Не нравится в СССР

inequality

Социальное неравенство


Бездомные, нищие

Masha Gracheva (Ленинград, первая половина 1980х.):

Я, учась в советской школе, каждый день слушала о том, что в нашем социалистическом обществе нет нищих и бедных, а потом шла домой - а дом мой стоял напротив церкви. И вокруг церкви куча бедных и убогих с протянутой рукой. Бабушка всегда подавала. Они были в грязных пальто, вонючие и злые, и их было много. А назавтра опять в школу и слушать, как все прекрасно и нищих нет.

Виктор Рожков:
Бомжи были в крупных городах.

Светлана Хлебникова:
Называли их только не бомжами, а основную часть бичами, и кочевали они по Союзу не хуже цыган. В Москве, кстати, их не было.

Сергей Яковлев:
Из Москвы их высылали, из Магадана исчезли в один год и цыгане, и бичи. Причем, очень быстро, если память не изменяет, году в 75. Собрали и вывезли в сторону Хабаровска.

Dania Yakhina (Ташкент):

Бездомных было много, это правда.

Римма Покайнис (Кировская обл., маленький городок, 1959-1963):

Примерно 1959-1963 года, более ранний период я не помню. В нашем маленьком городке в Кировской области по улицам ходила нищенка-инвалид. Она была не старая. Одета в какие-то балахоны. Без ноги, вместо ноги деревяшка (возможно, воевала на войне). На боку висела холщовая торба. Из-за ее плеча торчала голова ребенка, привязанного к спине. Второго постарше вела за руку. Она стучала в окна домов. Моя мама обычно отрезала кусок хлеба и подавала также в окно. Иногда еще добавляла 10 копеек.

Tamara Gettun (Ленинград, 1970е):

У меня прямо напротив Никольского собора жила тётя. Она умерла в 1973 году. Я помню нищих там, они всегда стояли на улице перед входом в собор.

Matainov Ruslan (Гурьев, конец 1980х):

У нас в Гурьеве целую банду бомжей раскрыли и поймали. Мир бомжей очень жесток и опасен! В городе произошла серия убийств. На улице Северной нашли голову человеческую. У этой банды главный был бомж Беня, который крышевал окрестные мусорки в городе. Ютились они в заброшенных дачах, на берегу Урала. Какой-то бомж вздумал ему перечить и залез на его территорию, так этот Беня со своей бандой поймали несчастного и отрубили ему голову штыковой лопатой. Далее пошли расправы над другими непокорными бомжами. Беня, хвастаясь, показывал своим барышням-бомжихам трупы убитых. Беню и его банду поймали и дали большие сроки. Дело резонансное было, в газетах писали.

Дмитрий Хмелевской:

Аббревиатуру БОМЖ ввели в Совке в милицейских протоколах в 1972-м году. Вот и делайте выводы, были у нас бездомные или нет.

Любов Гаврилівна:

В протоколах значилось: «Без определенного места жительства и рода занятий».

Виктор Иокиранта:

Нищие, «нищие» и БОМЖи - разные категории. БОМЖи - это бездомные.

Alex Syd (Киев, 1960е-1970е):

В середине 1960х - начале 1970х в Киеве полно было безногих на самодельных колясках на подшипниках. Печальное зрелище после войны.

Анастасия Куликова:

Видела нищих с протянутой рукой. Если это был пожилой или больной, мама подавала. Про "Мадонну" с младенцем сказала "пусть идёт работать". Но это уже был конец 1980-х, не знаю, что раньше было.

Viktor Belkin (Якутия, середина 1980х):

Я работал в этих структурах в 1980е. Это был ужас! Было в милиции подразделение под названием «приемник-распределитель», которое и занималось искоренением такого явления, как «бомжи». Всех их (бомжей) объединяла формулировка «Без определенного места жительства». Примерно десятая часть из них были женщины, и столько же дети, беспризорники. Остальные были мужики. Проработал я там около года. В камерах постоянно находилось 20-30 человек. Вылавливали их, в зависимости от времени года, зимой – по теплотрассам, котельным, подвалам, чердакам, летом – проводили рейды по общежитиям, и «балкАм», как тут уже кто-то упоминал. Народ был разношерстный. Очень много было освободившихся, которые никому не нужны, ни на «Материке» (т.н. Большая Земля, европейская часть СССР), ни на Севере, ни семьям, ни родственникам. Они совершали мелкие (а иногда и крупные) преступления, им давали небольшой срок, и они возвращались в зону. И так без конца.

Другие скрывались на Севере от каких-нибудь правонарушений, совершенных на Материке. Много скрывающихся от алиментов. Были и порядочные люди, которые по каким-то причинам, потеряли работу и жилье. А уехать домой, на Материк, у них просто не было денег. Приемник-распределитель как раз и занимался трудоустройством таких людей. Такой своеобразный центр занятости :)

Некоторым людям удавалось найти работу и жилье (общежитие). Но в основном люди устраивались для вида, но потом опять бросали работу и начинали бродяжничать. Видимо, это у них в крови, такая философия свободы и романтики. Но жить-то за счет чего-то нужно, вот и подворовывали, поэтому относились к опасным элементам, потенциальным преступникам. Именно за такое поведение их и старались изолировать. Это так, вкратце, чтобы люди имели представление.

Сергей Л. (Москва, 1976):

В третьем классе ходили в детскую библиотеку мимо церкви. Помню, как меня пугали стоявшие там бородатые старики с красными глазами. И думал: откуда в самой лучшей, социалистической стране нищие?

Александр Неручек:

На Макеевском металлургическом заводе жило много БОМЖей. Там и зимой можно было найти теплое место. Их называли еще туннельщиками.

Виталий Новак (Москва, 1989):

1989-й год, мы с классом едем на экскурсию в Петрозаводск через Москву, и зашли вчетвером в пельменную. Подходит мужичок и говорит: "Если Вы не доедите, можно я доем?" Знаете, меня это так поразило. Я с Херсона и никогда такого не видел.

Pavel Raysin (Казань, 1978):

В Москве их убирала с глаз долой милиция, а стоило отъехать... Впервые увидел смертельно голодного в Казани на вокзале. Я взял в буфете кофе и пристроился доесть свою командировочную курицу и вареные яйца. Увидел худого человека, который глядел на мою еду как зачарованный. Я только кивнул ему, он сразу налетел, сгреб всю газету и убежал. Куда я попал, думаю...

Юрий Ряснянский:

Многие бездомные жили на свалках.

Виктор Иокиранта (Урал, 1960е-1970е):

У нас на Урале в 1960-е и 1970-е годы бездомные не могли жить нигде долго. Советские граждане их выдавали милиции, потому что опасались краж. Из помоек, свалок в СССР нельзя было прокормиться, и бездомные крали из сараев, погребов съестное. А люди сами не имели лишнего. Легче было донести. БОМЖи поэтому прятались очень тщательно, не всем им хотелось обратно в тюрьму.

Юрий Ряснянский:

В южных городах со свалок жить было можно. И на свалке можно было жить. Жилище делали из старых шкафов, подвал или полуподвал, сверху присыпали мусором. Собирали бутылки, цвет. металл и т.д.

Виктор Иокиранта (Урал):

У нас такое лишь в 1990-е годы началось. На свалках выросли посёлки из БОМЖей, они уже не боялись, что посадят. А в советское время ничего путного на мусорках не было, всё использовалось жителями, годного ничего не выбрасывалось.

Сергей Плясунов:

Я в раннем детстве жил в небольшом городке и видел, что семьи некоторых моих одноклассников просто недоедают.

Леонид Каверин:

Был документальный фильм про площадь трех вокзалов в Москве (вот где "бомжовский город".) Один из них сказал, что тусуется там с 1978 г.

Татьяна Литвинова (Пятигорск):

Из советского детства помню: в переулочке на подходе к рынку сидели люди, которые просили милостыню. Да, они были.

Matainov Ruslan:

«БИЧ» - «бывший интеллигентный человек», так назывались спившиеся люди-бродяги в СССР. Само явление «бичей» началось в 1960-70-е годы. В те времена самая большая зарплата (начиная от 500-1000 руб.) была у тех, кто работал в северных широтах СССР. Даже цены на ценниках с продуктами указывались в поясах: банка килек для 3 пояса (т.е. для Севера) 45-50 коп., а для 1 или 2 пояса - 20 коп. (для средней и южной полосы). Сотни тысяч образованных людей стремились уехать на заработки на север СССР (золотодобытчики, геологи, нефтяники, капитаны дальнего плавания и др.) Зарабатывая огромную по советским меркам зарплату, большинство этих людей спивалось, далее их из-за алкоголизма увольняли с работы. Спившиеся, потерявшие здоровье на Севере, они как саранча расползались по южным городам СССР. Потому их и называли «бичами» («бичуганы»,«бичары», «бичухи» - ж.р.,).

Игорь Фенютин:

Спивалось явно не большинство. А среди бродяг-бомжей советской эпохи большинство о "северАх" и не слыхивало.

Jaugen Keppul:

Да, и само слово "бич" было характерно не для южных районов, а как раз для "отдаленных районов Севера и Сибири".

Виктор Иокиранта:

БОМЖ и БИЧ разные вещи. Бич обязательно работал где-то сезонно в глухих местах. А БОМЖ не работал, как правило.

Alexander Shatravka (Ханто-Мансийский окр., 1979-1982):

Я в Ханто-Мансийском округе в тайге работал 1979-82 на добыче сосновой смолы. В сезон за 4 месяца можно было заработать больше двух тысяч. Публика была очень интересная, от бывших дипломатов до летчиков испытателей, потеряв работы из-за любви к спиртному. На лето они сами от себя бежали в тайгу на работу, где не было водки. На зиму они выходили в поселок, пропивали быстро деньги и бичевали до начала следующего сезона.

Игорь Фенютин:

Вполне возможно. Только думаю, что в основном они придумывали себе биографии. Документов они явно не предъявляли. И сами верили своим сказкам.

Alexander Shatravka:

Когда с этими людьми работаешь месяцами, то многое узнаешь о них с их рассказов, или с кем они уже бичуют много лет, а также от начальников химподсочки, который связан с отделом кадров. Да и по разговору можно отличить пьяницу с интересной историей, от местных пьянчуг.

Tetiana Znamenska (Мурманская обл., конец 1980х):

О бичах узнала только на Севере (Мурманская область), когда жила там в конце 1980-х. Там бичами называли бывших зеков. Пили умеренно, под кустами не валялись. Бомжей же не было видно вообще: северный климат не способствует этим явлениям. Мама рассказывала, что больше всего алкоголиков она видела в Ленинграде 1960-х и в ее родном Бердянске. Что касается последнего - была там пару лет назад, думаю, что со времен совка ситуация сильно усугубилась... Так что главное не география, а контингент.

Евгений Правдин:

Спивались от условий жизни, климата и легких денег, конечно.

Yevgeniy Teplukhin:

Спаивались от того, что были свиньями и хотели бухать.

Евгений Правдин:

9 месяцев в году зима, полярная ночь, бытовые условия никакие, денег полно, а тратить некуда. Вокруг все бухают, тут мало кто удержится, а дальше покатилось. Сначала каждый день, потом увеличение дозы, потом похмелье, потом зависимость и распад личности. Цель - выпить, не каждый может годами себя контролировать, а стать алкоголиком очень легко, как и наркоманом.

Friedrich Grischkowski:

От безнадёги спивались многие...

Нина Симкина:

Знакома с людьми, которые в советское время ездили из Москвы на Север и потом на заработанные деньги покупали кооперативные квартиры.

Vasile Pascari:

Я работал на золотых приисках и знаю не по наслышке, кто такие бичи. Многие старатели не уезжали на материк по разным причинам, то ли в запой, или новости плохие из дома. Некоторые в новый сезон возвращались на работу, и их называли будущий интеллигентный человек.



Жизнь «верхов»

Сергей Л. (уровень главы союзного министерства, Москва, 1970е гг.):

Дед вашего покорного слуги занимал в 1970-х довольно высокое положение — скажем так, глава союзного министерства. Что это означало в плане привилегий? По пунктам:

1. Личный автомобиль марки "Чайка" ГАЗ-13 с шофёром. Вернее, шоферов было двое, которые работали через день — без выходных и ненормированно, хоть круглые сутки (при необходимости). Официально машину разрешалось использовать только для служебных надобностей того, за кем она была закреплена, но кто это проверял?

2. Автомобиль "Волга" ГАЗ-24, так называемый "разгонный", т.е. для нужд семьи. На самом деле семья пользовалась обоими автомобилями — если, конечно, "Чайка" не была нужна деду. Оба автомобиля, естественно, предоставлялись бесплатно.

3. Государственная комфортабельная дача деду была предоставлена в 1964 году в посёлке "Успенское", а четыре года спустя (мне тогда было два года) мы переехали на Николину Гору (по соседству с вотчиной Михалковых). Участок 3 гектара, трёхэтажная дача со всеми удобствами — телефон, водопровод, канализация. Причём все коммунальные услуги оплачивало государство, т.е. граждане. Когда дед умер, бабушке предоставили половину дачи в посёлке Жуковка.

3. Возможность приобретать хорошие книги, в том числе собрания сочинений, которые нельзя было найти в обычных магазинах. Ежемесячно выходил так называемый "Информационный список". Там надо было отметить галочкой издания, которые хотелось приобрести, вернуть список в контору, а потом просто поехать и выкупить книги по государственной цене.

4. Возможность свободно получать путёвки в самые комфортабельные дома отдыха и санатории Крыма, Прибалтики и других курортных зон.

5. Еженедельный продуктовый заказ, который включал в себя продукты, либо давно исчезнувшие из обычных магазинов, либо "выбрасываемые" в конце квартала "для выполнения плана": сырокопчёная колбаса, сыр "Виола", говяжья вырезка, говяжий язык, импортные сигареты и т.п.

6. Если надоела дача, можно было поехать на выходные в комфортабельный подмосковный дом отдыха, такой как "Лесные дали". Оплата, насколько я помню, была смешной — что-то около 2 руб. за человека в сутки — при зарплате 600 руб. Сюда включалось и проживание, и питание.

7. Возможность приобретать дефицитные (или вообще не доступные простым советским гражданам) товары — например, в 200-й секции ГУМа. Мой дед приобрёл там в 1971 году магнитофон Grundig. О предметах одежды я вообще молчу.

Казалось бы, и что тут может не нравиться? А вот то и не нравилось. Почему я капризничал и не жрал школьные сосиски, которые для моего одноклассника были настоящим лакомством? Почему я имел возможность смотреть фильмы, не доступные для других советских граждан, благодаря своей дружбе с внуком члена Политбюро — в оборудованном на их даче кинозале показывали и картины про Джеймса Бонда, и "Звёздные войны", и прочее? Почему?..

Очень много было этих "почему". Я ими задавался ещё в подростковом возрасте. Слышал одно, а видел другое. Везде — и по телевизору, и на пионерских и комсомольских собраниях, которые меня абсолютно не интересовали. Вообще членство в пионерской и в комсомольской организациях было клоунадой, инсценировкой, к сожалению, необходимой для поступления в ВУЗ. Но это уже другая история.

Людмила Новикова:
В то время как у нас: 1) никаких автомобилей, 3)книги - очереди или по макулатуре (и не то, что хочешь, а что ухватишь), 5)заказы - изредка, 4),6)путевки нам не доставались, т.к. профсоюзные тети в первую очередь брали себе и знакомым, 7) за дефицитом "охотились". И, конечно, качество другое.

Сергей Л.:
Забыл ещё упомянуть про так называемый кремлёвский телефон, или "вертушку". И в рабочем кабинете деда, и на квартире, и на даче стояли телефонные аппараты цвета слоновой кости с советским гербом на диске. Были и телефонные книги с четырёхзначными номерами. Мне разрешалось только отвечать на звонки, если взрослые не успевали подойти - самому поднимать трубку, а уж тем более набирать номер, категорически запрещалось - ведь с телефона можно было запросто позвонить хоть самому Брежневу!

Boris Firman:
Ещё 4 -е управление Минздрава со своими поликлиниками и больницами. А вот зарплата достаточно скромная, как у доктора наук читающегося лекции. А ведь накопить и передать по наследству можно только деньги, инвестиции, чего у них не могло быть

Сергей Л.:
Точно, совершенно забыл! Первая поликлиника на Сивцевом Вражке с коврами, хрустальными люстрами и кожаными креслами - там было ещё и детское отделение до того, как появилась специальная детская поликлиника в Старопанском переулке. А ещё объединённая больница с поликлиникой на Мичуринском проспекте - дед там и умер... Импортное медицинское оборудование, которым наши врачи зачастую даже не умели пользоваться (помню офигительный агрегат в кабинете отоларинголога, который вроде бы умел даже, пардон, откачивать сопли при гайморите - так врачиха знала только, как в нём включается осветительный рефлектор). Ну, и санатории, конечно. Самые крутые - "Барвиха" и "Сосны."

