Не нравится в СССР

ideologi

Идеология


Идеология во всем.

Галина Меньшикова:

Довлеющая над всем идеология и отсутствие самой возможности выбора: образа мыслей, книг, музыки, места жительства, еды, одежды... Как много сил потрачено на заучивание и переписывание идеологической чепухи в самое лучшее время для учебы! Двоемыслие как норма и вытекающее из него лицемерие и двоедушие. Уничтожение прежней культуры и ее носителей, разрушение памятников материальной культуры, отказ от родства... гибель и мучения миллионов людей...

Людмила Новикова (Москва, конец 1970-нач.1980):

Советской идеологией было пронизано все. В школе и в институте, на всех гуманитарных предметах мы изучали какие-то работы или цитаты Маркса, Энгельса, Ленина на данную тему. Это не считая таких специальных дисциплин (в институте) как история КПСС, марксистско-ленинская этика, марксистская философия и т.д. По всем надо было отвечать на семинарах, конспектировать, сдавать экзамены.

Когда я заканчивала школу, Брежнев написал "Малую землю" и "Возрождение". Мы подробно изучали их на литературе. Чтобы справиться со всем этим и хорошо учиться, нужно было умение "наболтать" (так это мы называли среди самых близких друзей. Конечно, так нельзя было сказать где-то еще. Говорили об ответе на уроке на подобную тему: "Ну она меня вызвала, я наболтала на 5 минут"). Что это такое? Берешь несколько передовиц в газете, прочитываешь и потом, получив подобный вопрос, ты уже можешь ответить, выдавая прочитанные штампы и выражения.

Многие это умели, и мне это давалось легко. Особенно я любила вопросы по последним съездам КПСС. Там все "улучшить", "увеличить", "поднять производительность", "искоренить отдельные недостатки". А т.к. материалы шли по отраслям хозяйства, то вот, перебирая их, и шпаришь. Но я помню, как мучались на таких темах люди с техническим складом ума. Им нужна четкость и конкретика, они не умели "воду лить". Одна моя подруга от этих предметов просто в тоску впадала.

Начиная со старших классов школы пошли комсомольские собрания и политинформации. Собрания были местные (в классе или группе института), тут было легче, все все понимали и, решив необходимые вопросы, стремились скорее разойтись. И были общешкольные или общеинститутские собрания. Вот их я терпеть не могла. После учебы, когда можно было бы столько сделать, сидишь в этом зале, слушаешь речь "а-ля-брежнев" и думаешь: "И это сегодня не сделаю, и то не успею". А за окном, как назло, весна, и так манит на улицу. Утешало изредка только одно: проводишь тоскливым взглядом по залу и вдруг встречаешь такой же тоскливый взгляд. И сразу так тепло на душе становится, как будто близкого друга встретила.

Политинформация: кто-то должен был прочитать газету и рассказать остальным, что там написано. Конечно, все и сами умели читать (к тому же были ТВ и радио), но надо же было "политинформировать". Обычно это было по классам и группам, поэтому тоже все старались поскорее закончить и не задавать вопросы (которые тоже полагались, т.к. должны были "обсудить сообщение"). Но все-равно было жалко этого получаса или часа, а если самой приходилось выступать - то и времени на подготовку. Это же все было во внеучебное время.

Еще были смотры строя и песни, субботники, демонстрации, писали личные обязательства, сдавали деньги во всевозможные общества и т.д.

Елена Юккина (поселок в Карелии, 1980-е):

Школа. Перед первым уроком за тридцать минут (почему-то помнится, что в четверг) политинформация. В начальной школе можно было из «Пионерской правды» статьи брать. Там хоть что-то"живое" было, то, что хоть как-то знакомо и отчасти понятно детям, а с пятого класса надо уже читать серьёзные газеты. Рассказать, обсуждать. А мы дети. Нуть. Сложно, не понятно, не интересно. Хотя уже и Советский Союз на ладан дышал, но учителя требовали по полной. Зачем?

Игорь Лев (1960е и позже):

В этой теме мне больше всего интересен я сам... Начиная с того, как я свято верил в "дедушку Ленина"... Какое-то изначальное почтение ко всем тем, кто сверху... Эдакая вне-критическая к ним вера. И как я, ещё ребёнком, начал разувериваться - как этот процесс ВО МНЕ происходил, вот, что мне интересно. Вот, например... я ещё октябрёнком был... мы с другом-одноклассником гуляем... год эдак 1962-й... парень, нас на пару-тройку лет старше, деньги трясёт с таких, как мы... Ну, у нас бывали копеек по 10-20 - "со сдачи" (нас же родители в магазины посылали за продуктами, а сдачу часто "забывали" обратно взять... или пересчитать ленились, сопоставляя цены)… А нам в школе накануне что-то такое высоко-моральное про пионеров толкали... То ли какой-то там, в школе, сбор был идеологический, и нам "пионеров показывали" - они с галстуками, а мы всего лишь со звёздочками, мелюзга... ну, мы на них снизу вверх, разумеется, с завистью... И вот я вдруг узнаю в этом паршивце, который деньги из нас вытягивал, одного из ПИОНЕРОВ... Я такой ему вдруг: - Ты пионер, да? - с эдакой вызывающей ехидцей. Мол, пионер, а грабишь... - И вот он смутился вдруг - узнал, что ли, меня... типа а не настучу ли я на него... - и куда-то вдруг он слинял... Я хороший урок получил тогда - педалировать тему, идеологию - научился я неожиданно. Потом я аж взрослым стал втирать. И уже Ленина там всякого да из телевизора-газет передовицы я любопытствовал изучать как средство-способ практического применения. Для пристыживания, значит, кого захочу. Правда, при этом сразу же возникало: "А я сам-то?!" - надо же было и самому соответствовать. И вот тут пришлось осечься. Надо было или в лицемеры совсем уж идти, или самому святым заделываться, или помалкивать большей частью... Помалкивать, но про всех остальных сразу смекать, кто есть кто... А потом оказалось, что полным-полно помалкивающих... Так их полным-полно - прямо цивилизация помалкивающих... Между собой только они (мы) не без удовольствия делились наблюдениями за иными типами-типажами... да, тут тема типажей наших, советских, интересна...

Iveta Rīvāne (Латвия, 1970е-1980е):

1) В Латвии тоже были политинформации. Кажется, что раз в неделю. Как-то одноклассник выбрал статью, в которой ругали обувь на платформе. Он решил доказать, что такая обувь удобна, особенно, если надо ходить по лужам :) Это, пожалуй, единственная политинформация, которую помню. Но было их, конечно, намного больше.

2) Идеология была обязательной во всех сферах жизни. Я работала экскурсоводом и мне сняли премию, так как не принесла в методический кабинет цитаты съезда партии, которые использую на экскурсиях. Так как всегда считала, что лучше всяких цитат примеры из жизни, то у начальства всегда был повод при желании отсуствием цитат воспользоваться. К тому же, время от времени экскурсоводов прослушивали работники местной компартии - все ли политкорректно. Из той же экскурсоведческой эпохи: когда в СССР отмечали юбилей Куликовской битвы, пришла установка, что нельзя говорить татаро-монгольское иго, а надо говорить ханско-ордынское... Интересно, как сейчас называют это время? У нас прошло исследование, как КГБ контролировал Интурист. Что вызвало улыбку - экскурсовод должен быть народно миловиден :)

3) Над этим, конечно, можно посмеяться, но если серьезно, то контроль над частной жизнью, вплоть до того, какой длины юбка, волосы, ширина брюк, что читать, какие фильмы смотреть, какую музыку слушать, что можно, а что нельзя читать и т.д, даже вспоминать не хочеться. У нас недавно опубликовали т.н. мешки КГБ - т.е. списки завербованных людей. В основном это 70-80 г. И там видим много работников культуры. Сейчас начинают печатать какие-то сообщения завербованных - вроде там ничего такого ужасного нет (не то время), но видишь, как чекисты все контролировали, что думают люди, что говорят, кто что пишет в письмах из-за границы и т.п.... Кто-то может сказать, что сегодня есть возможность нас контролировать современными технологиями, но нас никто не заставляет пользоваться ими, это наш добровольный выбор... А тогда людей вербовали, делали стукачами шантажом, порой и физическим воздействием. Вот и получается, почти все общество - стукачи, палачи и жертвы.

Алиса Чижик:

Верно, все было идеологизировано до маразма ... гуманитарные предметы - все до единого! Типа "вот раньше ученые считали так - то и так-то, а вот сейчас, в свете марксистско-ленинской теории (единственно верной, естественно) узнали наконец, как на самом-то деле” 😂 И начнут какую-нибудь чушь разводить про "светлое будущее".

Iveta Rīvāne (Москва, нач.1980х):

В то же время, были и другие преподаватели. Мне повезло учиться в Москве: ВШПД ( профсоюзная). Так там 1 преподаватель о лозунге Брежнева «Экономика должна быть экономной» на экзамене студенту, говорившему лозунгами, ответил: чушь собачья... если не экономна, то это не экономика :) В Латвии за такое тут же бы припаяли «буржуазный национализм». В этой школе как-то не очень давили на все эти научные коммунизмы.... Правда, да, без конспектов не допускали к экзаменам... Тогда у всех были конспекты конспектов 😊

Людмила Новикова (Москва, 1970-1980е гг.):

Были такие отдельные преподаватели, но это скорее исключение. У нас тоже было несколько таких, да и то в основном они молчали, но большинство были совсем другие.

Iveta Rīvāne:

У нас все же был специфический ВУЗ: студентами были в основном взрослые, состоявшиеся люди (таких как я, никто, просто гид - мало) уже с карьерой (например, руководитель тогда туризма в РСФР) и иностранцы, профсоюзные деятели... Правда, иностранцы учились очно. Я же заочно. Хотя 1 парень перешел с очного на заочное, и он рассказывал: учиться некогда, все время дни солидарности с разными странами :)

Алиса Чижик:

Конечно были адекватные... но программа от них не зависела))

Вадим Акимов:

А кто помнит бессмертный предмет под названием "История КПСС"? Мало того, что нужно было зубрить решения съездов и партийных конференций по пономаревскому учебнику, который студенты между собой называли «кирпичом», еще (самое муторное!) заставляли КОНСПЕКТИРОВАТЬ произведения В. И. Ленина, для каковой цели использовались толстенные общие тетради, которые проверялись перед зачетом и экзаменом. Если их не было или конспекты были некачественными (в их тексте должны быть помеченными или как-то выделенными те высказывания "вождя", которые как бы раскрывали то или иное теоретическое положение) , то - все, на пересдачу.

Людмила Новикова (Москва, Институт культуры, 1970е):

Ну кто же такое забудет! Было, наверное, везде. Меня больше всего бесило, что не просто конспектировать заставляют, но еще и делать это надо по их способу. Однажды я поспорила об этом как-раз на Марксистско-ленинской этике, у меня была одна страничка конспекта какой-то работы Ленина. Это возмутило нашу лекторшу, в результате глупого спора она занизила мне оценку. Но я была рада, что пересдавать не пришлось.

Masha Gracheva:

У нас Ленина штудировали на предмете Основы государства и права...Название изменилось, а суть та же- тоска зеленая!

Леонид Эдельштейн:

Вроде как анекдот. Из жизни. Учился на вечернем факультете института. Работал посменно. Т. е. имел законное право из 6 лет обучения пропустить половину занятий. За знаниями особо не тянулся, знал практически всё, т.к. до армейской службы и поступления в институт окончил техникум с отличием и работал по специальности. На 4, 5 и 6 курсе вообще опять стал отличником, все курсовые на отлично, преддипломная практика и диплом на отлично, т.е. когда пошли косяком спецпредметы и потребовалось понимание и практические знания, а не посещаемость, я развернулся вовсю. Но была одна группа дисциплин, стоящая особняком, практически абсолютно ненужная, но тем не менее, вполне могущая цапнуть за живое, выскочив из засадной темноты, когда ты уже расслабился и предполагаешь экзаменационную сессию полностью сданной и зачтённой.

Кафедры марксистско-ленинских дисциплин: научного атеизма, истории КПСС, марксистско-ленинской философии, политэкономии и научного коммунизма. Где преподавали или в меру фрондирующие будущие столпы и прорабы местных перестроек, или заскорузлые реликты и монстры предыдущих хрущёвской и даже сталинской эпох, или партийные жёны как тех, так и других. И если осветить тот или иной экзаменационный вопрос по этим псевдопредметам ещё как-то можно было, имея наработанный опыт армейских политзанятий, с которых можно было сбежать только в сон, то конспект марксистско-ленинских работ надо было иметь, предъявлять и по возможности знать.

И вот 6 курс, уже после сданной на отлично преддипломной практики экзамен по научному коммунизму. И не просто экзамен, а госэкзамен. Тот, который если не сдашь, то к защите не допускают. По крайней мере, этим угрожают. Иду на него, не быв ни на одной лекции по предмету, два дня подготовившись к госэкзамену и таща за собой чужой конспект необходимых марксистско -ленинских работ.

На дворе 1983 год, наверху Андропов Ю.В., будущие столпы и прорабы перестроек так же грозны и скоры на расправы с нерадивыми студентами-прогульщиками, как и реликты с зубрами от предыдущих эпох. Тяну билет, по которому ничего конкретно не знаю, так же, как не знаю ничего конкретно о том преподе, который сейчас будет меня потрошить. Иду на заклание, приветливо улыбаясь, и начинаю пороть бодягу. Выговариваюсь, смотрю на препода: я всё сказал, ну и как это у меня получилось?

Препод бросает первую реплику: «Не часто приходится видеть человека, который ничего не знает, а так много говорит». Моя реакция: «Спросите у меня ещё чего - нибудь!» - сопровождаю фразу лёгкой усталой улыбкой, с налётом грусти.
Следующая фраза препода, прямая, как топор судьбы: «Конспект марксистско-ленинских работ есть?»
Отвечаю: «Да, конечно».
Препод уточняет, ласково улыбаясь: «Ваш?» Отвечаю: «Мой».
Препод: «Ну тогда Вы легко ответите: Расскажите краткое содержание работ - понимаете, работ! - Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии и кто эти работы - опять работы! – написал».
Естественно, я на тот момент абсолютно не знаком ни с Л.Фейербахом, ни с классической немецкой философией, ни с неведомым мне автором, который, как я подозреваю, принадлежит к славной плеяде основоположников, но вот кто он, кто из трёх? (Примечание: Маркс, Энгельс или Ленин)

Молчать нельзя, надо говорить, обвожу глазами зрительный зал в ожидании какой-нибудь подсказки, но, увы, у всех глаза пустые, как аквариум, из которого кошка повытаскивала всех золотых рыбок. Отважно и с предвкушением полного фиаско бросаюсь в ласковые и коварно-ожидающие объятия препода, предполагая, что этих работ неведомого мне автора, уж точно две, не зря же препод употребил множественное число, содержание работ, чёрт возьми! - и начинаю отвечать: «Обе работы, бла-бла-бла, написаны В. И. Лениным...» Почему Лениным? - да потому, что он был самым писучим, в эмиграции, - почему в эмиграции? - да потому, что какая может быть немецкая классическая философия, после того как мы сделали революцию сами себе! И чувствую, что влип.

Справка для таких же несведущих, как я. Это была одна работа, а не две, как я предполагал, и написана она была Ф. Энгельсом. Но... Когда препод оглашал после небольшого перерыва наши отметки, я получил тройку. Препод сказал, что ставит мне её за доставленное удовольствие, потому что он давно так не смеялся на экзамене.

Но это ещё не всё. Людвиг Фойербах, первый философ-материалист, конца 19 века и я неожиданно оказались земляками. Я вместе с семьёй переехал в Германию в г. Нюрнберг и снял там квартиру в районе Сант - Иоганнис. И вот, прогуливаясь как-то по старому кладбищу Сант-Иоганнис, а немецкие кладбища, особенно старинные, это городская достопримечательности и парки одновременно, я увидел табличку с указанием маршрута к могиле Л. Фойербаха. Того самого! И я довольно часто потом навещал эту могилу. На этом кладбище похоронены два знаменитых нюрнбергца: Альбрехт Дюрер и Людвиг Фойербах. Кстати, философ - материалист Л. Фойербах происходит из древнего патрицианского рода, известного в Нюрнберге с 14 века. Я узнал об этом, ознакамливаясь с историей Нюрнберга, и, проживая 22 года здесь, достаточно хорошо с ней ознакомился. Да и работу Ф. Энгельса прочитал, и работы Л. Фойербаха тоже. Было интересно. Неплохо, кстати, писали, как тот, так и другой. Почитать на досуге можно. Особенно на языке оригинала.

Наталья Шапетько:

В разгар сессии в институте народного хозяйства родила ребенка. Чтобы не брать академический посоветовали сдать из 6 экзаменов хотя бы 3. Остальные - в день заочников. Тоже техникум с отличием. Выбрала те, что изучали в техникуме. Два сдала успешно. Третий - любимая мною политэкономия.

Пропускают первой. Тяну билет. Преподавателей не знаю. Странно поставлены вопросы. Очень странно. Но стараюсь, отвечаю. Преподаватель не перебивает. Затем спросила, неужели это было на лекциях? Призналась, что не ходила. Ставит тройку. До этого троек не было. Но благодарю, и группа в коридоре смеётся. Оказывается, расписание поменяли. Вместо политэкономии сдала марксистско-ленинскую философию. Но если бы меня предупредили, то не пошла бы: не читала даже поверхностно. Вообще не имела представления. Ее в техникуме не было, не изучали. Помогло ещё то, что слышала ответы однокурсников и что-то за ними записывала.

Олексій Бугров:

Моя мама рассказывала, что на предметы типа истории КПСС, научного коммунизма и прочей хрени, у них в техническом ВУЗе был отведён целый год. То есть год изучали эту хрень вместо необходимых в работе инженеру предметов. И ей приходилось всё это изучать, потому как она была отличницей и в школе (золотая медаль), и в институте (красный диплом с отличием). Ну она честно призналась, что учила это не потому, что ей нравилось. А потому, что без этого не получишь диплом.

Юр Черваков:

У меня с болтологическими дисциплинами было все ОК. Знал, в каком русле следует вешать лапшу. На атеизм я забил и не ходил. Но когда сказали, что препод требует на зачет конспект, сделал его от фонаря за несколько часов. Проканало.
По Истории КПСС был старый сталинист, который заявлял, что опоздание на его лекции он расценивает как политическую диверсию. На второй сессии я у него отхватил трояк, поскольку недостаточно полностью оценил историческое значение битвы под Москвой. На пятом курсе, когда выяснилось, что у меня может случится красный диплом, куратор заставил идти пересдавать. К тому времени наш препод отправился к Сталину учить напамять "Вопросы ленинизма". Пересдача прошла в формальном режиме.

