просматривалась. Мы там полазили, осмотрели все, представили, как тут солдаты оборонялись, как на них немцы могли наступать. Вообще впечатляет. После этого язык не повернется сказать : "Можем повторить". А еще было сильное впечатление, когда мы ездили с экскурсией в Ленинград на Пискаревское кладбище. Экскурсовод была замечательная. Уж не помню, кто у нее из родных там в блокаду погиб, но она прям со слезами на глазах нам рассказывала, как все это было. И читала страницы из дневника этой девочки погибшей (не помню сейчас фамилию). Я тогда подростком была, но помню тогдашние чувства:"Господи, только бы это никогда не повторилось!" А потом уже во взрослом возрасте читала дневники Ольги Берггольц и воспринимала все это уже по-взрослому.

Igor Gorsky:

Таня Савичева... Те кости, что мы находили, были кости расстрелянных в Бабьем Яру 100 000 евреев Киева 29-30 сентября 1941 года. У меня там более 50 членов семьи погибли...

Сергей Скиф:

1976 год, леса под Кармановым. Они тянутся до Ржева. И вот в этих лесах увидел нечто похожее. Находили сгнившие и разрушенные блиндажи, а окружавшие их деревья по кругу обтянуты колючей проволокой и табличками "Заминировано". И всюду кости, кости и черепа. И просто под ногами в лесу кости. Мы не искали ничего тогда, просто ходили по грибы. До сих пор не знаю, чьи это были кости, каких солдат -наших или немцев. И что там сейчас? Не пришлось больше побывать там. Знаю только то, что лес на пилорамы стараются там не пилить - осколки и пули, застрявшие в молодых когда-то деревьях, выводят из строя пилы любой пилорамы.

Дмитрий Андреев-Солодин:

Под Питером в районе Мги когда ходил за грибами, видел множество костей.

Pavel Raysin:

У меня был знакомый из поискового отряда, в 1980-х. Они поднимали солдатские кости, десятки и сотни каждый поход, а ведь дальше 150 км от Москвы не ездили ни разу. Все за свой счет, сами, военкомат подключался только когда надо было торжественно хоронить этих солдат или принять найденные боеприпасы и оружие. Больше никакой помощи, а ведь еще была проблема столкновений с "черными копателями"... А им бы очень не помешало иметь в отряде парочку вооруженных военных в форме для спокойствия и для отношений с местными властями.

Еще он рассказывал, что немцев тоже находят много, и с некоторых пор их отряд стал их прикапывать, и замечать, и записывать места, и собирать их медальоны с идентификацией - с этим у аккуратных немцев было на порядок лучше. Он планировал выйти на контакты с западногерманскими журналистами или дипломатами... От этой непродуманной глупости я его отговорил, действовать наудачу - это все равно, что прямо пойти на Лубянку. Но знаю, что уже при Горбачеве такие контакты произошли, и немецкие кости вернулись в Германию без какой-либо шумихи в прессе. Надеюсь, что и он получил что-то…

Дмитрий Лапин:

Я помню, как ветераны пили водку и говорили, что самолёт "мессершмитт" - "х...венький", а,вот "хейнкель"- это круто.

Dmitrii Kouznetsov (Москва, 1960е):

Я помню нищих инвалидов. У двоих из них были инвалидные коляски с мотоциклетными двигателями. Потом оба эти инвалида синхронно исчезли. Я подозревал, что в этом какая-то страшная тайна, и боялся спросить. Ещё видел много нищих инвалидов возле вокзалов. Обычно у них были ордена и медали. Это было после 1960-го года; думаю, что на остров Валаам свезли не всех.

Ещё помню, как мама потащила меня и брата в Волгоград, чтобы показать нам музей Сталинграда. Я так и не понял, почему огромные средства тратятся на музей, а не на пенсии инвалидам войны.

Карз Драйв (Г.Иолотань, Туркменская ССР, вторая пол.1950х):

Туркменская ССР, вторая пол.1950х): В моем детстве ещё не вошли в моду встречи ветеранов со школьниками. Но их, ветеранов, ещё совсем не старых (стандартный оборот в пропагандистских текстах был: "...ваши отцы и старшие братья..."), было тогда много вокруг. И зрелище это было не всегда приятное. Множество людей было без ног, без рук. Обычно с протезами. А были и совсем "обрубки". Даже на наш маленький городок с 10 тыс. населения было, как минимум, трое бедолаг, у которых обе ноги были ампутированы чуть ли не по самую попу. Они передвигались на самодельных "инвалидных колясках", которые представляли собой площадку из куска широкой доски с четырьмя стальными шариковыми подшипниками вместо колёс. Инвалид ремнями с пряжками был притянут к этой платформе и приводил её в движение, отталкиваясь от дороги специальными деревянными штучками, зажатыми в обеих руках. Так и перемещались они, громыхая подшипниками. А один, с особенно сильными руками, показывал чудеса ловкости, взбираясь со своей тележкой по ступеням крыльца. Смотреть на этих инвалидов мне, в возрасте 5-10 лет, было страшно, и я отводил глаза в ужасе. Непереносимо было представить себя на их месте. Но ещё страшнее было в бане, когда одноногий инвалид отстегивал протез и шел с костылями, болтая культей. Это был доводопроводный период в истории моего городка, индивидуальные водопроводы в жилых помещениях появились только в начале 1970-х, каждую неделю все ходили в баню, и там обязательно было несколько инвалидов без рук, без ног.

Ирина Холмова (Харьков, 1947):

В конце 1947 года я жила и училась в г.Харькове. В городе было очень много вернувшихся из освобожденной Европы наших солдат. Казалось, что они заполнили весь город: в трамваях, в скверах, на проспектах и пр. И очень многие из них были не просто инвалиды, скорее их можно назвать калеками, от взгляда на которых сжимается сердце и в горле появляется комок. Пользуясь трамваем, я обратила внимание, как некоторые из них вели себя в тесноте, где пассажиры стояли плотно друг к другу. Ответ я нашла у одного специалиста, который мне объяснил, что наши солдаты могли испытать стресс в тяжелых боевых условиях, потерю близких, разлуку с семьёй, переморожение в окопах. Надо еще осознать, что каждый пехотинец, поднимаясь в атаку знал, что следом за ним идет шеренга СМЕРШ, и если он споткнется, или замешкается, или напугается, получит пулю в спину. Все пережитое вполне могло повлиять на потерю психического здоровья.
И вот в один день все инвалиды войны, наши освободители, исчезли из городов нашей общей с ними Родины.
В целях профилактики преступности и ликвидации нищенства инвалидов, которые не нашли свое место в мирной жизни и стали бродяжничать, пьянствовать и просить милостыню, государство решило вывезти подальше от крупных городов в специальные интернаты.
Один из самых известных спецсанаториев для инвалидов находился на острове Валаам. С 1950 года туда свозили всех, кто, вернувшись с фронта калеками, был выброшен на обочину жизни.

Юр Черваков:

Дед-фронтовик не любил на 9 мая каких-то официальных действий. Он предпочитал работать на садовом участке. Когда мы там садились за стол, он желал, чтобы мы больше никогда не знали, что такое война. Выпивал фронтовую сотку (он был малопьющим), ел, перекуривал и снова приступал к садоводству.

В школу перед днем победы приходили разные ветераны, которые вспоминали про славный подвиг, который не забыл народ. Из всего запомнилось только, как одна тетенька – бывшая узница концлагеря, показывала номер на руке и рассказывала, что ей пришлось пережить. Гордости за то, что деды воевали, не возникало. Скорее чувство тревоги, боли, отчаяния, несправедливости…

Деда готовили летнабом (штурманом). Но когда все началось, ему банально не хватило самолета. Поэтому пришлось переквалифицироваться близко по профилю в зенитчики. Отправился на войну 22 июня до того, как про нее рассказали по радио. Демобилизовали в 1947. Я как-то спросил, почему бы ему не прийти в школу и не рассказать про войну. Он ответил, что те, кто ходят, знают как правильно говорить, а он может ляпнуть что-то не то. Только один раз в разговоре слышал, как он вспоминал про первые дни. Создавалась очень нерадостная картина, полная неопределенности и растерянности. Позже, когда первый шок прошел, появилась злость и ненависть к врагу.

Тоже самое произошло и 24 февраля прошлого года (Примечание: 24 февраля 2022 началась война в Украине), когда некто провозгласил "можем повторить". Как только паника первых дней сменилась осознанием случившегося, у народа проснулось стремление вышвырнуть незванных спасителей к ядреной Фене. И как бы не называли войну, словоблудие не поможет завуалировать ее преступность.

Раньше день победы отмечали, как окончание безумия и переход к мирной жизни. Помню грандиозный праздник на 30-летие. Все радовались, что больше такого ужаса нет. А потом на каком-то этапе произошел сдвиг по фазе, и горячие головы посчитали, что весь смысл принесенной кровавой жертвы с миллионами покалеченных судеб состоял в том, чтобы всему миру продемонстрировать кузькину мать.

Александр Ермаков:

Мой отец тоже не праздновал, никогда не одевал ордена и медали и говорил на тему войны только после рюмки, а так как он не пил, то это было очень редко. Дяди по отцу и матери тоже воевали и тоже просто выпивали в этот день, не вдаваясь особо в воспоминания. Мать пережила войну в Батайске, который переходил из рук в руки несколько раз, и всё они хотели только одного - больше никогда. Мой дядя по материнской линии тоже был в плену. Три побега, третий удачный. На 9 мая пил и плакал. Это был в их семье самый тяжёлый день.

Mirza Erden:

Мой дедушка тоже не говорил про войну. Хотя он участвовал с первых дней войны, был в плену. Потом поменял фамилию, чтобы не забрали в ГУЛАГ.

Владимир Баглюков:

Мой дед не смотрел фильмы про войну. Говорил, что брехня.

Война в Афганистане (1979-1989).

Галина Меньшикова (Москва):

На тот момент мне было 16 лет. Я была весьма "политизированной" девочкой - читала газеты и слушала "Голос Америки". И уже не верила особо пропаганде. И к любой войне относилась с ужасом - поэтому очень хотела, чтобы это быстрее закончилось. Не помню, чтобы кто-то в моем окружении относился к этой авантюре иначе. Тем более одноклассники туда попали.

Карз Драйв (Москва):

Я в это время был уже много лет активным слушателем иностранных радиостанций. Поэтому ни в какой "интернациональный долг" не верил. Но кое-кто к этому словосочетанию относился всерьез.
А мой дядя, который, как и мой отец, родился в Афганистане, но на 10 лет раньше, и потому успел до выезда из этой страны составить о ней личное впечатление, - дядя очень огорчался. Он с самого начала войны говорил, что напрасно Советский Союз влез в неё, потому что афганцы - народ очень воинственный, непокорный и упрямый, настоящие бандиты и головорезы, так что победить их не получится.

Dania Yakhina (Аэрофлот, Узбекский ОАО - а/п Ташкент):

По началу с Термеза мы возили гробы в гражданских самолётах, потом они не стали справляться, груз-200 и тяжелораненых начали перевозить на Ил-76, а мы - легко раненных и желтушников. А сколько возвращались моральных инвалидов! Грязная война преступного государства.

Анастасия Куликова:

Вторжение не помню (не застала), а о выводе нам сообщили на празднике по случаю завершения 1 класса. Учительница очень радовалась, а мы поняли, что наши больше не будут там воевать и вернутся домой, и тоже обрадовались.

Николай Филиппов:

Не сразу объявили, ввели «Альфу», убили Амина, а потом объявили: по просьбе Афганского правительства ввели ограниченный контингент войск в Афганистан ввиду угрозы захвата США.

Jolanta Smirnova:

Я практически одногодка этого вторжения. И все детство помню страх соседок и родственниц, лишь бы их сыновья не попали в это пекло. Тогда не задумывалась, а теперь, когда я сама мать, их страх мне понятен.

Сергей Сергеев:

В школе физрук мотивировал: занимайтесь спортом, многие будут служить в Афгане. Я был сыном "антисоветчика", с детства слушавший "подрывные голоса" и знал о той войне немало, но и то особого протеста во мне такая перспектива не вызывала почему-то. Да и куда денешься, вчерашний ребёнок против неумолимого государственного бульдозера. А некоторые сами хотели туда попасть - мужественным стать, народ афганский защищать, подвиги... Настолько оболваненные были.

Михаил Чепик:

Я выпускник школы 1980 года, и как же моя мама боялась, что если я не поступлю в институт, меня заберут в армию, в Афганистан. Ещё тут же в институте появилось куча афганцев. Наш говорил, что только его родители знают, где он учится, иначе убьют. Был другой, который откровенно насмехался как нашу танковую колонну заперли в горах и сожгли. Помню, как в 1983 появились озлобленные дембеля из Афгана. В горном походе по Кавказу был парень "афганец" корректировщик огня. Так он спал с открытыми глазами и ночью орал. Рассказывал как сжигали аулы с населением...

Ещё мой отец (КГБ-шник) позже рассказывал, что принимал участие в вывозе из Кабула арестованных проворовавшихся военных, занимавшихся торговлей оружием и наркотиков.

Леонид Фло:

А как самолеты с бытовой аудио-видио техникой в сссрию вывозили, не рассказывал?

Михаил Чепик:

Нет. Он был там неделю только для этого.

Сергей Сахаров:

История хорошей песни. (К 40-летию советского вторжения в Афганистан).

Сейчас это трудно представить, но в первые годы афганской войны о потерях среди советских солдат не сообщалось. То есть СОВСЕМ не сообщалось.

Озвучивалась лишь только бесконечная трескотня: "Советские войска взяли город...", "Выполняя интернациональный долг...", "Атаковали...", "Награждены..." и т.п. (бледное подобие тех репортажей - нынешние сообщения в программе «Время» про войну в Сирии, где в 5-й раз взяли Алеппо и 6-й раз "полностью разгромлены" игиловские войска).

Начались перемены в обществе, из подполья вышла авторская песня. Сборные концерты в Москве стали собирать полные стадионы. Я был на таком концерте зимой 1986/87 года, в ДС "Измайлово". Выступали все мэтры (даже участие Б.Окуджавы предполагалось, но он заболел). Всего человек 20 участников...Где-то в середине вышел Олег Митяев, которого в Москве почти не знали. Даже я, интересовавшийся авторской песней, читал только его фамилию как лауреата какого-то песенного конкурса в Сибири.

Неожиданно для зрителей Олег объявил, что посвящает песню советским солдатам, погибшим в Афганистане:

«Ко мне во сне приходит друг.

Он был замучен под Кабулом...».

Слушатели замерли. Тишина была гробовая (простите за каламбур). Пел он душевно, искренно, да и песня хорошая...Овация длилась минут 5. В тот вечер его сразу и безоговорочно признали. Каждый участник того концерта пел по 2 песни, а если зрители не отпускали - то 3. Митяеву пришлось спеть пять!