Людмила Гоук (Инструктор райкома партии в небольшом районном центре, 1985):

  Вспоминая своё партийное прошлое. Это был всего лишь Райком партии в небольшом районном центре, здание было одно из красивейших в городе. Туда-то я и пришла работать в 1985 году, на должность инструктора Райкома партии. Годы эти были полным и безоговорочным застоем, дефицит продуктов и товаров. Жизнь была однообразна и скучна. Но у меня все было по-другому. Во-первых, это зарплата, она у меня и так выросла в три раза, так ещё наш первый был жуткий транжира и выписывал себе премии часто, ну и, конечно, нам. Денег у меня было так много, что я на выходные летала на море. Но в то же время, имея деньги, не было возможности улучшить жилищные условия. Также нас баловали вкусненьким, раз в неделю приезжала машина с продуктовыми пайками. Они были расфасованы в бумажные пакеты. Что там будет, всегда был сюрприз. Если была необходимость, всегда можно было посетить склады местных торговых сетей. Конечно, я была мелкой сошкой, но часто сопровождала столичных гостей, которые по приезду в наш город, обязательно ездили приодеться на склад. Там можно было купить к примеру финскую обувь.

Алексей Ломакин (середина 1980-х):

А рассказать вам про советский "распределитель"?

Было это в середине восьмидесятых. Талонов еще не было, а вот дефицит и очереди за тем, что "выкинули" - в полный рост. Такие очереди часто были двойные, к двум продавцам. А касса - одна. То есть умножайте очередь на 2,5: сначала к прилавку взвешивать, потом "выбивать" (так называлось пробитие чека на кассе), потом обратно - получать. Тут уже лезли без очереди, но как повезет. В одну очередь родители вставали сами, а в другую ставили детей. А уж если два дефицитных товара выбросили, и родни много - это уже спецоперация. Дети панически этого боялись. Только и смотрели за родителями - как очередь идет. Самый страх был - что тебя забудут. И ты подойдешь к прилавку не зная - как, чего и сколько брать. Это была настоящая паника!

К слову, вот в такой очереди в 1983 у меня бабушку инсульт и разбил. Пока я стоял в другой. Воспоминаний хватило, спасибо. Но сейчас не об этом. Распределитель!

А вот "распределитель" - это совсем другое дело! Для небожителей. Небожителем, в моем случае, был дядя. Он серьезный человек был, работал в Госснабе. Размещалось это ведомство, как сейчас помню, на Каланчевке. Дядя сурьезный человек был, даже машина была - бежевая "копейка". И вот кинул этот дядя бабушке, своей матери, с барского плеча, гостинец - талоны в "распределитель". То есть магазин для своих.

Находился магазин этот справа, если смотреть на здание КГБ на Лубянке. То есть или на Мясницкой или на Маросейке, по нынешним наименованиям. Серое административное здание, а внизу - вроде как магазин, но вроде без вывесок. Пускали внутрь по предъявлению выданных спецталонов - мол, ты не тварь дрожащая, а право имеешь.

А внутри... внутри... продуктовая "Березка"! Чего там только не было! Полнейшее роскошество! То есть одна пятая, мать его, часть от любой современной ”Пятерочки”. Да, какие-то колбасы. Да, вроде как, была и икра. Ну так она и так была, только не по карману. Но вот из необычного - там были... ананасы (!), вафли с черносмородиновой начинкой и импортное детское питание с крышкой "с хлопком". Тогда я увидел это первый раз в жизни. Для советского школьника это был шок. Одноклассники потом долго не верили. И всё это можно было купить! Без очереди! Только деньги плати. Ведь талоны давали просто возможность это купить. То есть: вот есть у тебя талон на 5 рублей - вот к талону 5 настоящих рублей прибавь и покупай. Талон - просто разрешение, возможность, не более.

Был я в этом магазине два раза, по итогу. Но запомнил. И вот сейчас я думаю: ведь всё это появилось буквально через пять-шесть лет на любом рынке! Дешево и в ассортименте. А тогда требовалось высокое "право", талоны чуть ли не на бумаге с водяными знаками, для высших чинов - чтобы купить то, что во всем мире есть в любом деревенском магазинчике! (...) Вот вам и весь совок в одной истории.

Виктор Иокиранта: Жить лучше других, лучше соседей означало лишь, что человек занимает более высокую ступень в рабской иерархии. К тому же областные номенклатурщики жить могли лучше районных. Но создаваемые им условия были своего рода кабалой, лишавшей их свободы и заставлявшей быть верными компартии. Исключённый из номенклатуры человек вместе с семьёй лишался благ - дачи, служебной машины, услуг здравоохранения, брони на билеты, системы спецраспределителей продуктов и товаров.

Людмила Новикова (Москва, 1980 г.):

Напомнило насчет детей "элиты": однажды одна однокурсница пригласила меня к себе домой по делу. И среди прочего у нее были записи Высоцкого великолепного качества, причем песен самых "рисковых" (а тогда пластинок его почти не было, а записи ходили обычно плохого качества, с последних рядов концертов). На мои удивленные вопросы она призналась, что ее отец работает в КГБ. А до этого всегда говорила, что он военный (кстати, многие скрывали кгб-ные должности родителей). Т.ч. сами они пользовались всем запретным

Вообще интересно, как мы, простые люди, сталкивались с жизнью "элиты" и сталкивались ли вообще? Я не могу вспомнить своих личных столкновений с их жизнью. Жили в параллельных мирах. Только одно вспоминается. Как я попала в театр на Таганке на спектакль "А зори здесь тихие". Достать билеты туда было очень сложно, мне достался один случайно по блату. Сидела на галерке. А в это время проходил какой-то партийный съезд. И почти весь партер был забит депутатами, им давали билеты туда и на лучшие места. И вот в антракте эти депутаты вывалили в фойе, все упитанные с тупыми лицами (так мне тогда казалось), ходили с важным видом и смотрели фотографии артистов. И в конце спектакля галерка взорвалась аплодисментами, а партер слабо хлопал ладошкой о ладошку. Это был единственный раз, когда я смогла попасть в театр на Таганке, хотя жила в Москве. А еще одна знакомая девчонка рассказывала: она хотела писать в институте рецензию на таганковскую "Мастера и Маргариту", попасть на которую было нереально. Они с подругой поймали у театра какого-то артиста (не помню кого) и умоляли провести на спектакль. Это тоже было во время съезда. Он, объясняя как это сложно, сказал: "Девушки, вы думаете, мне приятно играть перед таким залом?" Уж не помню, чем у них дело кончилось.

Виктор Иокиранта:

Масса нигде не пересекалась с советско-партийной номенклатурой. Я видел руководящих партийцев раза 2 в год, например. На демонстрациях трудящихся 1 Мая и 7 Ноября. Однажды в апреле 1970 года довелось работать с каким-то секретарём горкома КПСС на субботнике, мы сажали деревья у нашего дома. Он был опальный работник, переведённый с понижением из Горького на Урал в маленький городок.

Inna Vokler:

Водитель в области годится? Мы жили рядом со складом для работников уровня клерка, секретарши. Там были грузчики, и даже они имели кучу возможностей. Покупали у них продукты для номенклатуры. Помните спец.цех на Микояновском комбинате? Разница между их продуктами и "колбасой для населения" была огромной. Еще была 1 секция в ГУМе и доступ к ней имели свои и "нужные" люди.

Darkhan Babayev:

Я был внуком боооооольшого начальника. А там было спецснабжение и спецмагазины. Все - от шмотья до продуктов. Хорошо это помню. Носителем привилегий был все-таки дед, а не мои родители. Но перепадало нам не мало. В основном, это касалось доступа к вещевому "дефициту" и каким-то деликатесам, которых в открытой продаже было значительно меньше (по дедовскому допуску можно было отовариваться в спецмагазинах, не переплачивая фарцовщикам). Да, одевался я явно лучше большинства сверстников, хотя и не так модно, как дети родителей из торговли. Отдельным кайфом была возможность выписывать по его абонементам книги. У него была изумительная библиотека, а за счет привилегий и мы смогли собрать очень неплохую подборку. Ну и журналы было выписывать значительно легче (за их управлением всегда была бронь). Еще был доступ в их поликлинику и больницу, все было явно пристойнее и чище, чем другие городские мед. учреждения. Да! Гостить летом на его большой элитной даче было классно. Там был огромный сад, бассейн, отдельный кинотеатр с расширенным репертуаром. Все внуки туда съезжались. Было весело. Теперь о том, чего не было... Не было персональной машины или школы для блатных. Наша квартира (мы жили отдельно) была абсолютно стандартной советской (разве что мебель получше). Дед был человеком старой закалки и какой-то специальной большой протекции не делал. Все, что было "спец.", проходило фоном. Какой-то там элитой мы себя не чувствовали. Я так понимаю, это была заслуга все того же деда. Он резко отрицательно относился к любым понтам, а выражение "золотая молодежь" в его речи было резко негативным и ругательным. К слову, гораздо лучше мы стали жить, когда с началом кооперации отец ушел в бизнес, но и тут поддержки не было (очень коммунистический дед сильно не одобрял моего отца).

Avi Rahim:

У моего друга детства родной дядя был первым секретарем горкома комсомола, позднее занимал пост в республиканском.

Владимир Король: (Пермь, 1982):

Как-то году в 1982 я искал в Перми гостиницу, мест нет. Узнали знакомые, и помогли поселиться в гостиницу Обкома КПСС. На завтрак пошёл в буфет, взял по привычке 100 граммов сметаны. И тут я узнал, какая она, сметана, бывает. А мне было лет 25 уже. Вся сметана, что я встречал до этого, была совсем другого вкуса. Лет до 20 сосиски я пробовал только в гостях, они у нас были дефицитом.

Marina Pavlewskaja (Тула)

Я сейчас по работе общаюсь с женщиной, она с 1975 года работала в Тульском обкоме комсомола. Все работали только ради блата и престижа. Всё могли достать. Хорошие путёвки за комсомольский счёт в Сочи, Ялте, и не в частный сектор, не в сарайчики, а в хорошие гостиницы. Идейных там не было ни души. А день Всероссийского субботника они называли - День надувного бревна! И это был лишний повод выпить хороших дефицитных напитков.



Военные.

Dmitry Karpinsky (Подмосковье, 1980-1982):

В 1980-1982 служил в армии офицером-двухгодичником под Москвой. Тимоново Солнечногорского района. После основной службы в выходные дни меня нередко ставили начальником патруля. В обязанности входило задерживать тех гражданских лиц, кто лазил через забор в жилую часть военного городка в надежде купить в гарнизонном магазине мяса, колбасы или сыра. В части на политзанятиях изучали "Продовольственную программу" Брежнева. Запомнил, что он советовал разводить дома кроликов, чтобы люди могли прокормиться.

Iveta Rīvāne:
Да, в Военторге было другое снабжение.... Хорошо, если был блат - т.н. социалистическое знакомство :)

Виктор Иокиранта:

Система спецснабжения: магазины Военторга. Выгодно было попасть служить на оккупированные территории Венгрии, ГДР и прочее. Билеты в отдельных кассах для военнослужащих. Проезд семьи в отпуск с семьёй за счёт государства. Офицером не был, знаю так.

Jaugen Keppul:

Офицером не был, в дошкольном детстве жил в военном городке. Была существенная разница в обстановке квартир у тех, кто не успел еще послужить в ГДР (Венгрии, ЧССР...) и у тех, кто уже успел. У вторых квартиры были уставлены полированными гарнитурами с цветастой посудой и хрусталем. Мама дружила с женой командира части, майора Закревского. У его дочки (моих лет) был собственный телефон, детский, правда звонить по нему можно было только подружке в другую квартиру. Через 20 лет этот майор стал генералом, но это уже другая история.

Tetiana Znamenska:

Папа был военным. Размер зарплаты не знаю, но привилегии были: пайки к праздникам с дефицитными продуктами, разные надбавки к зарплате, выход на пенсию по выслуге лет, отдельная поликлиника и госпиталь с очень хорошими врачами (после 1991г. половина из них, увы, уехала на Запад), ведомственные санатории. Еще дети военнослужащих имели право не учить язык республики проживания из-за того, что некоторые военнослужащие часто переезжали и некогда было осваивать местные языки. Тем не менее этой привилегией пользовались многие независимо от состояния оседлости, что позволило мне не учить украинский (выучила в 1990-х без проблем) - в моем классе было несколько детей военных и никто не учил. Лучшее снабжение через военторг - по Киеву не помню, но когда были в санатории в Подмосковье в Звенигороде и ездили на экскурсию, то нас специально завезли в какой-то военторг в области, где можно было приобрести дефицит. И там большинство экскурсантов отоварились хорошей обувью, "выброшенной" на тот момент, брали по несколько пар, мы с мамой купили пару крутых кроссовок советского(!) производства (таких я больше нигде никогда не видела, но эти были действительно классные и качественные, по форме напоминали Адидас и были неубиваемые. Наверное, где-то выпустили опытную партию для узкого круга потребителей.). О минусах не знаю, у папы не было привычки жаловаться... Брат троюродный успел послужить в ГДР летчиком, понавозил всякого дефицита от одежды до мебели. Был очень доволен службой, но подробностей не знаю. Не все военные жили хорошо, моя школьная учительница из семьи военнослужащего рассказывала, что им пришлось жить в казахской степи в чистом поле во временно-долгосрочных деревянных бараках без удобств, которые периодически полностью сгорали, из-за чего их обитатели старались не покупать ничего лишнего и никаких хороших вещей, потому что все-равно сгорит. Они так жили несколько лет.

Елена Петровна:

И отец и муж были офицеры. В разные годы разная жизнь. Отец был летчик, летал в дальней авиации. Гарнизоны были большие, стояла дивизия, несколько полков, это тысячи людей, школы, дома, поликлиника и проч. Снабжение так себе, мы жили сначала под Киевом, потом в Полтаве, было более или менее нормально. Отдельная каста? Ну, чуть чуть да... Летчики да, а вот муж был ракетчик, ПВОшник. Гарнизон в жопе, 26 человек офицеров и 100 солдат, 2 дома и ужас ужас ужас. И это в европейской части, кто служил в Забайкалье - капец. Какая там каста? Зарплата - да, лейтенант в 1982году сразу получал 250 руб, это нормально. Потом добавляли за должность и звание. Врач, инженер - 120. Квартиру давали, да, пайки тоже. Кто жил в городе, и кто жил на точке - это примерно как жить в Москве и в Ивановке.

Людмила Новикова:

У меня знакомых военных было немного, они были не просто военными, а, например, военный строитель и т.д. Знаю только, что зарплата большая, выход на пенсию раньше, ну и пьянство тоже большое.

Виктор Иокиранта:

В Восточную Европу офицеры и прапорщики советские телевизоры тащили, там перепродавали.

Maksym Lozynskyj:

В армию шли или дети военных, или парни из села - возможность вырваться "в люди". Я вырос в военном городке, одноклассники - дети военных, почти все стали офицерами.

Dmitry Gogol (Иваново):

Не от хорошей жизни шли многие. У меня отец пошел в училище, чтобы просто снять финансовую нагрузку с родителей. Родители - пролетарии. Мать - ткачиха в Иваново, отец - плотник. Вроде бы пролетарии в стране Советов должны были жить богато, но жили реально очень бедно. До 1970-х вообще в деревянном бараке жили. В семье младшая сестра подрастала. У отца было два варианта: идти по призыву в армию или в училище. Гражданский ВУЗ - значит сидеть на шее родителей -был не вариант.

Sergey Markov:

Во-первых, это офигенный социальный лифт из деревни. Даже после получения колхозниками паспортов фиг ты из колхоза вырвешься. А до паспортизации это реально был шанс в светлое будущее. Не хилое денежное содержание. Причем, офицер мог быть дуб дубом. А две инженерские зарплаты в кармане. На пенсию в 45 лет. А до этого мог штаны в штабе протирать. В общем армия в СССР была не плохой такой синекурой для тех, кто не отличался умом и сообразительностью. В принципе даже особо не упираясь рогом, капитаном ты станешь автоматом, чисто по выслуге лет. Если полный дебил, будешь ком. взвода, работа не пыльная. Ротный, тот, да, пахал, он вверх хотел. А 15-летний капитан - это дундук сидящий на должности и ждущий пенсию. Если еще повезет и служишь не в зажопинских выселках, а не далеко от крупного города, считай поймал бога за бороду. И это я привел в пример ну полного идиота, которому даже в академию ума не хватило поступить. А были еще политработники! Это вообще синекура в синекуре. Дважды бездельники.

Andrew Abramov (Московская обл., вч ПВО, 1981-1983):

Я служил в вч ПВО в Московской области и видел, как живут офицеры и прапорщики части в военном городке. Эта жизнь была убогой и кошмарной с моей точки зрения - москвича из хорошей интеллигентской семьи. Ежедневное общение со сбродом, называемым советским солдатом (куда входил и я), не могло не сказываться на психике и менталитете офицеров. Только очень редкие офицеры сохраняли в себе нечто человеческое… Советская Армия это кошмар из кошмаров…

Богдан Юзьвяк:

Все так, кроме сброда. Ну солдаты как солдаты. Они сначала были учениками в школе. Это был срез общества. Другое дело, как их готовили в армии. Например, в учебке за день я видел командира взвода, старлея, час - два. А все остальное время нами занимались сержанты. А там уже без контроля офицера было что хочешь. Какой солдат из этого выходил, известно.