Dmitry Karpinsky (Москва, МЭИС, 1976 г.):

Второй курс института. Занятия по какой-то лабуде, типа "истории КПСС". Сокурсник делает доклад по "культу личности Сталина"....Препод весь в сединах вдруг задумался: - Как интересно складывается жизнь.... при Сталине за такой доклад Вас бы расстреляли, при Хрущёве поставили бы "отлично", а сегодня я ставлю Вам - "хорошо". (Примечание: При Хрущеве разоблачили культ Сталина, а при Брежневе старались его замолчать).

Людмила Новикова (Москва, 1977-1979):

У нас в соседней школе был случай, когда ученик сделал доклад по ранне напечатаному Солженицыну ("Один день Ивана Денисовича"), отзываясь о романе очень хвалебно. Это 1977-1979гг., когда Солженицын и тема ГУЛАГа были уже не в чести. Учительница вызвала родителей и, чуть не плача, просила серьезно поговорить с мальчиком: "Что же мне делать? Вы понимаете, в какое положение меня ставите?". Они часто боялись скандала, ведь это получалась и ее вина тоже: плохо воспитывала. Знаю эту историю от самого ученика и его родителей.

Dmitrii Kouznetsov:

В РОНО им вставляли длинное перо.

Юрий Алесин:

Партийная номенклатура цепко держала в своих руках всю советскую науку, решая, что именно будет наукой, а что является подстилкой империализма. Притом людям других взглядов и убеждений это, как правило, стоило карьеры и даже жизни. Если в деревне парторг решал, когда пахать и сеять, то в науке было тоже самое. Да и не только в науке, но и во всем остальном. В каждом райкоме партии был отдел промышленности ,и чем занимались эти секретаришки выдвиженцы (часто просто блатва), мотаясь по предприятиям и имея отнюдь не совещательный голос.Так было во всем, и в науке, и в медицине, и в промышленности.

Tatiana Spektor:

Когда я училась в Москве, нас, студентов факультета русской литературы, водили на практику в школу. Там я попыталась на уроке в 9 или 10 классе объяснить "Песнь о Буревестнике" в соответствии с лотмановским "Анализом поэтического текста". Получила двойку и яростный разгром от учительницы класса и своей руководительницы. Показали мне тетрадку, в которой было сказано, что "глупый пингвин" - это представитель такой-то партии, "чайки" - ещё какой-то и т. п. Ну, а буревестник, понятно, доблестный предвестник революции. И сказали, что это государственный план урока, и отклоняться нельзя. Однокурсники переглянулись, но промолчали. Промолчала и я. Всё же последний курс, диплом на носу.

Людмила Новикова (Москва, 1977-1979):

Из моей чудом сохранившейся старой школьной тетради: ideology.jpg

Людмила Новикова:

А вообще идеология начиналась с детского сада и начальной школы. Даже в прописях были идеологические тексты.

Dmitrii Kouznetsov:

Враньё начинается не с прописи. В частности, с гимна, насчёт что "Союз Нерушимый". Этот гимн мы слышали ещё раньше, чем видели такие прописи. Жить в СССР и ни разу до школы не слышать этот гимн было невозможно.

Алиса Чижик:

Да во всем была пропаганда... Одни уроки пения чего стоили:"Ленин всегда живой" (на русском и на английском, т.к. школа английская), "Матрос-железняк-партизан" и проч. Чушь.

Карз Драйв:

Про первую страницу букваря. Мой первый букварь я получил в возрасте 3-х лет, т.е. в 1952 году. На его первой странице были помещены портреты Ленина и Сталина. Я пририсовал Ленину волосы, а Сталину бородку и, радостный, побежал к тёте Эне, своей няне, хвастать результатами. Тётя Эня почему-то не обрадовалась, а схватила букварь и побежала в другую комнату к моей маме и начала что-то ей горячо и встревоженно объяснять. Я, конечно, прибежал вслед за няней, кое-что расслышал и даже успел спросить, что такое "искажение личности". Вместо объяснения получил от мамы букварём по голове, а после этого мама бросила букварь в горящую печку. Я долго плакал, не столько от обиды из-за удара, сколько из-за букваря: книги я к этому времени уже очень любил.

Вот так я сделался жертвой политических репрессий в трехлетнем возрасте. Отца моего чуть позже реабилитировали, и он привез свою семью из сибирской ссылки домой на юг Туркмении. А меня никто так и не реабилитировал. И новый букварь мне не купили взамен конфискованного. Купили вместо него учебник зоологии, но и с ним я проштрафился: увидел на цветной суперобложке стаю человекообразных обезьян и отметил, как похожа была одна из них на тётю Эню. Конечно, я поспешил рассказать няне о сходстве. Тётя Эня сначала обиделась, потом рассмеялась. Отнимать книжку у меня не стала.

Серафима Красноцветова:

Ещё лозунги и транспаранты везде были понатыканы. "Слава КПСС!", "Слава труду!", "Решения такого-то съезда КПСС - в жизнь!", "Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи!" Я много ездила на электричках по учебе и постоянно "любовалась" этими набившими оскомину надписями, они были выложены даже вдоль ж/д путей. А вдали проплывали изуродованные остовы разоренных храмов, когда-то украшавших русский пейзаж.

Вадим Акимов:

Аналогичные слоганы иногда бывали и просто идиотскими. Например, "Летайте самолетами Аэрофлота!" - при полном отсутствии каких-либо иных компаний, кроме Аэрофлота.

Серафима Красноцветова:

Полки книжных магазинов были щедро завалены тем, что нас не интересовало, в основном трудами по марксистско-ленинской идеологии и т.п. В предисловии к любой книге, хотя бы по краеведению, непременно размещалась цитата лысого вождя, иначе, видимо, она не могла считаться благонадежной. Какую тоску это нагоняло - не передать.

Алексей Рожин (1974):

Дело было в 1974 году, как только вышел фильм про Штирлица. Нам по 13-14 лет, мы все под впечатлением, и на уроке то ли русского языка, то ли литературы тишком пишем друг на друга «характеристики» с упоминанием нордического или не очень характера, порочащих связей и так далее. Классная дама, русичка/литературщица, цитировала нам Ленина так и столько (повторюсь, учитель русского и литературы), что мне впоследствии не приходилось напрягаться ни в армии на политзанятиях, ни в институте – оно из меня сыпалось.

Так вот эта классная дама на классном часе устроила нам самый настоящий политический процесс. Мы, как выяснилось, не дурачились. Это было, оказывается, подражание фашистам, следующий шаг после которого – создание неофашистской организации.

Мы стояли как дураки, шесть или семь парней, сами, дураки, признались, что тоже писали «эту мерзость» в совершенно отупевшем состоянии ума и души, и верили, что если она сообщит на работу родителям, их, родителей, с треском выгонят с работы. Самое поганое досталось непричастным – их она заставила высказаться. Всех, по очереди. Теперь мне кажется, что их, непричастных, она поимела сильней, чем нас.

Лично моя «мстя» была стремительной и жесткой. Это был первый и, наверное, единственный раз, когда я канифоль, купленную в музыкальном магазине, использовал не для пайки или «атомного взрыва», а для усиления и окраски звука. На другой день после уроков раскрутил болты у стола и стула учителя в кабинете русского и литературы (ее кабинета) и просыпал толченой канифолью все щели. Классная наша дама страдала чем-то вроде ревматизма, по классу почти не ходила, в учительскую и обратно ходила мучаясь, за столом часто меняла позу, и теперь эти перемены позы стали сопровождаться противным скрипом. Может, я подонок, но мне не было ее жалко. И не было стыдно.

Людмила Новикова (Москва, 1970е):

Мы тоже писали друг на друга такие характеристики. Но учителя об этом не знали.  Мы особо не скрывали, просто была как игра, и в голову не приходило об этом взрослым сообщать.

Карз Драйв (Узбекистан, 1960е):

Бедные дети. Мой папа такого самодурства не стерпел бы. Пришел бы к директору школы и устроил бы скандал. Выражаясь языком Путина, размазал бы печень этой идиотки по асфальту. В наших краях в 1970-е годы таких дур уже не боялись и ставили их на место.
Впрочем, в 1970-е годы я уже не был школьником. Но папа и в 1960-е годы не давал своих детей в обиду и бросался на помощь, стоило только пожаловаться. Директор школы был папин друг и умный человек.

Людмила Новикова (Москва, конец 1960х):

Может быть, он пошел к директору потому, что знал, что может это сделать со своими связями и положением? А родителям обычных людей было сложнее. Хотя моя мама тоже меня всегда поддерживала в таких случаях. Помню, как-то завуч раздула историю из-за обычного хулиганства нашего класса. Устроила большое собрание с нами и с нашими родителями. На собрании большинство родителей молчали, но придя домой мама мне сказала, что я ничего плохого не сделала, что все нормально и объяснила, что история яйца выеденного не стоит. И это для меня очень много значило.

Карз Драйв:

Вы правы: он держался независимо именно потому, что у него были связи. Но у любого родителя, особенно у образованного, с хорошей речью, были все возможности вступиться за своего ребенка, потому что такие неадекватные учителя, на моей памяти, были в меньшинстве. Но большинство родителей почему-то робели перед учителями как перед "начальством" и предпочитали становиться на одну сторону с ними против своих детей. Наверное, этот страх перед начальством был наследием сталинских времён.
Ваша мама молодец. Моя была более робкая, но и она устраивала разбирательства с учителями, если они заявляли о каких-то претензиях ко мне на родительском собрании, и если мне удавалось доказать, что претензии необоснованы. Родители мои были с начальным образованием. Но они не боялись защищать своих детей и всегда приходили на помощь.

Anya Prigozhina-Kirby:

Когда-то я заступилась за подругу ещё в 3-м классе.
Подруга читала стих перед классом, по моему замечательно. Училка поставила ей «4» только потому, что она слово «смородина» выделила громче, чем слово «Родина».
Мы с одним парнем вместе крикнули: «нечестно!» Нас обоих вызвали к доске. Всем детям было «предложено» высказать «своё мнение» относительно нашей «дерзости, хамства и бездушия». Человек 5 подняли руку и с удовольствием «оказали сочувствие» оскорбленной учительнице. Типа: «Никто не должен критиковать учителя», «Слово- не воробей, вылетит- не поймаешь!»
Я стояла, глядя в пол, рассматривая капли от слёз возле моих ботинок. Справедливость восторжествовала. Мои 4 детей ходят (ходили) в замечательную школу в Англии. Я здесь же преподаю музыку. Хотя на то, чтобы изжить из себя унаследованные от совка неуважение и к своим детям и чужим понадобилось и время, и долгая душевная работа.

Карз Драйв:

Самое возмутительное для меня в подобных историях - это когда родители солидаризировались с учителями.

Anya Prigozhina-Kirby:

Так было и в моем случае. Я думаю, что ими руководил бешеный страх, и за меня тоже. Мол, лучше пусть так и на этом кончится, чем ещё хуже. Достоевский прав для многих: « Страх лишает ненависти», из «Бесов».

Карз Драйв:

Мне всё-равно непонятно. Одно дело, когда родитель говорит ребенку: я на твоей стороне, ты прав, но прошу не высовываться, а то нам с тобой хуже будет. Но родители часто всерьёз становились на сторону учителей. Понятно, не все, но, по моим впечатлениям, большинство.

Anya Prigozhina-Kirby:

Я думаю вам повезло. Вы из более здоровой семьи. Я надеюсь, что моим детям это будет также непонятно, как и вам. Всё, что я помню мне сказала моя мама: если ты критикуешь старших, значит ты - хамка. Мама не любила себя. Всегда страдала от излишнего веса, от несостоявшейся профессиональной мечты, от папиных измен...Когда так мало любви к себе, откуда же взять любовь к другим?

Карз Драйв:

Не уверен, что семью мою можно назвать здоровой. Папа с мамой цапались постоянно, как кошка с собакой. Но за детей оба стояли горой.

Вячеслав Дёмин:

Такая же история, только без последствий.

Любава Булгакова (Москва, 1976):

В пятом классе, в 1976 году училка по французскому языку устроила мне жуткую, дичайшую выволочку на весь класс за то, что я прочитала ,,эс- эс,, вместо не помню чего там было. Она орала - ты понимаешь что такое ,,сс,,? Это фашисты, и все в этом духе. Какая же дура, ребенок просто ошибся, исправила бы и все. Такая психотравма была, на всю жизнь запомнила этот бред.

Мария Савельева:

Она от страха кричала на вас.

Леонид Каверин:

эс эс эс эр.

Victor Rudnitskyi (1980):

Боже, как знакомо. Мой друг на уроке истории в техникуме в далёком 1980-м что-то буркнул себе под нос, что американская техника во время войны была лучше нашей, иначе Покрышкин не летал бы на Аэрокобре (и где он только узнал об этом?). Было всё. И всеобщее осуждение, и рассмотрение вопроса на парткоме о недостатках работы по воспитанию молодёжи, и главный упрёк учителя (как оказалось - пенсионера КГБ): «... Я бы с тобой, негодяй, в разведку не пошёл».

Карз Драйв:

Который раз утверждаюсь в своём давно сложившемся мнении, что в Туркменистане обстановка была совсем другая по сравнению с Россией. Там, в общем и целом, идеологизированные идиоты не имели большого влияния, а начальство вело себя прагматично: главное - это своевременно доложить на бумаге о выполнении спущенной "сверху" команды или директивы, а не тратить время на дурацкие игры типа организации осуждения восхвалений вражеской техники (или, например, добиваясь реально высокой явки на выборы в органы советской власти). Время тратили на зарабатывание денег. :)

Анна Юшкевич:

Я подсчитала: за время учебы в консерватории - 500 часов по фортепиано и 520 часов полит.наук (ист.КПСС, диамат, истмат, марксистко-ленинская эстетика, советское право и НАУЧНЫЙ АТЕИЗМ). Это ж какое шобло псевдопрофессуры кормилось в СССР.

Григоий Григорян:

Вы забыли еще один бред под названием Научный коммунизм, по нему еще госэкзамен был.

Людмила Новикова:

А какие шикарные выражения тогда были: "махровый антисоветизм", "идеологическая диверсия", "коммунистическое отношение к труду", "весь советский народ" и т.д. А уж из сталинского времени - вообще шедевры.

Михаил Чепик:

Первый вопрос в экзаменационном билете по предмету типа "составление и редактирование географических карт" был "роль Ленина в картографии."



Невозможность узнать.

Виктор Иокиранта:

Мы просто не знали иной жизни. Родились, выросли в такой обстановке. В киножурнале, по радио скажут и покажут протесты, демонстрации заграницей, а у нас - про закрома родины, стотысячный трактор с конвейера. И на душе светло.

Людмила Новикова (Москва, нач.1970-конец1980х):

Сейчас открыл Интернет и узнал, что хочешь. В СССР многие вещи нельзя было узнать практически нигде. (К самиздату и тамиздату доступ был мало у кого, и читали то, что удалось достать, а не то, что было нужно).

Например, проходим мы по марксизму материализм и идеализм. Объясняют прогрессивность и верность материализма и реакционность идеализма. А мне интересно: а что же там на самом деле в этом идеализме? Почему они так думали? Ведь не совсем же идиоты эти ученые с мировыми именами. Может там-то и есть истина? Но почитать философов-идеалистов было невозможно. После долгих поисков я получила том Беркли (не знаю, почему именно его напечатали). И упорно читала его, продираясь сквозь трудный текст, пока не разобралась хоть как-то с этим вопросом (но дочитать до конца не смогла).

Еще хуже было, например, с "теорией конвергенции". У нас ее ругали страшно. Но кроме того, что она о слиянии капитализма и социализма ничего нельзя было узнать. А так хотелось понять!

В таких случаях оставалось только читать от противного. Берешь в библиотеке какую-нибудь брошюрку с критикой "теории конвергенции" или какого-нибудь буржуазного ученого и читаешь (тогда таких брошюрок было полно). Чем глупее автор - тем лучше. Прежде чем разгромить какое-то положение, автору надо кратко написать, в чем оно заключается. Вот это-то и читаешь, пропуская всю критику. Если автор дает цитату - прекрасно. Но часто они боялись много цитировать и пересказывали мысли своими словами, и это, конечно, было хуже. Вот из этих кусочков и пытаешься понять взгляды ученого или какую-нибудь теорию. При этом, даже поняв, приходится делать скидку на то, что при таком способе возможны ошибки и неправильно понятые положения.

И было много вещей, которые нам извратили. Уже много-много лет спустя, начитавшись всего в перестройку и после, я неожиданно наталкивалась на "белые пятна" в своем образовании. Например, уже живя в Швеции на 50-ом году жизни, я случайно встретила в одной английской статье упоминание Мальтуса. Я была поражена, что о нем писали как об уважаемом ученом и его теорию тоже поминали с уважением. Я всю жизнь была уверена, что он - предшественник фашизма, человеко-ненавистник, который считал, что населения становится слишком много, ресурсов всем не хватит, поэтому бОльшую часть населения надо уничтожить. Больше я о нем ничего не знала, т.к. после этих слов у нас везде были только рассуждения о реакционности и человеконенавистничестве мальтузианства. Я пошла к знакомым шведам - они тоже ничего не имели против Мальтуса, просто рассказали мне немного, в чем на самом деле была его теория и почему она не оправдалась.

А как вы пытались узнать то, что не было доступно в СССР?

Галина Меньшикова:

Очень верно! Да, тоже из цитат, тоже между строк, тоже "от противного".

Мария Савельева:

До сих пор восполняю пробелы.

Артур Москвин:

У друга была неплохая библиотека, доставшаяся от деда. Вот оттуда и черпал информацию :-) На самом деле, в СССР издавалось много чего. Только не для массового читателя.

Sergey Paraketsov (Магадан, серед.-конец 1970х):

Мне повезло. Я вырос в семье и среде, где коммунизм (и совок) не приветствовался (дед отсидел положенные 10 лет по 58й - реабилитрован, естественно). Хотя, да, родители при мне соблюдали толерантность - советский строй не хаяли, как я понимаю, чтобы обеспеспечить мне (и себе, конечно, тоже) безопастность, но подслушанные разговоры на кухне не проходили мимо моих ушей. Мои родители были геологи - с 11 лет они меня стали брать в экспедиции - там - далеко от городов, глушилка не работала, и мы почти каждый день слушали «Голос Америки» в течении нескольких месяцев. Это тоже даром не прошло. К тому же у меня всегда был критический склад ума. Годам к 13 (когда мне стало интересно), я начинал приблизительно понимать в какой стране я живу. А к 15-16 - мне уже почти все было ясно. Впрочем, в это время мой старший брат начал подкармливать меня самиздатом. В 9м или 10м классе (1978-1979) я, как-то решил приблизительно прикинуть сколько людей погибло в сталинских лагерях. Статистика по переписи населения за разные годы была в открытом доступе - нужно просто посмотреть среднюю рождаемость и теоретическтий рост населения в соответствие с ней, а затем вычесть из общего населения погибших в войну, и получится требуемый дефицит. Я к тому времени уже много знал про ГУЛАГ, но, все равно, получившуюся у меня цифру пересчитывал несколько раз - мне все казалось, что туда закрался лишний ноль в конце... А доступные цитаты и изложения "вражьих" теорий - да кончечно это тоже - уже позже я их использовал как источник информации, вполне сознательно.