Это ещё не конец истории. В те годы я жил с родителями. Через пару дней отец вдруг спросил меня:

- Ты говоришь, что был на концерте. Там что, про Афганистан пели?

- А откуда ты...??

- По «Голосу Америки» сказали: "В Москве на концерте авторской песни на сцену вышел невысокий парень в кожаной куртке и спел о погибших солдатах..."

Вот какой был резонанс у песни!

Смешно, но и это не конец истории. Лет 10 назад я наткнулся на официальный сайт располневшего вальяжного звездуна Митяева...Вспомнив тот заснеженный вечер, я открыл раздел "Песни" и стал искать. Сначала по названию, потом, не веря увиденному, просто перебирая подряд сотни песен. В итоге оказалось, что на официальном митяевском сайте НЕТ песни "Ко мне во сне приходит друг..." И вот это уже конец.

Jaugen Keppul:

"Советские войска взяли город..." Подлая клевета! Не было тогда таких заголовков! Доблестные советские солдаты могли только освобождать города, временно захваченные бандитами, воюющими за американские деньги!

Том Форд:

И подготовленные в пакистанских лагерях инструкторами ЦРУ.

Сергей Сахаров:

Ладно, не придирайтесь:) Я совсем молодой был, забыл тогдашние заголовки. Примерно такое ощущение осталось - сплошного милитаризма. Мне один человек сказал, что "советские солдаты сажали деревья в горных аулах.." Вот уж такого совсем не осталось в памяти.

Jaugen Keppul:

Я не особенно тогда читал советские газеты и смотрел программу "Время", всё больше слушал зарубежные "радиоголоса". Но помню, что репортажи были в основном про то, как советские солдаты сажают в Кабуле деревья в парке или делятся с жителями горных селений продовольствием. Сообщений про боевые действия не помню.

Сергей Гармаш:

Кроме 14,5 тысяч погибших и 53 тысячи раненых ещё из-за речки вернулись десятки тысяч с искалеченной психикой... Двадцатилетние парни, которых научили убивать и научили принимать возможность быть убитым и потерять друга... В войне ни за что... В войне за мифический интернациональный долг... Эти мальчишки своей жизнью, своим здоровьем и своей психикой заплатили этот долг... Причём, они не были никому должны.

Обострение отношений с Китаем (конец 1970-х).

Людмила Новикова (Москва):

Вообще отношения менялись за годы сов. власти от дружбы к вражде и обратно. Когда я училась в старших классах, было какое-то обострение в отношениях. И у нас даже ребята в школе (которые пели в школьном вокально-инструментальном ансамбле) сочинили песню о том, как мы будем бить китайцев. Официально они ее не пели, но среди своих пели часто. А позже, но еще до перестройки, в журнале "Иностранная литература" была публикация какого-то китайского автора. И она была сатирическая про их строй, но все было точно как в СССР до такой степени, что мы удивлялись, как цензура это пропустила.

Jaugen Keppul:

Конфликт 1979 г. спровоцировал Вьетнам. Они тогда вторглись в Кампучию, режим которой поддерживал Китай, выслали из страны множество этнических китайцев... Тогда Пекин послал войска, были бои на китайско-вьетнамской границе. СССР не стал вмешиваться, ограничился пропагандистской риторикой.

Виктор Иокиранта (Пермская обл.):

Примерно в 1979 году (может, 1978) в СССР проводилась мобилизация резервистов, их направили в Монголию вместе с военной техникой против Китая. Это кроме того, что в Монголии постоянно находилась группа советских войск.  У меня родственника, ему было лет 27, и жил он на Алтае, мобилизовывали из запаса, и на поездах они вместе с бронетехникой были брошены в Монголию. Обратно возвращались эти пушки и танки все в пыли. А составы с техникой этой военной видели мои родственники с Алтая. Как раз у Китая с Вьетнамом была заваруха, но я тогда ни во что не вникал.
Мне казалось смешным, что коммунисты могли начать воевать с коммунистами. И к нам на Урал доставала китайская радиостанция на русском языке, я иногда слушал её на средних волнах. Они жёстко критиковали СССР, называли ревизионистами.

В 1977 году была популярна песня «Листья жёлтые». Её быстро назвали песней китайских парашютистов. “Лица жёлтые над городом кружатся....»

Людмила Новикова (Москва):

Да, помню эту переделку песни. У нас тоже пели.

Елена Иваненкова (Москва):

И мы пели «лица желтые...»

Sergey Paraketsov (Магадан):

У нас с подачи моего папы тот конфликт между Китаем и Вьетнамом стали называть "Первой Коммунистической Войной."

Сергей Л. (Москва):

Помню, мне, шестикласснику, было действительно страшно, когда в феврале 1979-го Китай напал на Вьетнам. У нас даже устроили в школе собрание по этому поводу с "решительным осуждением гегемонистской политики Пекина". Выступал военрук, говорил, что в военкоматы уже потянулись добровольцы защищать братский вьетнамский народ.

Jaugen Keppul:

Кстати, несмотря на риторику, в китайско-вьетнамский конфликт СССР не вмешался. И как-то они между собой всё уладили.

George Tokarev (ЗАБВО, конец 1970х):

Не совсем так. СССР выдвинул в Монголию для устрашения Китая танковую армию. Я в то время служил в ЗАБВО, и мой танковый полк был поднят по боевой тревоге для выдвижения в Монголию. Наш танковый парк был сдвоенный - там были танки двух соседствующих полков, кажется, машин 120. Так вот - по БОЕВОЙ тревоге за ворота танкового парка выехали 38 машин. Повторяю прописью - тридцать восемь! У остальных 82 нашлись 82 причины не тронуться с места по боевой тревоге (водитель в самоволке, аккумуляторы на зарядке, цилиндры двигателей на ремонте и т.д). Тогда я понял, что ЦРУ надо разогнать за абсолютный непрофессионализм.

Владимир Король:

Это как раз чуть ли не единственный случай, когда СССР смог заимствовать американскую "дипломатию канонерок" - во вьетнамские воды вошла большая советская эскадра.

Мария Белкина (Воркута):

"Русский с китайцем братья навек" - помню этот лозунг. Ещё очень качественные китайские товары, текстиль. Китайские специалисты, стажирующиеся в СССР. Про одного геолога по фамилии Ван, которого все звали Ваня, мама рассказывала, что он на всех рабочих документах в конце приписывал: «Да здравствует советско-китайская дружба!» Помню других китайцев, сосланных на Воркуту с Дальнего востока. Они прекрасно шили пимы и стирали белье. Стирали мужчины! Идеальное качество! Потом помню разговоры про культурную революцию и про то, что вернувшиеся на родину стажёры гибли, обвиненные в связях с советскими ревизионистами. События на Доманском острове и острота про то, что "Советское правительство переживает по поводу Доманского и Недоманского". Недоманский - великий чехословацкий хоккеист, сторонник пражской весны. Ещё в период дружбы кто-то подшутил над одной нашей знакомой, подписав ее на собрание сочинений Мао. Она негодовала и не хотела выкупать книги. Вскоре они стали библиографической редкостью. А в ”Новом мире” появилась статья Желоховцева "Культурная революция с близкого расстояния".

Микола Рябий:

В конце 1970-х появился страх перед Китаем. Некоторые всерьез ожидали войны.

БАМ (Байкало-Амурская магистраль, пропагандистская кампания с 1974). Целина.

Людмила Новикова:

В мое время это была большая идеологическая кампания, как говорится, из каждого утюга звучала. Как все едут строить БАМ. И песни об этом, и призывы, и статьи... Мне вспомнилось, как я говорила с одним человеком, моим ровесником. Он рассказывал, как, вдохновленный призывами, поехал на БАМ. И немного рассказал, что там было. Это не сравнить со сталинскими стройками, но принцип тот же: строят в жутких условиях, часто с жертвами то, что потом оказывается ненужным.

Анна Юшкевич:

БАМ тоже начинали строить репрессированные.

Людмила Новикова:

Да. Но комсомольцы там тоже были. Ехали кто надеясь заработать, а кто и поверив пропаганде, как мой знакомый. Там, правда, быстро от пропаганды освобождались. А песню помните: "Слышишь время гудит БАМ..."? Сколько же этих песен бездарных было про комсомол...

Алиса Чижик:

Ага :) И "Ленин всегда живой" ... С точки зрения атеизма - "Ленин давно дохлый" А "шедевр" - "Любовь, комсомол и весна"...

Людмила Примачук:

Я после института поехала строить БАМ. Условия были ужасные, ехали мы в основном не за романтикой, причины были более прозаичными: высокие заработки и возможность через 3 года привезти жигули, что мы и сделали, слиняв оттуда, получив талон на жигули и заработав деньги на кооператив. Но с лагерями сравнивать нельзя, за тот кошмар, который там творился, и о котором я знаю не понаслышке (мой отец там провёл 10 лет), так никто и не ответил. Не было покаяния. И поэтому можно фабриковать новые дела, что наши доблестные органы и пытаются делать! Поэтому необходимо помнить и о сталинском терроре, и о брежневских психушках, чтобы не было повторения этого кошмара! На БАМе я была с 1980 по 1983 год, а до этого жила на другой комсомольской стройке - Братской ГЭС, куда мои родители приехали не по своей воле. В то время, после лагерей, на этой стройке был цвет российской интеллигенции.

Виктор Иокиранта:

Уменя старший брат служил в 1973-75 годы в Комсомольске-на-Амуре в Железнодорожных войсках на строительстве БАМа. Как-то рассказывал, что в казарме было жутко холодно, и приходилось укрываться матрасами. Он служил на должности прапорщика, выдавал запчасти и инструменты. Получал бешеные деньги - 20 рублей 80 копеек.

Анна Юшкевич:

Прокладка этой таёжной магистрали началось ЗАДОЛГО до 1973. Валили лес и там же загибались зэки и "враги народа". Там же их и "хоронили" тысячами в болотах. Без надгробий, крестов и табличек.

Виктор Иокиранта:

Проектировали ещё при царе. Говорили, что БАМ с востока делали солдаты и заключённые, а с запада - гражданские, в том числе и комсомольцы.

Мария Белкина:

Был анекдот про комсомольца, приехавшего на БАМ. Выходит он из вагона, видит надпись на станции "Средний возраст строителей БАМа 25 лет". Мимо старик в ватнике что-то тащит. Комсомолец говорит: "Ну, дедушка, я бы тебе 25 лет не дал!" А дед отвечает: "Дали, сынок, дали".

Помню Кобзона, регулярно певшего, как время что-то там делает (стучит, кричит?) БАМ, бесконечные новости. При этом я знала, что моя тетя в 1935 году, будучи з/к, уже строила этот БАМ, да и до революции там была одна из самых ужасных каторг -Амурская колесуха. Так что меня не вдохновляло.

Виктор Иокиранта:

Я помню, что любил в армии слушать ночью на радио Маяк музыкальную программу «Для строителей Байкало-Амурской магистрали». Кажется, она продолжалась час за минусом двух пятиминуток на новости. Радиоприёмники у нас были под запретом, но у меня всегда почти был нелегальный Альпинист.

Владимир Король:

1974 год. У меня была знакомая, малярша, из тех, что тогда называли лимитчиками. У нее случилась любовная драма, а потом другой, очень положительный юноша, студент, предложил ей выйти за него. Как она мне рассказывала: "После Пети мне так тоскливо было, что я уже на БАМ собралась завербоваться, а потом Стас замуж предложил, я подумала, и решила, что, наверное, лучше замуж."

Александр Кожевников:

Мой случай хуже: с горя уехала на БАМ. Звали, кажется, Татьяна!

Серафима Красноцветова:

Старший брат ездил на БАМ, заработал, привез нам с мамой по японскому автоматическому зонтику. Тоже была роскошь неслыханная. Рассказывал ли что - не помню.

Dim Fedorov:

Был целый БАМ-овский цикл песен: "Строить путь железный, а короче - БАМ". Еще Кобзон пел что-то очень пафосное: "Слышишь сердце стучит - БАМ!" Была и чистая психоделика: "...а птиц на рассвете не видно, не видно, к тебе улетели все птицы, ты пишешь мне письма из Тынды, из Тынды, далекой таежной столицы."

Владимир Король:

Бамовские частушки - это отдельная тема. "Приезжай ко мне на БАМ с чемоданом кожаным/ А уедешь ты отсюда с х... отмороженным".

Pavel Raysin:

Приезжай ко мне на БАМ/Я тебе на рельсах дам...

Pavel Raysin:

А перед тем была целина. Тоже толпы идиотов-комсомольцев отправились... Я лежал в больнице, в палате был один мужик без ноги. Лишился ее на целине как раз. А тогда при мне лежал по поводу мениска в уцелевшей ноге.

И лишился он ноги именно по причине комсомольского энтузиазма. Получил травму на комбайне - открытый перелом. Во время уборки урожая. Вначале комсомольцы-идиоты с перепугу наложили жгут. И пытались отправить его в больницу на попутной машине. Так комсомолец-шофер не взял его, сказав: вы что, с ума сошли, я же хлеб везу! А когда он попал в больницу спустя полсуток со жгутом, ногу оставалось только отпилить.

Надежда Клепова:

Папу несколько сезонов посылали на освоение целинных и залежных земель как инженера и опытного механизатора. Только своей орден первоцелинника отец на моих глазах "отдал" соседке тете Маше Кураевой… Та сильно плакала, как я помню, за сценой… перед награждением… Но я гордилась подвигом папы. Искренне гордилась. Читала книги, как комсомольцы на целине жертвовали своим здоровьем ради урожая… Патриотка, б...дь... А потом был ВУЗ… И близкий друг из местных Саша Гутт рассказал по секрету, как читал черновики для дипломной работы старшей сестры по целине... Ей дали абонемент в закрытый архив научно-технической библиотеки. И она поняла из сводок, что большая часть зерна пропала по дороге на хлебозаводы. Элеваторы не были рассчитаны на такое количество тонн. Это чудовищные потери! Про потери во время доставки, про мокрые кучи на току можно не упоминать. Это сущие мелочи по сравнению с… Зато какая красивая картинка - босоногие улыбчивые девушки машут деревянными лопатами.

Елена Петровна:

На Целину многие уезжали по вербовке из колхозов, когда не давали крестьянам паспорта. Завербованным паспорта выдавали. Была моя тетка, но рассказов не помню, она потом уехала в Карелию тоже по вербовке… По Украине скучала всю жизнь.