Анатолий Рисенберг:

Офицеры имели денежное довольствие выше, чем простые инженеры, но и время на службе это не на гражданке (8-часовой рабочий день при двух выходных). Я получал, будучи лейтенантом-инженером, в 1974-1976гг на руки 191рэ 95коп. Обеспечение жильем повсеместно было, мягко говоря, неудовлетворительное. Наша семья офицера жила в конце 1950-х в одной комнатушке в полуподвальном помещении дома начала 18 века. За счастье было переехать в 1960-е гг. в две небольших смежных комнаты в коммуналке.

Инна Василенко:

Мои одноклассники, дети военных, я так понимаю, офицеров, не знали проблем с продуктами и покупкой вещей. У них было отдельное снабжение. В то же время в классе были те, кто жареную картошку ел очень редко. Не могли себе позволить такой роскоши.

Sergey Markov:

Не только отдельное снабжение. Но и из солдатской столовой офицеры не гнушались переть все, что не приколочено. Опять же, в каждой части было подсобное хозяйство. Солдатам - небритая шкура с салом. А нормальные части - командирам.

Sergii Tymoschuk (Харьковская учебка ПВО):

Не знаю, где как, а у нас (харьковская учебка пво на Холодной горе) офицерье квасило по черному, трезвых видели редко. Был один замполит, кликуха "Мутный Глаз" - тот проводил политинформацию, только хорошо приняв на грудь. А рядовой состав старался не отставать - бегали в самовол за горючими жидкостями (любыми).

Владимир Гуков (Свердловская обл, Верхняя Сальда, стройбат, 1986-1988):

Это ещё что, про военных строителей нет смысла рассказывать, жили, как скот. Офицеры и прапорщики - по убогим лачугам, несемейные - в вечно гуляющей и бухающей общаге. Служил срочную в стройбате 1986-1988 годы.

Анна Килишина (Севастополь, Североморск, Ленинград):

Дядя жил в Севастополе, хорошая зарплата. Нормальная (по советским меркам) квартира, брат двоюродный в Североморске - там зарплата огромная, квартиру выбил. Ну сам Североморск - такое себе, но ни в чем не нуждались, отдых на юге по три месяца и т.д. Дед был военный на военном заводе, жили в Ленинграде, в 1960-х купили кооперативную квартиру у метро.

Станислав Кротохансен (Североморск):

У меня кузен в Североморске «Акулой» командовал, пенсия в 40 лет и выбирай любой город, он в Питере дом построил почему-то :)

Maksym Lozynskyj (военный городок Астраханской обл.):

Все было в зависимости от места службы. Мой сокурсник служил в Польше, офицер, авиационный техник. Потом перевели в Бурятию, он чуть не застрелился после месяца службы, быстро уволился из армии.

Я вырос в военном городке, Астраханская область. Считалось место более-менее хорошее, но снабжение продуктами не очень. Городок достаточно большой, 5 школ, кинотеатр, 2 дома офицеров, где тоже крутили кино. Но считалось, что лучше офицерам жилось в Беларуси и в Украине (без разницы в селе или городе), там с продуктами проблем не было, качество и ассортимент был значительно лучше. А "у нас" все было по талонам - 1 кг мяса, 1 кг колбасы, масло (не помню точно, вроде 0.3кг) в месяц на человека.

Работал с отставником летчиком транспортной авиации, он служил в средней Азии, Афганистане, Украине - так и остался жить "на западе Украины". Рассказывал, что когда он попал во Львов, то был в глубоком шоке от "цивилизованности быта" .

Інгвар Бівер:

Кроме ГДР или даже Крайнего Севера были и несменяемые Дальний восток, и Средняя Азия. Вечный капитан в каком-то Дальнеамурске - то еще удовольствие. Были офицеры, что и на дурку косили, лишь бы уволиться.

Сергей Шувалов:

Среди офицеров было мало москвичей, и их не любили. Они и служили без энтузиазма и карьеру хорошую редко делали. А вот кто вырывался из деревень в какое-нибудь пехотное училище на окраине необъятной страны, землю сапогом рыли от энтузиазма. Они прямо кипели и горели службой. Их примечали командиры, брали под опеку особисты, и они двигались по службе. Судите сами. Куда можно отправить служить москвича? Ну в Питер, там Киев, ну и в Москву естественно. А там всё занято. Значит застой. А из деревни Гадюкино? Да куда угодно. Везде лучше чем на родине. Вот к 30 годам москвич всё старлей, но на Арбате, а деревенский уже майор, правда на китайской границе. Всегда так было. И сейчас так. З/п, да, выше. 207 р. я получал лейтенантом. Но не настолько выше. Тот же водитель автобуса получал больше. Ну и страна наша, сами знаете, всегда на войне. Наши офицеры это не гвардия Папы Римского.

Насчёт гарнизонов. Помню, встретился в Москве с однокашником. Он приехал в Академию поступать из Средней Азии. Говорит, или поступлю, или дезертирую, но назад не вернусь. Гарнизоны были и в тайге, и на островах, и в пустынях. У офицеров семьи. Жёнам надо работать, детям учиться. Незавидная это жизнь. Отсюда пьянство. Я знал, что долго не прослужу, ещё в училище. Потому что, во–первых, москвич,во-вторых, семья потомственных военных - т.е. знал всё изнутри, в-третьих, молодость, а она быстро проходит. Если переиначить известное высказывание, то получится, что если ты до 30 лет не послужил Родине, значит у тебя нет сердца, если после 30 продолжаешь эту тягомотину, значит нет мозгов. Не судите ребят, которые идут в офицеры. Это в 60+ ты всё знаешь. А в 18?

Arūnas Šliužas:

В моем городе (около 50.000 человек) была постоянная военная часть. Не знаю, с каких пор, но в магазин можно было заходить всем из города. Правда, далековато ехать. Стоило, потому что там всегда было побольше товаров. Даже такие вещи как натуральное кофе или апельсины можно было купить.

Сергей Казачок:

Если коротко, то военные (офицеры и прапорщики) жили лучше гражданских (и квартиры, и снабжение, и у многих служба ,,непыльная"). Знаю по своим родственникам.

Алексей Карлов:

Меня смешит вечное сравнение зарплат военных и гражданских. 6-дневная рабочая неделя, ненормированный рабочий день, суточные боевые дежурства, учения. Жены, как правило, не работают. И вот берем (гиганскую) зарплату лейтенанта, делим на двух трудоспособных (он и жена) и, вуаля, 125р. на человека, так же как у гражданских.

Анна Килишина:

Вы прикиньте для себя для начала зарплату в 70 рублей и перестаньте вздыхать по несчастным военным, где жена сидела с детьми. У гражданских, у моей мамы 70 было, вуаля. А никак не 125. А у бабушки пенсия 12 рублей.

Dmitry Gogol (Забайкалье, Арвайхээр, 1977-1980):

Военные жили очень по-разному. Служба в Москве, Подмосковье, Балтии, Забайкалье и ГДР очень сильно отличалась. Порой отличалась как рай и ад. Потом, ко всему прочему, в Советской Армии было много мест, где имел значение блат. Попасть служить в ГДР было непросто, а уж после того, как рухнула Берлинская стена, и подавно, ибо в Союзе наступали тяжелые времена.

Мой отец закончил в 1970-х училище. Блатные с его выпуска распределились по теплым местам, несмотря на хроническую "троечность". Отец же попал в Сибирь, потом в Забайкалье, в Монголию, на самый передок в 20 разведбригаду. Каждый день ждали начало войны с Китаем, 24 часа 7 дней в неделю постоянная боеготовность, учения. Офицеры жили в бараках коридорного типа. Мама в гарнизонной школе работала. Климат специфический в Арвайхээре - жара летом и холод зимой, плюс нехватка кислорода, так как плоскогорье высота 2 километра. Это года с 1977 по 1980. Потом в конце 1980 отец думал повезло - пришел приказ о переводе в Латвию, в Прибалтийский ВО. Да вот только не дали ему в цивильном месте послужить - погнали через несколько месяцев в Афганистан. В Балтии тогда служить нужен был блат! Чего у отца никогда не было. А его однокашник один по училищу половину службы просидел в одном штабе, потом закончил академию, после чего просидел вторую половину в другом штабе, тот солдат-то не видел за время службы. Но родственник у него был в высоком звании генеральском зато. Потому и служба его была блатная. Так что сильно по-разному военные жили.

Alexander Warren Jackson (ГДР, Туркмения, 1960-е):

У моих родственников совсем замечательно было в 1960-е: сначала 5 лет - гарнизон в ГДР, где по сравнению с совком было практически все, а потом 4 года - Туркмения, точка в пустыне, где даже воду привозили в цистернах. Детей они тогда отправили к нам, сначала в Минск, а потом к другим родственникам, в Москву, они там до окончания школы и были.

Alex Koserogov:

Осталось мне рассказать, но никто не поверит. Первые полгода вполне нормальные ребята окружали, в основном ленинградцы и москвичи, затем добавился интерес к военной профессии, заметно улучшилось питание и качество военной одежды, появилась возможность заниматься спортом и моим любимым ручным мячом, по воскресеньям можно было пользоваться плавательным бассейном и посещать баню, а в ночь на субботу смотреть любимую передачу по ТВ Beatles club, благо специалистов было предостаточно. Денег хватало даже на хорошее пиво. А какой был Новый год! Такого даже на гражданке близко не было потом, я имею в виду новогодний стол в офицерской гостинице по случаю отсутствия их в части. Часть денег переводили на книжку как начисление за звание ст. сержанта и должность ЗКВ - 180 р. Осталось добавить, что часть располагалась недалеко от Берлина, и раньше там дислоцировалась дивизия СС Мертвая голова.

Алла Орешко:

Мой родной город называли "городом отставников". Он считался хорошим местом для жизни отставных офицеров. В городе был аэродром, лётное училище и несколько военных частей. Поступали в училище ребята и приезжали служить офицеры со всего Союза. В магазинах Военторга попадались хорошие вещи, но особо дефицитные товары продавались только старшему офицерскому составу.

Лучше всех жили бывшие военные советники - те, кто выезжал за границу. У них были хорошие по советским меркам авто, трех- и четырехкомнатные квартиры, шикарная мебель, заграничная бытовая техника, одежда и тд.

Чуть ниже по уровню обеспеченности шли офицеры и прапорщики, кто служил в странах соцлагеря. Например, из Германии в 1970-1980-х годах военные контейнерами везли мебель, бытовую утварь, посуду, одежду. Но, конечно, в такие тёплые места попадали служить либо по блату, либо по большому везению.

По тому же принципу происходило и распределение выпускников лётного училища. Но выйти замуж за военного в нашем городе в любом случае считалось большой удачей. Помню даже поговорку того времени: «Лучший брак в СССР - педагог и офицер». А там уже кому как повезло: кто-то уехал с мужьями за границу, а кто-то в ЗабВО (Забудь Выход Обратно).

И потом кто-то развёлся, так как мужья-офицеры пили, гуляли и били жен, а кто-то прожил долгие годы вместе, мотаясь по гарнизонам. Очень многие мои знакомые и друзья в голодные 1990-е уволились из армии и начали заниматься бизнесом или пошли работать на гражданку. Единственное преимущество для тех, кто остался служить - рано вышли на пенсию.

Андрей Воробьев (Запорожская обл., Москва, 1858 и позже):

Немного не в тему равенства, а скорее про отношение совка к своим вернейшим кадрам. Отец окончил ПВО в 1958 году, потом полжизни по испытательным полигонам в сибири. Тайга, бараки и полный набор таежных прелестей (родился в Запорожской области кстати. Южанин). Секретка, допуски, испытание разработок и т.п. Надоело. Окончил вышку им. Фрунзе в Москве. Вторую половину военной карьеры отслужил преподавателем на кафедре марксизма-ленинизма и философии в военном училище. Вышел в отставку, имея выслугу почти сорок лет с должности старшего преподавателя и в звании полковника. Материальный результат - ответственный квартиросъемщик в двухкомнатной хрущевке на 5 этаже 39 кв.м. (дом был без чердака и технического этажа, просто над головой была плита перекрытия, покрытая смолой) и тройка 1973г. Т.е. идеолог, вдохновитель и адепт тоже шел на х...

Владимир Воробьев:

Вот как можно было зафаршмачить так Военную Службу? Ну вот смотришь по капстранам, так там это - Почетное дело, и не каждого еще возьмут. Дают программы, где рядовой после службы может учиться в престижных ВУЗах, социалку, всякие поддержки... Ну, блин, в СССР это ощущение, что пристанище изгоев, лузеров, приспособленцев, ,,лишь бы не работать"...

Igor Otroshko:

Много зависело от рода войск и места службы. Элитой были лётчики (лётный состав), ну так и жили они один год за два в мирное время. Но тоже эта элитность нивелировалась в отдаленных регионах, в Забайкалье в частности, там были такие дырищи, типа Укурея, Безречной, что жизнь там сравнима с ссылкой. И это распространялось на всех.

Ігор Шевцов:

В конце 1980-х вернулись из ГДР два брата офицера - соседи по подъезду. Вместе с ними приехала фура с добром: мебель, шмотки, техника, плюс привезли себе по жигулю. Выгружали всё добро солдатики. Мы тогда подофигели от скараба - пустой и нищий Донецк 1980-х и тут такое... Контраст блеска и нищеты совка и просоветского ГДР, что уже говорить о разнице с цивилизованными странами.

Ніна Конєва:

Свекр был военным. Сначала закончил танковое училище, а затем, будучи в армии, заочно закончил 3-летние гос. курсы немецкого в Москве и сотрудничал с разведкой. Закончил службу в Киевской комендатуре. Из воспоминаний свекра и свекрови могу написать несколько абзацев. Закончил училище свекр в 1955 году, и его сразу отправили заграницу (в Польшу). Прослужив год на точке, он понял, что найти вторую половину на месте ему не светит. И в первый же отпуск в Киеве активно стал искать спутницу жизни. Лейтенанты среди девиц тогда котировались, и у него был выбор. Но время шло, а он все никак не мог определиться. На какой-то вечеринке по случаю дня рождения знакомой познакомился со свекровью. И танкист решил, что эту девушку нужно брать. Наговорил свекрови с три короба, расписал ей перспективы выезда с ним заграницу. Как она сможет после замужества ездить по разным музеям стран социалистической Европы. А это, напомню, был 1955 год. Шансов у свекрови выбраться самостоятельно за пределы Родины не было. Работала она в то время в дирекции выставок. Не помню точно, как называлась организация, но они отбирали картины для различных выставок и экспозиций в музеях.

Поверила свекровь словам лейтенанта и через три дня знакомства уже имела штамп в паспорте. А через 3 месяца после всех проверок КГБ смогла выехать к молодому мужу к месту службы. И поняла, что все совсем не так красиво. Поселили пару в бывшем свинарнике. Вокруг лес. Выехать за пределы части ей не разрешалось вначале. Какие там музеи. Заниматься девушке с 2 высшими образованиями (художественным и филологическим) было абсолютно нечем. Затосковала за Киевом в польском лесу. Дело быстро шло к разводу. Но и уехать из части домой было непросто. Лейтенант времени даром не терял, вскоре свекровь была уже беремена. Через некоторое время перевели свекра в Брест. Свекровь устроилась на работу. Прожили они вместе больше 50 лет. Воспитали 3-их детей. Про любовь какую-то никогда не вспоминали.



Жизнь в деревне.

Dmitry Karpinsky (1980-е гг.):

Ехал в командировку. Билет достал только в общем вагоне. Соседка - крестьянского вида бедная старушка, в разговоре сказала, что всю жизнь проработала в колхозе. Пенсия - 8 (ВОСЕМЬ!!!!) рублей. Меня это потрясло настолько, что уже много лет спустя интересовался этим вопросом. Оказалось, не соврала! Было такое явление. Впрочем, государство ведь было "рабочих и крестьян". (Примечание: Зарплата выпускника ВУЗа, только поступившего на работу, в 1979 г. была 115 руб. в месяц)

Дмитрий Фёдоров:
До семидесятых вообще пенсий колхозникам не платили.

Паша Мазуревич (Иркутск и село под Киевом, 1972):

У бабушки в Иркутске - 60 руб., а у бабушки по отцовской линии, село в 60 км от Киева, точно не помню - 18-24 руб. 1972 г.

Нина Носырева (деревня в Новосибирской обл., конец 1960-х):

В конце 60-х была реформа, которую называют «косыгинской». После этого колхозникам стали платить зарплаты и пенсии. Моя бабушка сначала получала 12 руб. Возможно, в наших краях был северный коэффициент.

Alex A. Pjams (Тамбов, 1980-е):

Я в 80-х подрабатывал обивкой дверей. Буквально в половину квартир Тамбова я позвонил с предложением услуги. Насмотрелся на нищих бабулек на всю жизнь! Пенсии да, от 16 до 30 рублей.

Валерий Тюкалов:
У моей бабушки (из семьи раскулаченных) пенсия была 16 руб. Работала в леспромхозе, а по ночам сторожила магазин. В колхозе не работала, как ее туда не загоняли, а после ареста деда, крестьянина бедняка, в 1935 по ст.58 на 4 года, и огород обрезали по самые окна. Деда искал 9 лет. Нашел на кладбище в п. Оротукан Магаданской обл., где его закопали строители коммунизма в 1938 г.