Dmitrii Kouznetsov (Москва, 1970е):

Да, я пытался.
1. Я пытался узнать: на что, собственно, рассчитывал Наполеон Бонапарт в 1812 году, когда продвинулся далеко вглубь России? Он думал, что разбойники (и они же партизаны) не станут грабить его продовольственные обозы? Он собирался освободить крепостных крестьян и учредить хотя бы в части России капиталистическую республику (способную защищать себя самостоятельно)?
Он думал, что российские фермеры и крепостные крестьяне станут учить французский язык, чтобы жить по Кодексу Наполеона?
2. Я пытался узнать: в чём состояли планы англо-французских империалистов, сорванные успехом советских войск в Финляндии в декабре 1939 года?
Эти планы упоминаются в советских учебниках. Империалисты надеялись, что финские войска, обладая подавляющим численным и техническим превосходством, смогут не только спровоцировать войну, но прорвать советскую линию обороны, взять Ленинград и Москву, и, тесня противника дальше на восток, сбросят остатки Красной армии в Японское море и Берингов пролив?
3. Я пытался узнать: зачем Адольфу Гитлеру понадобилось нападать на большой, свободный, мирный и дружественный СССР, неукоснительно соблюдающий все международные соглашения и, в частности, договор с Германией?
Он хотел посмотреть, как долго Германия сможет воевать на два фронта?
4. Я пытался узнать: как маленькая Германия могла в течение 4х лет воевать против большого СССР?
5. Я пытался узнать: что будет, если мафия, бандиты и взяточники, возьмут власть не только в отдельном городке, а в большой стране?
6. Я пытался узнать: как граждане фашистского государства могут узнать, что у них в стране фашизм?
Мой метод исследования отличался от Вашего. Я думал, что школа - источник знаний, и задавал вопросы учителям. Они охреневали, бледнели, краснели, зеленели, чернели, зверели, лезли в бутылку, кипятились, выходили из себя, становились в тупик, садились в лужу. Педсовет вставал на уши, завуч писала телеги, а директриса метала икру. За это им потом в РОНО вставляли длинное перо. Я пытался даже зарисовать, как это происходит. Моим родственникам тоже доставалось. Им приходилось обсуждать мои вопросы с учителями; и не только по истории, но и по другим предметам. В частности, ошибки в учебниках. Но прямо мне признаться, что учителя нагло врут, никто из родственников не осмелился: опасались, что я проговорюсь, и "на нас обрушится репрессивная машина кровавого КГБ".
Метод интерпретации советской пропаганды не нов. В частности, он описан в сказке "Джельсомино в стране Лжецов". Теперь я нашёл ответы на некоторые из упомянутых вопросов.

Игорь Лев

Ну, во-первых, книжные магазины... Для меня это был интернет советского времени. А вот библиотеки, хотя они вроде бы призваны были именно эти вопросы решать, мне не нравились: когда я что-то искал, мне сразу много-много нужно было изданий, прямо десятки, а в библиотеках же надо сначала заказывать, а потом тащить всю эту стопку к столу... То ли дело книжный магазин - который без продавцов, разумеется... если с продавцом, то не дай бог! Там если уж попросил книжку посмотреть и не купил, третью могут уже и не дать...
Что касается "буржуазных" знаний, то совершенно верно: замечательным источником являлась КРИТИКА всего буржуазного... Некоторые книжки такого рода мною до дыр зачитывалась. Я преспокойно терпел "критику" и наслаждался цитатами... Я даже подозреваю, что авторы их смекали, каким великолепным способом дать нам бесценные уникальные глотки этого воздуха является "критика буржуазных..." - так много великолепных абзацев там можно было обнаружить... При этом советский псевдонаучный этот слог - тягомотина, а "буржуазный" реально научный - сказка-песня...

Dmitrii Kouznetsov:

А я-то думал, я один во время СССР научился интерпретировать советскую пропаганду наоборот.

Анна Богатырева (Волгоград, 1988):

А я была слишком мала, чтобы успеть додуматься до всего этого, хотя уверена, что если бы не пришел конец совку, пошла бы по тем же схемам: сначала бы донимала учителей, а потом искала бы самиздат и читала книжки наоборот. Но кое-что можно было бы вычислить и из школьных учебников. Помню, пришла я домой примерно в 88 году и говорю маме: а у нас ведь революционная ситуация, верхи не могут, низы не хотят. (В школе на это и не намекали, разве что я поймала подсознательные посылы учителя). Мама велела молчать... Так я узнала правду. А потом очень внимательно читала Маркса и Ленина. Полюбила первоисточники и документы...

Мария Савельева (1988):

В 1988 на семинаре по истории КПСС в универе уже смело обсуждали многие темы. Правда у нас препод был относительно молодой - под сорок. А как-то его старик заменил, и ему чуть плохо с сердцем не стало. Помню у него челюсть тряслась от ужаса и возмущения. Но уже была перестройка. ..Мы критиковали Манифест Компартии. (Прим.: «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса изучали везде, как и многие другие произведения Маркса, Энгельса, Ленине)

Анна Богатырева (Волгоград, конец 1980х):

Да, у нас в универе двумя годами позже то же самое было. Но в 1988 я еще училась в школе. Там еще «Манифест» никто не критиковал, его с упоением задавали конспектировать. На самом деле я точно не помню год. И это был не один день.... Помнится, я тогда думала, что будет революция и хороший социализм. Кажется, так. Помню, я еще Гегеля читала. Тоже много интересного можно было узнать.

Мария Савельева:

Я перечитывала классику 19 века. Так она меня сформировала.

Анна Богатырева:

Да, это, кстати, тоже помогало. Особенно когда читаешь текст и не понимаешь, почему Катерина из «Грозы» - луч света, а Анна Каренина - чуть ли не пламенная революционерка. Долго пыталась найти об этом в тексте... потом поняла, что этого в тексте просто нет.

Алиса Чижик:

Сведения о религии получала из .... книг типа "справочник атеиста" Там были формулировки вроде "литургия это ...." и вкратце содержание... очень полезные знания, тем более нигде больше не узнаешь.

Анна Богатырева:

То же самое! А еще была книжка "От примет кроме вреда ничего нет". Там все в одну кучу лепили - и приметы, и Бога, и церковь. Да, вот так же, драгоценное из ничтожного ...

Алиса Чижик:

Все верно. Даже дурацкая книга "Забавное евангелие" Л.Таксиля давала возможность хоть в руках подержать что-то относящееся к "запретной теме"... И еще - история мирового искусства - храмы (сохранившиеся), иконы (в иллюстрациях)... Конечно, понимала, что если бы не было Бога, то и памятников искусства и культуры этих тоже бы не было.

Нина Борисовна Амбарцумова:

Например, по критическим статьям в журнале «Иностранная литература». В библиотеках были спецхраны, где содержались переводы книг, не доступных всем читателям. Но некоторые имели туда специально оформляемый допуск, могли читать, выписывать и, кажется, даже брать книги. Неоднократно их видела и читала. Такой допуск был у моего супруга и некоторых его друзей. В частности, читали книги еврокоммунистов, считавшихся ревизионистами. И, конечно, те, кто хорошо знал языки, многое мог читать в оригиналах. А ещё - учили польский, на польском почти вся философская литература была доступна.

Людмила Новикова:

Про спецхраны тоже слышала. Только доступ туда большинству был закрыт. И это было особенно обидно: как лакомый кусочек, который лежит рядом, а взять нельзя. Очень злило тогда, что "они" могут читать, а "мы" нет. Под "они" тогда понимались власти, про ученых не думали, да и у большинства ученых доступа туда тоже не было. Вероятно, зависело от темы и степени благонадежности человека, так?

Нина Борисовна Амбарцумова:

Нет, зависело от предмета исследования. Да и не так сложно было получить допуск, например, в спецхран ИНИОНА. Надо было написать убедительную бумагу об области своих исследований. Ну, и конечно, иметь научную степень. Наш друг, заведующий философской редакцией издательства Энциклопедия, и без степени туда ходил. Но, подписи собрать, думаю, надо было. Директора института, или ещё кого. Были, были щели. Ну, и делились люди прочитанным...

Людмила Новикова:

Да, в науке с этим было полегче. А вот другим...У меня, например, ни ученых степеней, ни подписи директора☹️Оставалось надеятся только на то, что "поделятся", если были такие знакомые.🙂

Нина Борисовна Амбарцумова:

Ну, языки помогали, мой супруг на четырёх свободно читал, в библиотеках много чего можно было найти. Журналы выписывались на языках в Иностранке.

Людмила Новикова:

В 1980х, когда начались события в Польше, один мой знакомый начал польский учить, чтобы хоть что-то прочитать кроме того, что писала наша пропаганда. Он не серьезно учил, а просто главные слова, чтобы понимать.

Нина Борисовна Амбарцумова:

Да, польский учили, поскольку легче его выучить было. А источников на польском много больше было.

Dania Yakhina:

Даже живя в повальном дифиците во всём и в книгах тоже, мы солидарно делились интересными книжками, они давались только на ночь, т.к. по очереди книга должна была перейти к другому жаждущему, и мы не спали, чтобы успеть прочитать. Мы слушали западную музыку, непонятно где и как записанную на кассету магнетофона. А как могли мы быть счастливыми, если у кого-то вдруг вообще окажется настоящий диск пингфлойдов или смоки.... В шумной компании было стыдно "не знать, не читать, не слышать". Чтобы выглядеть модной, мы девочки 70-ники учились шить, вязать...

Dania Yakhina

(Примечание: как пропаганда освещала Великую Отечественную войну 1941-1945): У нас такие подробности о ВОВ вообще не преподавали, ни, тем более, лекции не читали. Война без объявления, из-за этого первые дни - поражения и перелом хода войны из-за героизма советского народа. Всё! Мы жили слишком глубоко для р/станции «Свобода», слышать и слушать было невозможно, зато маодзедунский Китай слышно было хорошо несмотря на глушилки. У нас тоже были активисты и комсомольские вожаки, но они жили своей жизнью, мы - своей, пока кто-нибудь из нас не отчибучивал чего-нибудь серьёзного.

Dmitrii Kouznetsov:

У меня вопросы к советской концепции истории возникли, когда я посмотрел на карту и сравнил размеры СССР и Германии. И особенно, когда я обнаружил, что между СССР и Германией есть ещё страны, в частности, Польша. Германские войска не могли внезапно пересечь советско-германскую границу по причине её отсутствия. И ещё, конечно, "Тимур и его команда". (Примечание: повесть А.Гайдара «Тимур и его команда» широко использовалась пропагандой, было даже движение тимуровцев). Судя по повести, к 1940-му году, СССР уже вёл полномасштабную войну и нёс большие потери, в каждый посёлок приходили похоронки. На основании этой повести, я думаю, что наиболее боеспособные части Красной армии были уничтожены ещё в Финляндии.

Dania Yakhina:

Кстати, хорошо, что Вы вспомнили о Гайдаре. Я читала, но фильм смотрела намного раньше и несмотря на то, что лет мне было не много, я так и не поняла, с кем же муж сестры Тимура всё воюет, причём на войне совсем не шуточной! Но так как логика у меня всё-таки девчачья, я почему-то связала эту историю войны мужа сестры с войной, которую вёл Мальчиш-Кибальчиш. Повзрослев, я уже не задавалась вопросом, так как уже знала, что мирная политика эсесесера была только в газетах и по ТВ, а в реальности у нашего народа все эти уже сто лет мирного не было НИ ГОДА. И про финскую знала, т.к. младший брат моей бабушки и дядя по отцу начинали войну именно оттуда, а не в 1941-м. Боеспособные они были и там, и те, кто попал в мясорубку в 1941.

Татьяна Шиповская (1979):

Многих друзей за книги посадили. К примеру, парню 18 лет за то, что нашли у него один(!) экземпляр журнала «Посев», издававшегося за границей с литературными произведениями запрещенных писателей, дали 10 лет (пять лагерей и пять поселения) в 1979 г. Таких у меня историй много. Может когда-нибудь откроют архивы, много чего узнаем ещё.

Rauan Dulat:

Да, помню журнал Playboy 1986 г. был у одноклассника, это как литература по терроризму))

Татьяна Шиповская:

За Ницше реально могли посадить.... А меня за Тибетскую книгу мертвых (тогда она в самиздатовском переводе называлась Йога Бардо. Опыт потусторонней жизни) в КГБ вызывали, потому что дала почитать подружке, которую потом папа сдал, чин мвдшный... Не посадили, просто пугали.

Андрей Ракин:

А насчет самиздата. Меня взяли за жопу за фотокопирование Ерофеева "Москва-Петушки". Нашли еще и подельников. Целое следствие раскрутили. Сссссуки. Но в тот момент они как-то вдруг затихли и отпустили хватку с горла, ибо уже 1980-е двигались к концу. А через год эту книжку уже продавали в подземных переходах.

Татьяна Шиповская:

Ещё папе своему дала читать Солженицына сфотографированный текст с машинописного и напечатанный на фотобумаге. (Даже так распространяли литературу!) Когда он прочитал, сказал, этого не может быть.

Любава Булгакова:

Перепечатывала на машинке в 1982 году "Роковые яйца", "Дьяволиаду", "Трактат о жилище". Это не издавалось ничего. Только в самиздате. Еще я любила Северянина и перепечатывала его сборник "Громокипящий кубок". Почему он не издавался - только потому, что эмигрировал. В 1990-е все издали.

Михаил Чепик:

Я «Мастер и Маргарита» в 1980 в перепечатке читал.

Robert Rudenko:

А я в 1981-м на каких-то компьютерных бумагах. Даром на ночь дали при цене в 25 рублей за то же время. Подарок, считай...

Lubov Sus:

1972 год, МГУ, дали на ночь почитать Бродского на бледных прозрачных листочках. К утру переписала в тетрадь, где были мои конспекты истории КПСС, материалы съездов партии - самое безопасное место 😊 Храню до сих пор.





«Западные голоса».

(Примечание: узнать о том, что на самом деле происходило в СССР и в мире можно было, пытаясь поймать зарубежные радиостанции, вещающие на СССР на русском языке («Свобода», «Голос Америки», «ВВС», «Немецкая волна» и др.). Часто это было трудно, т.к. их сильно глушили, особенно в крупных городах.)

Людмила Новикова (Москва, 1970е-нач.1980х):

У меня слушание «западных голосов» вызывает скорее романтические воспоминания. Поздний вечер, мои уже спят, в темноте только светятся теплым желтым светом лампочки радиоприемника. А я сижу и ловлю "голоса", чуть-чуть поворачивая ручку. Когда глушилка накрывает "голос", он старается "уплыть" от нее и появляется совсем рядом. Тут нужно "ювелирное" искусство, чтобы быстро снова найти его, двигая ручку на миллиметры. И еще успеть быстро убавить звук, когда глушилка режет уши. Впрочем, обычно она шумит довольно монотонно и можно приспособиться к поискам по самому ее краю. Накрыли "Немецкую волну", которая никак не находится - ищу "Голос Америки", который обычно недалеко. Там уже совсем другая передача, но какие-то важные события освещают все. Иногда по дороге натыкаюсь на экзотические станции: "Голос Ватикана" или даже Китай. Зачем им вещать на русском?

Но все это интересно: связь с далеким большим миром, немного азарт охотника и чувство запретной радости - они не хотят, чтоб я слушала, а я ловлю и слушаю. И, пожалуй, еще чувство освобождения. В общем, да, у меня это хорошие воспоминания.

Jaugen Keppul (деревня под Минском, 1970е):

Было еще радио Японии, Северной и Южной Кореи и албанское радио. Китай и Япония вещают до сих пор. Иногда слушаю.

Людмила Новикова:

Ну Япония и Корея до Москвы не доходили, или были слышны уж очень плохо. Я ни разу на них не попадала.

Николай Филиппов:

А мне больше нравилась передача хроника текущих событии «Глядя из Лондона» и радио «Свобода».

Карз Драйв (Москва, 1980г.):

В 1980 году купил в комиссионном магазине радиоприемник VEF-202 производства рижского радиозавода в экспортном исполнении, с расширенным перечнем диапазонов коротких волн. Этот перечень не ограничивался диапазонами 49, 41, 31 и 25 метров согласно советскому ГОСТу, но имел дополнительно диапазоны 19, 16, 13 и 11 метров. Стало больше возможностей ловить передачи, рассчитанные на прием не в Москве, а в более отдаленных регионах нашей необъятной страны, а тамошние глушилки до Москвы не "достреливали", рокотали потихоньку, почти не мешая слушать. (Примечание: в советских радиоприемниках был только определенный диапазон коротких волн. Добыв приемник с другим диапазоном, можно было слушать почти без глушения, которого там почти не было).
В трудных случаях удавалось улучшать соотношение силы сигналов радиостанции и глушилки в пользу первой, перемещая приемник по помещению, из одного угла в другой. Иногда хороший результат получался путем изменения ориентации приемника в пространстве самым причудливым образом, например, перевернув его выдвижной антенной вниз, причем антенна направлена не вертикально вниз, а наискосок. Вертя приемник, удавалось серьезно ослабить звук глушилок. Люди с физическим образованием поняли, наверное, что это удавалось потому, что радиоволны, приходящие от радиостанции и от глушилки, были поляризованы в разных направлениях.

Людмила Новикова (Москва, 1970е):

У моей одной знакомой ее технически образованные друзья как-то переделали ее приемник, что он мог принимать дополнительные диапазоны, как и у Вас. Вот ей было проще. А мне приходилось так, на "общих основаниях". Но приемник был старый, ламповый, он ловил лучше, чем транзисторные.

Карз Драйв (Москва, 1980г.):

У меня был одновременно с описанным транзисторным приемником профессиональный ламповый с двойным преобразованием частоты и с регулируемой шириной полосы пропускания (радиолюбители меня поймут). Сужая полосу пропускания, иногда удавалось ослабить сигнал глушилки. Но ничего лучше не помогало, чем поиск положения и ориентации транзисторного приёмника в пространстве комнаты.

Dmitrii Kouznetsov (Москва, конец 1970х-нач.1980х):

Я антенну тоже крутил. Думал, что получалось хорошо, когда она смотрела точно в направлении глушилки. Но ещё были отраженные волны, и они портили. И ещё я вот думаю: если глушилка одна, то её можно было бы придавить, поставив две антенны так, чтобы одна была на половину длины волны ближе к глушилке, чем другая. Если передатчик, глушилка и приёмник не на одной прямой, то это могло бы быть эффективно. В дополнение к игре с поляризацией волн.