Сергей Шувалов:

Я в армии офицером ездил один раз. Вообще в 1980-е уже сложился целый пласт офицеров, которые ездили каждый год на Целину. Смысл был чисто материальный. Жили на полевые, а з/п накапливалась. Кроме того ездили строевые офицеры, а там с машинами и партизанами служба намного веселее, чем в строевых частях со срочниками и боевой техникой. Я попал случайно. Кто-то из постоянных любителей вольной жизни заболел, а я неудачно подвернулся. Мне не понравилось. Обычный пыльный лагерь, бесконечная езда с зерном на грузовиках, скука и грязь. Правда без жен и штатных командиров. Что касается всех этих экономических проблем, то это нас не касалось, и мы об этом тогда не задумывались.

Aslan Saidoulaev:

Перед освоением целинных земель в Казахстан завезли "вербованных". Так назывались люди, которые согласились поехать туда на освоение целины. Людей туда манили подъемные деньги, 500 руб.на человека. Их расселяли по многим областям в сельской местности, но так как сама работа еще не была организована, то они (мужчины и женщины) пьяными толпами слонялись по селам и поселкам в поисках алкоголя. Часто бывали межэтнические столкновения, особенно с чеченцами и ингушами. Да и с казахами тоже. Эти люди были в основном бывшие фронтовики, не имевшие постоянного жилья, а то и семьи. Было много бывших заключенных. А это - середина 1950-х годов. Родителей нет давно. Но остались их медали с удостоверениями "За освоение целинных земель". Только мои родители не были "добровольцами". Они были репрессированные.

Смерть Сталина (5 марта 1953).

Карз Драйв (г.Иолотань, Туркмения):

Еще один случай из раннего детства вспомнил. Солнечный морозный день. Утром меня будят рано. Папа и мама почему-то не на работе. Меня одевают и выводят на улицу, и мы все четверо: папа, мама с младшим братиком Ильёй на руках (почему-то я его пятым не посчитал, наверное, потому что он был грудным младенцем), тётя Эня и я сразу попадаем в толпу, которая валит мимо нашего дома. Все идут с красными транспарантами, с портретами Сталина, только и транспаранты, и портреты почему-то окантованы по краю наискосок черной лентой. Точно так же, как старые советские почтовые конверты "Авиапочта" были окантованы рамкой в сине-красную полосочку.

Я спросил: "Папа, сегодня первое мая?" Папа промолчал. Я еще раз спросил, с тем же результатом. Только мама посмотрела на меня строго, но не шлепнула: руки были заняты Илюшей. После третьего раза тетя Эня наклонилась ко мне и шепотом сказала на ухо: "Тише. Сталин умер".

И я замолчал. И не капризничал даже когда мы остановились, и папа посадил меня на плечи, чтобы мне не было душно внизу, в густой толпе. Мне было скучно смотреть, как где-то очень далеко на трибуне какие-то дяденьки, размахивая руками, чего-то там скучно и неинтересно кричали, чего издалека было не разобрать. Но я вел себя тихо.

Timosha La (Ленинград):

Хочу добавить сюда воспоминания моей мамы об этом дне. Родилась она в 1945 году, после победы уже. Отец ее был крупным ученым и выехал из Ленинграда с эвакуацией в Ярославль. Первая его жена, двое сыновей-подростков и теща, которая настраивала дочку не уезжать из города, все умерли в блокаде. Я читал эти отчаянные письма деда в блокадный город. Трудно это забыть. Все нутро переворачивается от ужаса. Он умолял послать ему хотя-бы одного ребенка. Они оба были удивительно талантливыми мальчиками. Причем, все условия для эвакуации были созданы, даже не по Ладоге, как у моей бабушки и сотрудницы института, где дед преподавал, а самолетом. Так вот, он потерял всю семью. А также маму, отца и младшего брата. Перед победой они с бабушкой поженились. Родилась мама. В 1953 ей было 7 лет. Она рассказывала, что в этот день, день смерти Сталина, все в школе плакали. Школу она терпеть не могла и была, кажется, единственной, кто не плакал по Сталину. А в семье у нас было довольно необычно устроено. Дедушка не скрывал своей нелюбви к советской власти. Но говорил об этом только дома, и только со своими. Как-то его спросили, не боится ли он говорить так откровенно при ребенке. Он сказал, что нет. Она должна видеть и знать, как все есть на самом деле. Единственный раз в жизни он ее выпорол, когда она наябедничала в школе. Отучал доносить. Так вот, в день смерти этого чудовища, мама пришла домой и, чуть позже, пришел дедушка. Он был очень взволнован, не сидел на месте и бегал по квартире. Потом взял бабушку и маму прогуляться. Они пошли на Неву, благо жили недалеко. Как рассказывает мама, он ходил по набережной вместе с ними, глубоко дышал и только повторял: "Свобода, свобода".

Tamara Gettun (Ленинград):

Я тоже помню этот день. Мне 4 года. Сидим в комнате с мамой и папой, слушаем радио. Папа улыбается и слышу: "Сдох, тварь проклятая."

Людмила Новикова (Москва):

Мама вспоминала этот день как праздник. Они жили тогда под Москвой, а работали в Москве. Электрички в этот день отменили, и, выйдя утром на работу в разное время, мама и ее отец встретились на станции. Стали звонить на работу, сообщая, что приехать не могут. Таким образом лишний выходной еще усилил их праздничное настроение. Они очень счастливые вместе отправились домой, но пришлось прилагать особые усилия, чтобы на людях делать скорбные лица. Она вспоминала, что это было очень трудно, следить за собой, чтобы их радость и потрясение никак не прорвались наружу.

Георгий Малков:

Вот вдруг - вспомнилось почему-то… Один симпатичный кусочек детства. И пришелся он как раз на тот самый день, когда Сталина хоронили-с…

Мы с приятелями (всего нас, дружков, было тогда - в основном двенадцатилетних - человек пять или шесть) – прекрасно провели тогда время! Приятно вспомнить…

Сначала, конечно, в школе часок побыли – на школьной «прискорбной» линейке. Народ у нас весьма ушлый был: и из окрестных дворов и подворотен, и из детских колоний шпана, но с другой стороны - и детки разных начальников… И многим, если не большинству из нас, Сосо-то, по сути, по фигу был…

Сначала мой приятель – в будущем стихотворец (не слишком, правда, известный) «Алеша Почтальон» - заявил (и даже не шепотом): "Паадумашь - сдох таракан!", потом мы похихикали по поводу групповых горестных воздыханий нескольких наших училок - не особо уж веря в их искренность, а затем отвалили к дружку Вовке, сыну, между прочим, генерал-майора КГБ (главнейшего тогдашнего перлюстратора Совдепии, о чем я, правда, уж несколько попозже узнал – а в ту пору говорили: «химик»). Поскольку дома у приятеля нашего тогда, само собой, никого не было (с «вождем» прощались!), мы на воле и предались самому активному безделью. Тем более, что уроков нам тогда, конечно, не задали – лафа, братцы, лафа!

Что - делали? Да много ли надо пятиклашкам?!

Целый день мы отлично играли на бильярде; легонько порой отмеряли тамошнюю наливочку, конспиративно отливая ее из разных бутылочек - понемногу и поровну; потом хлопали чугунным сапогом, утащенным из Германии папулей, ружейные пистоны; потом я основательно надколол бильярдным кием подвесной (к опять же вывезенной - из Богемии) люстре хрустальный шар (и он с немым укором всегда потом взирал на меня - еще лет так с десять) и т.д. и т. п.

В общем мы здорово провели тот денек…

И в самом конце его мне особенно повезло – в книжном развале (трудно было назвать иначе ту кучу книг, что были почему-то навалены тогда скопом в нижней части солидного дубового шкафа – и не в спальне ли Вовкиных родителей?) я нашел томúну Данте – и Ад, и Рай! – с иллюстрациями Доре, книгу, которую немедленно и утащил домой, наслаждаясь ею потом - до возвращения владельцам - месяца три!

А потом все мы – жили и жили себе дальше…

И – тоже хорошо помню: лет через пять-шесть мы, уже - студенты, пили у того же приятеля как-то вечером пиво и слушали его, читавшего нам на досуге (надо же – тоже запомнилось!) дневник Жюля Ренара, этого небесталанного, но достаточно наивного в своих социалистических устремлениях чудака и «карманного Дон-Кихота», - под несусветную сигаретную дымищу (в четыре глотки дымилась тогда наша юность). И вот, Вовкин папаша, проходя мимо комнаты сына, просунул к нам голову - с улыбкой кота из «Алисы» - и заявил с этакой грустной задумчивостью: «Канешна, Лев Толстой триппером болел... Но он еще и «Войну и мир» написал... А вы, думаю, только триппером болеть и будете...»- и торжественно удалился.

Мы заржали, а Вовка дурашливо показал вслед папаше язык…

Впрочем, справедливости ради замечу: не знаю как «на работе», а дома Вовкин генерал был вполне добродушным мужиком.

Потом Володя еще немного подрос, тоже окончил МГУ и поселился - после некоторых приключений - в насеровском тогда Египте - в скучной референтуре ИМЛИ.

Но «Советы» для него всегда оставались мучительной болью…

В итоге он как-то странно погиб - и я сказал Славе Бэлзе, едучи с ним в вагоне метро с поминок домой - на Юго-Запад: «Советская хрюшка всё-таки слопала Вовку" - и тот согласно кивнул...

Да и что тут можно было еще сказать?

Masha Gracheva (Ленинград):

В нашем доме его ненавидели ещё до его смерти. Когда объявили о смерти, мой дед сказал на общей кухне: " Сдохла гадина". Это запомнили все в нашей семье.

Pavel Raysin:

Моя мать была там, на похоронах. На ее счастье ей не удалось пройти дальше, в центр, где потом толпа давилась насмерть. Так она с подругой спаслась, а говорила про сотни задавленных.

Marina Riabova:

Моя мать чудом спаслась, иначе бы ее задавили. Глупая была. Студентка МГУ. А отец не пошел, потому что еще тогда говорил про усатого:"В гробу я его видел, в белых тапках". Отец все знал и понимал тогда, а мать моя была глупая.

Людмила Новикова:

У меня тетя была на похоронах. Ее прижало к какой-то машине. А там солдаты стояли, чтобы никого не пускать. Тетя очень красивая девушка была, и солдатик ее пожалел, вытащил.

Несчастные случаи, крушения, катастрофы.

Людмила Новикова:

Об учениях на Тоцком полигоне. Во время жизни в те годы я ни о чем таком не слышала, даже никакие слухи не доходили. Думаю, если бы мне рассказали - не поверила бы. Уж слишком ужасно все это. Только относительно недавно узнала про Тоцкий полигон. А до вас какие-нибудь слухи в те годы доходили? (Примечание: В СССР проходили ядерные учения на Тоцком полигоне, где солдат прогоняли по территории после ядерного взрыва. В отличие от подобных учений в США и др. странах, вся информация была засекречена)

Галина Меньшикова:

Я ничего не слышала.

Galina Stiskin:

Иногда о таких вещах говорилось, но только на закрытых партийных собраниях. Папа нам дома никогда о таком не рассказывал и только через много лет сознался, что знал...

Валерий Тюкалов:

На Тоцких учениях после взрыва 45 тыс. солдат прошли по центру взрыва. Никакого индивидуального дозиметрического контроля не было. Отобраны расписки о неразглашении на 25 лет. Каждому солдату были выданы документы, по которым они в это время находились в другом месте. Поэтому все их болезни врачи никак не могли связать с атомным взрывом. Сколько их погибло не известно. В этом людоедский режим отличался от США при равных рисках изучения возможностей ядерного оружия в войсковых операциях. Узнал об этих учениях в начале 1970-х будучи курсантом военного училища. Показали секретный фильм. Впечатление после просмотра было довольно тяжелое. Все молчали и курили. Об аварии на Маяке узнал в конце 1970-х, когда прибыл туда в служебную командировку. Побывал там на кладбище. Очень много молодых, что прямо бросалось в глаза. Про остальные аварии слышал краем уха без деталей.

Вячеслав Капорин (Подмосковье):

Знаете ли, в СССР с информацией были большие проблемы. Я например, живу в Мытищах. Про обрушение пешеходного перехода в соседнем Пушкино узнал из «Голоса Америки», а не из газет.

Elijah Motorny:

Раз уж речь зашла. За 8 месяцев до Чернобыля случилась ядерная катастрофа в бухте Чажма. Причины те же - раздолбайство персонала. Облако заражения легло так, что в других странах оно обаружено не было, а в СССР все было скрыто даже от атомщиков. Раздолбайство продолжилось, и результат сказался в апреле 1986-го. (Примечание: про это есть в Википедии).

Алиса Чижик (Урал, 1979):

История про Чернобыль напомнила нашу. Эпидемия в Свердловске, 1979. https://harmfulgrumpy.livejournal.com/1184094.html Помню: полное отсутствие информации. Все пытались свалить на домашний скот. Один приятель рассказывал, что "затемпературил" и ему вызвали "скорую". Первый вопрос врачей был: "В Чкаловском районе был?"- ”Был”.- "Мясо там ел?"- ”Ел”. И увезли в инфекционную больницу. После выяснилось - то ли грипп, то ли ангина. Слава Богу. О том, что произошло на самом деле, узнали гораздо позже. А так - одни слухи.История про Чернобыль напомнила нашу. Эпидемия в Свердловске, 1979. https://harmfulgrumpy.livejournal.com/1184094.html Помню: полное отсутствие информации. Все пытались свалить на домашний скот. Один приятель рассказывал, что "затемпературил" и ему вызвали "скорую". Первый вопрос врачей был: "В Чкаловском районе был?"- ”Был”.- "Мясо там ел?"- ”Ел”. И увезли в инфекционную больницу. После выяснилось - то ли грипп, то ли ангина. Слава Богу. О том, что произошло на самом деле, узнали гораздо позже. А так - одни слухи.

Dmitry Karpinsky:

В 1981-м году слышал об этом инциденте от сослуживца.

Дмитрий Хмелевской:

Об этом знал весь Союз. Передавали в очередях новости, услышанные по "Голосам". Шептались в транспорте.

Андрей Беляев:

Свердловская катастрофа 1979 описана в русской Википедии. В этой статье излагаются три гипотезы: (1) случайное аэрогенное заражение за счёт утечки бакоружия ; (2) алиментарное заражение бытовым путём; (3) диверсия. Вторая гипотеза продвигалась советской пропагандой, в особенности, спецами из КГБ. Однако любому, знакомому с эпидемиологией, ясно, что она притянута за уши для отмазки. Всё говорило за аэрогенное заражение: клиническое течение, возрастной и половой состав и распределение случаев по территории. Была ли то авария или диверсия – конспирологическая гипотеза мне представляется намного менее вероятной, чем более простое объяснение разгильдяйством. К сожалению, в ближайшие годы нам предстояло увидеть ещё десятки подобных техногенных катастроф, начиная с Чернобыля и кончая пожаром в Шереметьеве в позапрошлое воскресенье.