Алексей Хенов:
У моей бабушки (жена ссыльного немца), пенсия по потере кормильца была 14 руб. Подрабатывать негде было, уехать некуда, все было отнято, когда ссылали.

Вадим Грешняев (1970е):

Колхозники получали не пенсию, а пособие, чтобы не сдохнуть с голода. Социальная пенсия была от 8 до 26 рублей. Средняя пенсия по союзу 45-65 руб. Максимальная 132 руб. Ну а дальше, как и водиться, были пенсии республиканские, союзные и пр. Элита о себе не забывала.

Татьяна Шиповская (1986):

Пособие многодетным это было 4 руб в месяц на всех детей. И только от трёх детей и больше. Ровно буханка черного хлеба за 16 коп. на 30 дней, типа чтоб с голоду не сдохли. Чтобы получить это пособие, нужно было пройти круги ада. Отсидеть жуткие по тем временам очереди, потом приходишь в кабинет, приносишь кучу справок, которые должна была молодая мамаша собрать разных (а у нее, между прочим, грудной младенец дома), а тебе говорят: тут запятая после кв, тут точка не там поставлена. И надо все по новой.
У меня третий ребенок родился в 1986 году, и я пошла за этим пособием. Не знала, что так мало платят. И меня разворачивают из-за запятых и точек в справках. И я как швырнула эти бумажки все, целую стопку, в рожу этой наглой бабе в кабинете, развернулась и ушла. Сколько же пришлось пройти с этой бюрократией в этом совке. Ещё хамство бесконечное чиновниц... Они всегда орали на посетителей. Как сейчас помню.

Денис Силютин (1980-е годы):

Пенсия по возрасту для рабочих и служащих (с 60 лет мужч./55 лет-женщ.) - минимальная 50 руб., максимальная 132 руб./мес. Чтобы получать максимальную, нужно было иметь з/п 240 руб/мес. + проработать не менее 25 лет на «одном месте». Пособие для одинокой матери - 6 руб/мес на одного ребёнка.

Виктор Любимоф:

28.08.1974 Совет Министров СССР принял постановление №677 о выдаче паспортов колхозникам, что уравнивало их в правах с жителями городов. 113 лет после отмены крепосного права.

Андрей Амбарцумов:

Так в 1974 году только постановление приняли. По этому постановлению паспорта всем колхозникам должны были раздать до конца 1981 года. Слышал, что в срок не уложились, но точно не знаю.

Вячеслав Капорин:

Так и было. До середины восьмидесятых процесс шел.

Сергей Бакалов (1979):

Родители получили паспорта в 1979 г.

Паша Мазуревич (Киевская обл.):

Пенсия моей бабушки с. Стави, Кагарлыцкий р-он, Киевской обл., бывшей в оккупации, в 1974г АЖ ЦЕЛЫХ 21 РУБЛЬ. Интересно, сколько получала пенсии бабушка в ФРГ?

Djabrail Yanduev:

Моя бабушка была из зажиточных, пенсия была аж целых 28 рублей. Видать, была надбавка за депортацию.

Aleksandr Komashko:

В совхозе было попроще, чем в колхозе. В нашем совхозе стаж и остальное с 1949г.

Виктор Иокиранта:

Совхоз - государственное предприятие, работники считались рабочими.

Tatiana Tutaeva (1973-1974):

В 1973-1974, когда у меня была зарплата 170, разговаривала в селе с женщиной: «Нам платят 3 рубля в месяц». На мою застывшую физиономию и вытаращенные глаза, добавила: так работы-то зимой в колхозе нет.

Pavel Raysin (сер.1980х):

В нашем подъезде жила одинокая бабулька, пробавлялась пустыми бутылками, пенсия 26 рублей. Бывшая колхозница, всю жизнь работала. Середина 1980-х.

Galena Arengel:

Моя бабушка получала такую же.

Юрий Корецкий:

1984 год, колхоз - миллионер. Зарплата агронома 80 рублей.

Lenny Zhivotovskiy:

Мне ничего кроме 80 руб не давали.

Віталій Терець:

А моим родственникам выдавалось зерно, семечка подсолнуха, сахар. Сам видел, ещё пацаном был. Правда, это уже ближе к закату совка было, но колхоз нормально рулил - объединял три больших села.

Олександр Симоненко:

И собирали годами всей семьёй чтоб дом построить (не знаю, кому там "квартиры давали"). И люди не знали, что такое "море", "заграница", а "Жигули" - только у председателя были.

Маргарита Синельникова:

Точно! Родители рассказывали, что получить паспорт и уехать из колхоза можно было только на комсомольскую стройку или в армию. Что и сделали в своё время мои родители. Даже на учебу могли не отпустить.

Владимир Журавлев (1975):

Я помню, как мама радовалась, когда паспорт получила. В 1975 году, очередь была большая. Вороновский район Гродненской области.

Михаил Юденко (1960):

В 1960-м отец уехал из колхоза на учебу в ПТУ, разрешение на выезд и документы получил на руки через взятку - родственник оказался в местной ментовке. После учебы остались работать и потом - в армию. После армии уже не возвращался домой... Такая вот карьера.

Alex Raven (с.Лисича, Полтавская обл.):

В деревне не жил, но бывал у бабушки, село Лисича, Полтавская область. Люди жили ОЧЕНЬ бедно. Ели исключительно то, что сами выращивали. Либо выменивали у соседей. В сельпо кроме соли и спичек не было ничего. Впрочем, у большинства селян были лошади, коровы, козы, утки, куры. Ели скромно, преимущественно вегетарианскую пищу. По сравнению с тем, как жили они, мы жируем.

Airo Vokshr (90 км от Москвы, вторая пол.1980х):

Довелось приехать на картошку от вуза. Всего-то 90 км от Москвы. А жизнь и условия этой жизни — как будто в другом мире. Ни водопровода. Ни канализации. Удобства во дворе. Я, как сын медика, долго там не задержался. Мама со скандалом вызволила меня оттуда. Но для меня это было открытием. Я до тех пор и не предполагал, как в России живут люди. Это было потрясением и переменой взглядов. И я тогда решил, что права была моя прабабушка, рассказывая о зверствах уголовников из Красной Армии и ЧК.

Анастасия Куликова (1987):

Жила в селе, наверное, неделю, в 1987 году. Тогда и узнала, что завоз мороженого может быть событием. Местные дети бежали в магазин с криком "мороженое!!!", а я недоумевала, чего так суетиться и орать.

Pavel Raysin (1978-1982):

На периферии в деревнях была настоящая задница. Одна деревенская девушка на севере жаловалась мне: "Здесь не то что замуж выйти, здесь забеременеть не от кого, потому что все пацаны спиваются еще до армии". Вот такой крик души...

Другая девушка, из Чувашии, показывала фотографии родного села. Дома капитальные, из огромных бревен, в полтора этажа, такие я только видел в музее деревянного зодчества - "подворье зажиточного крестьянина". Но это в прошлом. Улица заросла бурьяном, провода со столбов свисают порванные. До революции село имело свою пристань и продавало зерно через нее. В 1980-е годы ВЕСЬ выпуск их школы - все уже оказались в Москве по лимиту на разных работах, так или иначе.... Одного ее одноклассника убили в армии, второй идиот, дурачок, олигофрен, ходил в школу просто так, потому что не было близко куда его отдать... Вот он единственный из класса остался в деревне. Плюс старики. Было могучее село. А теперь - неперспективная деревня, уже и электричество отключили... Еще тогда думал - кто же нас кормит? Канада?

Алла Михалёва (Западная Сибирь, г.Шадринск, вторая половина 1950х):

Я с 1944 года рождения. Жила в Западной Сибири Курганской области в маленьком городке Шадринск. Начиная с 5 класса школьников посылали в деревню и на долгий срок - пока не закончится уборка. Я не говорю об удобствах - их не было. Но в домах не было и мебели: печь и лавки. Не было постельного белья, спали на лавках. В одном самом богатом доме была кровать - только у мужа и жены. Остальные спали на печи и лавках. Рацион скудный, практически без мяса. Картошка, капуста, огурцы. Было молоко, но масла не было: хозяева обязаны были сдавать масло государству - налог за корову.

Андрей Гирдов:

В конце 1980-х довелось побывать в Волынской области. Идём по деревне, разговариваем, вдруг вижу впереди человек за оградой кланяется в пояс проходящему мимо другому человеку. Для нас это выглядело дико, а для них норма жизни - не поклонишься председателю, ни на дрова, ни на отгулы и т. д. можешь не рассчитывать.

Igal Margulis:

В 1980-м, во время Олимпиады, родители отправили отдыхать в деревню. Многое узнал! Например, треть деревни (5 км. от Шепитовки) с землянными полами. Из рассказа старушки: «Впервые кушать досыта стали в середине 1950-х. Не разнообразно, а просто не поштучно считая картошку или лебеду с ранней крапивой».

Angela Volk Felt:

У моей бабушки были земляные полы ещё в 1980-х. Отлично помню, когда переделали. И, когда в 1985 мы переехали жить в Черновцы, я поверить не могла, что шикарные особняки по селам на одну семью!

Jaugen Keppul:

Прабабушка всю жизнь проработала сельской учительницей, до начала семидесятых получала 42 рубля, потом до самой смерти в 1990-м году - 57 рублей.

Ванка Драмм:

Бабушка в 1970-х, инвалид второй группы получала 33 рубля 43 копейки пенсии, дед участник ВОВ, инвалид второй группы получал 45 рублей 27 копеек Знаю точно, я с ними играла в почтальона и "приносила пенсию".

Max V. Keler:

У меня бабушка в 1960-е годы 12 (двенадцать!) рублей пенсию получала.

Сергей Сахаров:

Да, моя такую же примерно...Проработав всю жизнь.

Sergey Sputnikoff (колхоз в Черниговской обл.):

Моя бабушка, Мария Ивановна, всю жизнь проработала в колхозе «Авангард» на Черниговщине, заработала 12 рублей пенсию.

Ягниченко Степан:

Истина! Бабушка всю жизнь работала на трудоднях самым каторжным трудом. Результат - пенсия 20 рублей.

Жека Пищик:

В конце 1970х бабуля получала 28 рублей пенсии. Работала ланковой и завклубом по совместительству (Примечание: ланковая – бригадир сельхозрабочих)

Петров Іван (небольшая деревня в Тамбовской обл., 1970е-1980е):

В колхозе получали 60-80 руб. В жизни родители ни разу не были на море. Электрику в деревню провели где-то в 1974 году. На всю деревню, 59 изб в 1985 год, были один Запорожец и один Москвич 412, 2 телефона, 1 цветной телевизор, десяток холодильников и стиральных машин. Черно-белые телевизоры стали покупать лишь в 1980-ые. Ещё на деревню было 5 бензопил, 3 магнитофона. Правда мотоциклы и велики были у многих.

Александр Дмитриев (Сибирь, 1950е-1960е):

У нас в Сибири в деревнях были самодельные дизель-генераторы до конца 1960-х!



Ветераны ВОВ (Великой Отечественной Войны)

Зоя Чернышевская:

У нас для ветеранов и инвалидов был отдельный магазин, там были обычные цены, но можно было купить по удостоверению что-то относительно дефицитное. Не икру и всякие деликатесы, а гречку, варёную колбасу, синюшных кур, сливочное масло, горошек, майонез. Такой дефицит, который время от времени выбрасывали в продажу, не самый редкий. Всякие балыки, ветчину, вишню в шоколаде или туалетную бумагу там не продавали. Поскольку у нас в семье ветеранов не было (дедушка умер в 1980-м), я почти до конца совка видела этот магазин только со стороны. В 1989-м бабушка после инсульта стала инвалидом, и какое-то время я туда успела походить за продуктами. Это уже был самый излет СССР, были коммерческие магазины и кооперативы, поэтому сильного ажиотажа там не наблюдалось. Ходили в основном инвалиды, ветераны и их дети, очередь небольшая была - максимум полчасика постоять.

Людмила Новикова (Москва, конец 1970-х):

В конце 1970-х в советских магазинах были секции для "ветеранов и инвалидов ВОВ". И там были часто многие дефицитные товары. Можно было купить и продукты, и одежду. Знаю, что многие через ветеранов покупали там что-то.

Vladimir Ivanoff:

Знакомая в том отделе в универмаге работала. Через нее можно было там без ветеранов все купить. Бартер: ты ей - дефицитные книги по т.н "госцене" (в книжном тогда работал), она тебе - дефицит импортный, тоже по "госцене". Хорошая девушка была.

Ніна Конєва (Киев, конец 1970-х и позже):

Папа ветеран был прикреплен к определенному магазину. Вначале это был отдел в обычном гастрономе. Затем под ветеранов выделили отдельный небольшой магазин. Там раз в месяц покупали паёк. Я ходила с папиными документами, так как ему идти было далеко. Паёк за деньги, конечно. Обычно 2 кило гречки, сгущенка, майонез, горошек. Какие-то консервы из красной рыбы. Копчёная колбаса. Тушёнка. Были ещё какие-то продукты, которые можно было купить без талона. Но они были такими же, как в обычных магазинах. Вот промтоваров, техники не помню отдельно для ветеранов. Мы такого ничего не покупали.

Ирина Хвиловская:

Продукты выкупАли каждый месяц в виде пайков с определенным набором дефицитных продуктов - кофе, чай, масло, сыр, какие-то крупы. Цены были не так высоки. Проблема была в том, что этих продуктов в обычных магазинах практически не было. В тот период большинство доживших ветеранов и семей погибших ВОВ (матери, вдовы, не вышедшие больше замуж) были довольно старыми и больными людьми. Сами получать тяжелые пайки не могли. Ездили в основном дети и внуки, у кого они были и имели такую возможность. К тому же выдавали пайки в районах по прописке. А старики часто жили с детьми или внуками в других районах. Так что эти магазины были в общем-то рассадником злоупотреблений. Нераскупленное за месяц расходилось по своим или районному начальству. Что касается промтоваров, норм или пайков, как таковых, не было. Там бывала импортная обувь, например, неплохого качества. Но такие модели, которые опять же старики не носили - каблук, узкая колодка и т. д. Одной - двум парам, которые "выбрасывали" в таких отделах, тоже быстро находили покупателя. В целом такие магазины народ прозвал "Спасибо Гитлеру". В том смысле, что другого случая приобрести подобное на тот момент в стране не было.

Евгений Ким:
Это и в 1980-х было. Цены были самыми обычными, вот только в обычных магазинах этих товаров не было. Рядом с домом был продуктовый магазин для ветеранов ВОВ и инвалидов. Я там жвачку покупал и детскую смесь. Дефицит.

Anton Chuladis:

В СССР не многие ветераны второй мировой войны были дряхлыми уже старичками, живущими на скудную пенсию. Со мной на заводе работали ветераны — это были крепкие ещё мужики; они получали не самую плохую по тем временам зарплату и вовсе не выглядели жалкими. Мы, молодёжь, выпивали с ними. Пытались их про войну разговорить. Но у всех ветеранов была такая особенность: они не любили войну вспоминать.

Leonard F. Yankelovich:

Так с чего им быть-то дряхлыми, выжили те, кому к концу войны было 20+, в 1970-х им было по 50+++. Может нам тогда казалось, что они дедушки :)

Ирина Хвиловская:

Больше всего хлебнувшие в ту войну ушли в первые годы после нее. Но и меньше пострадавшие, если дожили до 1980-х, были довольно больными людьми с ранами, контузиями, потерями многих функций. Моему отцу в 1941 было 17. В 80-е - под 60. Он потерял всю семью, получил контузию с потерей зрения на одном глазу почти полностью, стал тяжелым астматиком. Переболел в окружении малярией и цингой. Все это сказывалось и на внешности, и на здоровье. Бабушка, 1902 г. р., потеряла на войне сына. Вырастила без мужа двух дочерей. Он сразу с фронта нашел другую семью. Их жизнь и без войны была не сахар. С современными 50-летними никак не сравнить.

Алексей Красовский (Тверь):

В Твери был отдельный «ветеранский» магазин, туда пускали только с удостоверениями.

Григоий Григорян:

Да, были такие магазины. Отец мой был приписан к нему. Ничего выдающегося. Можно было взять мясо к праздникам, тушенку, сгущенку, более-менее приличные рыбные консервы, вот и все. Да, помню, один раз к 7 ноября давали по 2 бутылки чешского пива и 100 грамм, если не ошибаюсь, черной икры.

Владислав Бачуров:

Я так в 1980-х покупал портативный цветной телевизор. Заехал на такси за бабушкой приятеля, вместе с бабулей приехали в магазин, купили телевизор, отвез ее домой, вручил коробку конфет и продуктовый набор, привез к себе домой телевизор и поставил у себя в спальне.