Jaugen Keppul (дер. под Минском, 1970е):

У меня VEF-202 с обычным советским диапазоном ловил радио «Свобода»... днём! Днём, хотя его и ночью-то почти не было слышно! «Свободу» глушили основательно - все остальные радиоголоса можно было слушать, с разной степенью "советского шума", но эту радиостанцию глушили, похоже, все возможные глушилки сразу. А тут - днём! Причем ловило только в одном случае - когда я клал свой VEF во дворе на траву. Уж не знаю, каким именно образом волны вещания и волны глушения тут складывались, но слушать было можно, хотя и сквозь шум. Правда, мне тогда эта «Свобода» была не очень интересна, я любил слушать музыку, кое-что про современную западную культуру, так что передачи «Голоса Америки» и «Би-Би-Си» привлекали меня больше.

Людмила Новикова:

Да, «Свободу» поймать было почти нереально. Лишь изредка какие-то обрывки фраз. А так все тонуло в невероятном гуле, просто глушилка на глушилке. Я несколько раз пыталась к ней подступиться, но безуспешно. Лишь изредка прорывалось: "Говорит Свобода". И это было так символично: свобода, которая не может пробиться, вся заглушенная.

Карз Драйв:

Я ошибся, когда написал VEF-202. Такой тоже у меня был, но у него были КВ диапазоны обычные советские. Я его продал, когда купил экспортный VEF-206, у которого КВ диапазоны начинались от 11 метрового.
Касательно вашего опыта по укладыванию приемника в "на дворе траву". Это полностью соответствует моему опыту: для каждой станции было своё место и ориентация приемника, при которых их прием был оптимален. Но оптимальные места со временем, день за днём, смещались.

Jaugen Keppul:

Да, 11 метров - это круто! У меня, к сожалению, не было в приёмнике такого диапазона. Сейчас есть, но "сейчас" - это уже совсем другая история.

Карз Драйв:

Я вот тоже, ностальгируя, купил лет 5 назад крутой всеволновый цифровой радиоприемник, при этом на коротких волнах двойное преобразование частоты. По набору функций, на мой, возможно, отсталый взгляд, выглядит вполне профессиональным, а на вид - маленький, портативный, меньше планшетного компьютера. И стоил всего $110. Ну, думал, буду летом на даче ловить дальние станции, наслаждаясь качественным приемом. Прием я, конечно, получил качественный, но ловить на коротких волнах оказалось нечего. Всё только на китайском, арабском и испанском языке. Да на индийских языках. Даже англоязычную передачу найти трудно, а русскоязычных, похоже и вовсе нет. Короткие волны практически пусты. И почувствовал я себя этаким динозавром, заблудившимся во времени. Очень грустно стало. Но московские радиостанции в FM диапазоне ловились отлично даже в 200 км от Москвы.

Карз Драйв:

Помню, как такое забыть: политический обозреватель Анатолий Максимович Гольдберг ведет передачу "Глядя из Лондона" на Русской службе Би-Би-Си. Умер давно, к сожалению.

Виктор Иокиранта (Пермская обл., 1970е):

У нас дома был отцовский радиоприёмник ВЭФ Аккорд. Ламповый, с хорошим динамиком или даже с двумя. К нему прилагалась приставка для пластинок на 78 оборотов. Коротких волн было минимум 4 диапазона, плюс средние и длинные волны. Он хорошо ловил. И Ватикан, и братьев-китайцев, поносивших нашу великую державу всякими до глубины души обидными словами. Наш ВЭФ был или 1955, или 1956 года выпуска.

Jaugen Keppul:

"Ловил хорошо" означает, что вы жили в "хорошем" месте. В больших городах и рядом хорошо слышны были только глушилки.’

Анна Юшкевич (Киев):

Сигналы «БиБиСи» и «Голос Америки» глушились нещадно. Моя мама, переводчица и преподаватель английского в ВУЗе, буквально глохла, пытаясь в шуме и треске услышать отрывки "Архипелага ГУЛага" Солженицына, читаемого по этим каналам.

Jaugen Keppul:

Возможно, в Киеве глушилось сильнее. И качество приёма зависит не только от города, но и от географического положения в самом городе. Даже если речь идет о радиостанциях, которые никто не заглушает. Т. е., возможно, вы жили непосредственно рядом с "глушилкой" или рядом с промышленным объектом, который "фонил", линиями электропередач и т. п.

Анна Юшкевич:

Да, в нашем районе были военные училища, академия МВД, управление милиции и пр.

Олег Гусев (конец 1970х-нач.1980х):

У меня появилась своя комната в нашей трехкомнатной квартире. В комнате был письменный стол. На столе стоял радиоприемник "Соната". Неплохой такой радиоприемник по тем временам. Как-то ночью я проснулся, долго ворочался, но сон не шел. Я взял "Сонату", положил на койку рядом с собой и начал крутить ручку настойки, пытаясь поймать радиостанцию "Маяк," вещающую круглосуточно. ”Маяк” я не поймал, зато поймал "Голос Америки."

Мама дорогая, сколько же я нового узнал тогда! И про Сахарова, и про Солженицына, и про то, где наши войска интернациональную помощь оказывают... Много про чего узнал, о чем в тогдашнем телевизоре даже намека не было. Самое смешное, что диктор бесстрастно вещал не только о промахах моей Родины в выполнении очередной продовольственной программы, но так же спокойно хаял свое собственное правительство, нисколько не боясь очутиться на какой-нибудь далекой Аляске с топором для валки леса (про то, что это возможно в нашей социалистической Родине, я уже знал).

С этого момента для меня «учение Маркса» перестало быть «всесильным, потому что оно верно», я начал сам осмысливать и строить свою картину мира, просто получая новости хотя бы из двух источников: советского и несоветского. Так пазлы начали наконец приобретать какую-то осмысленность, и в них появились рациональные зерна. Исчезла однобокость мышления, стало понятно, откуда берутся проблемы и как их можно было бы избегать.

С удивлением узнал, что это беспокоит не только меня. Мои друзья тоже слушали «Голос Америки» и у одного даже хватило ума запустить трансляцию сей радиостанции по городской точке радиовещания, очень способный был мальчик к радиотехнике. КГБ приехало моментально, граждане не просветились, виновника к счастью не нашли.

Людмила Новикова:

Запустить трансляцию "Голоса Америки" по городской точке радиовещания - это сильно!

Pavel Raysin (Москва, 1980е):

Городская сеть радиовещания была устроена так, что можно было с 12 ночи до 6 утра, когда радиоточка молчала, подключить к квартирной розетке выход какого-нибудь подходящего усилителя и транслировать что угодно. Причем, если сообразить закоротить ограничительный резистор в коробке на лестничной клетке, то и с неплохой громкостью, в радиусе нескольких десятков домов, зависит от усилителя. У нас так молодежь в 1980-х годах развлекалась, транслировали песни Цоя по ночам и даже переговаривались... Но когда такое кто-то попытался устроить в общаге, в главном здании МГУ, то моментально изловили.

Lubov Sus:

Точно, любимое развлечение было! Но мы музыку запускали.

Алексей Долматов (Томск, нач.1990х):

Судя по тому, что в начале девяностых годов в некоторых районах города по радиотрансляционной сети какие-то, судя по всему, студенты рассказывали анекдоты и гнали всякую пургу - технически это было возможно.

Николай Филиппов:

Радио приемник в СССР - это окно в неизведанный мир, у меня появился приемник «Рекорд 68,2», это был 1968 год. Мне нравилось по московскому времени слушать хронику текущих событий «Глядя из Лондона», как сейчас помню, 23-15. Да и без передач можно было понять: по ТВ одно, а в жизни другое. Когда я высказался, что районная газета – враль, мне вкатили 15 суток: якобы я обругал партию. Как потом в камере мне сказали: легко отделался. (Примечание: 15 суток в СССР давали за хулиганство).

Pavel Raysin:

Надо было УМЕТЬ говорить! Я ездил по командировкам, на периферии не стоило много рассказывать, что москвич - могли и побить...

Вот живу неделю в общежитии для командировочных при заводе пока делают мой заказ, а там люди отовсюду, ну и по вечерам разговоры за стопкой чаю. Ну и вот это вот постоянное: "Вот, у вас в Москве все есть, а у нас ничего нет"... И что отвечать? А вдруг провокатор? И я разозлился - так на же тебе: "Если у вас ничего в магазинах нет, и снабжение плохое, - говорю, - значит, вам не положено!"
- Как не положено? Мы что, не люди?
- Не знаю, люди или не люди, - говорю, - а только вы явно не в курсе последних решений партии. Знаете, в апреле пленум ЦК был, слышали? А материалы пленума вы не читали, а зря. Ведь там сказано: партия находится в курсе всех проблем на местах, в частности, местных временных трудностей со снабжением товарами первой необходимости. И принимает все меры.Так вот, - говорю, - ежели партия, как сказано, в курсе всех этих ваших проблем и принимает все меры, а для вас по-прежнему ничего, значит, вам ТАК ПОЛОЖЕНО. Так что терпите и не п....те.

Вот как надо! Все ж я был опытный диссидент, еще с начала 1970-х... Если это провокатор - пусть заткнется. А если нормальный - пусть задумается.



Эзопов язык и классика.

Людмила Новикова (Москва, вторая половина 1970-нач.1980х):

Эзопов язык и классическая литература. В СССР о многом нельзя было говорить прямо. Но людям все же надо как-то выражать свои взгляды. Для этого существовал "эзопов язык". Я не буду долго об этом писать, это вещь широко известная. Но я помню, какими аплодисментами или смехом публика отвечала на фразу-намек в спектакле. Незримая связь устанавливалась между актерами и залом: люди показывали, что они поняли и благодарили.

Часто в этом очень хорошо помогала классика. Никогда не забуду, как в старших классах школы (или даже в начале института) я принесла из библиотеки хрестоматию по литературе 19 века. И вдруг мы в ней обнаруживаем обращение Герцена в связи с началом печатания в России "Полярной звезды" и "Колокола".

Начинается оно так: "Отчего мы молчим? Неужели нам нечего сказать? Или мы молчим только от того, что мы не смеем говорить? Дома нет места свободной русской речи - она может раздаваться инде, если только ее время пришло. Я знаю, как вам тягостно молчать, чего вам стоит скрывать всякое чувство, всякую мысль, всякий порыв. Открытая вольная речь - великое дело, без вольной речи - нет вольного человека. Недаром за нее люди отдают жизнь, оставляют отечество, бросают достояние..."

Мы дома читали взахлеб, для нас эти слова были, действительно, как колокол. Помню, как мама все повторяла: "Ну как они это пропустили? Как они это напечатали?".

Ведь цензура была не только всеобщая, но и предварительная. Т.е. ПРЕЖДЕ, чем что-то напечатать или выпустить спектакль, кино и т.д. цензор должен был одобрить. Без этого не могло выйти ничего.

Chub Oleg:

Ну так Герцен не в СССР жил - что тут цензурировать?

Людмила Новикова:

Вполне могли "попросить" убрать именно этот текст из хрестоматии. Или заменить его на другой, того же Герцена.

Chug Oleg:

Да, но зачем?

Людмила Новикова:

Вот именно затем, чтобы не было таких впечатлений как у меня.

Masha Gracheva (Ленинград, первая половина 1980х):

По той же причине "убирали" не подходящие места даже из сочинений Ленина, и смысл искажался кардинально. Я не помню, как называлась та серая толстая книга с избранными статьями Ленина, по которой мы все учились, и которую зубрили. Но когда позже начала читать полное собрание сочинений - вот где меня ждали сюрпризы.

Мария Савельева:

Не многие знают, что Достоевского не проходили в советской школе до конца 50-х точно.

Olga Smyslova:

Папа работал в ящике и постоянно говорил намеками, до последнего дня, такая уж привычка. "Эти деятели", "те ребята", работа называлась по названию города или института, "Жуковский", "Королев", "поговорил с маевцами". Ездил в командировку в Китай - это было "на восток". И иногда это было просто жутко неудобно, так как я сама уже не могла понять, о чем он. Но я довольно поздно узнала, что мамина "подруга" была известной стукачкой - она приходила к нам в гости до начала 1990-х. А даже в нулевых была встреча с человеком, который и сейчас стучит, и папа ни разу ни о каких секретах не обмолвился (хотя какие в наше время секреты!). Но родители и жизнь научила, что нельзя открыто говорить о многих вещах, о том, сколько у тебя денег, например, или открыто хвалиться каким-то богатством и так далее.

Svetlana Stephenson:

Говорили по телефону «Софья Васильевна» вместо «советская власть» для конспирации.

Александр Дмитриев:

"Софья Власьевна", вообще-то.

Людмила Новикова:

В театрах часто использовали. Выделяли какую-то фразу голосом, которая была как-бы о другом, а на самом деле о наших порядках или властях. Даже в спектаклях по классике были часто такие моменты: писали-то авторы о прошлом, а подходило к нам. И публика живо реагировала, понимая, что хотели сказать со сцены.

Сергей Веревкин:

СССР - это вообще была страна, где эзопов язык применялся на всех уровнях - начиная от простых людей и кончая высшей властью.

Lenny Zhivotovskiy:

„Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного. “(Примечание: о взятке)

Lenny Zhivotovskiy:

"Спасибо на хлеб не намажешь". (Примечание: намек на взятку)

Сергей Плясунов

"Цветы не пью"; "контора" – КГБ.

Алекс Белый:

"не надо дразнить гусей"! (Примечание: не надо говорить рискованные вещи – и про политику, и шире).

Александр Кириллов:

«Не телефонный разговор» (Примечание: одно из самых распространенных выражений. Т.к. телефоны могли прослушивать, то при переходе разговора на политику, использовалось «это не телефонный разговор», после чего меняли тему).

Людмила Новикова (Москва, 1970е):

Идеология была во всем. Но я хочу вспомнить, как она проявлялась в литературе, которую мы проходили в школе.

Во-первых, нас очень многого просто лишили. Мы не проходили, да и самим прочитать было трудно, таких авторов как Булгаков, Цветаева, Ахматова, были вообще запрещены Гумилев и Мандельштам, не говоря уже о Солженицыне. "Мастера и Маргариту", например, я читала по фотокопиям очень плохого качества. К концу 1970-х эту вещь издали один раз, но маленьким тиражом, и достать ее было невозможно. Мы были лишены также почти всей дореволюционной литературы начала ХХ века. И только уже в перестройку я восстанавливала эту разорванную связь поколений писателей.

Но с тем, что мы могли читать и проходили в школе, тоже было неладно. Любое художественное произведение надо было разбирать под определенным углом зрения, и только одна точка зрения на него была верной. Поэтому всем выпускникам советских школ знакомы, например, следующие фразы, им не надо объяснять, что это значит: ""Катерина - луч света в темном царстве", "Л.Толстой - зеркало русской революции", "Евгений Онегин и Печорин - лишние люди", а "принцип партийности в литературе" мы вообще учили наизусть. Если бы кто-то написал в сочинении, что поэма Блока "Двенадцать" совсем не вершина его творчества, а его "воспевание революции" вызывает другие чувства - он получил бы двойку.

Но вот что удивительно: несмотря на все, что вбивалось в наши юные головы, видимо, уровень многих произведений классики все же не позволял совсем свести ее к партийным клише. И мы в старших классах между собой обсуждали не ошибки Есенина, который "идеализировал деревню" и "не сразу понял, какое благо несут революционные изменения", а просто запоминали наизусть его стихи, особенно любовную лирику. И спорили, правильно ли поступил Онегин с Татьяной, а не обсуждали, что ужасный царский режим не дает реализоваться "лишним людям". Ну и много читали того, что не проходили в школе, тут уж нам никто ничего не мог навязать.

Зоя Морозова:

"Швабрин - трус". Эту фразу помню всю жизнь. Именно так надо было начинать рассказывать об антигерое "Капитанской дочки."

Eytan Stackelberg:

Точно мои мысли. Если судить по тому, как нас учили, вся русская литература с XVIII века описывала исключительно подготовку российского общества к 1917 году.

Наталия Химухина:

Продолжу тему школьного образования в СССР. Остановлюсь на литературе, как большой любитель этого предмета в школьные годы и профессионал в более поздние. Точнее не на всей программе, а на жалком ее огрызке, известном под названием "советская литература". Основным признаком советской литературы был социалистический реализм, то есть умение автора правдоподобно хвалить власть и ругать то, что ей не нравится.

Список авторов был тщательно выверен, и художественная ценность их произведений большой роли не играла. Главное, чтобы соответствовала идеология. Великолепному Блоку и пронзительному Есенину доставалось в лучшем случае по два академических часа. Успевали узнать, что Блок поддержал революцию поэмой "Двенадцать", а Есенин был крестьянским поэтом. Больше внимания доставалось Маяковскому. Но его ухитрялись обкорнать со всех сторон и упаковать в плоскую коробку. От великого хулигана остались только идеологически правильные стихи и поэма "В. И. Ленин". Ахматова, Мандельштам, Пастернак, Цветаева, Гумилев и другие великие поэты Серебряного века даже не упоминались.

Много внимания уделяли Горькому. Но не яркой, живой трилогии ”Детство”, ”В людях”, ”Мои университеты”, а плоскому роману ”Мать”, написанному по конъюнктурным соображениям. Шолохов в программе присутствовал, но не ”Тихий Дон”, а слабая и лживая ”Поднятая Целина”. Набоков, Булгаков, Платонов и другие не упоминались вообще. Как мы знаем, судьба писателей и поэтов в СССР часто имела трагический финал. Но об этом школьникам знать не полагалось. Поэт писал-писал, а потом просто исчез. Пять блистательных нобелевских лауреатов дала миру русская литература в ХХ веке. Бунин, Шолохов, Пастернак, Солженицын и Бродский. Молодежь не поверит, но четыре из них не удостоились ни часа. Если Бунина в учебнике мельком упоминали, то за чтение машинописного Солженицына можно было нарваться на проблемы с КГБ. Программа по литературе была частью идеологической обработки школьников, превращения их в безропотный рабочий скот и пушечное мясо.

Галина Львовна:

У меня был случай в школе. Нашла я какую-то книгу в библиотеке, и там про Горького, и как он поругался с Лениным и уехал на Капри. Ни о чем таком не думая, я на уроке и рассказала о том, почему же они поссорились. Вот была суматоха. Учитель покраснела, стала заикаться и сказала, чтоб я принесла на следующий урок эту книгу. Но я ее так и не нашла. В библиотеке сделали круглые глаза и сказали, что я что-то напутала и не было такой книги.

Людмила Новикова:

Думаю, в библиотеке она ошибочно попала из спецхрана в открытый фонд, или они ее ошибочно в спецхран не перенесли. Поэтому потом, испугавшись, так Вам отвечали.

Jaugen Keppul:

Думаю, что многое мы пропустили даже после того, как оно стало доступно. Например, романы американских писателей ХХ века - а между тем, это (по моему скромному мнению) - высочайшие достижения мировой литературы! И случилось это просто потому, что большинство книг человек прочитывает в юности и молодости. И потом просто нет сил осилить и осмыслить большое количество произведений.