Более серьёзный анализ эпидемии дан в авторитетном журнале Science в совместной американо-русской статье: Meselson M1, Guillemin J, Hugh-Jones M, Langmuir A, Popova I, Shelokov A, Yampolskaya O. «The Sverdlovsk anthrax outbreak of 1979» Science. 1994 Nov 18;266(5188):1202-8.

С этой эпидемией связано и одно моё личное воспоминание. Извините за самоцитату: «Где-то в середине 1979 г. я участвовал в совещании в Центральном институте усовершенствования врачей. Речь шла об экстренной подготовке широкого круга врачей в области экзотических болезней в связи с Московской олимпиадой 1980. Главный инфекционист Минздрава СССР В.Н.Никифоров представил свою часть программы, львиную долю которой составляли особо опасные инфекции, в частности и в особенности оспа. Я возразил, что оспе отводится непропорционально много времени – ведь хорошо известно, что естественная передача оспы уже была прервана (последний случай в Азии (Бангладеш) в 1975, в Африке (Сомали) - в 1977г). Владимир Николаевич ласково посмотрел на меня, как на слабоумного, и разъяснил: мол, это же Индия, а в Индии скрыть можно что угодно. Я пожал плечами, но всё же подумал: «А вдруг?»

По стечению обстоятельств, через несколько месяцев я сам попал на работу в Индию (как сотрудник ВОЗ по малярии) и очень скоро понял, что в условиях демократической страны со свободной прессой скрыть эпидемию серьёзного заболевания совершенно нереально.

Думаю, что Владимир Николаевич мыслил как чиновник тоталитарного государства. Ведь в том же 1979 г. он участвовал в операции по дезинформации в Свердловске, где возникла эпидемия сибирской язвы в лёгочной форме вследствие утечки возбудителя из военной лаборатории. К сожалению, не помню, было ли то совещание до или после свердловской катастрофы. Если после, то всё ясно. Если до – что ж, та катастрофа была не первым эпизодом такого рода, когда чиновников Минздрава и силовиков мобилизовывали для сокрытия следов очередной биокатастрофы. Да и естественные эпидемии нередко пытались скрывать если не на союзном, то на республиканском или районном уровне – ту же вышеупомянутую эпидемию малярии в Азербайджане в 1970-1971 годах.»

Людмила Новикова:

О размыве дамбы и затоплении в Бабьем Яру в Киеве в 1961 (Куреневская трагедия) я вообще никогда ничего не слышала. Уже СССР давно нет, но только сейчас узнаем все больше о трагедиях и катастрофах того времени. Поэтому и казалось, что как-будто их и не было.

Андрей Баглык:

Мы об этом узнали намного раньше (в 1976-м) и только потому, что это была " антропогенно-геологическая катастрофа", и наши преподаватели использовали её как наглядный пример.

Алла Михалёва:

Я тут первая подписываюсь как (свидетель? жертва? участник? - и то, и другое!) катастрофы на заводе "Маяк" в 1957 году. На «Маяке» была создана первая советская атомная бомба, при этом все радиоактивные отходы сливались в протекающею рядышком речушку Теча. Река Теча вытекает из оз. Иртяш и, протекая в восточном и северо-восточном направлении, впадает в р. Исеть. На реке Исеть стоит город Шадринск с населением тогда 50 тысяч человек. 29 сентября 1957 года в 16:22 из-за выхода из строя системы охлаждения произошёл взрыв ёмкости объёмом 300 кубических метров, где содержалось около 80 м³ высокорадиоактивных ядерных отходов. В атмосферу было выброшено около 20 млн кюри радиоактивных веществ. В зоне радиационного загрязнения оказалась территория нескольких предприятий комбината «Маяк», военный городок, пожарная часть, колония заключённых и далее территория площадью 23 000 км² с населением 270 000 человек в 217 населённых пунктах. К реке Исеть было запрещено приближаться, брать воду для полива и питья скота, ловить рыбу. НО ВСЁ ЭТО ДЕЛАЛОСЬ!

Во-первых потому, что люди не осознавали до конца всей незаметной опасности.

Во-вторых, жить-то надо и деваться некуда, без воды не проживёшь. Это особенно касалось жителей деревни Осеево – на левом берегу Исети. Именно они поставляли в город молоко, мясо, птицу, овощи… На входах в базар поставили посты, проверяющие эти продукты. Все они «трещали» (трещали счётчики радиоактивности). Оттуда пошло в народе: «Редиска трещит, рыба трещит».

Город, в котором 50 тысяч жителей, отселить было нельзя, но деревни отселяли. В эти заброшенные деревни посылали нас, детей, убирать оставшийся на полях урожай. Мы жили в пустых брошенных избах мёртвой деревни, где почему-то кишели тараканы, словно радиация им нипочём. Мне было тогда 13 лет. Этот возраст наиболее уязвим для проникающей радиации. Но никому тогда не было до этого дела… Люди в городе мёрли, как мухи. Я жила тогда на улице Комсомольской, которая упиралась прямо в кладбище. Тогда ещё не были запрещены похоронные процессии, и мимо наших окон они шли чередой. Потом в сосновом бору рядом с кладбищем построили госпиталь для облучённых (чтобы далеко не носить). Осталось огромное количество пострадавших от аварии. Однако большинство из них не может рассчитывать на возмещение ущерба от государства – врачи отказываются связывать болезни с радиационным излучением, чиновники отказывают в получении документов, а суды отказывают в восстановлении прав.

(Добавлю в скобках, что нигде потом не учитывалось, что мы будучи детьми «схватили» там значительную дозу радиации и, когда состоялся Чернобыль, моего брата отправили туда. Стоит ли удивляться тому, что он не дожил до 48 лет? И тому, что когда мы с его вдовой обратились к врачам для подтверждения права на компенсацию, они пожимали плечами?) В процессе получения урана и плутония радиоактивные отходы делятся на три категории: высоко-, средне- и низкорадиоактивные.

В начале своей деятельности комбинат «Маяк» сливал ВСЕ отходы в реку Теча. Когда стало понятно, что в деревнях, расположенных вдоль реки, резко повысилась смертность, сброс высоко- и среднеактивных отходов был прекращён. ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, НИЗКОАКТИВНЫЕ ОТХОДЫ СЛИВАЮТ ДО СИХ ПОР. Даже сейчас, когда вы читаете эти строки!

Андрей Баглык:

Из инструкции по"1 отделу": " Секретной является информация по ЛЮБЫМ несчастным случаям с количеством жертв более 5 человек". За разглашение секретной информации в брежневские годы уголовного дела не открывали (или в редких случаях), но лишали допуска к секретным материалам - однозначно. А для геолога или топографа лишение допуска практически равноценно лишению работы (любые топокарты шли под грифом ДСП или "секретно")

Надежда Клепова (Бийск, Алтай, 1984):

(Примечания: авария на ТЭЦ в Бийске 14 декабря 1984: были морозы за 40 градусов, произошла техногенная аввария на ТЭЦ, город обесточился и остался без тепла. Батареи перемерзли и полопались. Из воспоминаний электрогазосварщика Дрыгина: «Как нам рассказал офицер, который был с нами в Бийске, не хватало мощности в Горно-Алтайске, и его решили «посадить» на бийскую ТЭЦ, вот электрощиты и не выдержали. Подключили резервные - они тоже сгорели от запредельной нагрузки. Бийск обесточился и остался без тепла. Не мне судить, но, думаю, это решение изначально было ошибочным. Вам любой энергетик скажет: если станция рассчитана на определенную проектную мощность, превышать ее нельзя. Вероятно, власти распорядились. Ни один инженер по своей воле такого не сделал бы» Про людей: «Они сами себя эвакуировали. Бийск тогда еще не был сплошь застроен девятиэтажками, стояло свечками несколько домов, их далеко от вокзала было видно. Спасались - кто как мог, у родных и друзей в частном секторе. Те, кому совсем деваться было некуда, отгораживались на кухне одеялами, ставили печки-буржуйки.»).

"Ледниковый период " в истории нашего Бийска. В трех словах - авария, начальство в афуе...Но не хотят пугать, пытаются справиться своими силами и реально стараются...но....все не ясно...Некоторые из рабочих поумнее втихушку обзванивают знакомых и предупреждают о возможной остановке теплоцентрали (в формулировках слаба, могу допустить технические ошибки). Кто поверил, тот спас дом. Кто не услышал или замешкался - на комтрах варили еду. Мой отец поверил, ушел с работы и слил воду с батарей в подвале - ключи были, знания тоже. Наутро батареи в домах перемерзли - на дворе был мороз.

Официально объявили ЧП. Экстренные операции проводили при электричестве от аварийных источников. Плановые отменили. Больных выписали. Роженицы лежали в солдатских спальниках. Предприятия не работали. Кто мог уехали в деревни или к друзьям в частные дома. Во дворах девятиэтажек жгли костры и варили еду. Организовали дежурство от мародеров. Город был как на осадном положении. Аварию устранили. И вся страна высылала нам батареи. Менять лопнувшие.

Венгрия, 1956; Чехословакия, 1968.

Георгий Малков (Москва, 1956):

В 1956-ом я еще только в 8 классе 46-ой московской учился... Но многие из нашего потока (четыре 8-ых) "венгерские события" того года вполне поддержали... Так сказать – "морально." Помню, бегали с почти боевыми воплями – ради выражения этой самой "поддержки" - по школьному коридору. Откуда-то узнали, что в Будапеште на баррикадах особая мода - поднимать флаги национальной расцветки, но с дырками (!) от вырезанного тамошнего "совецкого" герба. И вот такой же изготовили, и один из ребят бодро размахивал им, стоя на подоконнике в самом конце коридора - во время большой перемены. (Потом он чуть ли не главным поваром в гостинице "Россия", той, что в итоге снесли, работал).

Кто-то венгерский "Ракоци-марш" горлопанил... В общем нам-то довольно весело было... А вот бедное начальство? Но мы о нем как-то и не думали тогда вовсе...

Однако уже вскоре я сидел в кабинете директора - в старом кожаном кресле, провалившемся почти до самого пола, а «начальник» - весь потный и ужасно бледный, какой-то даже побелевший - всё тыкал и тыкал в меня пальнем, крича одно и то же: "Т-ты, т-ты - правая рука американской разведки!"

Больше он сказать ничего не мог... Во всяком случае не говорил.

Но я почему-то чувствовал, что никакого подлинного возмущения таким злостным нашим "непониманием момента" и явным проявлением нелояльности к советизму у него вовсе не было. Он просто ужасно испугался. Ужасно. Такие уж были времена.

Я еще немножко посидел-послушал, выполз потом из кресла и как-то так - бочком, бочком - и испарился... Дверь закрылась, и жизнь - продолжилась...

Так ничего нам за это потом и не было. Ничегошеньки. Решили, верно, сор из избы не выносить. Ни в коем случае. Оно и обошлось.

Inge Davidjants (Эстония, 1969):

Примерно такая же история из Эстонии, только уже на тему Чехословакии. Был 1969 год, я училась в 11-м классе эстонской школы, урок гражданской обороны вел у нас военный пенсионер, кажется, чуваш по национальности. Не помню уже точно, но, наверное, он пытался нам объяснить «правильную» точку зрения на чешские события. Я, первая ученица класса, обычно сдержанная, будучи в шоке от самосожжения Яна Палаха, выдала на уроке громко и без обиняков свое отношение, которое отнюдь не совпадало с официальным советским подходом. К счастью, почти сразу после этого прозвенел звонок, урок кончился, и учителю не пришлось ставить меня на путь истинный. А потом, когда я его пару раз встречала случайно на улице, он всегда уже издалека кланялся мне и доброжелательно здоровался. Я думаю, что он, скорее всего, думал так же, как и я, просто говорил то, что ему было положено.

Сергей Сахаров:

Главный вопрос - откуда в 1956 школьники могли узнать альтернативную версию событий? Наверное, люди больше говорили друг с другом.

Sergei Michailov:

Я узнал из передачи ВВС, будучи в гостях у дальнего родственника. Минут через 5 началось глушение. Мне тогда было 14 лет, и я впервые понял, что одни и те же события могут интерпретироваться по-разному.

Карз Драйв:

Я всё знал в деталях из передач западных радиостанций. Весь этот список (семеро смелых), скорее всего, был у меня на слуху прямо с августовского дня 1968 года, когда они вышли на Красную площадь. Уже к исходу сентября помнил его наизусть. Правда, в момент событий я был больше озабочен перипетиями поступления в МФТИ. Помню, что задавал себе вопрос: "А присоединился ли бы я к этой героической компании, если знал бы о их планах?' И честно признавался себе: нет, не посмел бы. И было очень стыдно. Но я боялся. Всё, на что у меня хватало смелости - это обсуждать проблему с товарищами, с которыми вместе учился.

Dmitrii Kouznetsov (тогда младший школьник):

Я видел на уличных щитах фотки советских солдат в Праге. Я был наслышан о фашистах-оккупантах и очень испугался, что чехи приедут к нам на танках и будут в нас стрелять. Или бомбить. Потому что думал, что начинается война. И ещё боялся, что советские же солдаты, как фашисты, меня застрелят, если я чего не так скажу.

Arthur Galaev:

Я работал в Чехии. Был там пан Боуша 80-й прораб, он служил в Чехословацкой народной армии. Подошел ко мне 21 августа и сказал, что 51 год назад снова фашисты напали на страну, то есть Совок. Со многими людьми в возрасте общался, и почти все говорили, что то была окупация на уровне с германской.

Алла Михалёва:

Я в 1968 году как раз сына родила, и это время хорошо помню. Молчали все, словно в доме покойник, о котором говорить нельзя. Было как-то странно и неловко. Люди были озадачены. Те, кто добросовестно верил в миссию освобождения, были ошарашены. Им наплели, что там затесались плохие парни, которые хотели свернуть чехов со светлого пути. Но в это уже не верили. Понимали, что заставили. Через несколько лет мой младший брат женился на девочке у которой отец был военным офицером - танкистом. И у него была какая-то награда за Чехословакию. Помню единственное, что он говорил, что очень быстро они туда дошли на танках. И больше ничего не хотел говорить. И скоро умер от сердечного приступа прямо на улице. Вот и всё, что помню.

Сергей Веревкин:

В 1970 я стал студентом МАДИ, и со мной учились Димка Навоенко - он в 1968 г. в Чехословакии в войсках связи поднялся из сержантов до офицера - и Петька - Черноморский грек по национальности, фамилию забыл. Тот в 1968 году был в ВДВ и тоже "поучаствовал" в Чехословакии. Были бои, но они о них помалкивали, о своем участии. Все зверства и расстрелы толпы они валили на ГДРовцев.

Елена Петровна:

Как можно срочнику с сержанта стать офицером?

Сергей Веревкин:

Он был старшим сержантом и его направили на какие-то курсы, закончив кои, он стал младшим лейтенантом. Но на курсы эти его послали за какие-то его геройские дела против чехов.