Олександр Трегуб (Ленинград, 1980-е):

По завышеной цене льготной категории ничего не продавали. Продавали без очереди - это да. Расскажу один эпизод, который был со мной. В 1980-х годах я учился в институте и по тур.путевке поехал в один город, а в то время как раз начали завоз настоящих джинсов в магазины бывшего СССР. Дело было в Питере. Продавали джинсы по 100 руб., фирма 100%, две очереди: одна для таких, как я, а другая для всяких льготников. В обычной очереди было очень много людей до 2 тыс., номер писали на руке (у меня был 1629). У льготников очередь была значительно меньшая. Так они делали бизнес: покупали за 100 руб., а затем тем, которые стояли в обычной, продавали, но уже за 150 руб. Я немного постоял, а затем просто ушел. Но номер свой до сих пор помню, хотя прошло уже очень много лет.

Andrew Abramov:

Я помню раздражение и внутренний протест против этих отделов и секций. Никакого уважения к ветеранам с их «привилегиями» у меня не было, как и у всех моих близких. А было злоба на власть, которая устроила такие порядки и дефицит.

Dmitriy De:

Ну да. Лйафхак - создать очереди, а потом ввести льготы кому вне очереди можно.

Ігор Репік:

Расказывал сотрудник про своего отца учасника ВОВ. В 1974 отцу из универмага пришла открытка - вам как участнику ВОВ разрешается купить трусы 1 шт. Тот попросил сына свозить его в универмаг. Нашли потайную дверь, заплатили 1 руб. 68 коп. И для папы выдали трусы. Папа и спрашивает: а можно еще одни для сына? Работник универмага и спрашивает: ваш сын учасник ВОВ? - Нет - Значит трусы ему не положены.

Dmitry Gogol (Казань, 1970-е):

Знаю, что продпайки ветеранам войны можно было получить на 9 мая в Казани в 1970-ые, консервы типа "завтрак туриста" и подобное. По крайней мере некоторым. Дед получал. Людей тогда таких много ещё было, особой щедростью государство Совка ветеранов не баловало. Где их выдавали, не знаю. Может, по месту работы или в собесе. Были ли специальные магазины или секции магазинов для ветеранов ВОВ в Казани - не знаю. Но у деда никогда ничего "особого" не было, как и у большинства советских граждан. Хоть ветеран войны в звании капитана, плюс ветеран милиции.

Наталія Андреєва (Киев):

Приблизительно так же "давали" машины инвалидам. Раз в десять лет инвалиду полагалась машина, у нас это были "Запорожцы" с ручным управлением. Внезапно инвалиду сообщалось, что через три дня он может выкупить эту машину, где брать деньги - а где хочешь. Занимали, перезанимали. И, кстати, мои безногие деды ежегодно проходили комиссию, чтобы подтвердить инвалидность. Мало ли, вдруг нога отросла. И до кучи, так же и квартиры "давали". В 1953-м деду, как обычному инвалиду, "выделили" квартиру аж на Крещатике, это событие мегапафосно освещалось в прессе, "нашим победителям" и всё такое. По факту: комната на пятерых в трёхкомнатной коммуналке. В каждой комнате ещё по семье. И получить квартиру, если по нормативам до этого не хватало полметра, было невозможно.

Rafael Grugman:

Покупали в первую очередь дефицитные продукты питания. Ветераны были прикреплены к определенному магазину, в котором были списки ветеранов, прикрепленных к этому магазину, и купить продукты питания можно было не в любом количестве, а в строго определённом.

Олег Московко:

Дед, ветеран-инвалид, имел в селе килограмм гречки раз в месяц и телегу дров-сухостоя в лесу раз в год. Дрова ещё надо было спилить и привезти... В городе дед имел "всё", в том числе банку индийского кофе растворимого и зонт три слоника 😊 .

Петр Бушинский:

Были у нас такие магазины. Продовольственные. Так и назывались - "Ветеран". Но никакого различия в ценах не было. Просто иногда ассортимент чуть более расширенный и некоторые товары можно было ветеранам и участникам ВОВ купить по спискам ветеранов, прикреплённых к этим магазинам. Скорее просто для того, чтобы они меньше тратили времени по обходу магазинов "где что купить", да ещё не злили толпу своим правом покупки вне очереди. А вот на промышленные товары были специальные очереди в райисполкомах. Я практически всю габаритную мебель в квартиру по очереди отца так купил.

Ефим Смоляр (Москва):

Специальные секции я не помню. Может быть, они были в некоторых магазинах в центре Москвы. Но в других московских районах я не видел. Я помню, что были спец. продуктовые наборы для участников и инвалидов войны три или четыре раза в год (1 января, 1 и 9 мая, 7 ноября), в наборе бывала гречка, колбаса, курица, может что-то ещё. А тех, кому эти наборы были предназначены, презрительно называли "учвовы", потому что они доставляли массу хлопот начальникам отделов и секций.

Natalya Abel:

Помню, в ветеранских отделах были даже такие экзотические товары, как кроссовки и импортные бюстгальтеры с кружевцами.

Tanechka Tanyusha (Московская обл.):

Где были такие отделы? Не видела, не слышала. В Московской области не было. В городах атомной промышленности таких отделов тоже не было. Было распределение некоторых товаров по записи на предприятии, ждать очень долго и мало что было.

Юрий Кожинов (Узбекистан, 1981):

Скорее всего, в разных областях было по-разному. Но приведу один пример. Узбекистан ведь тоже СССР. Были в военном госпитале в 1981 году после афганского гепатита. После выписки зашли в универмаг, просто без всяких связей. И продавец отвёл нас в подсобку. А там на полках разный дефицит (не супер, но всё-таки). Купил, помню, Арабскую туалетную воду и Чешский набор для ногтей. Цену назвала продавец.

Tetiana Znamenska (Киев, конец 1980-х):

Да, были отделы и целые магазины. Мои бабушки посещали, как вдовы участников войны. У них были книжечки, где отмечались посещения, нельзя было зайти в любое время и постоянно тоже, они ходили по назначенным датам, кажется, пару раз в месяц, период уже не помню. Ну и к праздникам их приглашали дополнительно скупиться. Что брали - гречку, масло, колбасу, сгущёнку, прочие продукты, большинство из которых были в дефиците (это уже в конце 1980-х, на моей памяти, как было раньше, не знаю). И отпускали эти продукты тоже по счету, в ограниченном количестве. Эти магазины у нас в Киеве существовали примерно до середины 1990-х, потом закрылись, поскольку дефицит исчез. Да, ещё помнится, что обычному человеку в этот магазин нельзя было зайти, продавцы строго предупреждали входящих, что магазин ветеранский и обслуживание только по приглашениям. Магазин этот был продуктовый, по промтоварам не в курсе.

Татьяна Пудалова (Усолье Сибирское):

У нас в Усолье Сибирском не было такого магазина, но ветеранам уступали без очереди, и ветеранов было много. Неприятные воспоминания. При общем дефиците всех товаров эта категория граждан была напористой и самой голодной. Иногда ветераны устраивали между собой потасовку, было противно смотреть.

Екатерина Мишина:

Не было там ни одежды, ни деликатесов заморских. Раза четыре в год полагался "инвалидный заказ" - палка копченой колбасы, палка варено-копченой, банка растворимого индийского кофе, упаковка растительного масла и что-то еще по мелочи. В буфете на госдаче моей подружки, мама которой трудилась машинисткой в ЦК, было намного шикарней. И не раз в квартал, а всегда. Очень ярко прочувствовала заботу родного государства о ветеранах.

Борис Файфель (Саратов, 1970-е):

Сейчас расскажу. Отец моего близкого родственника прошел войну, партизанил, вернулся без руки. И умер, не дожив и до 60. А его вдова пережила мужа намного (дожила почти до 100 лет). В 1970-е она была вдовой инвалида войны. И ей "полагалось". Ее сын затеялся дачу строить. А это в те годы было непросто. Кирпич надо... Цемент надо... И прошел слух, что на базе на окраине Саратова (в Елшанке) инвалиды войны и их близкие родственники смогут купить цемент. Настал этот день. Дядя Лёва рассказывал так.
Ну, приехал. Там уже народу... Все инвалиды или родственники. Ждем. Прошел час, полтора. Тишина. И тут подъезжает Камаз, груженный мешками цемента. Мы радостно потираем руки, предвкушая. Камаз заехал на базу, ворота закрылись. Прошло еще полчаса. И тут на крыльцо выходит неопрятная тётка, и громко заявляет: "Есть 20 мешков. Но рваные. Брать будете?" Занавес.

Анна Богатырева (Волгоград, нач.1980х):

В Волгограде было, но не икра, а колбаса докторская и зеленый горошек попадался (Примечание: для ветеранов). Больше не помню, что было. В праздники были проднаборы, а раз в месяц колбаса. Мне всегда было неловко, что вот, мы, внуки выживших, едим колбасу, а внукам погибших шиш с маслом, которое по талонам, 200 г. В месяц. Я о ветеранских пайках. А еще одна бабушка купила один ветеранский ковер, а другая два маленьких. И телефоны им ставили.

Алексей Хенов: Да, было такое, помню.

Natalya Trembeth:

В нашем доме был такой магазин для ветеранов и инвалидов ВОВ и дети бегали к магазину, чтобы заглянуть в окна, где есть сгущёнка и гречневая каша, моя дочь в 9 лет на вопросы "кем ты хочешь быть в будущем" отвечала -"хочу быть инвалидом, чтобы покупать то, что продаётся в этом магазине....светлое будущее, светлее не придумаешь.....пусть вертухаи подавятся своим светлым будущим!

Tanechka Tanyusha:

Под ветеранами тогда понимали участников войны. Моя мама работала на оборонном заводе во время войны, но ветераном она стала кажется в конце 90 х. Ей было за 70 уже. Папа участник войны и никаких благ в совке он не имел! НЕ было никаких отделов в том городе, где они жили.

Анна Юшкевич (Киев):

Нашему бате-ветерану давали раз в месяц паек (за которым стояли в очереди стариков в узком коридоре подсобки гастронома) - палка колбасы, бутылка Кальвадоса или Зубровки, 1 кг гречки, литр кукурузного масла, по банке сайра, лосось, печень трески, зел. горошек, майонез и банка бразильского раств. кофе"Пеле" или "Касик". Одну солёную горбушу.

Jaugen Keppul: (Примечание: дальше разговор про безруких-безногих инвалидов-ветеранов на улицах)

В детстве я таких повидал немало. В южных городах они, как правило, собирались на базарах, на нелегальных "толкучках" и государственных "колхозных рынках". Толковали о чем-то своём, иногда распивали бутылку-другую у всех на виду. Играла гармошка, иногда даже две-три гармошки одновременно, звучали какие-то особо жалостливые песни. Они в таких местах не побирались, но я замечал, что время от времени к этим группкам подходила то одна, то другая не очень молодая женщина и совала в руку или карман инвалида мелочь или даже смятый рубль.

Игорь Фенютин:

У нас в городе был такой. Но тот был алкоголик.

Tatiana Tutaeva:

Я тоже их видела. Один из них был соседом по подъезду.

Михаил Чепик:

В Люблин на Нижних Полях, где я провел детство, много было и одноруких и на катках...

Irina Manina:

Их называли фронтовики. Участники боевых действий

Lubova Lenska:

В мое время их было очень много...

Алекс Крам:

Основная масса сбухалась в нищете.

Олег Чехов (Брест, 1970е):

Позор и поношение. Сам видел таких в 1970-х в Бресте на фоне огроменного комплекса, типа "не сдались". Таких реальных безногих ветеранов нам, юным ленинцам, в пионерские лагеря не привозили на политинформацию, и в школы тоже не привозили. И пионерские галстуки нам повязывали совсем другие "ветераны". Теперь уже понимаю, что п...лы из политуправления. Даже раскопали участника обороны Брестской крепости. Ну, вроде, как...

Ugol Toopoy:

Ленинградский рынок назывался раньше "Инвалидный". Жили на Балтийце, все ездили на электричках. Помню этих ребят на тележках, но только до 1969-70. Потом их подсобрали, рынок стал одним из самых дорогих, как и весь Сокол, ставший генеральско-киношно-богемным. А инвалидов потом было много на Птичке, платформа 4-й км, на Тишинке несколько завсегдатаев...После Олимпиады уже на улицах практически не встречались.

Людмила Новикова (Москва, 1970е-1980е):

Я вообще не могу вспомнить инвалидов на улице или в общественных местах, возможно они просто не выходили из дома. Людей с палочками видела много, даже с протезами. А таких инвалидов, которые сами ходить не могут - вообще не помню. Думаю, тогда никаких приспособлений для них не было, вот и не могли они сами из дома выбраться.

Анна Борисенко (Киев, 1976):

В детстве видела и на тележках, и на креслах довольно часто. Жили в центре Киева. В 1976 мне было десять лет, переехали в спальный р-он, и в нашем подъезде жил инвалид на тележке. У него была будочка по ремонту обуви в соседнем дворе и большая семья — жена, дети, внуки. Лихой такой мужчина был, передвигался очень быстро, друзей полно, босяцкого вида. Сам на Шукшина похож. У меня ощущение, что он приспособился и чувствовал себя нормально. Видимо, семья хорошая, помогали.

Jaugen Keppul (Севастополь):

А я в Севастополе одного знал. У него была машина "инвалидка" и будка "Ремонт обуви" почти в центре города. Возле неё постоянно толклись какие-то мужики, не инвалиды. И не из-за ремонта. Я так понимаю, что они участвовали в каких-то лотореях, типа пытались выиграть в "Спортлото", следуя указаниям этого бойкого инвалида. По улицам города он гонял на высокой скорости, шум от этой таратайки с мотором от мотоцикла стоял оглушительный!

Андрей Гирдов (Ленинград):

В Ленинграде инвалидов можно было увидеть на тележках, но очень редко. Ни один городской транспорт, кроме метро, не подходил под кресла, я уже не говорю, что не было ни лифтов, ни пандусов.

Виктор Иокиранта (Пермская обл., 1960е):

Против нашего двора в 1960-е была так называемая «Артель слепых». Я мальчишкой часто лазил туда и заходил в цеха. В одном делали картонные коробки для обуви, в другом мочальные щётки и кисти. Жили они тут же рядом, вплотную, в двухэтажке. Я бывал дома у слепых, проживающих в той артели. Собственный сын Вовка неслышно передвигал мелкую мебель в комнате, чтобы слепая мать спотыкалась о неё. А мальчишки нашего двора натягивали аптечную резину, привязанную к развилке дерева, заряжали камнями и стреляли в дом, где проживали слепые. Может, это только в нашем дворе царили такие зверские нравы, а в остальном СССР мальчишки были добрые и хорошие?

Александр Дмитриев:

Коляску инвалиду негде было купить, да и не на что. Были, конечно, автомобили-инвалидки, но редко.

Dmitrij Schkurevich:

: Мой дед инвалид войны первой группы. Каждый год ходил на медкомиссию чтобы показать, что разбитое осколком колено и отсутствующая в предплечье кость не выросли заново.

Игорь Фенютин:

На переосвидетельствование ежегодно ходили и безрукие-безногие.

Римма Покайнис (Кировская обл., 1960е-1970е):

В нашем маленьком городе-райцентре в 1960-начале 1970 годов один инвалид без обоих ног катался на тележке на подшипниках. Отталкивался от земли деревянными штучками (не знаю их как назвать). Сидел на улице в центре города, собирал милостыню. Кидали мало, народ сам был бедный. Насобирает немного и катится в галантерейный магазин. Покупал тройной одеколон и сразу выпивал. Был грязный, небритый. Когда катился по улице зимой на тележке, телогрейка задиралась, штаны (если можно так назвать верхнюю часть ватных штанов) опускались и нижняя часть спины вся была открыта. Зрелище было ужасным. Но никто не подходил и не поправлял. Народ был равнодушен. Наверно, после войны привыкли к чужим несчастьям и сами тяжело жили.

Виталий Богоявленский (Москва, 1970е):

Да, так и было. Из моего детства 1970-х в Москве на Хорошевке - такие же воспоминания.

Dmitrij Schkurevich (Поволжье):

В нашем маленьком городе в Поволжье тоже был такой инвалид. Какая великая благодарность от уродины защищавшим ее людям.

Вячеслав Долинин:

В 1981 три инвалида создали независимую Инициативную группу защиты прав инвалидов. КГБ начал грозить им арестом, и деятельность группы прекратилась.

Daria Neumann:

Интересная тема, хотя не только насчёт инвалидов пострадавших в боях. Один дед мой потерял практически все пальцы на руках, осколок. Хотели кисти отрубить, но нашёлся добросовестный хирург, который спас кисти рук и несколько обрубков пальцев. К счастью моего деда, у него выжил брат, в госпитале познакомился с моей бабушкой, так что выселять его или в какой-нибудь Валаам помещать никто не стал. Он таки стал инженером после войны, его брат тоже, так и смог сам себя прокормить. Насчет льгот не знаю, перепадало видимо что-то, но скорее потому, что бабушка была партийная.

Помню в нашем дворе жила девочка инвалид в коляске, постарше меня (1980-е). К её счастью в доме был лифт, и она могла погулять во дворе. Помню, что для меня это было очень удивительно, потому как кроме неё я никогда не встречала людей в колясках. Помню, что она общалась с детьми относительно младше её, теперь понимаю, что у неё, как видимо, не было своих друзей. В 1995-м мы поехали туда навестить родственников. Зашли как-то в этот двор, и там я её увидела, одну, мне её было очень жаль. Вспомнила, она тогда на костылях ещё передвигалась, а коляску в 1990-х получила.