Сергей Сахаров:

"Над пропастью во ржи" был опубликован в 1970-е...На 3-х томник Хэмингуэя я истратил полностью 2 стипендии (черный рынок, понятно). "Бедняк, богач" публиковался в "Иностранке"..."Давай поженимся", "Аэропорт"... Кое-что читали.

Сергей Шувалов:

Советская литература вводила меня в ступор так же, как и советская история с 1917 года. Никого из школьных писателей я прочесть так и не смог. Ни Горького, ни Маяковского, ни Шолохова, ни всех остальных. Читал предисловие, иногда эпилог, чтобы что-то пробормотать на уроке или написать сочинение. 10 класс у меня из-за этих предметов и еще тарабарщины-естествознания не сложился. Закончив девять классов всего с тремя четверками, скатился до троек в 10-м. В общем, в моем детском сознании советская идеология не умещалась.

Dmitrii Kouznetsov:

Я доводил русичку до бешенства, предлагая мои, отличные от учебниковских, интерпретации. Это было непросто: требовалось прочесть учебник, прочесть текст, сделать выписки, чтобы подвести училку к луже и посадить в неё точной цитатой.

Елена Лебедева:

Как раз малодоступность книг и порождала читательский интерес. Раз это запрещено - надо непременно прочесть. Да еще если и очередь, а тебе досталась книга....

Карз Драйв:

Всё так. Зато писать сочинения на пятёрку грамотному ребенку было очень легко. Неси любую ахинею в рамках того, что "надо", главное, чтобы к грамматике и пунктуации претензий не возникло.

Jaugen Keppul:

У меня всегда были проблемы с сочинениями. Хотя я без труда потом писал неплохую прозу и даже стихи.

Рина Нова:

Достаточно благосклонно относилась ко мне "русичка", она же преподавала и литературу. Постоянно отбирала у меня на своих уроках неформатную литературу, которой я зачитывалась, добывая её где только можно. Возвращала с сожалением на лице после уроков. И, ближе к экзаменам, выдала мне распечатку сочинений по основным патриотическим темам, которые были в списке гороно, строго наказав, хотя бы ради уважения к ней, вызубрить всю эту ахинею.

Lubova Lenska:

Ненавидела литературу и до сих пор могу читать только тех классиков, которых проболела. А наша литераторша могла заорать: «Эй вы, дерьмо!»

Мария Белкина:

А у меня была великолепная учительница Ираида Федоровна Кобахидзе. Она просто не разрешала нам открывать учебники, только чтение и обсуждение самих произведений. Когда я написала сочинение, в котором защищала Свидригайлова и утверждала, что Достоевский никак не доказал его вину, поставила пятерку. И «Мастера и Маргариту» я прочли в журнале «Москва», который Ираида Федоровна дала мне, чтобы я подготовила доклад - правда, на факультативе.

Boris Gorshkov:

Все зависело от преподавателя литературы. В моих старших классах преподаватель литературы была гением! Настолько талантливая. Знаете, могла какую-либо критическую статью Белинского прочитать так, что можно забыть обо всем на свете. Она посвящала нас не только в мир литературы, но и кино. Смотрели фильмы, писали отзывы, как задания. У неё не было классового подхода. Был исключительно художественный. И мне ещё повезло с преподавателем эстетики—она была у нас факультативным, на желающих старшеклассников. Нас было всего человек восемь из всех четырёх старших классов. Я, конечно, был среди восьми. Было классно. Мы ходили с ней в театры. Ездили на экскурсии. Ходили бесконечно в музеи. И была моя первая поездка в Ленинград, организованная ею. Вот с ней, благодаря ее неутолимой энергии и энтузиазму, мы ежедневно посещали три-четыре ленинградских достопримечательности. Я даже не помню, где мы питались. Хватало духовной пищи.

Eytan Stackelberg:

Вам несказанно повезло. У кого не было таких преподавателей, те учили литературу образами.

Alejandro Zimmerman:

Школьная программа отбила напрочь любую симпатию к классикам.

Сергей Плясунов:

Я поражался как ВСЯ литература может быть партийной.(Примечание: было учение Ленина о партийности литературы)

Pavel Raysin:

А я учился в математической школе. В 9 классе пришла новая учительница литературы и сказала такое небывалое: Все вы будете поступать, мне сказали. Поэтому моя здесь задача - натаскать вас писать правильные сочинения за оставшееся время. Любовью к великой русской литературе придется пожертвовать. Я вам гарантирую, вы ее у меня возненавидите, если еще не начали. Но сочинения на стандартные темы вы у меня писать научитесь! Возражений нет? Замечательно.

И начался сущий кошмар. Натаскивание. Кто-то очень умный нам ее нашел такую... Фактически сэкономив многим на репетиторе! Капустина, Вера Петровна, вот, даже помню! Результат. Все поступили. Но Пушкина смог читать только лет через 15, с неожиданным удовольствием...



Двойная жизнь.

Людмила Новикова:

Сколько себя помню, всегда была большая разница между поведением в общественных, особенно официальных местах и дома, или с близкими людьми. Там - схоластические рассуждения на всякие коммунистические темы, причем, ничего не стоило написать какой-нибудь доклад с логическими доводами и построениями, где все было логично и убедительно, но абсолютно не соприкасалось с практикой. А дома - "западные голоса" и совсем другие рассуждения.

Тоже самое делали и все вокруг. Большинство моих одноклассников слушали западное радио, но если бы вы слышали, как лихо они разбивали на уроках все доводы "западной пропаганды".

Это было не только в идеологии, но и в нравственных вопросах. Обмануть ненавистное государство, когда это возможно - почти "святое" дело, а вот обычных людей - уже нельзя. Помню, как я долго пыталась выяснить: будут ли у водителя какие-нибудь неприятности, если я еду без билета (может, премию снимут, если недостаточно денег в кассе?). И, узнав, что нет - успокоилась.

Позже, уже после падения СССР, я думала, хорошо ли жить такой двойной жизнью? Пришла к выводу, что в принципе, конечно, нет. Но в СССР, где только отдельные герои могут иначе, а у меня, как и у многих других людей, нет сил и возможностей сопротивляться, двойная жизнь приемлема. Но только при одном условии: если я четко осознаю это, помню о нравственности, знаю, что в определенных условиях я вынуждена нарушать моральные нормы и, главное, очень четко держу границу между официальной и неофициальной сторонами моей жизни. Потому, что если граница нечеткая, то то же вранье и другие плохие вещи проникают и в мою личную жизнь, легко становятся привычкой. И, к сожалению, я видела вокруг подобные примеры.

И еще к одному выводу я пришла. Лучше не скрывать от детей свои взгляды, как бы опасно это не было. Иначе они остаются незащищенные перед тем, что им могут внушить и во что втянуть. Они же еще дети и не знают жизни, их так легко запутать. Окончательно убедил меня в этом один случай из сталинского времени. Адамова-Слиозберг в воспоминаниях писала, что сидела в камере вместе с совсем молодыми девушками, которых "заложил" их знакомый, сын репрессированных. МГБ завербовало его, и он, докладывая, свято верил, что делает это ради коммунизма и прекрасных идеалов. Девушки называли его хорошим, но "розовым идиотом". Адамова-Слиозберг подумала, что ничего не рассказывая своему сыну, возможно, она и ему приготовила такую судьбу.

И еще один вывод мой был о терпимости и понимании. Нам в СССР внушали нетерпимость: "борьба", "враги", разделение людей по категориям "мы"-"они". И еще любили наклеивать ярлыки, не разбираясь. Ну и мы со своей стороны очень легко обвиняем в предательстве, в продажности и т.д. А жизнь - она шире, и в ней бывают исключения и самые разные обстоятельства, которые надо учитывать, не забывая об основных принципах. Сейчас я стараюсь не причислять человека сразу к какой-то категории, не узнав обстоятельств.

Диана Батаева:

Все так... В юности очень тяжело было с двойной моралью: лицемерием и подлостью... Потому многие и спивались - не выдерживали двойной и бесперспективной жизни.

Мария Белкина:

Мне в детстве внушалось, что надо быть честной, но с государством в честность "не играть". Было очень четкое разделение. Но это было очень противно, не потому что я мучаюсь по поводу обмана, просто было неприятно, что говоришь и делаешь не то, что хочешь. Для меня главное в перестройке было то, что вдруг я стала соглашаться с советскими СМИ. Потрясающее чувство.

Boris Firman:

Всё совершенно верно! Двоемыслие пронизывало почти все слои общества. Даже люди занимающие высокие посты говорили в узком кругу совсем не то, что с трибуны. "Ну вы понимаете... "- и все понимали. Например, в научный институт приходил лектор райкома и рассказывал совсем не то, что писали в газете "ПРАВДА" для всех. Он говорил: "Вы же понимаете..." И все понимали.

Anya Prigozhina-Kirby:

Как же вам повезло, что у вас одноклассники тоже думали, как вы. Мой папа был единственным в моей жизни лет до 21, кто рассказывал мне, не боясь, про идиотизм всеплановой экономики, репрессиях и западной свободе.
И, вы совершенно правы, он заложил в меня и понимание, что происходит, и радость при перестройке, и открытость к эмиграции и западным ценностям.
Я тоже жила двойной жизнью, но при возможности провоцировала учителей вопросами. Типа: «А почему у нас музыкальные и художественные школы платные? Ведь в конституции сказано, что все виды образования бесплатны?» Мне особенно нравилось наблюдать озадаченные лица одноклассников.

Андрей Гусь:

Насчёт двоемыслия очень характерный случай был в конце 1970-х годов прошлого века. Был я тогда студентом. Встречаю как-то довольного однокурсника из параллельной группы. Спрашиваю, чем так доволен.

- Вот экзамен по научному коммунизму на отлично сдал.

- Странно. Вчера мне злобные политические анекдоты загибал, а нынче гляди-ка.

- Так на экзамене меня не спрашивали, что думаю я. Спрашивали, что думали Маркс, Энгельс и Ленин.

Карз Драйв:

Я в юности не шибко заботился о том, чтобы имитировать верноподданничество. Самое большее, на что меня хватало - это иногда промолчать.

Людмила Новикова:

Ну экзамены Вы же сдавали по всяким Историям КПСС и т.д. И доклады, наверное, какие-нибудь делали.

Карз Драйв:

Я уклонялся от экзаменов по т.н. "общественным наукам" через писание рефератов. Потому что "рефератчикам" полагалась пятерка "автоматом". А тему для реферата можно было выбрать подходящую, чтобы не обязательно было высказываться "экстремистски".

Dmitry Karpinsky:

Экзамены все сдавали! Но Ленина я со школы считал идиотом. Не мог понять, В ЧЁМ состояла его "гениальность". О его кровавых делах я, разумеется, ещё понятия не имел, но то, что крестьяне не получили земли, рабочие заводов, народ -мира, это я понял лет с 15-ти.... Точно также считал идиотизмом мысль о "кухарках, управляющих государством" или о том, что те "кому в 1919 году было 15 лет будут жить при коммунизме".

Galina Stiskin:

Мой папа считался лучшим пропагандистом завода. Ну понятно, бывший военный политработник, начальник юридического отдела. Как-то раз я присутствовала на его занятии под названием "Преимущества советской политической системы". Папа это блестяще доказал. Дома я его спросила: "Я если бы тебе пришлось доказывать преимущества капиталистической политической системы?" Папа посмеялся и ответил просто: "Это было бы значительно проще и легче доказать!"

Dmitrii Kouznetsov:

Это забавный феномен. Про США и, вообще, НАТО:
Совкопитек повторяет, что это враги; но если ему удавалось достать шмотку "made in USA", он/она ею дорожил и гордился.
А если съездить в страну НАТО, то очень гордился.
А если там поработать, получить вид на жительство, или даже гражданство страны НАТО - то гораздо ещё.
На основании таких наблюдений, я думаю, что если теперь в любой республике РФ провести честный референдум с вопросом:
"Хотели бы вы, чтобы Ваша республика вышла из состава РФ и стала территорией страны НАТО?"- то большинство проголосует "за".
Потому, что это значит оказаться в цивилизованной стране.
Да ещё вместе со своим домом и шмотками и, может быть, даже работой.
Да ещё получить вид на жительство с перспективой получить гражданство цивилизованной страны.
Да ещё без мороки с оформлением документов.
Да ещё на халяву!
Да кто ж из жителей РФ откажется?

Anya Prigozhina-Kirby:

Вы даже больше правы, чем Вы думаете. Эта раздвоенность сознания продолжает существовать даже у тех, кто сумел уехать на Запад. В Англии, где я сейчас, огромное количество русских, Крымнашистов. Смотрят 1й канал, (включая Скрипаля), обижаются за Пу и вспоминают рай в СССР. Как это понять?

Юрий Ячменев:

Тут понимать ничего не надо. Гнать в шею обратно в неосовок. Пусть хлебают полной ложкой.

Сергей Титов (Минск, 1978-1985):

Когда учился в советской средней школе города Минска, в моём маленьком, только формирующимся мозгу, появилось ощущение атипичной шизофрении. То есть раздвоение личности было не у меня, а в окружающей действительности. В советских фильмах, киножурналах, газетах, книжках нам рассказывали про строителей коммунизма, которые с идейным блеском в глазах самозабвенно создают для нас светлое будущее. Мысли, что нам могут врать в газетах или киножурналах, даже в голову не приходили. Ведь как может говорить не правду этот солидный дядя в строгом костюме и очках в телевизоре, рассказывающий новости, или этот добрый толстяк Бовин в «Международной панораме» обличающий алчную и бездуховную буржуазию? Или пожилые учителя, на полном серьёзе рассказывая нам про пионеров-героев и великие стройки сэсэсэра, разве они могут лгать?

Но со временем начали появляться вопросы: а почему вокруг меня нет этих замечательных, преданных делу, бескорыстных строителей коммунизма? Все окружающие были озабочены какими-то бытовыми, финансовыми вопросами и прочим мещанством. Две действительности, газетно-телевизионная и реально-окружающая, не имели между собой ничего общего. Я видел, что работяги старались стянуть с производства всё, что могли, в быту сплошное бухалово. Школьный комсомольский актив очень далёк от Павки Корчагина, чистые карьеристы, готовы совестью подтереться запросто, да и вообще те, которые гневно клеймят капиталистов в своих трудовых коллективах, готовы друг другу глотки перегрызть за получение своего участка в шесть соток, для так называемой дачи. В нерабочее время всех мало волновали миллионы тонн чугуна, стройки БАМа и Анжелы Дэвис. Все жили как-то очень приземлённо, в погоне за дефицитами продуктовыми и доставанием румынских сервизов «Кобальт», чешских хрустальных люстр и прочих ништяков.

Мой маленький мозг объяснял происходящее тем, что, видимо, я живу в таком месте, на окраине Минска, где каким-то случайным образом собрались люди далёкие от тех, что нам рисуют советские власти.

Когда после восьми лет в школе я поступил в техникум, в который учащиеся съезжались со всего Минска, понял, что это не мой район такой, а такой весь город. Ну а в армии я уже многое понимал, но убедился, что не город мой такой, а такая вся страна.

Liora Gabriel Lurie:

Абсолютно аналогичные мысли были в детстве.

Natallia Iyi:

Помню, мой дядька в море ходил, привёз всяких жвачек, конфет. Я принесла в школу угостить подружек. Училка приказала выбросить в мусорку, именно в ту, которая стояла под ее столом, и сказала, что эти жвачки специально продают советским морякам, чтобы они травили своих детей.

Катя Р.:

Когда я поняла, что не верила родителям. Я выросла в двух разных мирах.

ДОМА папа рассказывал истории из Библии, знакомил нас с Ноем, Авраамом, царями Давидом и Соломоном, с пророками, с сильными женщинами как Руфь, Есфирь, Авигея. Мы вместе молились. Бог был реален, частью моей жизни.

В ШКОЛЕ мы проходили теорию эволюции, которая преподносилась, не как теория, а как факт. Нам рассказывали, что человек произошел от обезьяны и что со смертью все кончается. Трудно припомнить, сколько раз меня вызывали с разных уроков на «допросы», где от трех до пяти взрослых (пионервожатая, завуч, классный руководитель, а то и сам директор) пытались убедить меня, что Бога нет.

ДОМА мама с папой, да и бабушка тоже – рассказывали о своей более чем нелегкой жизни, о голоде, репрессиях, несправедливости, об ужасах коллективизации, о недоступном по бедности образовании (есть было нечего и одежды тоже не было).

В ШКОЛЕ мы читали об освобождении крестьян и рабочих от эксплуатации капитализма, об успешном развитии колхозов, о равных возможностях для всех и о радости, жить в советской стране. В походах мы весело шагали под песню «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!» Ну, конечно, кто из нас в то время знал другие страны?

Я больше верила родителям, чем школе. По крайней мере, мне так казалось. Возможно так и было. Сейчас мне непросто вчувствоваться в ту тихую девочку-отличницу с тоненькими косичками. Как она справлялась с этими противоречащими друг другу сигналами? Как она их сортировала в голове и в сердце? Какие выводы делала?

Помню, что с ЭВОЛЮЦИЕЙ проблемы не возникало: я отчетливо понимала, что этот удивительный, во многом непостижимый, но такой невероятно красивый мир сотнями голосов поет о Творце. Шедевры закаты в степи! Каждый вечер новые тона и краски. Мириады снежинок, липкий аромат первых тополевых листочков, мягкие волны ковыля и жаворонок, висящий на невидимой нитке, рассыпчатой трелью одаривая тюльпаны и овраги – все это не могло появиться случайно.

Если честно, мне просто было легче поверить в любящего Творца, чем в слепой случай. Потом чудесные, школьные годы прошли. Да, они были чудесными! Несмотря ни на что! И я благодарна за эти 10 волшебных лет. Помню, один или два раза мне надоели каникулы – еле дождалась 1 сентября.

Мой выпускной (десятый) класс совпал со сменой власти в стране – у руля встал Горбачев, 1985-86 год. (Да, это был также год Чернобыльской трагедии.)

ГЛАСНОСТЬ и ПЕРЕСТРОЙКА крупным планом вошли в нашу размеренную жизнь. В журналах и газетах появлялись необычные статьи. Особенно я увлеклась журналом «Юность». В этих заметках и рассказах не было знакомых штампов и лозунгов, не было стандартного оптимизма и казенного героизма. Вместо этого я читала о человечности, о потере близких, о верности, о надежде и боли, о гневе, несправедливости и жестокости. Но также о дружбе и поддержке, о жертвенности и внутренней силе простых людей, не сломившихся от системы.

С удивлением я замечала, что эти описания больше походили на то, что рассказывали мама, папа и бабушка, чем то, о чем писали учебники истории. И тогда я поняла, что верила родителям «не веря». Я конечно не сомневалась в том, что они пережили именно то, о чем рассказывали. Ни разу в голову не приходило, чтобы они преувеличивали свои страдания. Но так как все это не соответствовало инфо из школы, то детский ум, похоже, смастерил себе свое толкование – надо же было организовать познаваемое. Высокая, неспортивная девочка с жидкими волосами и кучей книжек в голове, всеми силами старалась содержать в гармонии свое мировоззрение.