Леонида Ренунова:

У нас одноклассник служил в это время, по Чехии на танке. Рассказывал, но со стороны советского солдата, ну очень патриотично. А второй остался там на сверхсрочную, вот уж озолотился на спекуляции ширпотребом. А наш любимый одноклассник после школы в 1968-м поступил в институт, в Пскове. Своих взглядов не скрывал, разок высказался про оккупацию, ну и загремел по распределению в зауральскую деревню на три года.

Абдурашид Махмудов:

Помню в 1969 году чемпионат мира по хоккею в Швеции. Мне 12 лет. Смотрю матч. СССР-ЧССР. Когда чехи атакуют наши ворота - стадион взрывается. Такое и раньше было, но не так, как там. Потом понял, почему так произошло. Наши танки поглушили Пражскую весну в августе 1968 года.

Разные события.

Dania Yakhina:

Помню американскую выставку жилищного строительства в Ташкенте в году 1969 или 1970-м. Для того, чтобы добраться до самой выставки, с помощью милиции нам, желающим её посетить, устроили длинное прохождение "через строй" окольным путем, который проходил по узким улицам между частными узбекскими мазанками, хотя до выставки можно было дойти очень короткой дорогой и через центральный проспект. Проходя "через строй" длинная толпа строго отсеивалась. Отсеивались бедно одетые и прочие, не отвечающие требованиям "счастливого, свободного советского гражданина". Мы с моей школьной подругой отвечали, видимо, всем требованиям. Какая возникала мысль при осмотре выставки и слушания американских участников её, кстати, очень хорошо говоривших и на русском, и на некоторых других языках сов.республик, в том числе и на узбекском? - Трезвая мысль! При существующем строе даже если бы и возникла необходимость "валить", я бы "отсеилась", проходя "через строй". Для нас граница была плотно закрыта.

Igor Gorsky:

Американская выставка в году, по моему, 1974-м- 1975-м. Студенты-гиды... говорят, что у каждого своя машина... А они лет на пять старше меня... Брошюра с разными фотографиями... Хорошо запомнилась одна - женщина с полной продуктов тележкой выезжает из магазина... Мысль - нужно валить и срочно... Через четыре года - Балтимор...(Примечание: переехал жить в Балтимор)

Мила Скворцова (Москва):

Я в 1986 году изучала английский, чтобы сдать кандидатский минимум и попала на практику на бродвейское шоу Sоfisticated ladies в концертном зале гостиницы Россия. Целая неделя среди звезд и открытие нового мира. От американок узнали о существовании йогурта и прокладок. Не забуду выражение глаз одной из них, когда ей наши предложили вату, когда она спросила где купить прокладки.

Dania Yakhina:

Если помните последнюю перепись населения эсесесера, которая проходила в 1978 году (Примечание: вероятно, ошибка в годе, последние переписи в СССР: 1970, 1979, 1989). Эта перепись была очень активной. Были созданы группы переписчиков на вокзалах, аэропортах, вобщем, чтобы ни одна "муха" не пролетела не посчитанной. Не могу сказать уже с какого часа, но до ровно полуночи, точно, всесоюзная перепись шла без перерыва, и эти группы работали на этой переписи по часам, сменяя друг друга. Я тоже дежурила в одной из таких групп. Мне вручили стопку анкет, которые я должна была заполнять по паспортным данным и по личному опросу. В этой анкете была графа соц.положение: рабочий, служащий....и - гражданин свободной профессии. Вот именно по этой последней нас строго проинструктировали, чтобы мы тщательно выспрашивали этого гражданина, в каком соц.предприятии или в какой-либо гос.организации он числится в штате, чтобы избежать любыми путями поставить крестик в эту графу, в графу, где советский гражданин ну никак не имеет право быть свободным!

Jaugen Keppul:

Когда я был в 1977 году в Минске на выставке "Техника и жилище в США", посетители уже всё понимали. Особенно на публику действовали моменты, когда гид вдруг доставал из кармана пульт и включал телевизор на расстоянии. Правда, видиков тогда ещё не было, и на американских телеэкранах были видны только советские телепрограммы, причём в чёрно-белом изображении. Мне тогда было 15 лет, отстоял длиннющую очередь на морозе. Причём, подходили менты и говорили, что по случаю эпидемии гриппа лица до 18 лет на выставку не допускаются. Но я прошел, так как был рослым мальчиком, причём урвал на входе 2 проспекта, но только один значок. Красный проспект прекрасно помню, все статьи там прочитал про американское строительство, дома и квартиры. До сих пор лежит где-то у батьки на полке.

Геннадий Покровский:

У меня с той выставки остались проспект и значок.

Елена Быкова (Тбилиси, конец 1970-х):

Моё детство проходило в столице Грузинской ССР Тбилиси. Надо сказать, что в республике, в отличие, например, от РСФСР, многое было лучше. Например, не было таких проблем с едой. Ну, то есть в магазинах, как и всюду, дефицит, но зато основная часть продуктов покупалась на базаре (рынке). Фрукты-овощи, понятно, практически круглый год, там же хорошее мясо и т.д. Молочные продукты доставляли в город крестьяне, живущие в горных селениях. Ходили по улицам и кричали по-грузински и по-русски: «Молоко, сметана, творог, мацони». К ним спускались с верхних этажей многоэтажек и покупали всё, что нужно. Иногда в обмен на молоко или мацони надо было отдать продавцам пустые бутылки-банки. Это ж в СССР тоже было в дефиците. Одежду покупали в основном у так называемых спекулянтов.

В 1970-х - 1980-х в местных магазинах появились интересная бижутерия, обувь, сумки, какие-то оригинальные вещички. Модные, красивые. Делали их те, кого называли кооперативщиками. Они где-то доставали западные образцы продукции, и в своих подпольных цехах начинали изготавливать похожие вещи. Потом сдавали в магазины. Так что тбилисские модницы выглядели вполне по-европейски.

Правда, местные товары были в основном очень плохого качества: лепили-то из того, что было. А вот самым шиком считались яркие иностранные полиэтиленовые пакеты со всякими рисунками и надписями. Цеховики делать их не умели, поэтому приходилось покупать втридорога с рук. Обладатели таких пакетов хранили их, берегли, как зеницу ока и использовали только в самых торжественных случаях.

Однажды в Тбилиси приехала американская выставка. Было мне тогда лет 13. И мы с подружкой, конечно, туда пошли. Плохо помню, что там демонстрировали, но самое большое впечатление произвел фотоаппарат «Полароид», Милая девушка-американка сфотографировала нас с подружкой и через минуты три выдала снимок (к сожалению, потерялся). Мы стояли, открыв рты, рассматривая его. Чудо чудное! Конец 1970-х. Далеко не у всех были обычные фотоаппараты. А тут такое…

А в это время за нашей спиной началось какое-то безумие. Оказывается, американцы решили раздать посетителям полиэтиленовые пакеты. Что тут началось! Люди прыгали чуть не на головы друг друга, вырывали пакеты из рук счастливчиков, которые уже успели схватить, словом, потеряли человеческий облик. А нам та же девушка, что фотографировала, вынесла и подарила пару штук. Долго мы потом вызывали зависть одноклассников, когда в этих пакетах приносили в школу физкультурную форму, или какие-нибудь книги.

Валерий Шевкунов:

Говорят, что американцы испытывают культурный шок при первом посещении старых городов Европы. Мол, там памятники архитектуры, музеи...

Для меня, будучи почти ребенком, культурным шоком была выставка "Информатика в жизни США", которая приехала к нам в город. Чтоб попасть туда выстраивалась очередь длиннее, чем в мавзолей Ленина, лично я был там трижды, а некоторые мои сверстники и больше. И не только чтоб посмотреть клип Майкла Джексона "Триллер", который там крутили по телевизору, и оценить американские автомобили. Еще там бесплатно выдавали посетителям значок, журнал и вот такой пакет (Примечание: на фото обычный полиэтиленовый пакет). Сейчас зумеры скажут фи, а у нас такой пакет года 2 хранился практически как реликвия.

Semion Osheverov (Магнитка):

Такая выставка была в Магнитке. Было впечатление, что заглянули в будущее.

Яўген Грамыка (Минск):

Да, в Минске тоже была такая выставка. И очередь туда стояла на километр. Нас, школьников, на этой выставке больше всего привлекали телевизоры с сенсорным экраном - на экране появляется надпись, ты прикладываешь к ней палец, и срабатывает! Сейчас, когда у подавляющего большинства наших граждан есть смартфоны, это кажется чем-то обычным, но тогда это было немыслимо! Почему-то больше всего запомнился ролик о вреде курения, когда на экране появлялся лысый мужчина, который говорил: "И теперь, когда я умер, я говорю вам: Не курите!"

Потом почти вся наша школа ходила с фирменными значками, и полгорода ходили с вот такими же пакетами. Правда, некоторые из нашего класса ходили по школе и отбирали у малышей значки. Мне это не нравилось, но заступиться за малышей я не мог, поскольку не мог сам за себя постоять, что уж тут про малышей говорить.

Журналы, которые там выдавали, читать было не очень интересно, но в них было много всяких ярких цветных фотографий. Мы потом вырезали эти фотки и использовали их для всяких своих картинок. Я себе даже на аудиокассеты некоторые фрагменты из картинок вырезал и наклеил - получилось очень необычно. Сейчас уже ничего не сохранилось — пакет долго использовали, отчего он пришёл в негодность, значок потерялся, а журнал, как я уже написал, был изрезан и в конце- концов, сдан в макулатуру. Но тогда эта выставка очень сильно повлияла на жизнь нашего города. Расцветила, так сказать, нашу серую совковую жизнь.

Александр Дашкевич (Минск):

В Минске три раза был на этой выставке, каждый раз отстаивая в очереди по 3 часа зимой. Сувениры до сих пор храню. В принципе и до этого были сомнения в правильности пути СССР, но именно эта выставка показала, насколько совок отстал от цивилизованного мира.

Ольга Ваарас (Ленинград):

И я была на выставке, в Питере. Все раздавали бесплатно, и это уже был шок. Помню, как странно пахли журналы, по-американски. А еще мне повезло добраться до компьютера и даже спроектировать стул.

Яна Следевская (Донецк):

В Донецке была выставка «Дизайн США». Тоже значки, журналы и пакеты давали. Очередь была 3 км. Мы с подружкой поехали, нам было по 13 - 14 лет. В очереди кто-то начал бузить, прибежали милиционеры с дубиналами, начали месить бузящих, и мне досталось дубиналом по руке просто потому, что бузили рядом, а милиционеры махали наотмашь в толпе и зацепили меня! Думаете извинились перед ребёнком? Ага, щас!

Serge Vasilievich:

Всего было, если не ошибаюсь, пять выставок.

Михаил Лукьянченко:

”Меняю два полиэтиленовых пакета Монтана и Дикий Пляж на школьный портфель типа "дипломат". Объявление ученика 7-го класса советской школы.

Ian Polianskii:

Это одно из самых ярких воспоминаний в жизни (...) Благодаря этой выставке я стал компьютерщиком.

Олег Донской (Киев, 1987):

Я в 1987 году дважды пытался попасть на эту выставку на ВДНХ в Киеве. И дважды, простояв много часов в бесконечной очереди, уходил и близко не подойдя до выставки. Просто я не живу в Киеве, а в пригороде. Пока доеду до ВДНХ, там уже длиннющая очередь. Помню, там люди не выдерживали многочасового стояния в очереди и возмущались, что милиция на уазике приезжала. Теперь читая комментарии понимаю почему очередь была такая огромная. Некоторые из эгоистических мотивов, живя ближе друхих, посещали выставку несколько раз...

Леонид Санкин (Ростов, 1979):

В 1979 году, в период улучшения советско-американских отношений и встреч Картера с Брежневым, в Ростове в спортивном комплексе "Экспресс" , что находится в парке имени Вити Черевичкина, проходила выставка достижений американского сельскохозяйственного машиностроения. Выставка, не представляющая никакого интереса для массового посетителя, пользовалась невероятной популярностью. В первый день работы выставки очередь стояла от входа до улицы Каяни по всей Советской. Дело в том, что по городу прошел слух, будто каждому посетителю бесплатно выдадут жестяную банку "Coca-Cola", пачку жевательной резинки Wrigley's Spearmint, значок с флагом США и цветной журнал с красивыми полуголыми американками.

Когда мы с товарищами подъехали на троллейбусе к парку, то были поражены картинкой, но не очередью. Что-что, а очереди в стране были повсюду. Над парком реял огромный звёздно-полосатый флаг.”Наши в городе”, пошутил кто-то из одноклассников. Да, несмотря на антиамериканскую истерию пропагандистов, мы были за США. Жаль, никто тогда не фотографировал.

А на выставке, на выходе действительно давали бесплатно круглый значок с американским флагом и журнал с техническими достижениями США и фотографией Президента Картера на первой странице.

ГКЧП (19-21 августа 1991)

Карз Драйв (Москва):

19 августа 1991 года я встретил, будучи уже 2 года на "вольных хлебах". В 1989 году я окончательно расплевался с кафедрой, на которой работал, поругался с научным руководителем, убрал на антресоли материалы несостоявшейся диссертации и ушел в "капиталисты". Называть себя предпринимателем по старой советской привычке еще стеснялся, но уже привык к свободе. Поэтому когда по ТВ пошло "Лебединое озеро", и почти единственным источником информации о происходящем стало радио ("Свобода" и "Эхо Москвы"), я не на шутку перепугался. А 20 августа по радио раздались призывы прийти к Белому дому и помешать свержению правительства РФ, и я решил, что это надо сделать. Я подумал, что если этим типам из ГКЧП, которых показали по ТВ, удастся их затея, то всё равно жизнь кончена. Неужели настал конец всем моим жизненным планам? Если есть хоть малейший шанс им помешать, им надо воспользоваться. И потом, если я, одинокий мужчина, не связанный семейными обязательствами, не пойду туда, то кому же идти? У меня не было своей политизированной компании, я не входил ни в какую политическую группировку. Поэтому я пошел один.

Я заранее, еще с утра 20 августа, попытался привести свои дела в порядок. Написал письмо к родным. Там не было никаких прощальных слов. Просто перечислил людей, которые должны мне деньги, перечислил свои долги, и попросил, в случае чего, рассчитаться за меня. Потом запер это письмо в сейф вместе со всеми своими документами и наличностью, поехал к своему другу Вартану (мы с ним закончили один и тот же институт, вместе похерили родную кафедру, и он в тот момент работал гендиректором совместного советско-голландского предприятия). Я дал ему ключ от сейфа, запасной ключ от квартиры, ключ от "Жигулей", дал телефон моих родных (мама и братья), которые тогда жили в Ашхабаде, и попросил: ежели не появлюсь наутро, позвонить им, сообщить обо всем и, когда они приедут, передать ключи. Вартан меня пытался отговорить, но я не стал ему ничего объяснять, сказал, что я решил, а потом поехал домой готовиться.