Сергей Шувалов:

Жилось им еще хуже чем нынешним. Не было даже пандусов. Транспорт был не оборудован. Хотя некоторые и получали инвалидки. И лепили во дворе сарайчики-гаражи. Но я, например, нормальный гараж во дворе поставил, заплатив немного денег в исполкоме. Хотя и не инвалид. Просто было мало машин и гаражей. А так, не дай бог стать инвалидом в нашей стране в любое время.

Natallia Iyi (Латвия, 1980е):

Жила в Латвии в небольшом портовом городе, не помню инвалидов без ног, рук на улицах, либо их не было, либо не выходили на улицу.

Saida Chentsova (Свердловск):

Их было очень много, в Свердловске они собирались на плотинке и почти до Почты. Молодые, самые разные увечья. Нас, детей, уверяли, что государство заботится об инвалидах, а это пьяницы. Сейчас понимаю, что им было страшно в одиночестве, и они ползли к месту сбора. Летом 1952 года они исчезли из всех городов - спрашивала ровестников. Мы перед школой приехали из лагерей, их уже не было. Лет 30 уже не дает покоя вопрос: куда их дели? Валаам слишком маленькая территория для миллионов искалеченных людей.



«Простые» советские люди.

Dania Yakhina (Узбекситан, Ташкент, вторая пол.1970х – 1980е):

Бездомных было много, это правда. Но я хочу вспомнить сейчас не о безработных, а напротив, о людях, которым как кость в горле была советская нищета, те, которые не имели отношение к торговле дефицитом, не могли урвать, унести, обвесить. Для того, чтобы жить сносно и не от зарплаты до аванса, люди приобретали левыми путями вторую трудовую книжку и работали вроде как легально, но по разным документам, т.к. работать "по совместительству" было совершенно не выгодно, ведь за ту же работу платили за неё часть. В перестройку, видимо, наш узбекистанский опыт переняли и другие республики. Многие, у кого не было знакомств в ОК, пользовались трудовыми книжками многодетных матерей, которые не в состоянии были определить своих детей в гос.учреждения, ведь места в сады и ясли тоже были по блату.

Владимир Король (1978):

После окончания института в 1978 г. я имел 3 трудовых книжки. Дело в том, что новая трудовая книжка заводилась по заявлению трудящегося. А поскольку я был студентом, то мне вполне верили, что раньше у меня трудовой книжки не было.

Римма Покайнис (Кировская обл., 1960-е):

Для нас, детей, одним из главных развлечений был поход в кино. Мама давала 15 копеек. Из них мы тратили 10 копеек на билет в кино. Попутно заходили в столовую около кинотеатра и покупали себе макароны без котлет и без подливы. Было очень вкусно. Стоили макароны 5 копеек. В 1960-х годах бабушка приносила нам, детям, в подарок конфеты-подушечки в свернутом из газеты кулечке. А бывало, что взрослые угощали нас этими подушечками (самые дешевые были) просто выгребая их из кармана, где они просто лежали насыпом . Мама покупала нам шоколадку один раз в год на день рождения. Обычно половинку шоколадки съедал именинник, а вторую половинку делили на всех оставшихся.

Людмила Новикова (Москва, 1970е):

Покупка пальто или сапог - это была большая покупка для нашей семьи. А сладости и конфеты вообще никогда не покупали: ели только когда к бабушке приезжали, она всегда угощала.

Виктор Иокиранта (Пермская обл., 1960е-1970е):

Конфеты стоили в 1960-е, 1970-е 4 руб 50 коп (примерно), но были «Костёр» и «Трюфели» соответственно по 8 и 9 рублей за кг. Это было очень дорого. Мать покупала к празднику «Вишнёвые» по 1,80-1,90, они были похожи на шоколадные, и прятала. Конечно, это было дорого. Я выходил из положения, тыря мелочь из карманов отца, или сдавал бутылки. Любил карамель «Популярная» по 1,20.

German Pyatov:

В возрасте лет десяти, под Новый год мама послала в магазин за чем-то банальным, что не было дефицитом, но дома закончилось. Я пошел в гастроном и увидел очередь за мясом. Ну, как всякий нормальный советский ребенок, я встал в очередь, ведь принести домой мясо - это был подвиг! Мама меня, естественно, потеряла, т.к. очередь - это часа на два -три. Пошла искать и нашла. Меня в очереди пытались затереть, но я не дался, и мясо добыл.

Андрей Беляев (Москва, 1965):

После окончания мединститута и спецординатуры (где получал 68 руб. в мес.), я был принят в 1965 на должность м.н.с. на 90 руб. мес. Это цена самого дешёвого костюма.

Валерия Волкова:

Целый день в очереди, ползарплаты лаборантки - и импортные туфли твои! Если, конечно, не закончатся у тебя перед носом, что бывало не раз :)

Faryno Henadzi (1970е):

Почему в СССР люди были обречены на нищету.
Фанаты СССР, конечно, с этим не согласятся — по их мнению, каждый советский гражданин практически сразу же после рождения получал совершенно бесплатно многокомнатную квартиру, автомобиль, питался исключительно качественными и натуральными продуктами, сделанными по ГОСТу, а его квартира была обставлена дорогой мебелью из натурального дерева.

На самом деле практически всё время существования совка большинство советских граждан жило в состоянии, близком к нищете, месяцами и годами копило деньги на самые простые покупки (...) Никакого "среднего класса" в СССР не существовало — была обеспеченная правящая верхушка, которая пользовалась всеми благами жизни, и 95% остального населения с равномерно размазанной бедностью. Даже нынешние небогатые "бюджетники" из России, Беларуси или Украины живут намного богаче типового советского человека.(...)

Для того, чтобы понять степень советской нищеты — для начала нужно определить, сколько же денег он в среднем получал. Если брать "среднюю температуру по больнице" — то средняя советская зарплата составляла примерно 120-130 рублей. Были те (немного), кто получал 350-400 или даже 500-700 рублей — всякие там начальники да чиновники (к примеру, зарплата министра была 800 рублей), но также были и те, кто зарабатывал не более 80-90 рублей, и таких было намного больше, чем первых — минимальная советская зарплата составляла 70 рублей, и получало её множество неквалифицированных сотрудников, вроде уборщиц.

В общем и целом — средняя советская зарплата равнялась именно 120-140 рублям, за среднюю цифру возьмём сумму в 120 рублей в месяц. Именно столько в 1970-80-е годы получали среднестатистические инженеры, врачи, учителя, госслужащие, всякие там архивариусы и прочие подобные товарищи — в общем, большинство городского населения. Ради интереса можете пообщаться с людьми старшего поколения, из тех кто успел поработать в СССР — вам назовут в среднем именно такие суммы.

А теперь давайте посмотрим, что можно было купить на среднестатистическую советскую зарплату. Более-менее приличное пальто стоило более сотни рублей — от 110 до 150. Хорошие ботинки стоили рублей 50-60. Итого — средней советской зарплаты вам в СССР даже не хватило бы на пальто с ботинками, пришлось бы копить. Женские сапоги на синтетическом меху (кстати, гадкого качества) стоили целых 82 рубля. Представляете? Куча народу в совке работала за 70-80 рублей в месяц, фактически зарабатывая только на одну пару сапог в месяц. Детская обувь стоила чуть дешевле, но тоже очень дорого в сравнении с современной — стоит вспомнить хотя бы эпизод из фильма "Служебный роман", где Новосельцев одалживает 20 рублей на обувь для сына — это шестая часть средней советской зарплаты!

Идём дальше. Бытовая техника. Магнитофон "Днепр-12" стоил 147 рублей — намного больше средней зарплаты. Холодильник "Минск-16" стоил 390 рублей — это было три средние зарплаты, даже больше. Цветной телевизор "Юность" стоил целых 430 рублей — почти четыре. Ну что, уже хочется пожить в этом идеальном СССР? Хрустальная люстра (предмет совковой "роскоши") стоила 230 рублей — две средние зарплаты, ковры тоже стоили баснословных денег — от 150-200 рублей и выше (отдельные экземпляры могли стоить и по 800 рублей), мебельная "стенка" тоже стоила сотни рублей — в фильме "Ирония судьбы"Лукашин упоминает "польский гарнитур" за 830 рублей — какие-то совершенно безумные деньги за несколько пилёных плит из ДСП и горсть шурупов. Это почти 7 средних зарплат! Это как если сейчас купить шкаф из ДСП где-то за $3500.

Что у нас остаётся ещё? Фанаты СССР любят рассказывать о "развитом советском авиатранспорте". Так вот, авиабилет Москва — Алма-Ата стоил 48 рублей, а авиабилет Москва — Братск — 72 рубля. Много вы налетаете с такими ценами? Авиабилеты стоили более половины средней зарплаты! Автомобили (мало того, что их было трудно купить в принципе и надо было стоять "очередь") тоже стоили баснословных денег — "Москвич-412" стоил 5000 рублей, "ВАЗ-21011" — 6000 рублей, "ВАЗ-2103" — целых 7500. На автомобиль нужно было копить годами и десятилетиями.

Что же у нас получается в итоге? А в итоге получается то, что даже на самые простые покупки, вроде зимнего пальто или ботинок, советский человек вынужден был копить месяцами — откладывая по 10-20 или 30 рублей в месяц. Ещё раз — речь идёт не о каких-то там крупных покупках, вроде автомобиля, гаража или комплекта мебели для всей квартиры, а по сути о бытовых мелочах — зимних шапках, сапогах, куртках и прочем подобном. Даже на такие мелочи люди были вынуждены собирать по копейке месяцами. Все остальные деньги уходили на еду, быт, какие-то бытовые покупки, какие-то вещи для детей и прочее подобное.

Фанаты СССР любят рассказывать о каких-то там "сгоревших накоплениях" после развала совка (...) Как-нибудь ради интереса поспрашивайте, у кого там что "сгорело". Кто назовёт сумму в 300 рублей, кто в 500, кто в 800, у кого-то "на книжке" хранилось пару тысяч. Это то, что люди успевали накопить за всю жизнь. Жалкие пару тысяч советских рублей, 16 средних зарплат, тысяч 8 долларов на современные деньги. А у кого-то и вовсе сгорели суммы в 200-300 рублей, и они до сих пор вспоминают эти гроши громким словом "сгоревшие сбережения".

По сути, любой советский человек, который работал на государственной службе за среднюю зарплату, был обречён государством на вечную нищету. То есть с голоду умереть вам бы не дали — на хлеб и колбасу копейка всегда бы нашлась, но вам до конца дней приходилось бы перебиваться от зарплаты до зарплаты, месяцами копить на пальто и ботинки, годами на мебельный гарнитур, и целую жизнь — на автомобиль (...) (Примечние: текст с небольшими сокращениями)

Liora Gabriel Lurie:

А еще достань это хорошее пальто или хорошие ботинки.

Michail Panchev:

Ничего не было бесплатным. Были налоги, порой доходившие до 60%. Нет, их граждане не платили, им их просто недодавали за труд.

Liora Gabriel Lurie (Ленинград):

Да и не только. Вот помню себя с зарплатой 100 (высшее, работа в фондах одной из крупнейших научных библиотек СССР). Подоходный вычли - 92 рубля с копейками остались. Свет, газ, телефон, квартплата за комнату в коммуналке - в сумме примерно 12. Проездная карточка - 6 рублей (Ленинград). Детские ясли - 12.50 (и это еще без поборов к праздникам). Профсоюзные взносы (обязательные) - 1 рубль. Всякие фонды мира и пр. (добровольно-принудительные) - тоже около рубля. На работе обед в столовой, самый скромный - 60 копеек в день (чайники-плитки запрещены). Что остается, считаем. И ни в чем себе не отказываем. Отлетел каблук или ребенок заболел, нужны лекарства - катастрофа (а больничный с ребенком оплачивался только неделю, если болеет больше - то за свой счет).

Анастасия Куликова (Кишинев, нач.1980х):

У меня одно время было впечатление, что только я в СССР ходила в платный сад (10 руб). Меня усиленно убеждали, что все было бесплатным :). И нет, не считаю это копейками при зп в 120 руб.

Viktor Belkin:

Помню, велосипед мне покупали в кредит за 52 рубля. 6 месяцев выплачивали!

Михаил Чепик (Москва, нач.1980х):

В Москве ИТР-ы, да и раб.класс всё же получше жили. Два курса не получал стипендию, так ПО БЛАТУ устроили уборщиком в ателье на Кузнецком Мосту (Образцову, Виденееву видел...). 75 рублей при режиме работы утром 2-3 раза в неделю (с 1982 года). Да +40 стипендию стал получать. Каждый год куда-нибудь ездили отдыхать... Без авто и дачи конечно...

Татьяна Кочетова:

С зарплатами и ценами согласна. Все так. Однако не все играли в шахматы и лото по вечерам. Многие "калымили", подрабатывали кто чем мог. Эти деньги откладывали на крупные покупки и на книжку. Поэтому с суммами сбережений до 1000 не согласна.

Михаил Чепик:

У меня было две трудовых книжки.

Pavel Raysin (Москва, 1970е):

С началом самостоятельной жизни в 1970-х, ознакомившись с ситуацией в магазинах, я решил не участвовать в гонке за обувью и джинсами. Зимой я ходил в туристских ботинках, их можно было встретить иногда в спортивных магазинах и купить впрок. В 1974 они стоили 6.80, потом каждый год дорожали на рубль. Последние я купил за 16.80. Рост в 2.5 раза за 10 лет... Качество было всегда поганое, хватало их на сезон.

Кожаную импортную куртку с пристегивающимся мехом мне достала мать по знакомству за 600 рублей, но потребовала отработать. На кое-каких халтурах, которые сама же мне давала. И я пахал за эту куртку где-то около половины своих выходных два или три года, пока расплатился.

Всегда была проблема купить штаны. Индийские и египетские недорогие джинсы появились ближе к 1990-м, а в 1970-е была проблема просто хоть что-то купить, чтобы девушки не шарахались.

Помню на ярмарке в Лужниках встретил подходящие штаны рублей за 15, советские, поехал занял денег, вернулся и купил три пары. Спустя месяц одни из них лопнули на мне в метро, когда я наклонился, по всем гнилым швам сразу. Нитки гнилые были. И я стою, прикиньте: на мне ремень, и на ремне висят какие-то тряпочки и ленточки. И белые дорогие парадно-выходные импортные трусы (6 руб)... И как быть? Поехал дальше как есть, невозмутимо и не стесняясь, как будто так и надо. Оказалось, когда сам не заморачиваешься, то и люди не замечают. Непринужденность равна приличию. Отдал в починку портнихе... Остальные две пары я прострочил сам и носил все это еще долго.

Pavel Raysin (начало 1980х):

Да, настоящие западные джинсы, ливайс всякие, так и стоили, 200. В начале 1980-х.

Зарплата старшего инженера 155. Нелегальная добавка (полставки санитарских) еще 40. Главный инженер института, большой начальник, 350. Профессор, зав.отделением - 600. Кандидат наук, руководитель лаборатории 400. В то же время хороший токарь тоже 400. Медник-паяльщик хороший на военном заводе в Химках 500. Плохой всегда пьяный сантехник без разряда 250.

Olga Smyslova:

Вы не указали цены на еду и на квартплату, чтобы понимать, сколько мог гражданин с той зарплаты отложить на эти покупки. Про квартплату уже не скажу. А на еду у моих родителей откладывалось по 60 рублей в месяц в отдельный "продуктовый кошелек". Считалось, что это достаточная сумма для еды на 5 человек (двое детей, родители и бабушка). Папа работал в "ящике" и зарплата была получше, так что подозреваю, что у других людей на обед могло уходить меньше денег.

Анастасия Куликова:

Другими словами, у вас на питание 1 человека уходило 12 рублей? У нас на эти деньги можно было купить 12 средних яиц (мелкие стоили 90 коп, средние 1 руб 5 коп, крупные 1 руб. 30 коп). Или 3 кг нормального мяса.
Обеды на работе - копеек 70. Рублей 15 на одного взрослого уходило только на обеды.

Olga Smyslova:

Ну, в целом да. Я думаю, что дополнительно были какие-то заготовки, и может быть, мама или папа пили кофе на работе. Только не 12 яиц, а 12 десятков яиц, а то я уж испугалась. А что ели-то ? - яйца, крупу, капусту в основном, бульоны из костей. Бабушка докупала гостинцы на рынке. Помню, были заначки с грецкими орехами и курагой с рынка, мы с братом потихоньку таскали. В школе обед стоил 40 копеек, как сейчас помню.

Анастасия Куликова:

Если так питаться, можно и в 60 уложиться, да.

Olga Smyslova:

На большую семью получается меньше уходит на человека. Одному готовить на себя невыгодно, и обеды в столовой дороже сильно, чем домашняя еда. (И сейчас тоже).

Lora Ray:

С каждой буквой, с каждым словом согласна!

Олег Коваленко:

Все верно. Так и было.

Saida Chentsova:

Денег не хватало, все занимали друг у друга. Товаров не было, стояли огромные очереди.

Liora Gabriel:

Да, "одолжи три рубля до получки"- было повсеместно.