Возможно я до этого периода – моментом не назовешь – думала, что судьба моей семьи просто исключение из правила «советского счастья» и всеобщей равности- справедливости? Может быть я допускала, что живя далеко от столицы, мои родные просто «выпали» из поля зрения руководства страны? Что правитель в Кремле не подозревал о том, что позволяет себе руководство на местах? Как-то наивно давала ему, или скорей учебникам истории кредит доверия? Не могу сказать с уверенностью, но я поняла, что какой-то частью себя я не верила тому, что слышала дома. Сама об этом не подозревая…

Но вот я читаю об исковерканных судьбах разных сословий: учителях– кем был мой дед – и ученых, об артистах и писателях, о шахтерах и певцах. О репрессированных врачах, рабочих, о матерях-домохозяйках, о священниках, баптистах, поэтах и солдатах. Читаю о доносах, о ложных обвинениях в контрреволюции, в саботаже, предательстве, воровстве (горсть пшеничных зерен для изголодавшихся детей могла привести мать в тюрьму), в шпионаже... Происходило это по всей огромной стране. Волгоград, Новокузнецк, Омск, Калининград, Ленинград, Камчатка, Уфа, Казань, Орел, Москва и многие другие города и деревушки встречаются в воспоминаниях потомков. Это не могло быть случайностью! Об этом знали в Кремле!

И еще одно ложное убеждение умирает – то, что все это было по НАЦИОНАЛЬНОМУ признаку. Жертв репрессии представлены десятками наций. Среди них цыгане, башкиры, немцы, латыши, чеченцы, греки, эстонцы, евреи, поляки, финны, ингуши, таджики, украинцы, белорусы и даже сами русские! Их не так уж и мало…

Запоем читая эти рассказы, письма и воспоминания мне постепенно открывался размер катастрофы, засосавшей страну, в которой я родилась. И которую мне трудно назвать словом "родина". И я поняла, что в глубине души не верила родным. Я поняла, что реальная история имела очень косвенное отношение к урокам истории. Искажения и прикрасы были канвой, на которой нам презентовали отретушированные события, опуская самые неудобные, интерпретируя другие, разукрашивая третьи. И еще я поняла, что при всей трагичности того, что испытали мои дедушка с бабушкой и родители, им еще «повезло»! Тысячам других пришлось в разы хуже – хотя кто может сравнить горе?

Я пишу эти слова не с целью обвинить или очернить кого-то – виновные давно умерли. Нет, мне важно сказать это, чтоб внести свой личный вклад в то, чтобы ЭТО НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ПОВТОРИЛОСЬ!

Кіт Камишастий:

Помню, в детстве читала советские детские книжки и думала: как так? Честность, благородство, дружба, искренность - все это было, и много, это так красиво, здорово, как я хочу в те времена, зачем все разрушили, почему нам вокруг рассказывают, что СССР ужасен? Потом я росла, и в руки попадали издания 1990-х - разоблачения, воспоминания, документы, автобиографии. И начинала понимать, что вся та красота - это картинка, которой прикрывали все остальное. Потому что иначе советский человек не выжил бы и не позволил делать с собой все те вещи. Само название "советский человек" - жутко. Не украинец, не армянин, не таджик, не русский. Советский человек! С историей с нуля. С религией под названием "коммунизм". Со всеми атрибутами, сводами правил и законов. Я считаю Советский Союз жутким местом из прошлого, которое протянуло свои щупальцы далеко в будущее.



Борьба с религией.

Анна Богатырева (Волгоград, нач.и серед.1980х гг.):

Я не помню, как в СССР ходили в церковь. Знаете почему? Не было действующих церквей ближе чем в 20 км от моего дома в областном, напомню, центре, городе-герое Волгограде. Зато помню антирелигиозные уроки, агитбригады. Именно они впервые рассказали мне о Боге. Помню, как травили в прессе баптистов, был даже рассказ в журнале "Пионер", назывался он "Тихая Люда". Совершенно невежественная писанина, безмозглое описание вещей, о которых пишущий не имел понятия. Но сама история зацепила. Я даже пыталась найти эту женщину, героиню истории, через Интернет, но слишком мало было данных. (Примечание: имеется в виду – найти уже в наше время) Нет, не оставляли нам коммунисты свободы веровать, как мы считаем нужным. Ну, слава Богу, что Бог оставлял. Сами безбожники и рассказывали нам о Нем.

Серафима Красноцветова (г.Киржач, нач.1970х):

Действующие церкви были далеко не в каждом дворе. Даже далеко не в каждом населенном пункте! На их местах виднелись безобразные руины, или же они были обезглавлены и приспособлены для других нужд. В г.Киржаче, к примеру, в начале 70-х была всего одна небольшая кладбищенская церковь на окраине города, куда по праздникам не помещался народ, несмотря на то, что служили две литургии. А в центре возвышались разоренные здания древнего монастыря, а на Селивановой горе - ободранная колокольня Никольского храма, превращенного не то в гараж, не то в склад. В настоящее время это всё восстановлено и является украшением города, а в совдепии и мечтать об этом было нельзя.

Elena Kaatz:

В Ульяновске большевиками было разрушено 32 церкви, и оставили одну церковь и одну мечеть.

Людмила Новикова (Москва, конец 1970х):

Однажды в самом конце 1970-х гг. мы решили отметить Пасху как полагается. Одна моя верующая родственница приехала к нам, сделали куличи, пасху и т.д. А ночью мы с ней пошли в церковь. Остальные члены семьи остались дома. Я была комсомолкой, и в то время иногда дружинники проводили рейды вокруг церквей, вылавливая молодежь. О комсомольцах сообщали по месту работы и потом прорабатывали на собраниях. На старушек не обращали внимание. В конце 1970х эти рейды были реже, но все же случались. Поэтому моя родственница очень боялась за меня. Вокруг церкви - милиция, дружинники. И она мне все время шептала в ухо:"Надвинь платок пониже, голову нагни, от меня ни на шаг". Хотела, чтобы я была на старушку похожа. А мне было ужасно интересно, и я чувствовала себя немножко как подпольщица. Тогда все прошло благополучно. Вообще же на религиозные праздники обычно показывали хорошие фильмы по телевизору, чтобы отвлечь молодежь от церкви.

Мария Савельева (1987):

Эти рейды были постоянными. Мы патрулировали церковь.

Любава Булгакова (Москва, 1982):

В 1982 году в Москве меня не пускали с бабушкой на крестный ход дружинники. Стояли вокруг Храма и не пускали.

Андрей Яковлевич Клыков (Переделкино, нач. 1980х):

Кстати, очень хорошо помню, как у нас - совсем молодых ещё людей, милиция на входе в церковный двор проверяла нательные кресты: кто без креста, того не пускала. А если кто уже до такого падения дошёл, как крест надеть, на тех махали рукой: катитесь под откос мракобесия – конченые:)
В в этот день большевики, прекрасно понимая свою тоскливую непривлекательность, устраивали ночные киносеансы, и на каменных столбах церковной ограды плакаты зазывали на голливудские и французские фильмы: весь мир сплачивался против Христа. Начало 80-х Переделкино - проверка крестов на входе. Буржуазное 😊 кино в Святую ночь - повсеместно.

Людмила Новикова (Москва, 1970е-1980е):

Насчет буржуазного кино не помню точно, но что лучшие фильмы ставили везде - это тоже подтверждаю.

Dmitry Karpinsky (Подмосковье, воинская часть, нач.1980х):

А у нас в части в день Пасхи устраивали кросс для всех, включая офицеров, чтобы не были в состоянии ни выпить, ни закусить.

Алёна Недоступ (Крым, 1980 г.):

Вспомнилось... 1980-й год...Возвращаемся из школы с подружками. На классном часе классная вызвала вперед Костю и битый час ругала его за то, что он ходил с мамой в церковь святить пасху в прошлом году. Естественно, строго-настрого запретила нам покупать эти куличи в магазине (зачем их столько завозили именно в эти дни?!). Итак, бредём мимо магазинов, и вдруг из хлебного магазина выходит наша классная со своей подругой-учительницей, улыбается нам и говорит: "Забыли пасхи купить". Занавес…

Серафима Красноцветова (город во Владимирской обл., конец 1960х-нач.1970х):

Заградительные кордоны из ментов, комсомольцев и дружинников вокруг церквей в пасхальную ночь. Принудительный вывод из церкви подростков, пришедших с родственниками, отправка в "детскую комнату милиции". Кордоны видела сама и протискивалась сквозь них, прижавшись к родителям (я была "попова дочка", так и дразнили). Как лютовали стражи порядка, сама не видела, т.к.старалась не высовываться. Но у меня хранится оригинал письма одной прихожанки, чью внучку они выставили из церкви при помощи милиции. Письмо от 10 апреля 1966 года. Пожилая женщина пишет моей маме: "Дорогая Галина Петровна, хочется поделиться с Вами накипевшей на душе горечью. Вчера около 11 час.вечера Галя и ее подруга привели меня в церковь, довели до места и отошли полюбоваться освящаемыми батюшкой перед заутреней куличами. К ним подошла бригада с красными повязками (бригада по борьбе с религиозностью, как мне объяснила девушка), и стала требовать, чтоб они, "бессовестные", покинули храм, что это место для старух. Они стыдились идти с ними "как арестованные" и не пошли, тогда они прислали милиционера, который предложил им "следовать за ним в детскую комнату", им пришлось следовать за ним. В час ночи они прибежали опухшие от слёз ко мне в церковь и стали шептать о том, что их как арестованных "несознательных" увели и посадили в деткомнату. Вдруг подходят 3 "бригадмила" и стали требовать, чтоб они покинули храм - "пора быть сознательными". Они показали на меня, говоря, что пришли за бабушкой с больными ногами. Тогда они подошли ко мне и сказали, чтоб я шла и девочек увела из церкви. Это был 2-й час ночи, я вынуждена была уйти, стоявшие близко гр-не начали возмущаться, что они всем матерям, пришедшим с подростками, истрепали нервы, а перед их, т.е.Галиным приходом эта "бригада" истрепали нервы при мне одной несчастной женщине, пришедшей из деревни с 10-летней девочкой, сначала требовали ее ухода из церкви ”бригадмилы”, все женщины вступились за девочку, тогда те привели милиционера, но и это не помогло. Говорят, много подростков они вывели из храма. Это, конечно, истрепало всем нервы и испортило молитвенное настроение. Внучка самолюбивая и дома поплакала, я ночь не спала, и она плохо очень спала и во сне всё всхлипывала. Вот какой метод воспитания - вернее, "перевоспитания", придумала комсомольская организация - разве это верно?.......Любящая Вас, В.В.З."

Ася Кулагина (Новосибирск, середина и конец 1970х):

В Новосибирске знала два храма, и никто, кроме внутренних бабок, не был против того, чтобы туда заходили. Если бы в школе узнали, что кто-то ходит на службы, то определенно подняли бы на смех, но дети это всегда делают, смеются друг над другом. У нас учились дети из семьи баптистов, мальчик в нашем классе. Дразнились и потешались над тем, что ему не разрешают вступать в пионеры. Он чувствовал себя неловко. Но против родителей не попрешь. Каких-то санкций со стороны учителей не было.

Балу Балу (Москва, конец 1970х-нач.1980х):

Группа студентов журфака на Пасху попёрлась во Владимирский собор "на посмотреть". А там тройное оцепление. Менты, чекисты и кто-то ещё. Начали скандалить, всех замели. По итогам ректорат получил 25 телег из милиции. Слава Богу никого не выгнали.

Серафима Красноцветова (Загорск, 1947 и позже):

Хочу поделиться отрывком из воспоминаний моей мамы, Ермолаевой Галины Петровны, об отношении в учебных заведениях СССР к молодежи из верующих семей. 
"В 1947 г. я окончила семилетку и поступила в техникум игрушки, ради Лавры (находится напротив). Перед занятиями успевала отстоять в Лавре Литургию, в Великий пост - даже Преждеосвященную. Бабушка жила с нами, постоянно читала нам что-то духовное: святителей Игнатия, Феофана. С ней всегда можно было посоветоваться, разрешить сомнения, недоумения. Она имела на нас очень большое влияние и воспитала глубоко, сознательно верующими. В то время опять усилилось гонение на Церковь, снова отправляли в ссылку священников. В техникуме начали вести антирелигиозную пропаганду. Классная руководительница клеветала на Лавру, на монахов, на верующих. Однажды я не выдержала, встала и сказала:"А если я хожу в церковь по убеждению?" Наступила тишина, я вышла из класса. Но после этого меня стали травить на уроках, особенно учитель по литературе надо мной издевался, на каждом уроке только обо мне и говорил: что я на двух стульях сижу, сравнивал с Иудушкой Головлевым и прочее. В техникуме я, конечно, держалась, а домой приходила в слезах. Бабушка меня утешала и говорила: "Кто исповедует Господа перед людьми, того Он исповедует перед Ангелами"(Мф.10,32). Однажды, после очередных издевательств, почти в отчаянии побежала в Лавру, вхожу в храм и слышу, дьякон возглашает: "Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся?" И сразу так легко стало на душе, вся скорбь растаяла. Потом всё как-то само собой улеглось. На нашем курсе было четверо верующих. Нас так и звали: Боговы девчонки. Из нас вышло три матушки - жены священников и одна монахиня".

Мария Каменяка (Владимирская обл., 1969):

Весной 1969 года нас должны были принимать в пионеры. Одноклассники зубрили "Торжественное обещание юного пионера" и покупали красные галстуки, а я с тревогой ожидала очередной воспитательной проработки. Все знали, что я "отсталый элемент", дочь священника и хожу в церковь - полный позор, в общем. Внутреннее напряжение росло по мере приближения назначенной даты, и мне уже с большим трудом удавалось казаться спокойной.
Однажды после уроков меня задержала классный руководитель.

- Мне надо с тобой серьезно поговорить,- начала она.- Вот, ты ходишь в церковь.Туда ведь ходят одни старухи. (Между прочим, в эту церковь ходил тогда вернувшийся из ссылки духовный писатель С.И.Фудель). И как же мы будем принимать тебя в пионеры? Ведь пионер...(последовало пространное описание морального облика непримиримого к религиозным предрассудкам юного строителя коммунизма).

- Значит, я не буду пионеркой, - отвечала я, сдерживая нервную дрожь: тогда это были крамольные слова.

Наступило гнетущее молчание.

- Кем же ты будешь, монашкой? - спросила учительница, уязвленная, видимо, столь легким отказом от высокой чести вступления в ряды борцов за "светлое будущее".

- Нет, художницей. (Я в самом деле неплохо рисовала и являлась бессменным оформителем классной стенгазеты).

- Храмы будешь рисовать? - не сдавалась учительница. Почему-то ей во что бы то ни стало хотелось найти даже в таком невинном детском желании идейную подоплеку.

- Художники не только храмы рисуют.

- Скажи, тебя родители заставляют в церковь ходить? (Ну вот, теперь предлагают "сдать" родителей. Сейчас!)

- Нет, мне самой нравится.

Разговор был окончен. Больше меня по этому поводу не тревожили. А вот мою ближайшую подругу вызывали в учительскую, где было "много народу", и после общих рассуждений о церкви и о том, что надо держаться от меня подальше, пионервожатая сказала ей:

- Ты с ней не дружи! Она - отрезанный ломоть!

Elena Kaatz (Город Ульяновск, 1985 или 1986):

Аналогичная история произошла со мною. В пионеры я ещё не соображала, но в комсомол я отказывалась вступать и так не вступила! Как сейчас помню: я и напротив меня сидели трое: директор, зам и их подруга учительница ...

- Карпова! Как тебе не стыдно, все твои сверстники уже комсомольцы. А ты - дочь учительницы и одна на всю школу, позор, не вступаешь в комсомол ? - Я была очень молчаливый человек, мне часто затыкали рот, но если пробивало высказать, так все боялись. Я отвечала, что я не верю в коммунизм и не собираюсь вступать в комсомол. Те трое были в шоке. На вопрос почему, отвечала им:

- А я в Бога верю! И мне не понятно: почему, если я вступаю против моей воли, я обязана буду платить взнос денег не понятно на что? Я не зарабатываю, и мои родители не обязаны платить вам за какой-то комсомол. Лучше я деньги в церковь принесу или помогу нуждающемуся, но не вам. - Те начали меня запугивать КГБ и НКВД, мне было смешно. Совсем не страшно. Сказала:

- А я возьму и заболею, и лягу в больницу, вы что, меня искать будете и больную заставлять вступить в ваш коммунизм? Да вы понимаете, он не сегодня завтра рухнет? Его не будет.

Те смутились. Они знали меня с первого класса. Отпустили меня они. Я носилась по всей школе: искала больных, простудных, если находила – просила: чихни или кашляй на меня... В итоге меня положили в больницу, и вскоре по ТВ в больнице показали танки в Москве, начало перестройки. Школа вздохнула, когда я перешла в 9 класс уже в другую школу, так как мы переехали

Любава Булгакова (Москва, 1975):

У меня в школе были "Уроки атеизма"! Вела сама директриса. Запомнилось очень, как она говорила, что если кто-нибудь из нас увидит, что какой-то знакомый ребенок ходит в церковь, надо обязательно сказать ей! (то есть настучать!) После этого я сама пошла в церковь из любопытства, посмотреть что же там такого страшного. До этого ни разу не была. Увидела, что там одни старушки и ничего интересного нет, еще душно и запах не понятный. В общем не понравилось, я не поняла даже, зачем какой-то ребенок туда пойдет, ни одного ребенка там не было.

Ija Gebert (Таджикистан, г. Калининабад, 1972-1973):

Наша классная руководительница, ссыльная немка, как и большая часть класса, настраивала нас, трехклашек, против сестер близнецов баптисток. Наверное, это было перед приемом в пионеры. Деталей уже не помню, я тогда вступила без проблем, однако к сестрам относилась из солидарности сочувственно.

Мария Каменяка (городок Владимирской обл., сер.1960х):

Это случай из моего детства. Ничего особенного, но хорошо иллюстрирует достигнутые успехи партии и правительства в атеистическом воспитании советских "масс".

Итак, середина 60-х годов ХХ-го века. Небольшой провинциальный городок Владимирской области. Повсюду на крышах и стенах домов гигантские фанерные щиты и полотнища с надписями белым по красному, провозглашающие славу КПСС и очередному съезду. Жаркий, душный летний день. Прохожих на улице почти нет. В маленьком магазине канцтоваров продавщица изнывает от скуки.

Отворяется дверь, несмело входит девочка лет семи. А...Это попова дочка. Опиум и отсталость. Мракобесие. Наверное, к школе понадобилось что-то. Неприязненным взглядом женщина следит за маленькой покупательницей. Неосознанное мстительное чувство шевелится где-то на дне души. Ничего, недолго вам осталось. Тов.Хрущев обещал по телеку показать последнего попа...