Я относился ко всему этому очень серьезно. По-правде говоря, меня просто бил мандраж. Я готовился к худшему. Понимал, что смысл у стояния толп перед Белым домом может быть только один - напугать ГКЧП возможными жертвами. Но если они решились бы на штурм Белого дома, то все "защитники" стали бы просто мишенями, никакого сопротивления оказать не смогли бы. Поэтому я, во-первых, надел спортивный костюм, на ноги - кроссовки (чтобы легче было, если что, улепетывать). Во-вторых, в рюкзачок положил собственноручно изготовленные несколько толстых марлевых повязок, на которые извел весь запас дефицитной на тот момент марли, который был в доме, а также воду в пластиковых бутылках не только для питья, но и чтобы хватило, если что, намочить повязки. Это на случай применения слезоточивого газа. Ну, положил еще пирожков, взял в руки радиоприемник VEF-201, надел непромокаемую куртку с капюшоном - и поехал. Были уже сумерки.

Чувствовал я себя в дороге паршиво. Было жутко и одиноко. Этакая нелепая фигура в "дачном" наряде, едущая к центру Москвы... Но после пересадки на ту линию, на которой находилась "моя" станция, я заметил, что в вагоне есть еще несколько людей, одетых похоже на меня. Стало немного спокойнее. Я запомнил двух мужчин, по внешности - отец и сын, сын совсем молодой, лет 20-25. Подумал: неужели отец взял на такое опасное дело сына? Так и оказалось: мы с ними вышли на одной и той же остановке. А перед этим неподходяще для центра Москвы одетых людей в вагоне становилось всё больше. А к Белому дому выходила уже толпа, сплошной поток.

Снаружи, в толпе, я почувствовал себя спокойнее. Многие сновали с очень деловым видом. Я тоже присоединился к какой-то группе, которая волокла что-то тяжелое (забыл, что) на баррикады. Видно было, что люди пришли группами. Некоторые были одеты в какие-то странные казачьи наряды. Священники в рясах... Сейчас конкретика из памяти стерлась, но осталось впечатление об очень разношерстной публике. Так сказать, общая тревога и страх объединили людей очень далеких по возрасту, социальному статусу и т.п.

Потом я стоял. Слушал радио, обсуждал с теми, кто стоял рядом, радионовости. Мимо нас, "стоящих", шли толпы "экскурсантов". Т.е. люди сплошным потоком шли мимо "стоящих", глазели, как в зоопарке, и, прогулявшись мимо, уходили. Наверное, спать: время было уже позднее. Где-то к полуночи поток "экскурсантов" рассосался, остались только "стоящие". По радио шли тревожные новости: танки идут. Были слышны какие-то дальние выстрелы. Я смочил марлевые повязки и положил их в заранее приготовленные полиэтиленовые пакеты. Стал давать их стоявшим рядом, большинство отказались со смехом. А мне было страшно.

Короче говоря, когда утром встало солнце и стало понятно, что всё обошлось, я ушел домой. Дальнейшее ликование видел уже по ТВ. Мне было не до него: устал и вообще чувствовал себя морально истощенным. Хотелось забиться в тихий теплый угол и почувствовать себя в безопасности. Из дома я позвонил Вартану и заснул.

Когда проснулся вечером, ТВ уже работало в обычном режиме, показывали фотографии погибших мальчиков. На экране мелькали номенклатурные рожи из провинции, довольные, что угадали и вовремя поддержали "правильную" сторону. И только тогда я остро почувствовал: всё позади. Им не удалось. Но вместо радости на меня нахлынули совсем другие эмоции. Я вдруг увидел себя, вчерашнего, как-бы со стороны. Вот стою я, слабый, маленький, который избегал драк даже в детстве (книжный мальчик, очкарик) - стою я в темноте и жду атаки. Потому что для меня возврат в советское прошлое - крушение всех надежд. Потому что для меня это несчастье если не хуже смерти, то сравнимое с нею по масштабам. Вот стою я и просто заслоняю телом свое будущее. Потому что это всё, что я могу сделать... И я разрыдался, сидя перед телевизором. Я испытывал приступ запоздалой невыразимо острой жалости к себе. Я выл в полный голос: "Сволочи, гады, до чего вы меня довели". А потом снова заснул.

А наутро была уже обычная жизнь, и никто не знал, что нас ожидает в ближайшие годы. Я не знал еще, что совсем скоро мои близкие, никуда не переезжая, окажутся вдруг "за границей", а через 5 лет и вовсе переселятся в США. Я, как и большинство, думал, что теперь, когда "коммуняки" устранены раз и навсегда, будущее безоблачно и прекрасно.

Но и сегодня я точно знаю, что тогда поступил правильно. А мама моя до сих пор не подозревает, что я тоже там стоял.

Ольга Бузенкова (Москва):

В 1991 наша страна имела шанс вырваться из советского сумрака. Но так и осталась бродить в тумане.

Никогда не забуду тех дней. Как супруг читал послание Ельцина, стоя на танке, а меня обнимали две грузинки, и мы все плакали, они мне рассказывали про Тбилиси и сочувствовали нам. Я в положении, на 7 месяце, но дома остаться не могла просто физически. Подняла всех друзей, обзвонила, объясняла про будущее наше и наших детей. Супруга с отрядом отправили в Смоленский тоннель, там они с водителями троллейбусов перегораживали проезд. Туда основной удар и пришёлся. Моросил мелкий дождик, напряжение было, но как-то шутили, пытались отвлечься. Меня домой отправили, от греха подальше. Дома я тут же настроила «Голос Америки». И начался мой маленький личный ад.

Сначала я услышала, а потом и увидела, как едут БТРы по Владимирской дороге (шоссе Энтузиастов), в том, что идёт дивизия Дзержинского не было никаких сомнений. Чуть позже по радио подтвердили ранее увиденное. А дальше... Объявляют, что они идут к Смоленскому тоннелю. Я застыла, меня просто парализовало, сообщить никакой возможности. Мама встала горой во входной двери. И я слушала в прямом эфире звуки трассирующих пуль, как врезаются БТРы в троллейбусы и надеялась, что все, кого я подняла, и супруг в первую очередь живы. Денис приехал под утро, уже рассвело. А я так и сидела на кухне все это время возле радиоприёмника. Слушала про погибших, что штурм остановили.

Я не знаю, сколько времени мы просто молча стояли обнявшись в коридоре, время остановилось. А потом супруг рассказывал, как только чуть отошёл от шока. Утром, где-то часов в девять, мы купили огромную охапку цветов, свечи и поехали на Смоленку. Весь тоннель был в цветах и свечах, дорога, тротуары. Полное единение людей. И чувство победы над Союзом витало в воздухе.

Каждый год отдельно от митингов мы приезжали к тоннелю. И я сама на парапет крепила свой букет. Мой маленький вклад в память о погибших и о тех событиях. В этом году границы закрыты, но мысленно я там, и может кто-нибудь из моих друзей откликнется и прикрепит букетик от нас, слева, если смотреть на Арбат.

Наталия Химухина (Москва):

Бывают дни, которые делят жизнь на до и после. Тридцать лет назад эти августовские дни разделили на до и после мою жизнь и жизнь моей страны.

Все шло своим чередом. Я защитила кандидатскую, а к началу сентября ждала появления малыша. 19-е августа началось со странных новостей. Люди в серых костюмах, похожие на ожившие кладбищенские фотографии, невнятно бормотали, что президент не может выполнять свои обязанности, и власть переходит к ним. К этому моменту горбачевская гласность уже почти растопила гигантские сугробы страха, лжи и пропаганды. Пахло свободой. И вдруг из телевизора потянуло таким холодом ГУЛАГА, такой мертвечиной расстрельных полигонов, что стало страшно. Я поняла, что если все пойдет по их плану, страна будет залита кровью. Заработают репрессивные механизмы.

Кстати, вы обратили внимание, какая у балета "Лебединое озеро" тревожная музыка? Она преследовала меня в эти дни. От знакомых стали долетать известия, что люди выходят на улицы. Было страшно и хотелось с ними.

20-го я прогулялась до женской консультации. Потом села шить платье. Потом нечаянно подняла швейную машинку, и мой живот отозвался болью. Боль была несильной, но не проходила. Я легла спать. К боли добавилось неприятное тянущее ощущение.
- Саша! Кажется пора, - сказала я.
Скорая ехала по абсолютно пустому городу. Комендантский час. Возле Коломенского моста стояли танки. Муж проводил меня до роддома и пошел домой пешком.

В родовом зале не было никого. Персонал забился куда-то и слушал радио. Я не понимала ни что происходит со мной, ни что происходит со страной. Утром 21 августа пришли врачи. На свет появился вихрастый кроха с удивленными глазами и чуть поднятой верхней губой. Я лежала в палате и слушала звуки выстрелов. Похоже, палили из пушек где-то в центре. Медсестра сказала, что это салют. Путч провалился.

Когда я вернулась домой и стала звонить друзьям, выяснилось, что многие мои однокурсники были в ту ночь на улицах Москвы: у Белого дома, на мосту, на Садовом.

Честь и слава парням и девушкам, вышедшим с голыми руками против одного из самых страшных монстров. Они своим мужеством спасли страну от большого кровопролития. Может быть, от гражданской войны.

Anya Prigozhina-Kirby (Москва):

19 августа 1991 года. В этот день 30 лет назад мы пережили настоящий страх. По телевизору объявили, что … Горбачёв ушёл в отставку, и что власть передана какому-то новому комитету по чрезвычайному положению. Они хотят вернуть страну в СССР.

Это означало, что мой частный 2-х летний религиозный еврейский детский сад, куда я собиралась тогда на 48-часовую смену, закроют. А с ним и курсы ранее запрещённого в Союзе иврита, и возможность зарабатывать, как и выезжать из страны. Что еда и одежда, вдруг хлынувшие в магазины с «кооперативами», опять исчезнут. А талоны на продукты и очереди вернутся. Что небывалый поток книг по настоящей истории, постепенной, но мощной волной наводнивший магазины, остановится… Молодежь Москвы и Петербурга по призыву Ельцина и Собчака ринулась на центральные площади своих городов. Не дать «комитету» и армии пройти и захватить главные здания.

Я не поехала - побоялась. Мне надо было отрабатывать смену воспитательницы дюжины-полторы детей. Но поехать означало бежать к телефону-автомату и умолять коллег или родителей срочно ехать и поработать вместо меня. Я могла бы постараться. Но не стала.

Помню, очень хотелось обнимать ничего не ведающих тогда детей, петь с ними песни, учить их буквам, играть в лото, показывать, как правильно чистить зубы, читать (обычно я любила сочинять свои ночные истории, но в эту ночь читать было легче) и говорить им перед сном, какие они чудесные. Хотелось быть именно с детьми. Они внушали спокойствие и веру. Так я меньше боялась. И утренняя молитва хором перед завтраком обрела совсем иной смысл, и надо было прятать слёзы и голос от деток ...

Но многие поехали. Останавливать танки своими телами. Молодые, безоружные парни и девушки. Поехали отстаивать их и мою свободу. Вкус который после стольких лет её отсутствия был слишком сладок, чтобы терять. И отстояли. Военное руководство «комитета» приняло их сторону, задержало танки и арестовало сам «комитет».

Это был День Победы. 21 августа 1991 года. Мы поняли, что можем продолжать дышать. Читать, ездить, покупать, говорить и думать. Всем, кто тогда поехал, и особенно, я знаю, что из них есть и мои новые ФБ друзья, - СПАСИБО. Вы свершили чудо.

Alex A.Pjams:

Мне в тот день с утра отец позвонил. В стране переворот, говорит. Я быстренько достал комсомольский билет из-под кровати, положил его на видное место и поехал на работу, в МИЭМ. Там мы полдня протаращились на "Лебединое озеро", очень оно нам не понравилось! Часам к трем развели спиртячку, выпили по 50 грамм за упокой демократии и разошлись по домам. Но понесло меня посмотреть чотам-кактам в центре Москвы. Дошел до Васильевского спуска, а там танки на Кремль пушки навели. Вот, бл.... Я тогда сильно злой был на советскую армию, думаю: "И что теперь эти говноеды будут страной рулить? Ну нахер!".

А народ вокруг танков так негодует, вояки заперлись, молчат. Двух бедных подполковников, тоже любопытных, из толпы, чуть было не побили. А они оказались преподы из академии Дзержинского, нормальные в сущности люди. Потом появились Храбрые Тетки. Одна залезла на танк(!) и зачитала обращение Ельцина. Я себе думаю, ага, не все потеряно раз такое возможно. Если бы не эти тетки ни хрена бы у Ельцина не вышло, я так думаю.

Пошел дальше через Красную площадь на Манежную. А там толпа, мужичок с грузовика призывает идти к Белому дому. Ну и пошли. По Тверской, до Маяковки. На Маяковке в здании филармонии тогда проходил "Конгресс соотечественников". Эмигрантов разных волн со всего мира собрали в Москве обсудить перестройку. А тут такое. Какими круглыми глазами они смотрели на наши толпы! Вот, наверное, перебздели! Дальше по Садово-Кудринской до американского посольства, оттуда по переулку к БД. Вот там-то я, и то бабулька пристала, (Примечание: так в тексте) мол, молодой человек помогите строить баррикады. “Ой! Я строю баррикады, нихера себе!”- сказал я себе. Трубу отнес, посмотрел на "баррикады" и понял, что это все херня против танков, чисто идеологические "баррикады".

Семья в тот день была на даче, домой тащиться было скучно, и я до позднего вечера ошивался вокруг БД. Там меня, помнится, покормил бутербродами восторженный юноша лет 17-ти, а тетечки поили людей горячим чаем. Вечером, часов в 11, приехал генерал Лебедь с бойцами на нескольких БМД. БМД народ не пропускал. Для Лебедя сделали проход, я лично сдерживал коридор, сцепившись локтями. Потом Руцкой велел пропустить БМД. Они встали в каждый подъезд, бойцы вытащили пулеметы на броню и стали охранять БД. Тут-то я понял, что путч закончен и пора ехать домой. Успел на метро до закрытия.

На следующее утро мы с коллегами с кафедры потащились опять к БД, опять прошлись по Тверской, постояли на митинге. Дальше не было ничего интересного, всем известный танк и Ельцин на нем. И только ночью по радио все стали говорить о штурме. Я не очень верил, и не верю до сих пор, что во вторую ночь мог быть штурм. Думаю, это уже началось нагнетание страстей. Потом я еще в сносе памятника Дзержинскому малость поучаствовал уже с женой, но это другая история.