Любава Булгакова (Москва, 1970е-нач.1980х):

Не знаю, откуда у вас 120 р. средняя зарплата. У моих родителей была зарплата 92 рубля. Научных работников. Никакой мебели, люстр и ковров они купить не могли, их у нас не было. Мебель была какая-то старая, жуткого вида. Половина даже самодельная, которую мой дедушка делал сам. Я ходила в каких-то обносках, даже школьное платье у меня было не купленное, а кем-то отданное.

Tatiana Tutaeva:

Средняя как раз примерно 120. Библиотекарь - то ли 70, то ли 80.

Лев Зильбер (Горький, 1970е):

Я родился в Горьком в 1953 году. После поступления на вечернее отделение Университета в 1971 году устроился на свою первую работу: техником на Мукомольный завод. Моя первая зарплата была 70 рублей в месяц. Через год меня приняли инженером-программистом в ИВЦ (Информационно-вычислительный Центр) на зарплату 100 рублей. За пять лет работы моя зарплата, как старшего инженера, поднялась до 165 рублей в месяц. Но на руки я получал примерно 140 рублей. В 1978 году я резко поменял свою жизнь. По примеру моих друзей, художников андеграунда, я устроился на работу в угольную котельную кочегаром. Я получал на руки 125 рублей! Сутки я работал, и трое суток у меня были свободны. Театр, чтение книг, встречи с друзьями - свобода! Что я хочу сказать? В СССР не ценилось высшее образование. И зарплаты были заниженными для всего населения.

Anis Mannanov:

Я подростком помогал родителям растить и продавать огурцы, пока они на работе. Через день вырастало по 5 ведер. За лето продавали на 1000 рублей. Потом одевались на это, нормальной одежды в нашем городе не было, в Ленинграде покупали. Магнитофон в Узбекистане. А у нас в Татарии ничего не было, зато страну мы кормили нефтью по 200 млн тонн в год.

Людмила Новикова:

В СССР про налоги никогда не думала. И разговоров о них не помню. Знала, что они есть, но т.к. их вычитали в любом случае независимо от меня, а зарплату давали уже с вычетом, то их как-бы и не было. И, по-моему, их ни в каких ведомостях отдельно не отмечали, я даже не помню сколько процентов брали. Может быть и не знала даже.

George Tokarev:

И что в этом хорошего?

Людмила Новикова:

Ничего. Я как раз думаю, что это плохо. Потому что даже в голову не приходило, что государство должно что-то делать за наши налоги, что мы ему даем на это деньги. А не потому, что оно нас благодетельствует, как "наше родное рабочее правительство".

Алексей Рус:

6 % - всё ж не 25 ! - эти слова в СССР знали все.

Вадим Акимов:

Помимо налогов, была еще и мошенническая калькуляция зарплат - их попросту не доплачивали. Еще были так называемые "добровольно-принудительные займы", когда часть зарплаты людям выдавали облигациями (за всю историю займов в СССР по ним было населению возвращено не более 20%). Наконец, в 1947 и 1963 г.г. были проведены откровенно мошеннические денежные реформы, суть которых сводилась к конфискации части совокупной денежной массы. За счет всего этого и создавалась иллюзия "бесплатности" образования, здравоохранения, квартир, и пр. Люди даже не догадывались (многие поклонники СССР и сейчас об этом не догадываются), что все это было вполне платным.

Олег Лисковский:

У меня были одни брюки и пара рубашек, которые через пару лет, автоматом донашивал брат. А у соседей семья многодетная, при том что - то ли повезло, то ли родители с большим опытом - но получилось так, что у них первых четверо были девочки, а потом друг за другом - пацаны. Вот у них был конвейер. Бывали случаи, когда одни брюки на двоих были. А отец их на старшего Колю часто кричал:
- Колька, в ботинках в футбол не гоняй, а то Сашке с Мишкой в школу босиком придётся ходить.

Яна Багрянцева:

Копили на пальто не по одному месяцу, потом носили годами. У нас соседка почти два года копила на демисезонное пальто.



Торговля.

Tatyana Yuryevna (Москва):

Мне хотелось хорошо одеваться. Купить ничего нельзя было. Я устроилась на работу в универмаг "Москва," когда я закончила школу. Меня приняли в отдел женской обуви. Маме эта идея не понравилась. Мама рассказывала, что она сама работала в торговле в молодости. И была свидетелем всякой нечистоплотности со стороны сотрудников. Например, ее, совсем молоденькую, посылали торговать капроновыми лентами на улице. Ленты были второго сорта, а заведующая ей говорила продавать по первому. Угадайте, кто забирал себе разницу. Мама пошла работать в продовольственный отдел. Там все те же заведующие приходили и оттяпывали себе каждый день бесплатно по огромному куску колбасы домой на глазах у молоденькой сотрудницы. Это означало только одно. Что ты должен эти потери компенсировать за счет недовеса у покупателей.

Форму мне выдали страшную. Юная, молоденькая девочка сразу превратилась в тетку в бежевом халате с коричневой отделкой. Девчонки в отделе были классные. Все попали на эту работу только с одной целью, такой же, как у меня. Мы все сдружились очень быстро. Работа была хорошая: ты ходишь по своему отделу и делаешь вид, что следишь за покупателями, чтобы они ничего не украли. А на самом деле ты ходишь и болтаешь обо всем на свете со своими коллегами. Это как придти в гости к хорошим знакомым. И поэтому меня эта работа воодушевляла, и я спешила на нее, как на праздник.

Самыми лучшими были дни конца месяца. Для плана нам выбрасывали дефицит: импортную обувь. Тут начиналось самое интересное. Нужно было справиться с толпой. Железные заборы были всегда, но тут их сцепляли веревками, со стороны покупателей стояла обычно милиционерша, а со стороны отдела - одна из нас. Это называлось "стоять на выходе." Запускали в зал обычно человек 10 за один раз, остальные ждали. Тот, кто стоял на выходе, должен был громко говорить покупателям в зале "сумочки на выходе показывайте." И покупатели показывали.

Импортная обувь была прекрасная. Я никогда в жизни не видела ничего подобного. Я не могла насмотреться на итальянские плетеные босоножки, или финские сапоги с лакированным кантом, или австрийские лодочки-тапочки, или немецкие полусапожки на шпильках. Я себя ощущала на седьмом небе, потому что после всех этих боёв с очередью, когда магазин закрывался, каждый из нас получал себе пару этого дефицита. Я приносила их домой, эти туфли, сапоги, босоножки, и примеряла, смотрела, трогала, мяла. Это было чувственным удовольствием.

Когда я обула свою семью и друзей, я обрела себе знакомых из других отделов, и начала доставать им обувь взамен на их одолжение. Ты мне - я тебе. У меня появились пальто, платья, юбки, дезодоранты, шампуни, сумки, косметика. Ты сдруживаешься с кем-то из другого отдела, и у вас возникают такие отношения. По дороге в универмаг и обратно никого этой одеждой не удивить - все носят все одинаковое, поскольку мы все там работаем. Но когда ты приезжаешь в свой райончик, где ты проживаешь, то на тебя сразу обращают внимание. Меня по пути от остановки к дому все время вынюхивал один мальчишка. Я просто проходила мимо, а он стоял и нюхал мой запах Фиджи или Клима или Мажи Нуар. И так каждый день. Однажды он признался, что он стоит и ждет меня, потому что ему нравятся все эти запахи. В те времена мы обливали себя густо.

Ко мне стали обращаться мамины сотрудники с просьбами достать что-то. Потом ко мне стали подходить в магазине совсем незнакомые люди с такими же просьбами в обмен на их возможности. Круг моих собственных возможностей продолжал расширяться. Иногда было достаточно просто сказать, где ты работаешь, чтобы получить то, что тебе надо. Ты можешь получить любую справку, тебе не надо стоять в очереди, ты приобретешь все, что хочешь. Это было как в фильме Мимино: "А кто такая тетя Нина из Тбилиси, не знаешь? Нет, и я не знаю." Это было новое, с одной стороны состояние какого-то могущества, а с другой - не очень приятное осознание, что вот, оказывается, как живет этот мир.

Однажды ко мне пристала какая-то молодая женщина. У меня из-под формы виднелись рукава белого свитера с люрексом. Она захотела, чтобы я его ей продала. "Как, прямо здесь?" "Да, - говорила она, - неужели это так трудно? Сколько вы за него заплатили? 60 рублей? Я вам дам 70, учитывая, что он не новый." Женщина была очень хорошо одета, лучше всех моих блатных нарядов, это был другой уровень. Было видно, что она привыкла получать все, что ей нужно и немедленно. Я любила этот свитер и ей отказала. Мне было страшно ехать домой вечером в холодную погоду без свитера. Она вернулась через десять минут с предложением обменяться на какие-то ее более дорогие и модные шмотки. Она называла имена, бренды, о которых я раньше не могла слышать. Женщина улыбалась, вела себя вежливо, несмотря на мое сопротивление. Она, вероятно, принадлежала совершенно другому общественному классу. Она была так настойчива, что мне казалось, вот чуть-чуть и я соглашусь. Меня этот диалог опустошил. Мне тогда стал обременительным этот мой новый мир торговых отношений.

Alex Tyom:

Один вопрос только, не противно было? Задумывались ли вы об этом?

Tatyana Yuryevna:

Тогда это было не то чтобы не противно, это было не совсем приятно, этим невозможно было, например, гордиться. Но чувство могущества присутствовало, и ты к этому быстро привыкаешь.

Alex Tyom:

Да я понимаю, жил тогда тоже. Это было, как путешествие в перевернутый мир. На словах одно, а на самом деле - совсем другое. И говорить об этом "совсем другом" в приличном обществе было не то что неудобно, а как-то не принято, какие-то моральные ограничения все-таки действовали. СССР сгнил изнутри, и никакие реформы его бы не смогли вернуть к жизни.

Alexander Litzenberger:

В начале 1980-х в нашей семье впервые появилась сгущёнка и шоколадные конфеты в коробках только потому, что старшая сестра пошла работать в торговлю. Да, ещё и индийский растворимый кофе в банках. Предел гурманских мечтаний совкового человека на периферии империи зла.

Надежда Клепова (конец 1980-х) :

В соседях жила работница межрайбазы. По выходным к их дому постоянно подруливали частные машины - работники торговли приезжали обменивать ее дефицит на свой дефицит. Но Людмила никогда не зазнавалась. Стоило мне только вернуться из реанимации, куда неожиданно попала двухлетняя дочка, Людмила уже несла мне церебрализин... Сунула в руки - отнеси врачам, может пригодиться! Кто помнит поздний совок, 1989-ой год, поймет цену этого поступка. До сих пор вспоминаю со слезами....

Alex Tyom:

"Блат выше СовНаркома." Помню, мы шли домой всей семьей, и наши родители говорили о том, что "все теперь по блату". Я -то постарше был, уже знал, что это такое, а мой младший брат говорит: "А что, у вас нету блатов?". Он думал, что это деньги такие.

Мила Кудеса:

У меня возник вопрос: Отношение к работникам торговли, как к людям второго сорта или третьего (!), тоже оттуда? Из глубин классовой ненависти/зависти? Я в позднем Совке только родилась, но с таким пренебрежением и брезгливостью сталкиваюсь иногда.

Tatyana Yuryevna:

Сейчас не знаю, я там не живу уже давно. Раньше работников торговли называли "торгашами" с пренебрежением. Мне кажется из-за поведения, жаргона, и все, что за этим следует. Был определенный тип поведения, наверное, от того же ощущения "могущества." Наверное, недоверие к человеческим качествам, возможно существовал стереотип продажности, наживы. У многих был определенный язык, который сразу выдавал.

Евгений Кобрин:

Я работал в Интуристе, в баре и всю красоту жанра ощутил по максимуму.

Юлия Феоктистова:

Фу, как противно... Из-за сраных туфлей и свитеров чувствовать себя владычицей.

Людмила Бондаренко:

А как не чувствовать, когда у тебя есть, а у других нет? А чтобы было, должны на поклон прийти. Могу поспорить, что автора просители называли исключительно уменьшительно-ласкательным именем да ещё с прибавлением отчества.

Tatyana Yuryevna:

Наверное, не владычицей себя чувствуешь, а просто чувствуешь, что можешь сделать то, что в других условиях было бы невозможно. Например, тебе нужна справка от врача. А за ней надо в очереди стоять целый день. И ты знаешь, что можешь и без очереди.

Елена Березкина (Москва):

Я работала в магазине всего 1,5 месяца. После второго курса института всех, кто не поехал в Астрахань собирать урожай, разбросали по разным объектам в Москве. Меня с подругой отправили в продуктовый магазин около метро Сокол. Студентов брали на время отпусков сотрудников. Мы работали в кондитерском отделе. Такого стола на день рождения у меня никогда не было - сплошной дефицит. (Я, москвичка, только там узнала, что карбонад - это не только химическое соединение). Но вообще работать в магазине (в продуктовом точно) было не очень приятно. Покупатели приходили с разным настроением, часто хамили. Одну такую хамку я просто отказалась обслуживать (а настоящему продавцу пришлось бы, я думаю). Я потом еще много лет за продавцов заступалась, когда на них орать начинали.

Valentina Pastuhova:

Моя тётя работала продавцом в продовольственном магазине, у неё дома всегда были продукты, ей не надо было стоять в километровой очереди, например, за конской колбасой. Да, да, я сама стояла в очереди за конской колбасой, мама меня посылала. И нам, благодаря тёте, немножко перепадало, частенько что-нибудь из продуктов приносила. А однажды я пришла к ней в отдел за сметаной, она мне банку сгущёнки сунула помимо сметаны.

Mikhail Mosolov:

У нас в семье и среди знакомых никто не был связан с торговлей, все были инженерами в разных НИИ или что-либо подобное... Были какие-то знакомые у родителей, которые "доставали" театральные билеты, аудиозаписи на катушках и ещё какой-то подобный дефицит.

Vladimir Ivanoff:

Работал в центральном книжном в конце 1980-х до ... пока цены не стали коммерческие. Одевал, кормил, обувал все 5 человек семьи. Ели дефициты и одевались хорошо. Да, работа в торговле в то время была крайне выгодным занятием, плюс масса блата и знакомств.
Родители-инженеры закрыли рты, когда вместо КБ (Примечание: Конструкторское бюро) пошёл в торговлю. После первого же приноса домой сеток с бананами, цитрусом и пр. Конечно, вспоминать об этом крайне грустно. И унизительно гонятся за жратвой и тряпками, но такова была жуткая экономика.

Лидия Синицына:

Примерно в это же время мы с подружкой попали на день рождения одной девушки, мать которой работала на складах Кремля. Впечатление от увиденного в их апартаментах было оглушительное. А уж какие продукты на праздничном столе! Девушка эта потом вышла замуж за внука Инессы Арманд.

Алла Орешко:

У моей мамы была такая знакомая девочка. Правда, она работала в магазине после торгового техникума. Она продавала маме модные и дефицитные вещи с наценкой. Так мама одевала меня в юности.

Vladimir Shirokov:

Тоже был в состоянии могущества. Из-за своей способности отремонтировать что угодно. Одевался на рынке у спекулянтов. Мне казалось унизительным стоять в очередях за необходимыми для жизни вещами. Как-то само собой получилось,что я после армии уехал в закрытый город. Другой тип обеспечения позволил избежать многих проблем.

Dina Rogatnykh:

Многие и ностальгируют по тому миру, в котором можно было по сути быть никем, просто попасть в нужную струю и тем самым возвыситься. Не с помощью образования или интересной работы, а за счёт перераспределения каких-то элементарных благ. Вещи как показатель статуса, как же это всё убого.

Тетяна Малахова:

Я понимаю, почему хочет вернуть Союз моя бывшая соседка тетя Рая, которая в 1970-1980-е годы работала (задерживаем дыхание)… в небольшом гастрономе. Хозяйка Медной горы со своими изумрудами и рядом не стояла с сокровищами тети Раи - растворимый кофе, шоколадные конфеты в коробках, сыр, финская колбаса и далее-далее-далее … Нам сейчас смешно представить, но эти колбаса и конфеты (и полуголодное человеческое окружение) вознесли примитивную тетю Рая до небес.

Я помню, с каким величием несла тетя Рая домой свое квадратно-гнездовое тело, на котором сидела надменная голова с огромной рубиновой копной залакированными волос. На подхалимские приветствия соседей она устало и снисходительно качала головой, как пятнистый щенок на торпеде авто, и молча складывала накрашенные красной помадой губы гузочкой, как бы намекая на бренность мироздания или просто показывала, кто в девятиэтажном доме королева - тетя Рая из гастронома или старушка- учительница, которая преподавала в классе ее младшего сына математику. Отнюдь! Та учительница даже не конкурировали с тетей Раей - она гордилась дружбой с ней, потому что ее детям и внукам очень хотелось и конфет, и кофе, и сыра, и колбасы. А еще тетя Рая позволяла учительнице брать книги в ее огромной домашней библиотеке (книги, разумеется, в тон обоев), в которой было все, чего может пожелать любознательный и образованный человек. Но, кажется, учительница была единственной читательницей тех замечательных книг.