Девочка между тем с увлечением рассматривает выставленные в витрине альбомы для рисования. У них замечательно красивые обложки-иллюстрации к сказкам А.С.Пушкина. Равнодушно и отрешенно наблюдает за ней продавщица. Вдруг некая внезапно возникшая идея оживляет хищным блеском ее полусонные глаза.
Ничего не замечая, первоклашка любуется картинками. Год учебы в школе уже выработал у нее навык существования как-бы в двух параллельных мирах. Мир семьи, где покой и тишина, иконы, утренние и вечерние молитвы, православные праздники. Мир ненавистной школы, где портреты "вождей", оглушительный ор на переменах, дразнящиеся мальчишки, девочки, показывающие пальцами:"А у нее отец-поп!"

Как ни грустно, скоро опять туда, 1-е сентября не за горами. Отгоняя невеселые думы, девочка продолжает разглядывать альбомы, а продавщица терпеливо ожидает своего часа. Выслушав, наконец, робкую просьбу, она берет стопку альбомов левой рукой, а правой, быстро перебрав, выдергивает из середины тот самый, "нужный". На девочку глядит безобразное, карикатурное изображение-иллюстрация идейно подкованного художника к "Сказке о попе и его работнике Балде". Пропастью разверзается у ног оторопевшего ребенка вся глубина и непримиримость противостояния двух миров. Всегда и везде, в большом и малом. От неожиданности удара, нахлынувших мыслей, горечи незаслуженной обиды девочка (тихий, воспитанный домашний ребенок), не находит ни слов, ни сил, чтобы протестовать или вымолвить что-либо в свою защиту. Безропотно взяв покупку и заплатив, с чувством подавленности и унижения выходит из магазина. Померк в глазах сияющий день, непривычная тяжесть легла на детскую душу. Продавщица могла торжествовать - она отомстила. Только кому и за что?

Елена Юккина:

На месте этой продавщицы я могу представить не один десяток встретившихся мне в жизни женщин. И для их агрессивности не обязательно быть дочкой попа, достаточно быть девочкой, за которую никто не заступится. Они настолько злы, что для меня загадка, из какой тьмы сделаны их души? Быть ребёнком в союзе было ненавистно бесправием.

Карз Драйв (Москва, вторая пол.1970х-нач.1980х):

Боюсь, Вы закидайте меня тухлыми яйцами, но признаюсь сразу: я никогда не был религиозным. Однако мне есть что рассказать на тему об отношении к религии в СССР.

Во 2-й половине 1970-х - в начале 1980-х я был студентом 2-го Московского мединститута и вел дискотеки в своем общежитии. Какой ценой удавалось достигнуть более или менее приемлимого технического обеспечения этих "мероприятий" - особая песня. А пока речь о другом.

Вообще-то, дискотеки обязаны были заканчиваться в 23 часа, и за этим следили довольно строго. Ну, максимум минут на тридцать удавалось иногда задержать окончание. Но два раза в году дискотеки продолжались всю ночь до утра. Об одной ночи читатели уже, наверное, догадались: конечно, новогодняя. А вторая дискотечная ночь была - пасхальная.

Дискотеки в пасхальную ночь во всех четырех корпусах нашего общежития на улице Волгина (номера домов, если не ошибаюсь, были от 37 по 41 включительно)  не то что разрешались, а предписывались партийной и комсомольской организациями института. С целью создать конкуренцию сами понимаете какому мероприятию и отвлечь молодежь от его посещения.

Так вот, во время одной такой дискотеки в момент наступления полуночи я сказал в микрофон: "Московское время ноль часов" и тут же врубил торжественные аккорды из знаменитой рок-оперы: "Jesus Christ, Jesus Christ, Who are you, what have you sacrificed?.."

Причем, это был отрывок, где эти аккорды шли без слов, в оркестровом исполнении. Но из толпы танцующих вдруг выскочил молодой человек в очках и строго крикнул мне в ухо, заглушая музыку: "А вот этого не надо! Немедленно прекратить!" Я это дело предвидел, поэтому послушно прервал и врубил песню Boney M. на слова известного псалма: "By the rivers of Babylon, there we sat down /Ye-eah we wept, when we remembered Zion".

Комсомолец удовлетворенно кивнул и ушел в зал танцевать.

Виктор Иокиранта (Пермская обл.):

В нашем уральском городе было до 1917 года 14 действующих церквей, в советское время половина были разрушены, в оставшихся- кинотеатры, тюрьма, спортшкола и база материалов. А городок был тысяч в 30 населения.

Tamara Gettun (Ленинград):

Я родилась в Ленинграде после войны. Все моё раннее детство мы детьми бегали играть в церковь Спаса на Крови, что на канале Грибоедова. Там был склад старой тары, и ещё люди пользовались как общественным туалетом, а нам там было интересно играть в прятки. А у нас на даче в церкве красавице был открыт клуб танцев, и молодёжь ходила туда на танцы.

Людмила Новикова (Подмосковье):

А у меня с полуразвалившейся церковью вообще романтическое воспоминание связано. Мы, когда были на картошке, несколько раз ходили туда с девчонками поздно вечером и пели. Страшно было очень, но нас было довольно много. Там внутри, если голову поднять, в темноте свод не виден. И кажется, что голоса уносятся в абсолютно-черную бесконечность, какую-то бархатную. Пели в том числе и "Аве Марию" Шуберта. Уж не знаю, что местные думали.

Влад Касатонов (1989):

Было это в 1989 году. Мне 12 лет. Случилось, что в общем-то и должно было произойти, но никто не думал, что будет именно так. Летом прошлого (1988) года с большим энтузиазмом во всех населенных пунктах тогдашней РСФСР отметили 1000-летие Крещения Руси. Мой дед, Алексей Максимович Касатонов (высланный из Латвии 14 июня 1941 года с женой и тремя детьми 2,5 и 8 лет в Сибирь в Омскую область, после амнистии в 1953 года дальше в Красноярский край как служивший в чине ротмистра 11-го Рижского Драгунского полка, в отставке по ранению в 1916 году, и как настоятель Рижского Храма Св.Князя Александра Невского отец Сергий), ему было уже 106 лет, перекрестился и сказал: ”Слава те Господи, они Тебя узрели!”- и спел ”Боже, Царя Храни!”

А в 1989-ом году кто-то в душевой после урока физкультуры увидел у меня нательный крестик, меня сам дед крестил в 1,5 годовалом возрасте, и сообщил кому-то. В общем, директор школы был консерватором (я потом просто попросил Боженьку дать ему здравия, а он почему-то оказался в инвалидной коляске, сам лично видел, когда приезжал уже на каникулы из Питера в конце 1990-ых) и велел поставить меня в круг позора, у нас в школе практиковалось такое. На общешкольной линейке в спортзале кто-то чертил мелом круг диаметром в 1 метр, и в него ставили очередного правонарушителя, а директор и завуч отчитывали нарушителя по полной. Меня же обвинили в идолопоклонстве и в лицемерии. Тут же пионервожатая сняла с меня галстук и плюнула в лицо, ей 18, а мне 12 лет. Но это я пережил, дедушка помог, а вот исключение из школы никак. Я бился в истерике: ,,Не пойду больше в эту дурацкую школу!"

Это было за неделю до исключения. По успеваемости я не был на высоте, но и в отстающих не числился. Просто никого не копировал и никому не подражал. В ответ на исключение, в ответ на их обвинения, сказал: ”Я никогда не был внуком Ильича (Примечание: пионеров называли внуками Ильича, т.е. Владимира Ильича Ленина), я всегда был внуком моего дедушки Алексея Максимовича Касатонова”.

Через месяц я уже учился в другой школе, но там было проще. Директор ни слова о пионерском галстуке не сказала, а в 1992-ом году директора и завуча той школы вынудили уйти на пенсию, а пионервожатая стала девочкой по вызову, так как в жизни ничего делать не умела или не хотела. Ну это уже другая история.

Dace Saulite:

Из жизни. Рассказала мне это францисканская сестра Перпетуя. Она была дочерю директора школы, убежденного комуниста и атеиста. Ему очень нравилось на школьной линейке вытащить перед всей школой детей адвентистов и католиков, которые посещали церковь, а адвентисты по субботам даже школу не посещали. Ей было жаль бедных детей, над которыми издевался её отец, но она и удивлялась их непоколебимости. В деревне ей пойти в церковь - это было невозможно, но, когда она поступила в университет и переехала в Ригу, она первым делом пошла в церковь.

Elena Sel:

У меня был знакомый баптист из Украины. Когда он учился, были 1970-е, и руководство школы мучилось: отличник и баптист! Вроде надо проработать, но учится хорошо. Директор школы постоянно вызывал его на беседы, но сделать ничего не мог.

Фаниль Гафурович Ульданов:

Мне первая училка со второго класса повесила ярлык: этот пойдёт в тюрьму. И запрещала одноклассникам играть со мной, заслуженный педагог.



Октябрята, пионеры.

Сергей Л. (Москва, 1973):

В первом классе всех советских детей принимали в октябрята. Я, разумеется, тоже не избежал этой участи и получил звёздочку с портретом юного ̶Л̶е̶н̶а̶р̶д̶о̶ ̶д̶и̶ ̶К̶а̶п̶р̶и̶о̶ Володи Ульянова. Помню, как был горд этим, даже всё воскресенье проходил в школьной форме, чтобы все видели мою звёздочку. А потом у значка отломалась булавка, и я пришёл в школу без звёздочки. Меня чуть ли не сразу отловила пионервожатая и стала… нет, не просто упрекать, а метать громы и молнии: "Как ты посмел прийти в школу без звёздочки?! Ты знаешь, КТО на ней изображён? Какой же ты октябрёнок?!" и т.д. и т.п. А я чувствовал себя парией, отщепенцем, предателем и вообще преступником… До сих пор в холодный пот бросает, как вспоминаю.

Анна Богатырева (Волгоград, все 1980-е):

Ооо! Кошмар детства - забыть звездочку, а потом и галстук! В такие дни я подбегала к классному руководителю и говорила: "А можно я сегодня без галстука?" Это была мудрая женщина, она не ругала меня. А этот жуткий узел! "Кто завязывает галстук "восьмеркой", тот предатель". А выскакиваешь из дома в последнюю минуту, а "бомбочка" не получается, в отчаянии запихиваешь галстук в карман, чтобы подружки завязали перед уроком... Кстати, в первый день своего пионерства хотела идти к бабушке без пальто, чтобы она сразу заметила. На счастье мама сообразила, что значок можно приколоть прямо на пальто, а галстук высунуть в дырочку между пуговиц, вроде он случайно высунулся. И я никак не могла понять, с кем я должна бороться, как завещал великий Ленин. Кто в счастливом 1983-ем еще не понял, что бороться с нами, юными коммуняками, бесполезно. Вот жить бы мне в боевые двадцатые... Ой, как жалко меня и всех нас!

Людмила Новикова (Ульяновск, 1941):

У меня мама в войну девочкой 12 лет при отъезде в эвакуацию в Ульяновск забыла в Москве галстук. Пошла в местную школу, там на нее учительница так кричала (пионеры умирают за галстук, рискуя жизнью спасают его при оккупации, а ты...), что мама совсем отказалась ходить в школу. Позже ее приходили, звали, но все равно не пошла. Она была отличница, и бабушка одобрила ее отказ: год пропустишь, потом наверстаешь.

Masha Gracheva (Ленинград, нач.1980-х):

У меня раз во время физкультуры украли из ранца галстук и все учебники. Я шла домой и навзрыд рыдала на всю улицу... о галстуке! Который можно было пойти и купить! А учебники нет. (Потом мучилась весь учебный год без основных учебников. Это был сентябрь. Лишних в библиотеке не было).

Alex A. Pjams (Москва, 1972 и позже):

Двоемыслие. 1972 год. Я второклассник. Моя бабушка специалист по письмам Ленина. Находила их в архивах, классифицировала и все такое. Про неё и в газетах писали... К ВИЛу относилась с большим почтением и однажды рассказала мне, как он тяжело умирал и как продолжал работать с парализованной левой рукой и больным мозгом.
А я возьми да и расскажи это на октябрятском собрании. Ой что началось... Родителей вызвали, промывали им мозги. Мне после этого тоже промыли, ну и бабушке. А она не сразу поняла, в чем беда, ведь в её молодости это не скрывалось, и в тогдашнем её окружении такие знания были нормальными. А оказалось, что октябрятам 70-х о болезнях вождя знать нельзя.
С тех пор я никогда не участвовал в общественных делах октябрят, пионеров, комсомольцев. Для обязательной общественной нагрузки я был бессменным "членом редколлегии". Рисовать не умел, но у меня от родителей был запас плакатных перьев и туши. Однажды .... но это другая история.
1975 (или 1976?) За каким то чёртом школьников повели на международную выставку "Тара и упаковка" в Сокольники. По дороге училка рассказывала страшилки про разбрасывание "жувачки" проклятыми буржуями и давку несознательных детей.
С выставки я приволок красивый цветной каталог немецкой фирмы. Яркий. Кто помнит советскую серость, тот поймет, почему этот каталог с упаковочными машинами я часами разглядывал.
Однажды в лупу рассмотрел цены на продукты на фото супермаркета в этом каталоге. Соотнёс их с курсом марки ФРГ из газеты Известия.
Цена на плавленный сырок оказалась такой же как у нас. Задумался об "ужасном положении немецкого пролетариата".
Обсуждать уже ни с кем не стал. Был пионером!
Думаю, на выставку нас притащили как и половину детей Москвы ради каких-то Внешторговских интересов. Типа купить хотели какой-нибудь завод подешевле. Утренняя радиопередача "Пионерская зорька" задорно верещала о миллионе пудов каких-то казахских пионеров. Какие пуды? Почему пуды? Чувствовался подвох.
В старших классах попалась мне речь Сталина 1927 года, где он говорит о водке как о первейшем средстве поправления советских финансов. Задумался о вреде алкоголя.

Анна Богатырева (Волгоград, нач.1980х):

Знаете, а мне запомнилось, что левой рукой он как раз учился писать, а парализована была правая. Хотела найти детский рассказ, в котором я об этом читала, но не смогла, зато нашла подтверждение, что именно правая рука была парализована. Но не в этом суть, а в том, что нам, октябрятам восьмидесятых, было позволено знать, что Ленин до самой смерти учился писать левой рукой.

Alex A. Pjams:

Да, погуглил, я и правда спутал левую с правой. Но ведь так Ленина еще жальче. Отношение к руке Ленина зависело от мозгов учителей. У меня училка избивала детей резиновым удлинителем, мозгов у нее было немного. Людмила Петровна Моисеева. Вспомнил.

Георгий Васильев:

Помню, как в 1972-м, когда мне было 10 лет, смотрел вместе с бабушкой телерепортаж о том, как Лёнька в торжественной обстановке встречал Фиделя в правительственном аэропорту Внуково-2, по-братски с ним целуясь. И вот в мою голову внезапно вкралась крамольная мысль, от которой мне самому стало страшно. Репортаж закончился, и только через несколько часов я осмелился признаться бабушке о посещении меня этой мыслью. Я сказал ей: "Бабушка, послушай! Я тут вдруг подумал, что Брежнев дурак". На что последовал бабушкин ответ, произнесенный шёпотом: "Ты что! Никогда, нигде и никому об этом не говори". (Примечание: Ленька – Л.И.Брежнев, Фидель – Фидель Кастро, лидер Кубы)

Виктор Иокиранта (Пермская обл., сер. 1960х):

Я в пионеры с желанием шёл, конечно. Видимо потому, что считалось - быть не пионером может совсем уж нехороший мальчик, недостойный всего и вся. Вскоре я научился прятать галстук под шарф (зимой), или аккуратно складывать и класть в портфель. Гладил его сам, шелковый вначале иногда подпаливался утюгом, но можно было его купить - сдав, к примеру, бутылки. Ситцевые галстуки мялись сильнее, поэтому я их носил мало. Шёлковый галстук стоил 70 коп в 1960-е, но несколько лет назад я нашёл дома галстук с этикеткой - вдвое дороже.

Карз Драйв (город в Туркмении, нач.1960-х):

Да, ситцевые галстуки и мялись сильнее, и цвет у них был не ахти какой. Их носили только дети из крайне необеспеченных семей, вынужденных экономить каждую копейку.

Виктор Иокиранта (Пермская обл., сер.1960х):

Эта постоянная бедность вынуждала пионеров искать способы добычи денег, и обычно их находили. Кто отнимал у младших, кто сдавал бутылки, кто подворовывал. Были даже квалифицированные способы. Например, мы мудрили с автоматами по продаже открыток, я научился подделке билетов в кинотеатры, но, кажется, не продавал, хотя мог бы.

Карз Драйв (город в Туркмении, нач.1960х):

Ой, какая у Вас была сложная жизнь! А я первый и последний раз украл в возрасте 6 лет, в детском саду.

Инна Холодцова (Москва, сер.1980х):

Очень странно, мы в середине 1980-х уже галстуки в 7 классе не носили. Пионервожатая нас ругала. Идём, например, вдвоём, вдруг - вожатая Марина идёт. У кого оказывался вдруг галстук - накидывали на двоих (детская хитрость такая была...) А Марина делала вид, что не замечает.

Timosha La (Ленинград, сер.1980х):

Да, помню это время. Я и еще двое моих друзей первые перестали ходить в школу в галстуках. Влетело от математички, она орала что-то про жертвенность и партию. Но казалось, что коммунизм скурвился.

Карз Драйв (город в Туркмении, 1960е):

Я спокойно, без комплексов проносил галстук до достижения комсомольского возраста. Когда весь мой 7-й класс (кроме меня одного) вступил в комсомол, я вместе со всеми тоже перестал носить галстук. Но помню, что многие перестали носить его в самом начале 7-го, и что у них были трения с учителями.

Александр Черников (Алма-Ата, Каз.ССР, 1980е):

Мои одноклассники сожгли свои галстуки за школой.



Комсомол.

Анна Богатырева (Волгоград, 1988-1989):

Исповедь комсомольского вожака. Расскажу вам, друзья, о комсомоле. На дворе 1988-1989 год. Время перемен. Социализм с человеческим лицом. Это самое лицо пытаюсь приделать комсомолу. 
Я - председатель "предкомиссии". Это такие три человека из старшеклассников, которые проводят предварительный отбор кандидатов в комсомол. Если предварительная комиссия одобряет кандидатуру, то она предстаёт перед общешкольным комитетом. 

Я очень хотела быть честной комсомолкой и не принимать в наши ряды заведомых врагов. А тут как раз школе выпала честь стоять на Посту №1 у вечного огня. В связи с этим участников освобождали от уроков на две недели. Но на удивление не одно это было мотивом. Всё-таки хотелось и отдать дань памяти погибшим. Но вот загвоздка - на Посту могли стоять только комсомольцы или пионеры. Вышедшим из пионерского возраста Пост не полагался. Это вызвало горячее желание многих "поступить" в комсомол. При этом на вопрос "Почему ты хочешь вступить в комсомол?" ни в коем случае не полагалось говорить, что из-за поста или из-за хорошего института или техникума. В заявлениях писали - только за Родину. Я вообще писала, как Зоя Космодемьянская, что отдала бы за родину жизнь. Это было моё убеждение.