Alex A.Pjams:

Как памятник Феликсу снимали. Я тогда работал неподалеку. Иду с работы часа в три, смотрю на Старой площади народ кучкуется, решил пройтись. Погода хорошая... Дошел до Лубянской площади, а там народу человек 200 вокруг памятника бродит кучками. Пара человек залезли на памятник, трос набрасывают... Я присел на бордюр, сижу, курю, наблюдаю. Тут подходит большая толпа от площади Революции. И уже серьезно так решают памятник валить. Подогнали поливальную машину, трос цепляют... Откуда-то вылез Сергей Станкевич и сказал, что памятник может проломить крышу подземного перехода, валить пока не надо, щас мы его аккуратно снимем, краны уже едут. Ну я тогда домой поехал. Жене рассказал, а она говорит, пошли посмотрим. Ну поехали. К нашему приезду уже краны были, народу полная площадь набралась. Стемнело. И кранами памятник сняли, погрузили на платформу и увезли под свист и улюлюканье. Потом толпа пошла по Лубянской улице. С здания КГБ сшибали надпись "улица Дзержинского". Где-то у меня синяя буква З валяется. Вот и все.

Сергей Бакалов:

А где ты был в 21:35 19 августа 1991 года?

Михаил Шугаев (Москва):

Около 21.00 звонил домой из телефона-автомата на Калининском пр. слева от магазина "Мелодия", докладывал обстановку. Шел дождь.

Roman Croitor:

Хорошо помню тот день. Гостил у бабушки на каникулах. После полудня по радио начали передавать заявление ГКЧП, вскоре радио отключили.

Ольга Лыкова:

Тоже и у меня. «Лебединое озеро» помню.

Андрей Аникеев:

На улице, гуляли во дворе допоздна.

Muhammad Serbi:

На горшке, наверно.

Kuatzhan Taurbayev:

Узнал 20-го, приехав утром на практику в локомотивное депо, мужики шубуршали.

Bogdan Koval (Железный Порт, Херсонская область):

Отдыхали с женой и деткой на море, увидели в телевизоре лебедей, сорвались, и на всех парах домой, в Тернополь. Дома сказал жене собирать вещи, позвонил родному дяде в Краков, сказал, если что - завтра мы у вас. В это время я был активным борцом за Независимость Украины, и если бы ГКЧП победил, мне был бы капец. А братья-поляки от совка тогда уже избавились, и живут себе сейчас припеваючи!

Elena Maximov (Севастополь):

В Севастополе, на нашей кухне. В полном ужасе. Напились до беспамятства.

Иван Мальцев:

Я на даче, шашлыки, водка, ну и т.п.

Элла Дубровская (Украина-Ленинград):

Я в Украине была, на каникулы уехала со своим парнем, а родители в Питере. Папа листовки на Дворцовой раздавал.

Дмитро Белов:

Я скорее всего сидел с пацанами во дворе и ждал когда мама начнет меня в 22-00 звать домой, но я отмажусь и буду до полуночи слушать, как дворовые будут петь Гражданскую оборону «Все идет по плану».

Татьяна Цивадиц (Москва):

На работе. В антикварном магазине на Арбате. Очень боялись мародёрств, так как закрыть салон не разрешило начальство, поскольку перепуганные иностранцы уезжали массово, а напоследок мели антиквариат как горячие пирожки.

Яўген Грамыка (в поезде):

Ехал с отцом в поезде "Харьков-Минск" - возвращался от своего дяди, который жил в Белгородской области, домой, в Минск. Было абсолютно непонятно, что будет дальше. Отец решил, что возвращаются времена репрессий, и настойчиво советовал мне побольше помалкивать и не болтать лишнего.

Boris Ponomarenko (в самолете):

Именно в это время наш самолет взлетал из Внуково в Одессу. Вылет был запланирован на 17.40, но просидели в самолете до вылета без воды и свежего воздуха. Все тогда бежали из Москвы, во Внуково возле билетных касс было убийство. А я только 18.08 утром приехал... Кантемировская дивизия шла на Москву нам навстречу, весь асфальт вскрыла.

Оксана Красницька (Крым):

В Крыму, в Малореченском, с будущим мужем. Звонила родителям в Киев, спрашивала, может возвращаться нужно, но отец сказал не париться и отдыхать.

Андрей Мамохин:

Писал антиГКЧПистские лозунги белой краской на стенах домов и памятниках своего города. Молодой был и горячий.

Дмитрий Хмелевской (Москва):

34 сотня защиты Белого Дома.

Michael Ginzbourg (Израиль):

Жил себе в Израиле.

Віктор Віктор:

Вот, как сейчас помню, говорит мне друг Серёга при моей жене- парапабабам. А вот что ответил, вспомнить не могу.

Александр Ященко:

Стоял возле Верховного Совета.

Nick Verdi:

Сидел в кресле с календарем в руках и смотрел на часы...

Evgen Bolgar:

Мысль не моя. Почему в 1991 году получилось в Москве осуществить то, что сейчас не возможно? На улицу вышли люди, которые слушали Свободу Слова от западных радиостанций, и они были готовы свергать строй коммунистов и, если необходимо, то умереть за свободу. Ведь если тогда Москва бы не поднялась, то ничего не произошло с СССР. Тогда Москва была очень революционной и настроенной на крутые перемены. Сегодня пока такого не предвидится. О том что произошло 19 августа, я лично узнал от своего брата 21 августа.

Леонид Черток (Москва):

Монтировал фильм на студии Горького. Но 20-го был у Белого дома.

Елена Марчук (Украина):

Вечером же никто ещё ничего не знал. А вот утром... Утром я вышла забрать газеты из ящика, вернулась, а отец мне доложил, что в стране переворот. По телевизору сперва вообще ничего не было, а потом включились украинские каналы, где сказали, что в Москве могут делать, что хотят, Украина всё равно в Союзе не останется.

Elena Maximov:

И нам отец утром сказал, что в стране военный переворот.

Людмила Новикова (Москва):

Была дома в Москве с маленьким ребенком. По нашей улице шли БТРы (или танки, не помню). Улица узкая, грохот стоял ужасный, стекла дрожали так, что, казалось, сейчас вылетят. Дальше 3 дня и часть ночей прошли в попытках слушать "Эхо Москвы", а когда их отключали - все, что только возможно из западных голосов. Когда гулять выходила с коляской, видела листовку у нашего метро, стояла толпа, читала. Там они писали кратко о последних событиях и где на каких волнах радио можно узнавать новости. Все 3 дня погода была жуткая с дождем. А когда все кончилось - вылезло солнце, как-будто с нами тоже радовалось.

Александр Удовица:

Всю ночь провисел на телефонной трубке в разговоре со своим другом, глядя на телевизор. Один вопрос нас тревожил - неужели вся эта херня возвращается?

Алексей Рус:

Я в ночную смену был. А вот утром...

Сергей Шувалов (Москва):

Командовал ротой около Белого Дома. Потом рота переросла в батальон ... Помню и Ельцина, и Шеварнадзе, и Лебедя с его батальоном. Как мы тогда радовались. Ждали штурма. Слушали " Эхо ...". Много радовались. Потом оказалось, зря ... Давно было, а вроде недавно.

Роман Липавский (Таллинн):

Я из Таллинна. Служил в милицейской части в Таллинне, в хозбанде. За день до, писарь объявил, что завтра поедем на полигон. С утра аларм в пять утра, все на плац, вышел комполка и объявил: в Москве переворот, сняли Горбачева. В Эстонии всё спокойно прошло, единственный памятник Ленину успешно уехал на свалку, с нашей части взвод контролировал, чтобы коммунисты не вмешались. В середине сентября я ушёл в увольнение и успешно дезертировал.

Yevhen Tsyhankov:

Да, наверно, в кровати уже спал, мне было 6 лет.

Елмар Искендеров:

Заводы работали у нас... За станком.

Анастасия Куликова:

Играла во дворе и слышала, как взрослые говорят про "государственный переворот".

Вадим Чудновский:

Я отдыхал на турбазе и смотрел телик, помню вечером 19 крутили какую-то экранизацию Тургенева, чуть ли не михалковскую. Меня порадовало, что хоть не "Ленин в Октябре". Почему-то сразу был уверен, что ничего не получится, кругом все отоваривались в кооперативных киосках, носили импортные шмотки, слушали импортную попсу. Дело в том, что самые голодные времена пришлись на 1989 и 1990 годы. В 1991 году все ясно видели альтернативу пустым государственным магазинам, кроме того, большинству надоело кормить среднеазиатские республики, тогда чётко все понимали, что это дотационные регионы и мало кто верил, что чем больше территория страны, тем она богаче, как внушили людям сейчас.

Сергей Маяков:

Водку пил в компании прекрасных дам!

Люда Тихомирова:

На работе. И наши отставники с партийной принадлежностью, как сейчас помню, были сильно перепуганы открывшимися обстоятельствами. Мы, молодые, ждали перемен (видимо, это удел не имеющих достоточного опыта)

Татьяна Ковбусь:

Вот практически один в один! Конкретно партийных, правда, не помню, но те, кто вообще постарше, пугались всего.

Игорь Сасовский:

Запоминал этот день, знал, что это будет историческое событие.

Сергей Прудников:

Радовался. Совок погибал на моих глазах.

Алексей Молоторенко (Кострома):

В Костроме. Собирался в Москву валить Совок.

Максим Жариков:

В это время смотрел по телеку, как у Янаева руки трясутся. Утром же в состоянии пришибленности находился. Горрадиоузел. Начальство кинулось выполнять указания. Заказали решетки на окна, организовали ночных дежурных в здании (чтоб враги не захватили). Стрёмно было.

Avigdor Eskin (Москва):

После обеда был уже у Белого Дома.

Михаил Балныкин (в поезде):

С утра послушал новости, вечером сел в поезд, через два дня 21 августа был на Красной площади. Она была оцеплена и пустая, вокруг военные грузили ящики в какое-то учреждение, не помню, вроде почта. Через два часа сел в поезд и отправился назад. Был последний год СССР и студотрядов. Мой назывался «Экспресс», работали все лето проводниками на направлении Орск -Москва. Была моя смена.

Protojerej Jarosław (Франция):

Я был в Бордо во Франции. Ранним утром 20-го в гостинице французы меня спрашивают: "Вы из Польши?" - "Да" - "Ночью Советы вошли в Варшаву". Мне холодно сделалось. Они шутили, но мы тогда воспринимали все это очень серьезно.

Лев Зильбер (Горький):

Я был дома в родном городе Горьком. Я помню, как тише стало на улицах, все ждали, чем всё закончится...

Али Фейзуллаев (Москва):

Помню, утром мой водитель, тихий услужливый человек, как-то весело и очень недобро посмотрел на меня и сказал, что теперь всем нам крышка. А платил я ему очень-очень неплохо. Потом позвонили из Турции, где отдыхала группа детей из Киева, и сообщили, что готовы немедленно дать всем им и их родителям гражданство, если они приедут за ними. А наша старшенькая была как раз в этой группе. Потом сообщили, что Польша готова дать гражданство всем "челнокам", которые там очутились. Чувствовалось, что мир прекрасно помнит про миллионы замученных и пытается хоть кого-то вытянуть из предстоящей мясорубки. А к Белому Дому я успел только на третий день. Жаль, что не на первый.

Ніна Конєва (Киев):

Была в Киеве. Укринформ тогда был республиканским отделением ТАСС, и нас перевели на круглосуточную работу. А самые неприятные ассоциации с эти днем - смерть родного дяди. Сердечный приступ после появления этих уродов на экране.

Альбіна Няттієва:

На каникулах у бабушки в селе.

Andy Aftaev:

На даче, смотрел «Богатые тоже плачут».

Eliyahu Levin:

На даче, смотрели телик всей семьей. Старшие родственники все очень боялись, что сейчас всё станет резко очень плохо - рывком вернёмся во времена Брежнева, если не круче.

Александр Кривякин (Мариуполь):

На море. Хорошо было. И БТР-ы на проходной в Мариуполе видел.

Бахтияр Азизов (Москва):

Я стоял в Москве возле библиотеки им. Крупской во время путча. Служил в СА в Москве.

Сергей Гармаш (Москва):

В один из дней был на Манежной.

Валеры Верамейчык:

Помню, это был день ВВС, и как раз был в военном городке концерт прямо на улице, «Верасы», по-моему, выступали.

Игорь Мустафаев (Москва):

Заехал случайно на своих жигулях на Лубянку. Охренел и еле убрался.

Самир Гаджиев:

Лично я в этот момент разгружал вагон сахарного песка из Украины по коммерческой линии и думал мне хана!

Eliyahu Levin:

В 21:45? Ни фигассе расклад.

Самир Гаджиев:

Да. За простой вагона не хотелось платить.

Юрій Яровенко:

Ехал из Кириловки домой на Черкащину.

Andrey Martynov (Москва):

Был под Белым домом.

Vladimir Racksha:

На охоте! На костре поджаривал добытых перепелов.

Александр Сестринский:

В кафе, потом в ресторане, потом ничего не помню.

Стецин Сергей (Москва):

«Лебединое озеро» слышал по телевизору. Потом с другом из института был на Тверской, рядом с к/т «Россия»(Пушкинский). Вместе с народом перекрыли Тверскую и не пустили колонну боевой техники. Были боевые десантные машины. Военные остановились, не стали ни давить, ни избивать людей. А дальше до ночи в центре Москвы!

лариса надточий:

А я просто смотрела «Лебединое» и наслаждалась музыкой. Как-то до меня еще не очень доходило, что происходит.

Marina Lukyanov:

А я уже была далеко ...на земле обетованной ... Но когда я увидела «Лебединое озеро» и эти рожи на экране (один даже мой однофамилец), у меня все похолодело внутри, честно.

Игорь Морозов (Ленинград):

Я был на балконе Мариинки за спиной у Собчака.

Anatolij Mereally (Башкирия):

Башкирия, Иглино, целинная рота (было такое при совке, когда армия помогала спасать урожай). Ещё помню, как командир с замполитом радовались, мол, хватит демократии, пора порядок наводить, а то распустились тут, понимаете и т.д. бла бла бла. Через 3 дня потухли.

Николай Блажко (Харьков):

В Харькове. Собирался в дорогу. Через день улетал во Владивосток. А конкретно в это время сидели с кумом на кухне, пили коньяк, смотрели программу "Время". Как раз в это время там шло интервью Кравчука. Леонид Макарович там показал своё искусство прохождения между капельками. Какого-то ощущения "особого" момента не было. Всерьёз как-то это всё не воспринималось. Просто был повод выпить.
- Ну, за ГКЧП!.
-Наливай! 😉😁

Олена Кравець:

Смотрела «Спокойной ночи малыши» и писала под себя.

Eliyahu Levin:

Неправда! «Спокойной ночи малыши» начинались в 20:45! 😊

Олена Кравець:

Но писала точно 😊.

Андреев Андрей (Коблево):

Был в Коблево, на море, хороший был август.