Я помню, как гордо тетя Рая приходила в поликлинику, и как ее без очереди принимали самые-самые-самые во всех отношениях врачи. Я помню, как ее встречал директор школы, где училась ее старшая дочь, и какой павой тетя Рая сидела на родительских собраниях, зажав в тесной парте свое дрожжевое тело в желтом кримпленовых костюме, из-под которого выглядывали розовые панталоны.

Я понимаю, почему тетя Рая хочет в Союз, но не понимаю, почему по нем скучает тот, кто ловил ее взгляд и радовался, когда она спускалась с небес и все-таки давала сказочный кусок сыра или колбасы.

На мое счастье, моя мама никогда не обращалась к тете Рае, хотя отец хорошо зарабатывал в шахте. Моя мама гордо стояла в очередях. В Горловке и в Москве.

С детства Москва у меня ассоциировалась с магазинами и очередями. Утром мы приезжали на Курский вокзал, а поезд на малую родину моего отца (в Йошкар-Олу) был поздно вечером. Мама выделяла 20 минут на культурную программу - фото на фоне Мавзолея, Храма Василия Блаженного и достаточно - все в ГУМ! Отец, матерясь, стоит в очереди за посудой, я за гардинами, брат в обувной отдел. А мама, как настоящий виртуоз, сразу стоит в трех очередях - за полотенцами, за чулками и в отдел верхней одежды. И еще успевает влезть в очередь за обоями и носовыми платочками. Когда мы тянули эти узлы на вокзал, казалось, что глаза лезли на лоб. Для 10 банок «лимонных долек» не хватило сумки, и я тянула их в прозрачном пакете. Такого аншлага я не знала никогда в жизни - меня останавливали все прохожие и дергали, хватали за руки: «Девочка, где вы покупали лимонные дольки?» Мне казалось, что из-за этих проклятых долек меня похитят прямо на дороге... А на руках еще несколько дней были небольшие синяки.

… Я понимаю тетю Рая из гастронома, но не понимаю, почему так скучает по Союзу бывшая работница завода тетя Лида, которая работала как мужик на огромном станке. В случае с ней у меня особые воспоминания.

После свадьбы я с мужем поехала на несколько дней в Москву. Цель поездки понятна – не в театры и не на выставки! Мы остановились у друзей его деда - фронтовика. Замечательная пара пожилых людей - она была медсестрой на войне, он встретил победу в Берлине, лично знал Маресьева. Собираясь домой, я купила им какие-то подарки. Женщина расчувствовалась и спросила, ношу ли я комбинации. Я сказала, что нет. Женщина спросила о маме. «Да, - говорю, - мама носит». Счастливая женщина засунула мне подарок для мамы в карман нашей сумки и сказала: «Это мне муж из Берлина когда-то привез, но она на меня мала. Так ни разу и не надела за сорок лет».

Когда дома я развернула пакет, то увидела диво дивное - голубая комбинация из натурального шелка, а кружева - ручной работы. Но она была ношеная... Когда мама узнала, что она из Берлина, ужаснулась - это же трофейная комбинация. Трофейная! Какой-то фрау... И тут к нам за машинкой, которая «реанимирует» старые консервные крышки, зашла тетя Лида. Узнав историю комбинации и то, что мама хочет ее выбросить, соседка забрала трофей себе и была счастлива - никогда в жизни такую не носила.

Через несколько минут тетя Лида принесла маме подарок - алаверды, так сказать. Это была огромная простынь, в которую можно было замотать танк. Тетя Лида сказала, что это полотно переживет не одно поколение. Оказывается, ее сестра работает в заводской кладовой, куда рулонами привозят наждачную бумагу. Но она не совсем бумага, это наждачка наклеена на прочную ткань. Тетя Лида и ее сестра вымачивают в соленой воде эту наждачку, пока не останется одна ткань. Затем вываривают в мыле и получают белую простынь. Соседка с завистью вздыхала и говорила, что у сестры все шкафы этим добром забиты. И вообще сестра счастлива - ее муж ворует с завода металл и продает...

Теперь я понимаю, что где-то за Союз ревет сестра моей соседки и ее муж, которые воровали на заводе наждачку и металл.

Я вспомнила все это не случайно. Мне надоели рассказы о «советской духовности». Обожания тетки из колбасного отдела, книги в тон обоев, трофейная комбинация и простынь из ворованной наждачки... «Как же хорошо было в Союзе»! Нам это вбивали в голову с детства, и многие верили. Не в жизнь вокруг, а в то, что вбивали в головы.

Еще встает в моей памяти, как однажды в школьной столовой продавали финики. Я их купила на все деньги, которые были, и принесла бабушке. Мне так хотелось угостить ее вкусненьким, потому что она часто рассказывала о Голодоморе и тяжелой работе в колхозе. Бабушка развернула пакет, а я ждала, что она удивленно спросит, что это. Но бабушка поднесла финики к глазам: «Неужели финики?» Я опешила и спросила, откуда она знает, что это. А бабушка говорит: «Если бы ты знала, внучка, сколько я видела и сколько попробовала, когда была маленькой... до революции». И бабушка в который раз рассказала, каким трудолюбивым и хозяйственным был ее отец, мой прадед, как в конце базарного дня они семьей заходили в магазин в Сахновщине или в Лиговке, а там под потолок поднимались пирамиды тканей, а в другом углу продавались апельсины, финики, орехи и видов 50 конфет и пирожных с розовым кремом. Я была очень удивлена, ведь я в тех магазинах, когда приезжала в 1970-х на каникулы, видела только толстые разрезанные огурцы в банках и березовый сок...

Помню, стою я, молодая учительница, за трусами в длиннющей очереди, которой бы позавидовал сам Ленин. Час стою, второй, третий… Стою, «дыша духами и туманами», поскольку давеча сдала какой-то мотлох в «Стимул» и приобрела пару хороших книг. Подходит из «головы» очереди мама моего ученика: «Татьяна Германовна, и вы за трусами стоите?» Нет, блин, хотелось сказать, нам с дипломами вагон трусов на всю жизнь выдают.

Ненавижу «совок». Унижение бытом – изощренная пытка, цель которой убить и подчинить личность.

Алексей Рыбалкин (Москва, 1980):

В 1980 г. после Олимпиады, вылетев из института, перед армией, работал я полгода в филиале одного из крупных московских гастрономов. Грузчиком. Директору этого гастронома, как и директору нашего филиала, потом, при Андропове, дали по 10 лет колонии - по известному когда-то «делу Мосгорторга». Вместе со мной работали прекрасные люди: капитан речного флота (зимой навигации нет), научный сотрудник хитрого НИИ (подработка), военный пенсионер и пара профессиональных алкоголиков – бывший мент и бывший слесарь.

К магазину нашему весь день и до закрытия тянулся нескончаемый хвост «гостей столицы» – жителей окрестных и не самых окрестных областей, которые от расположенной поблизости станции электрички, это километрах в двух, уже начинали спрашивать у прохожих: «А где тут такой-то магазин?». Известное было место.

Я так предполагал, что у приезжих в их «периферийных» областях с продуктами были проблемы. БОльшие или меньшие. Потом убедился уже и на собственном опыте, что « бОльшие». И с самых высоких трибун тогдашний глава партии и государства говорил «о необходимости выполнения Продовольственной программы». Тогда острые проблемы обозначались именно таким «корявым путем». Дескать, все хорошо, но есть «отдельные недостатки» и еще надо и программу какую-то выполнить. Сразу же появился анекдот: «В нашем магазине вы всегда можете купить свежую вырезку. Из продовольственной программы». Ведь вырезки – ни говяжьей, ни свиной - в свободной продаже в магазинах в помине не было. Люди, скорее всего, даже не знали, что это такое.

В нашем московском гастрономе приезжие могли найти сливочное масло, мясо (в основном обрезки, кости, жир и жилы, суповой набор, хороший кусок в торговом зале улетал в секунды), кур отечественных (часто каких-то синеватых или чуть желтушных, с неощипанным пухом на бледных шеях, но неплохих, если их опалить на газовой плите), реже - импортных (венгерских, польских), 1-2 сорта сыра, сосиски в целлофане (хотя мяса в них было мало, но разбирали их почти мгновенно), жирную копченую корейку, сало шпик, полукопченую «одесскую» (реже «краковскую») и вареную колбасу (по 2.20), с жиром и без оного. Иногда - ветчину – «окорок тамбовский или окорок воронежский», часто уже один жир, рыбу мороженую - минтай, треска, иногда навага, ледяная, реже – морской окунь, камбала. В общем, по тогдашним меркам – очень прилично. С яйцами, молоком проблем не было. Сметану продавали в развес. Все приходили со своими баночками. Кефир в бутылках можно было купить только утром, и то не всегда. Иногда только в обмен на сданную посуду.

Подавали мы продукты 2-3 раза в день в торговый зал. Там почти всегда шумела очередь, и к кассу, и к прилавку. Часто разгорался скандал из-за места в этой очереди, нехватки чего-то или недовеса. Иногда раздражение вызывали законные попытки какого-нибудь ветерана эту очередь обойти. Если это делалось в вежливой форме, с извинительной интонацией, то очередь, часто состоявшая почти из одних женщин и пенсионеров, бывала снисходительной, а если нет, то могли и обхамить, и выставить, особенно если в очереди стояли мрачноватые приезжие мужики. Всяких «ветеранов» тогда было еще много, особого преклонения они не вызывали, потому как многие были еще довольно молоды, упитаны, и весьма энергичны. При этом повсеместно было замечено, что настоящие ветераны, которые, кстати, тоже имелись почти в каждой семье, и на самом деле хлебнувшие военного лиха, правами своими пользовались редко и вели себя скромно. «Афган» тогда только-только разгорался, говорили о нем тогда глухо и вполголоса, и «афганские» ветераны появились позже.

А мы, грузчики, занимались, в основном тем, что регулярно подавали продукты в «стол заказов», совершенно изолированные обширные помещения магазина, где фасовались «продуктовые наборы». Именно через «стол заказов» распределялась бОльшая часть дефицитного уже продовольствия. «Заказы» формировались и отправлялись «работникам предприятий и организаций района». Подозреваю, что, прежде всего - начальству. От организаций пребывали автобусы и грузовики со своими грузчиками, которые споро выносили уже упакованные многочисленные коробки. Только тут я и увидел, при советской власти - в первый раз, осетрину горячего и холодного копчения (здоровенных осетров, похожих на декорации к фильмам, переносил подмышкой), янтарные балыки, лососину, огромную бочковую тихоокеанскую селедку (в зал подавали мелкую «атлантическую»), разные мясные деликатесы, типа карбоната, шейки, буженины, отборной ветчины, телячьей и языковой колбасы, настоящих копченых сосисок и сыро-копченой колбасы (отечественной и финской), палки этой твердой колбасы внимательно пересчитывали и отслеживали товароведы и экспедиторы (но мои коллеги, демонстрируя просто артистические способности, все-равно всегда ухитрялись что-то стырить), банки красной и черной икры разных размеров и фасонов (оказывается, икра была не просто красной или черной, а еще и белужьей, севрюжьей, осетровой, икрой неведомого мне тогда кижуча и т.п.), банки крабов, консервированных языков, консервированной же польской ветчины и пр. и пр. Мясных консервов - тушенки, колбасного фарша или знаменитого тогда «Завтрака туриста» в открытой продаже в Москве уже почти не было. Только в заказах. В открытой продаже помню только болгарские консервированные «голубцы». Еще – мороженые пельмени. Тоже, кстати, не всегда. Очень тогда позабавил какой-то советский фильм про пионеров, собирающихся в поход, которым их вожатый советовал «закупить побольше мясных консервов». Советская реальность и кино шли по разным дорогам. Зато дешевых рыбных – особенно «бычки в томате» или минтай было завались. Это была основная закуска.Что-то я, конечно, могу перепутать и приврать, ведь столько лет прошло. Но в целом, думаю - не очень сильно.

Воровали почти все, а кто не воровал – подворовывал. Технику я описывать не буду, но вы уж мне поверьте. Эту технику у меня уже потом, несколько лет спустя, при Андропове, выпытывали грозные следователи на следствии и прокуроры в суде, где я вместе с некоторыми бывшими коллегами проходил свидетелем по упомянутому «делу Мосгорторга». Воровали и изощренными способами (начальство) и самыми простыми (подчиненные). Ведь продукты кругом. Дефицит. Для обычного советского человека – сказка изобилия, почти коммунизм. В представлении многих (членов партии и комсомольцев, между прочим) - грех не нажиться. Зарплата у продавцов, как и у большинства советских граждан – копеечная. А у всех семьи, дети. Помню, как продавщицы молочного отдела заглядывали к нам в подсобку и шептали: «Ребята, если сметану брать будете, то сейчас, а то уже заливаем…». «Что заливаем?», - спрашивал я у мужиков, они смеялись и говорили: «Как что? Кефир – в бидон. Эх ты, студент…». Сам я стал уносить домой один-два пакета молока, эти треугольные пакеты-пирамидки иногда немного подтекали и их десятками списывали как норму «боя». С таким же успехом многие уносили и совершенно целый пакеты - «норма боя» позволяла.

Самой тяжелой работой считалась разгрузка мясных туш. Мороженых и охлажденных. Говяжьи и свиные туши целиком мы вытаскивали из машин и спускали в хранилища и холодильники. Говядина была, как правило, отечественной, и не самой лучшей, довольно худосочной, с расплывшимися чернильными печатями санслужбы на боках, а вот свинина и баранина – упитанные, аккуратные и калиброванные туши, - очень часто импортной. Почему-то австралийской и новозеландской. С четкими клеймами, указывающими место «производства». Поклонники СССР, вероятно, скажут, что наше мясо было «натуральным», а импортное – «на добавках». Может и так. Но внешне все было очевидно...Кроме отечественного сливочного масла очень много было ящиков финского. Ясно, что все это закупалось специально для столицы за валюту.

При всем разнообразии подаваемых из машин сыров (помню сортов 8-10 - особенно запомнились здоровенные и тяжелый круги «швейцарского», которые мы называли «таблетки»), часто импортных, в торговом зале ограничивались в лучшем случае 2-3, а то и одним – «Российским», плавлеными сырками «Дружба», «Волна» (тоже популярная закуска для всех в меру, и не в меру, выпивающих советских мужиков) и плюс дорогущий, странный и мало востребованный тогда экзотический и вонючий «Русский камамбер» - для любителей.

Рядом с нами в подвале рубили мясо два мясника. Именно они обрабатывали мясные туши перед подачей в основные торговые залы и в стол заказов. Оба - здоровенные мужики, один в прошлом - мастер спорта по штанге, второй – боксер. Кто только к нам «с черного хода» не приходил! И к мясникам, за хорошим мясом, и в стол заказов, к товароведам и начальству – за дефицитом. По звонку и знакомству, конечно, а не с улицы. Все топали мимо нашей подсобки, или оставались прямо в ней. «Боксер» чаще помалкивал, а словоохотливый «штангист» мне про приходящих много рассказывал. Тут были и чьи-то родственники, и такие же торгаши и снабженцы, работники автосервиса и какие-то смутно узнаваемые артисты, зубные врачи и урологи, рядовые милиционеры и остроглазые работники ОБХСС, и даже, о ужас, работники КГБ... Обратно все весело шли с увесистыми кульками или набитыми портфелями.

Товаровед Люба, ухоженная дама с внешностью чуть оплывшей русской красавицы, со ртом, полным золотых зубов, с золотыми же серьгами и массивными кольцами, и в очень идущей ей шапке из серебристой норки, явно подтрунивая, спрашивала у моего коллеги Арона, упомянутого научного сотрудника «хитрого» НИИ: «Арон, а ты у "своих"- то бывал?» - имея в виду Израиль или США, куда, как и на Запад вообще, выехать тогда из СССР можно было, пожалуй, только еврею, только после страшных мытарств и хождений по многим инстанциям и то, только «в один конец». Арон бурчал что-то невразумительное, давая понять бессмысленность этого вопроса. А она, позевывая, говорила: «Я тут была... По турпутевке. В Америке. Ничего живут, но скромно как-то, ни пожрать толком, ни выпить…».

«Штангист» иногда в перерывах между рубкой мяса или вечером, тут же, в уютном чуланчике, трахал одну из разведенных продавщиц, а после смены, аккуратно подсчитав и поделив выручку с напарником, лихо выпивал стакан армянского коньяка, одевал болгарскую дубленку и ондатровую шапку – предмет гардероба ответственных партработников (ни того, ни другого в открытой продаже не было), садился за руль своей красной «шестерки», врубал Высоцкого, закуривал сигарету «Мальборо» (тоже показатель принадлежности к «элите») и отваливал домой к семье и детям.

Тогда был в ходу анекдот. Чукча приезжает из Москвы, а его земляки спрашивают: «Ну, расскажи, как у них там?» Он отвечает: «Оооо, у них все не как у нас! У них там все во имя человека! Все для блага человека!.. Я даже видел этого человека!». Все смеялись, понимали, что речь идет про Брежнева. Я сейчас думаю, что анекдот был и про нашего мясника - штангиста.

Был расцвет застоя. Та пора, о которой теперь грустят и вздыхают многие. Как же – были молодые! Точно. Почитайте, погрустите, повспоминайте.