И вот идет череда девяти-десятиклассников, которые не вступили вовремя. К ним - особое отношение. Я как председатель начинаю: 

- Почему ты хочешь вступить в ВЛКСМ? 

- Ура! Ура! Ура! (Некоторые формулировали, некоторые не могли).

- Ну давай посмотрим, что у тебя там в заявлении. Так... вот ты пишешь, что хочешь строить коммунизм. А что это такое? Что ты будешь строить? 

- Ммммм.... Ээээ.... 

- Ну вот какой основной принцип коммунизма?

  (Некоторые знали, тем, кто не знал, я объясняла: от каждого по способностям, каждому - по потребностям).

- А как это - по потребностям? Вот на тебе сейчас сколько рубашек? 

- Одна. 

- А брюки? 

- Одни. 

- Ты двое наденешь сразу? 

- Нет. 

- Ну так вот, ты подписываешься на то, что согласен иметь одни брюки и одну рубашку. Будешь строить коммунизм? 

- Буду. 

Я до сих пор не знаю, почему со мной никто не спорил. То ли терпеливо ждали, пока кончится...эээ... троллинг, то ли не понимали, о чем я говорю, то ли не могли поверить, что коммунизм - это не очень хорошо. Это я еще не упоминала про расстрелы и ГУЛАГи. Один мальчик сказал, что хочет вступить в комсомол, чтобы стоять на Посту. Такое заявление чуть не стоило ему этого самого комсомола. Эх, как возмущались наши партийные бонзы из девятого класса...Кажется, мне удалось его протолкнуть одним своим голосом на комитете. Он ведь был честен, а я думала, что комсомольцы - это честные ребята. Я потому и троллила тех, кто врал, что согласен на одну рубашку... Я не соображала тогда, что троллить нужно было не из "кресла" председателя, а так, по-простому, на перемене...

Людмила Новикова (Москва, конец 1970-х):

У меня есть ответ с другой стороны, почему никто не спорил с Вами. У нас в школе была завуч (в сталинские годы была пионервожатой, мы ее звали " неистовая Зоя"). Прием в комсомол был скучной рутиной: никто не верил в коммунизм, принимающие тоже не верили, но комсомол был нужен для института. Поэтому обычно 2-3 стандартных вопроса, такие же стандартные ответы и все. Но когда присутствовала Зоя, все было иначе. Она задавала какие-то совершенно неожиданные вопросы, пыталась выяснить, насколько искренне мы вступаем, иногда отказывала в приеме. И это всегда было мучением. Мы же не могли ей сказать, почему на самом деле вступаем, и угадать, какой ответ ей нужен, тоже было трудно. В общем ненавидели мы ужасно эти приемы в ее присутствии. Мало того, что приходится вступать, так еще и чего-то искреннее заставляют изображать.

Анна Богатырева:

Я тоже так думаю. Не совсем точно выразилась, что до сих пор не знаю. Знаю, почему не спорило большинство, но не понимаю, почему никто. Ведь конец восьмидесятых - это было как раз время споров. Да ведь и я спорила с самой системой, задавая такие вопросы. Это же были крамольные вопросы, и я знала на них правильные ответы. Очень хотелось нащупать путь, которым можно было бы придать комсомолу человеческое лицо. Быстро поняла, что это системная ошибка. Лица не будет.

Dmitry Karpinsky:

Забавно! Я за всё свою жизнь в СССР не встретил НИ ОДНОГО убеждённого коммуниста (пионЭра, комсомольца)... Только сейчас в комментах обнаруживаю таких.... это, как сейчас выражаются, - разрыв шаблона.

Анна Богатырева:

Это часто зависит от того, каков ты сам. Вы не верили, и вокруг вас были те, кто не верит. А я верила и думала, что все вокруг верят. Думаю, на самом деле это был религиозный вакуум.

Dmitrii Kouznetsov (Москва, 1982):

Насчёт "не полагалось говорить, что из-за поста или из-за хорошего института". Перед тем, как поступить на обучение в МГУ, я год там работал. Препаратором, а потом лаборантом. Зарплата меньше доллара в месяц. Монтировал вакуумные системы, заливал азот в дьюары и криостаты, помогал отцифровывать регистрограммы. Посещал комсомольские собрания. Отрабатывал барщину.

Комсомольский Вожак отметил, что я делаю это без удовольствия. И даже ругаю начальников-ворюг, чьи хищения затыкаются "коммунистическим трудом". То есть барщиной. Он спросил, зачем я вступил в комсомол. Я объяснил, что за тем, чтобы меня приняли на обучение, потому что мне сказали, что не комсомольца примут, только если он вундеркинд.

Вожак взвился и сказал, что он даст моему заявлению ход и выгонит меня из комсомола, и что это для "поступления" даже ещё хуже, чем если бы я в комсомоле никогда не состоял.

Я перепугался, пошёл ва-банк:

- Этим Вы признаете, что при поступлении в ВУЗ важны не столько знания, сколько членство в ВЛКСМ.

- Ну и что?

- После этого Вы не сможете говорить, что сообщения о такой практике являются клеветой на советский общественный и политический строй.

- Мдя.. (Вожак медленно осознает, "какую оценку Бибиси дадут подобному факту")... Ну ладно, будем против тебя бороться идеологически.

И не настучал. Побоялся. Потому что его бы тоже за такой донос и огласку по головке не погладили.

Артур Москвин:

В начале 1989-го я уже вышел из комсомола. Кстати, вполне искренне считал себя в то время марксистом и социал-демократом. Типа меньшевиком :-)  Нет, я не по возрасту вышел. Мне тогда 18 было.

Анна Богатырева:

Ещё немного, и я бы так и сделала. Я бы не была в том, во что не верю. Но комсомол "вышел" первый.

Dmitry Karpinsky:

Выход из комсомола "по возрасту" я воспринял с огромным облегчением: теперь-то от меня, наконец, отвяжутся с этими сраными собраниями! Сколько себя помню, для меня эта советская лабуда всегда была обузой. В семье о коммунистах всегда говорили с осуждением. Не буду врать, мотивированно я стал отрицать коммунистическую идеологию уже в более зрелом возрасте. В детстве это всё было скорее интуитивно.

Ася Кулагина:

Для подавляющего большинства прием в пионеры-комсомольцы был просто показателем того, что ты дорос до определенного возраста. Типа повзрослел. В пионеры в меньшей степени, потому как детские мозги больше подвержены всякой мути, а к подростковому возрасту многие уже умели думать.

Виктор Иокиранта (Армия, 1974-1975):

Четыре года удавалось уклоняться от комсомола. А в 1974-1975 году в Советской Армии надоели нудные беседы замполитов, смалодушничал. И вступил. Беседы были в виде вопросов: почему не вступаешь? Разве можно тебе доверять оружие и военную технику? Ты против курса партии и правительства? В то время как раз шёл обмен комсомольских билетов во всём СССР.

Julia Cart (1988-1989):

СССР уже трещал по швам. Но в комсомол мои одноклассники ещё вступали по инерции. Я вяло отнекивалась, со мной решила поговорить классная руководительница. Я сказала, что, мол, пока недостойна. Надо расти над собой. Не заслужила высокое звание и т.д. Она пристально посмотрела мне в глаза, прочитала там довольно твердое "Отстань, в гробу я видела этот комсомол!". И отстала.

Elijah Motorny:

Мне досрочно предлагали вступить. Я точно так же отмазывался. Не достоин и вот это все. А потом другая школа, совок - ой, и все.
Так я в комсомоле и не побывал.

Карз Драйв (город Иолотань Туркменской ССР, школа №2, 1972-1973):

О том, как моего брата в комсомол принимали. Может быть, мой младший брат Сергей приврал немного, но он так описывал обстоятельства, при которых был принят в комсомол первый раз. Я при этом не присутствовал, потому что к этому времени уже закончил школу.

Подавать заявление он не собирался, на уговоры не реагировал. Но однажды, когда он был уже в 9 классе, во время торжественного общешкольного вечера по поводу какого-то праздника, перед которым предполагалось принимать в комсомол, завуч школы (он же парторг) Григорий Александрович по прозвищу Безухий (мир праху его! Фамилия его Гордиенко), вызывавший принимаемых на сцену и вручавший им под аплодисменты комсомольские билеты, вдруг назвал нашу фамилию.

Сергей кричит с места: "Я заявления не подавал!"

Завуч отвечает: "Подавал!"

Сергей: "Я недостоин!"

Завуч: "Достоин!"

Сергей: "Я двоечник!"

Завуч: "Ты исправишься!"

Сергей: "У меня четверка по поведению за прошлую четверть!"

Завуч ответил: "Мы в тебя верим, Сережа",- спустился со сцены, подошел к сидящему Сергею и насильно вручил ему комсомольский билет.

Билет Сергей выбросил в тот же день, после окончания школы на комсомольский учет по месту работы не стал. Но в армии ему вступить в комсомол всё же пришлось. Так что его комсомольский стаж сложился из неполных 2-х лет в школе и 2-х с небольшим лет в армии.

P.S. Я тоже смог сопротивляться вступлению в комсомол только 1 год. Хотя мне стыдно было участвовать во всей этой фальшивой показухе, в 8 классе классная руководительница на меня ласково, но настойчиво надавила (мол, тебе в институт поступать), и я сдался. Даже был назначен комсоргом и пробыл им некоторое время, пока не закончил 8-й класс и не перешел в другую школу (прежняя была 8-летней, 9-го и более старших классов в ней не было). Потому что был я, в отличие от Сергея, не двоечником, а совсем даже наоборот, примерным книжным мальчиком. А в новой школе в моем классе были и другие отличники, и чаша сия (быть комсоргом) меня миновала.

Dmitry Karpinsky (Москва, 1972):

Нас принуждали креативно.😀 Запрещали в 14 лет переставать носить пионерские галстуки, если не вступить в комсомол. Без галстука выгоняли с уроков. Всем хотелось поскорее выглядеть взрослыми, а не пионЭрами.😊
Короче, кампания приема в комсомол прошла успешно.😊

Александр Кожевников:

В комсомол приняли. Правда, не помню как.
Даже в Партию предлагали, но вежливо отказался: дело серьёзное, надо подумать... В октябрята и пионеры - не принимали: в первом случае - хулиган, во втором - отсутствовал по болезни.

Андрей Беляев (Москва, 1956):

Мой отец к моим 16 годам заметил, что я никак не в комсомоле и велел не валять дурака и вступать, а то, мол, не поступишь в институт. Я и вступил, а потом даже получил почётную грамоту от Рузаевского райкома ВЛКСМ (1958) и ЦК ВЛКСМ (1966).

Александр Проторчин:

У меня была цель поступить в университет на юрфак с первой попытки. В Советской армии я бы не выжил, даже если бы и не попал в Афганистан. Круглым отличником я не был, блат был, но очень несущественный, так что нужна была «правильная» характеристика. И мне пришлось согласиться стать комсоргом класса (благо, других желающих не было). И тут я столкнулся с необходимостью постоянно врать. Ложь как норма жизни окружала нас на уроках истории, литературы, НВП, на «классных часах», но круче всего – в комсомоле. Вот пример: всем комсомольцам надо было заявить о своей «активной жизненной позиции», заполнив т.н. «Личный комплексный план». Понятно, что за большинство наших комсомольцев делать это приходилось мне.

А чего стоят сборы взносов в т.н. добровольные общества: ДОСААФ, Красный крест, и еще куда-то, не говоря уже о собственно комсомольских взносах! Кстати, благодаря этим взносам от меня отстали, правда, было это уже в университете. Там меня добровольно-принудительно погнали по «комсомольской линии»: на 1 курсе – комсорг группы, а на 2-м – зам. комсорга курса по идеологии (приходилось проводить «политинформации», в которых информации было, по возможности, много, а «полит…» по минимуму, благо, говорить я тогда уже умел, так что меня слушали с большим интересом). Но когда мне пришлось заплатить свои деньги за всякие взносы (я бы и сам посылал нахер таких сборщиков), то инициировал принятие на комсомольском собрании курса такой резолюции: «Комсомольцы нашего курса считают недопустимым уплату членских взносов в добровольные общества, членами которых мы не состоим, и о целях и задачах которых нам ничего не известно». Был грандиозный скандал, на год от нас с этими взносами отстали, а на следующем отчетно-выборном собрании партком факультета «не рекомендовал» меня на комсомольскую должность, к нашему обоюдному удовлетворению. Там, правда, был и еще один повод: как я «развалил военно-патриотическую работу» на курсе.



Партия.

Владимир Король:

Предположим, в СССР Вы занимаетесь наукой. Так вот, без партбилета Вы даже завлабом можете стать только в виде очень большого исключения.

Людмила Новикова:

Да, на многие руководящие должности без членства в партии было не попасть. Но все же многие туда не вступали, отказываясь от большой карьеры. Но я совсем не упрекаю вступивших, знаю прекрасных людей, которые наивно надеялись изменить партию и страну изнутри.

Владимир Король:

Или их не брали. Вы как-то забываете, что вступить в партию человеку с высшим образованием было достаточно сложно. Надо было сильно зарекомендовать себя в комсомоле, еще в ВУЗе (а еще лучше там же вступить), а потом без пролетарской или крестьянской профессии попасть в партию было очень сложно. Так что если Вас уверяют, что человек не пошел в партию по идеологическим соображениям, делайте поправку на то, что после 1991 г. все рассказывали, что они еще в детстве не любили советскую власть.

Пётр Дубов:

В основном вступали из-за должности.

Андрей Купреев:

Работал с одним коммунистом. В 1984 году ему было 58 лет. На партсобраниях всегда говорил: Я в партию на фронте вступил. Чтобы, значит, в первых рядах за Родину погибнуть. А ты, ссучёныш??? Чтобы холодильник без очереди купить? - Боялись его на партсобрания звать.

Алексей Рус:

Слишком мало таких было...И тем более среди НЕ рядовых коммунистов!

Андрей Купреев:

Согласен. Единицы.

Вадим Акимов:

А что хорошего было в таких коммунистах? За Родину был готов умереть? Ну, допустим ... А что беспартийных, готовых за нее умереть, было меньше? А вот то, что он фактически признает, что позднее в партию вступали ради внеочередного получения холодильника (который в несоветском мире можно было любому купить, зайдя в магазин) - это отнюдь не в пользу коммунистов, соорудивших эти очереди именно в свою пользу.

Сергей Прохоров:

Всегда отказывался вступать в партию. Помню пару самых ярких случаев. Один - в армии. Это еще относительно просто было: сказал, что вот я, вот лейтенант Т. Он тоже вступает, хотя комсомольское собрание роты категорически против, учитывая его человеческие особенности. Нехороший парень был. Очень! Так вот, если мы состоим в одной партии, это значит, что мы с ним единомышленники. А этого нет и никогда не случится. Мне говорят- а вот вы вступайте и чистите партию изнутри. Я объясняю, что когда друга зовут в гости, ему не вручают швабру с предложением помыть квартиру. Было это в 1973г. И второй случай, когда я искал работу. И мне предложили место редактора многотиражки (уже 1979г.). Но он должен быть членом партии. Я сказал, что партийных билетов не покупаю, соответственно, не уважаю тех, кто их продаёт. Не могу принять место на таких условиях. Одна моя знакомая говорила: "Что за ерунда! У меня муж не член, а сестра член!"

Владимир Король:

Меня в армии чуть не уговорили, благо не слишком настойчиво уговаривали. А то ведь и вступил бы, хотя не знаю, сколько бы продержался. Во всяком случае, когда после армии меня в институте на комсомольскую работу привлекли, я быстро сбежал.

Pavel Raysin:

Никогда в обозримое советское время не было "повального" приема в партию. Может быть, разве только в 1919 году на фронте записывали в партию более-менее всех желающих...
Симонов писал, в ноябре месяце 1941 в Москве, в добровольном ополчении, можно было вступить относительно легко, но в тот острый момент желающих вступать было мало... А потом практически все это ополчение было уничтожено - их не бросали на немецкие танки с винтовками, их бросали на танки БЕЗ винтовок!
А в норме всегда была страшная многоступенчатая фильтрация и многочисленные проверки. Еще были строгие разнарядки - сколько кого можно принять в этом квартале, на большое предприятие спускали квоту - можно принимать, допустим, 4 рабочих в квартал, а ИТРов - одного в год, так и быть, самого-самого!
И сперва кандидатский стаж, год что ли, или даже два, не помню.
Ко мне в Бакулевском подходил один раз секретарь парткома с конфиденциальной беседой - можно принять в этом году одного инженера - хочешь, начнем тебя продвигать? Я ему сказал, что не могу, слово дал, как в "Поднятой целине", не вступать. Одному всем известному говнюку, хирургу по фамилии К. Я с ним слегка поссорился (по делу) и он стал орать и бравировать, что он тыры-пыры, 20 лет в партии... А я тогда ляпнул, что вот пока, мол, вы в партии, моей ноги там не будет.
Так что извините, я понимаю, что глупо отказываться и спасибо за честь, но слово есть слово, вот когда доктора К. выгоните из партии, тогда я, возможно, соглашусь... Если еще с кем-нибудь не поссорюсь... Секретарь отошел в совершенном охренении.

Анна Швецова:

Нет более унылого мероприятия, чем партийные, комсомольские и пионерские собрания...

Олег Чехов:

При Андропыше партсобрания были наиболее суровы, я узнавал. (Примечание: Андропов – Генеральный секретарь ЦК КПСС в 1982)

Анастасия Куликова:

А что вообще обсуждалось на этих собраниях? Расскажите.

Людмила Новикова:

Доклады читали, особенно если какая-то дата близко (7 ноября и т.д.) или по международным событиям (выступление какой-нибудь "военщины"). И, конечно, производительность труда, выполнение планов, обязательства. Тоска неимоверная.

Станислав Аликарпов:

Что на партсъездах говорилось - о повышении производительности, об улучшении морального облика.

Джим Хоккинс:

А риторический вопрос о морально бытовом разложении был самым интересным, будил всех спящих на партсобраниях.

Анастасия Куликова:

Я знаете, чего не могу понять. Ведь никому это не было интересно. Ни выступающим, ни слушающим. Нешто сложно было накатать какой-нибудь липовый отчёт, протокол и оставить людей в покое?

Людмила Новикова:

А если кто донесет? Ведь всегда кто-то есть, кто метит на место начальства. И тогда исключат из партии, могут снять с работы, а то и в чем более худшем обвинить. Чтобы сделать, как Вы предлагаете, надо было быть абсолютно уверенным во всех участвующих, а при большом собрании это невозможно. Поэтому на собраниях все сидели с серьезными лицами, кивали, выступали.

Леонид Фло:

Не «если кто донесет», а обязательно, и не донесет, а донесут.