Владимир Романов:

С дачи приехал 18-го. А дача около Кантемировки была. Утром жена говорит, что Горбачев, наверное, умер. По ТВ «Лебединное озеро». Потом заплаканная Ермилова.

Зоя Егорова (Харьков):

Утром 19 августа приехала домой в Харьков из Крыма. Это было воскресенье. Билеты в Крым и обратно брали заранее, на субботу обратных билетов не было. Пришлось брать на воскресенье, но в понедельник - мне на работу. Должна была приехать командированная из Волгограда именно по моему вопросу. Поэтому я, находясь в Евпатории, взяла себе билет на Харьков на субботу. И вот я дома, а мама с детьми должна приехать завтра. Боялась, что не приедут, что Крым закроют. Но все закончилось благополучно, мои все приехали. А коллега из Волгограда - нет, побоялась ехать в это время.

Нина Пригожина (Ленинград):

У стен Мариинского дворца.

Елена Сергун (Саратов):

Была с ребятами из Саратовской оппозиции, мы были готовы бороться.

Lenny Bossbc (Румыния):

Я был в Румынии, возил группу туристов-спекулятнов. Утром мы встали рано и пошли ловить такси на базар. Все румыны подходили к нам и кричали:"Руссо, Горби, Фарос"- и показывали пальцами решетку возле глаза. Все туристы смотрели на меня, я был руководителем группы, и только один говорил по-английски. Я начал спрашивать румын:"Do you speak English?" Один рымын сказал мне на английском:"Иди в тот бар, там смотри большой ТВ." Мы зашли в бар, взяли по пиву и смотрели «Большой ТВ». Там по Красной площади шли танки. Мы были в шоке. Мои документы на выезд в Америку уже были в посольстве Америки, и первая мысль которая пришла в голову, не возврщаться в Союз, иначе не уеду в Америку. Но со мной должна была ехать мать и брат с семьей, пришлось ехать в Союз. Я улетел в Америку через 11 месяцев.

Lubov Sus (Украина):

В отпуске мы были с семьей, в Украине, у родни. Сразу задумались - если что, не вернемся.

Ганнибал Стас:

Дома. Когда я увидел по телеку, что на трибуне рядом с Ельциным стоит гебешный полковник, сразу понял, что мне там делать нечего.

Юрий Лебедин:

Приехал с работы домой и был очень в печали. Было ощущение, что надкусил яблоко и обнаружил, что сожрал половину мерзкого жирного червяка.

Сергей Пархоменко (Одесса):

На море. И читал надпись на домах в Одессе «Янаев вор».

Ксения Гольдгаммер:

Слушали с друзьями " вражьи голоса."

Dmitri Dixi (Латвия):

Я был в армии, город Добеле, Латвия.

Анна Богатырева:

Мы приехали из лагеря, где работали вожатыми. Некоторые начали искать комсомольские билеты. Моя семья прилипла к телевизорам. Ельцин форевер. Или Ельцин уже 20-го проявился?

Stanislav Pakhtusov (Игарка):

Работал на практике от института, на лесовозе в Игарке. Со мной на участке работала бабушка лет 70, из сосланных. Очень её запомнил, умница. Беседовали с ней о политике, о перестройке. Так вот, приехал утром, она уже в курсе, взволнованная, курит папиросу и говорит: пипец, переворот.

Nataliya Jurgenson:

В больнице. Медсестра умоляла меня уже не смотреть телик в коридоре после отбоя. Но за уши было не оттянуть. Интересно было очень.

Аркадий Дунаев:

Так программу «Время» досматривали. Я ещё «Свободу» параллельно слушал и наши - «Балтику» и «Открытый город».

Olga Kuchina (Белоруссия):

В Белоруссии (тогда она ещё называлась так). Так что всю веселуху пропустила, эх!:)

Hanum Jalilova-Veliyeva (горы - Баку):

Отдыхала высоко в горах, где особо не интересовались политикой, ТВ и радио не слушали. Люди жили привычной размеренной жизнью и ни о каком ГКЧП ни слухом, ни духом не ведали. Ну и я вместе с ними. Узнала только, когда вернулась в Баку через несколько дней. Реакцию свою не помню.

Алмат Салгарин (Алма-Ата):

По Алмате гоняли полночи на дурной скорости. Менты все попрятались.

Андрей Савельев (Москва):

Дома, на Юго-западе Москвы. Утром разбудил гул танковой колонны, идущей по Профсоюзной улице в направлении центра.

Natalia Lind (деревня в Псковской обл.):

Мне было 11 лет. Мы с родителями проводили лето на родине мамы, в одной из деревень Псковской области. Сидели на лавочке возле дома... и тут мимо нас поехала колонна танков и БТР в сторону эстонской границы. Взрослые всполошились и побежали включать телевизор.

Ирина Сазонова:

У меня был отпуск. Только начался. Включила телевизор утром, как фон, чтобы проснуться, а там... шёл какой-то древний фильм сталинских времен. Переключаю программы, но везде одно и то же. Потом в течение дня узнаю о ГКЧП. Из новостей местных телеканалов начинает просачиваться правдивая информация о событиях в Москве. Я была молодой, и мне хотелось перемен. Я не хотела возвращаться туда, куда тянули эти стариканы. Все те события я пережила наблюдателем. После появилась надежда, что страна наша изменится, и мы будем жить достойно, но...

Елена Тихонова (Ленинград):

Работала во вневедомственной охране. На 19 августа моим объектом был исполком в Питере. Ну, собралась утром, приехала. Ваще ни сном ни духом. Меняла пожилого мужика, даже деда уже. Прихожу в будку, а он мне" Ну что, допрыгались, суки? Сейчас всех вас к ногтю!" Емое. Включаю там радио, и ага! Жопа. Ну и разводящий добавил. Пришёл, ну что говорит, не хотела со мной по-хорошему, а теперь будет, как я скажу. И ведь уволиться нельзя, и ничего теперь нельзя. Мама была в Москве, связи не было. Только поздно вечером дозвонилась из кабинета председателя. Страшно было. Ну, а потом митинги, Ельцин и Радио Рокс. И жуткое облегчение 21 числа.

Эдуард Берзин:

А после 21-го, разводящему рожу не набили? А надо было бы...

Елена Тихонова:

К сожалению, нет. А сама я была хрупкая девчонка. В тот день я отболталась, типа в такое тяжёлое для страны время, да ещё и в исполкоме, нехорошо это. А на следующую смену все уже закончилось, и он с кривой улыбочкой сказал, что это шутка была. И на всякий случай перевёл меня на другой объект.

Дмитрий Иванов (Москва):

Был у Белого Дома в те дни. Раздали противогазы. Кормили. Стрельба была. Радовались приходу свободы и свержению власти коммунистов. Дышали полной грудью. Демократия пришла. С уходом Ельцина демократия ушла, как, впрочем, и свобода....

ZaCr Natalie:

По ТВ увидели. Никак к этому не относились, особо не смотрели. Вот честно, было все равно. Пошли своими обычными делами заниматься. Я тогда была не против совка еще.

Лена Горшкова (Геленджик):

Цитата из моего дайри.
"...мы лежали с матерью на пляже в Геленджике. Последняя наша совместная поездка на море не задалась с самого начала. Постоянно дул холодный ветер, меня будили в 5 утра, чтобы потащить на мерзкий пляж из булыжников размером с орудие пролетариата, ибо купаться и загорать после полудня вредно, а песчаные пляжи грязные. От прогулок по утреннему холодку и лежания на камнях под ветром у меня разыгрался дикий гайморит, так что я долго не могла заснуть, и это придавало утренним пробуждениям особую прелесть. До кучи, к нам постоянно липли какие-то самцы, принимая 14-летнюю меня вместе с матерью за ищущих приключений подружек (она до сих пор неплохо выглядит, кстати). Этот режим даже не помешал нам сгореть до отслойки кожи.
- Лежим тут, ничего не знаем, - сказала я, - а в стране, может быть, переворот.
- Ну что за ерунду ты говоришь.
Через минут 15 начал вещать приемник у соседнего полотенца.
- Бла-бла-бла, власть переходит к Государственному Комитету по Чрезвычайному Положению...
- Ну вот, - сказала я, - я же го...
- Замолчи, - сказала мать, и я замолчала".

Nataliya Martynenko (Киев):

Сразу после окончания университета в 1991 получила работу своей мечты, редкую, как для того времени, и 19 августа утром должен был начинаться тренинг для принятых, проводимый американцами (отважные и отчаянные люди - прибыли из Америки в такое нестабильное время!). Мы все, очень молодые и радостные оттого, что будем работать в таком крутом месте, все как один явились на тренинг - какой там ГКЧП! Чего нельзя сказать о наших американских наставниках. Они прибыли на место проведения перебежками, чуть ли не с чемоданами на всякий случай, распустили нас по домам до выяснения обстановки и имели очень удрученный и испуганный вид.

На тот момент времени меня интересовало только одно - хоть бы моя новая работа никуда не делась, хоть бы эти американцы не уехали домой, хоть бы всё было так, как запланировано. К своему стыду, меня мало интересовала судьба страны, и сейчас я объясняю это тем, что мы все привыкли тогда к тому, что стране плевать на своих граждан, забота о своих нуждах - это тяжелый труд, который целиком лежит на твоих плечах, да и мало верили, наверное, что что-то изменится, вот и переживали исключительно за себя, обособленно от судьбы страны и ее политического строя.

Зоя Егорова (Харьков):

А ко мне в Харьков должны были приехать заказчики из Волгограда. Не приехали, испугались, отменили командировку, хотя все уже было заказано и мы их должны были встретить в понедельник. Встретились уже осенью.

Яўген Грамыка (Губкин-Харьков-Минск):

В первый день путча мы с отцом собирались уезжать из Губкина (Белгородская область), где гостили у родного брата отца, домой в Минск. С утра мы обнаружили нечто странное - по всем ТВ-каналам показывали одно и то же. Затем - объявление по радио о создании ГКЧП. Отец и дядя сразу вспомнили, как снимали Н. С. Хрущёва, и решили, что это то же самое. Знакомый моего дяди отвёз нас на машине в Харьков, откуда мы затем поехали на поезде в Минск.

Пока мы гуляли по Харькову, мне отец внушал, что возвращаются времена репрессий, чтобы я был осторожнее и не болтал лишнего.

На следующий день мы приехали в Минск и узнали все подробности происходящего (насколько это было возможно в тот момент). Вечером мы пошли на площадь Независимости. Там собралось очень много народу. Некоторые держали портреты М. С. Горбачёва. Люди скандировали лозунги, требуя вернуть Горбачёва на его законное место.

Ну, а на следующий день выяснилось, что путч провалился. Наша семья была очень рада, что всё закончилось благополучно.

Мы смотрели по ТВ всё, что было связано с путчем. В том числе и похороны трёх погибших защитников Белого дома. Потом ещё долго всю эту ситуацию обсуждали.

А на годовщину путча я был в Смоленске. И там проводилось торжественное мероприятие с участием православного духовенства. Был совершен молебен на одной из центральных площадей города.

Юлия Ваулина (в поезде):

Мне только исполнилось 18, и я все лето работала проводником... Уехали мы 18, Киев - Симферополь, потом Харьков. Вроде всегда меж людей, а ничего не знали! Смену сдавали 22, не у всех это вышло - люди на работу не пришли...

Виталий Поляков (Смоленская обл., дом отдыха):

Мне было 13 лет. Мы с отцом уехали из Москвы в дом отдыха в Смоленскую область. 19-го утром кто-то сказал, что Горбачев подал в отставку. Отец обрадовался, а я ему говорю: Так теперь же Янаев будет президентом. Потом все собрались в холле у телевизора. “Лебединое озеро”, а после пресс конференция ГКЧП. Тут все всё поняли. Дальше три дня слушали новости по радио, не помню по какой станции. Весь дом отдыха передавал друг другу новости. 21-го все радовались. И вот не помню я, чтоб кто-то из отдыхающих поддерживал ГКЧП.

Pater Roma:

Не то чтобы удивился, но было жутко интересно. В душе ведь всегда надеялся на это. Чего ждал? Быстрых перемен. Конец Союза не сильно тревожил, ощущение утраты пришло позже, но не чувство трагедии. Ну, как будто мне вырвали больной зуб и одновременно потерял пальто. Вот как-то такое было.

Филипп Ермилов (Москва):

18 августа я вернулся из Польши. Жили мы тогда на Кутузовском проспекте, соответственно, я не только услышал новость, но и увидел её в окно. Я пошёл на работу, а вечером поехал к отцу. Ситуация тогда ещё не была ясна.

20 августа семья и несколько друзей решили идти в цепь; директор тоже сказал, что пойдёт. Соответственно, ночь я провёл на Рочдельской улице, один, ибо с родичами мы тут же потерялись. К штурму готовились всерьёз, а его не было. Под утро кто-то заключил громко: "Они и здесь на...ли". А потом начались эйфория и праздник.

Daniel Steisslinger:

Я находился за границей и опасался, что новые власти из ГКЧП полезут на нас войной. К счастью, пронесло.

Игорь Век:

Я на основную работу приходил лишь в пинг-понг поиграть на пару часов, а тут на весь день задержался. Кто-то притащил маленький телевизор и все сидели смотрели. Воспринималось как что-то постановочное почему-то.

Anatolij Mereally:

19 августа был на «целине». Так называлась помощь армии в уборке урожая. Ближе к обеду влетают в комнату, где мы бездельничали, командир с замполитом. Весёлые. «Всё, - говорят, - поиграли в демократию и хватит. Горбатого скинули, пора наводить порядок в стране и прочие бла бла бла». Но через три дня парторг собрал членские билеты у коммунистов и повёз их в Одессу. Само собой и взгляды командования резко изменились, стали хаять Янаева, ГКЧП, хвалить Горбачёва. Чего греха таить, и сам так же менял мнение.

Роман Писаренко (Москва):

Я стоял несколько часов у Белого дома, было страшно - все ждали танки. Ушел только когда прошла информация, что танки остановили где-то на подходе.

Елена Звездина:

Мои две подруги-одноклассницы выходили замуж 19-го и 21-го августа. Нам было по 19 лет. И это были первые свадьбы. Дарила каждой утюги, которые мама где-то достала недорого. И, конечно, все мысли были не о стране. Мы тогда ничего не поняли. К слову, обе подруги быстро развелись, хорошо, что без детей.

Boris Mahoni Litvar (Москва):

Москва. Утро. Мы выгоняем машины из гаража УПК ГЛАВМОСАВТОТРАНСА, чтобы начать обычный рабочий день. Вдруг слышим, лязг какой-то. Смотрим, а по Волгоградке танки идут. Мы сначала не поняли, чего это вдруг броня по Москве чешет, а потом уже узнали про "Лебединое озеро"...