Ложь, Приписки

Ложь.

Людмила Новикова:

Ложь в СССР была не только в чем-то одном, конкретном. Была идеологическая картина мира, и все, что не вписывалось в нее, убиралось, врали во всем так, чтобы поддержать эту картину мира. Но это с их стороны. Но ведь и мы вынуждены были врать им. Врать на всяких собраниях и в докладах, во всем. Получался такой круг лжи. И, конечно, это развращало. Помню как отец, слушая "западные голоса", иногда говорил: "Ну в этом они, конечно, привирают". Не верилось, что можно в политике говорить правду. Сейчас подумалось, что, наверное, именно это, наличие определенной картины мира, под которую все подстраивают, отличает простую ложь от пропаганды.

Dania Yakhina:

Народ ещё с самого маленького возраста воспитывали на моральном кодексе строителя коммунизма и зас...рали пропагандой насквозь лживой, внушающей страх, что кругом враги и ненавистники. До самого совершеннолетия у меня не было ни малейшего сомнения в верности линии партии. Сомнения начались, когда я столкнулась с реальностью. А озарение пришло, когда у меня появилась семья и дети.

Dmitrii Kouznetsov:

Я застал СССР, и я помню, как в советской школе фашисты-учителя навязывали мне моральный кодекс строителя коммунизма. Я ловил учителей на вранье и научился интерпретировать тезисы советизма наоборот.

Julia Cart: (Москва, нач.1980х):

Я для себя вывела правило такое: если власть использует несколько отрицаний в одном предложении, то: 1) событие имело место, 2) масштаб большой, 3) есть сильный страх, что будут последствия.

Людмила Новикова

А помните, как начинались все новости по ТВ и радио? Сначала про генсека, а потом про все эти вести с полей. "Ударным трудом встретили работники совхоза "Путь коммунизма" начало ... партконференции..." Сколько тонн зерна намолотили, сколько стали выплавили, какие ударники отличились. И все это еще в журналах в кинотеатрах перед фильмами. А ведь люди работали, все это снимали, записывали, тратили время и средства. А потом мы тратили наше время, ожидая, когда же начнется фильм или реальные новости. И все это была ложь и липа.

Кстати, у меня где-то валялся значок ударника коммунистического труда. Надо было, чтобы в нашем коллективе был ударник, сверху сказали. А я тогда была самая молодая. Вот заведующая говорит: "Тебе как самой молодой, может где-то как-то в будущем пригодится. В общем, бери". Так я и стала ударником, ничего для этого не сделав.

Алиса Чижик:

Да, выполняли и перевыполняли... А в магазинах - пусто.

Татьяна Литвинова:

Мы росли, не расставаясь с рядом исторических событий, на которых нас воспитывали. Главным таким событием была, конечно, Октябрьская революция. И последовавшая за ней гражданская война. Помню, как на уроке рисования задали нарисовать картинку на коробку шоколадных конфет к годовщине революции. Я проявила креативность, и вот стоит на заре в чистом поле оборванный босой мальчуган в буденовке и протягивает зрителям открытую коробку конфет. За эту вопиющую безвкусицу мне поставили «пять».

Второе по значимости место занимала Великая Отечественная. В школах посвященные ей мероприятия проводились, как минимум, три раза в год: на 23 февраля, на день освобождения нашего города от немцев и на 9 мая.

У нас был такой девиз: «Никто не забыт, ничто не забыто». Это было не так! Мы говорили о тех событиях и тех предках, память о которых была социально одобряемой. Например, предок-участник Гражданской войны, в случае, если он был красный. Или член семьи - участник Великой отечественной. Скажем, один мой дед прошел войну до конца и дошел до Германии. Я могла сказать о нем в школе. Второй дед был репрессированным. И все мое детство меня обманывали: дескать, "пропал без вести". Потому, что он тоже воевал.

Мы не говорили о тех событиях и предках, память о которых не была социально одобряемой. Во время гражданской войны предок мог быть белым. Предок мог быть "неправильным" революционером. Скажем, эсером, а не большевиком. И главное: в начале истории Советского Союза был длительный период массовых репрессий. После разоблачения сталинизма при Хрущеве об этом быстро замолчали. Решили замять. Ну ошибались мы, но зачем ворошить старое? Тех, кто участвовал в работе репрессивной машины, не судили. Выжившие жертвы репрессий не получили льгот. В годы моего детства те и другие еще жили в обществе среди нас. А в наших семьях о чем-то умалчивали, и о чем-то врали. В результате память похоронили еще при жизни всех этих людей.

Понятно, что, если излагать события, исключая много важных деталей, общая картина сильно искажается. Мы выросли, зная искаженную историю: и страны, и своих семей.

Alexey Kalashnikov:

Да это правда. Сейчас можно сказать: вся история СССР: и компартии, и большевизма, и даже последних 30-ти лет - это фейк.

Матвей Федотов:

Любая идеологически выверенная история это уже не история, это просто художественная литература. По сути в совке преподавали коммунистическую фантастику, а не историю. Любые исторические факты исправляли или вообще просто фальсифицировали, и не только новейшую, но и вообще всю. В итоге не построили вообще ни фига, все "достижения" либо фейки, либо просто краденные технологии.

Алексей Долматов:

Вот так и получается: с виду - умный образованный человек, два высших образования, одна учёная степень. А ему внезапно весь двадцатый век объяснять надо.

Леонид Каверин:

Завалены глыбами лжи.

Павел Коган:

Самая характерная черта советской системы - ложь. Всеобъемлющая, тотальная и хроническая. Вот, пожалуй, именно за это ненавижу СССР искренне и глубоко.

Алексей Лебедянцев:

Сама плановая система - одна большая ложь всем и самим себе. Нижние звенья не гнушались никакой лжи, лишь бы отчитаться о выполнении плана. Вплоть до пустых приписок. Никто в этой цепочке от составителей планов наверху до последнего трудяги не готов был признать, что выполнить план нельзя, а наверху не имеют ни малейшего представления ни о том, сколько возможно произвести, ни о том, сколько нужно населению.

В СССР всеми способами скрывали информацию о форс-мажорах. Техногенные катастрофы для любой страны являются суровой реальностью, которую нужно уметь принять и сделать из неё выводы, но СССР секретил любые аварии. Самая глобальная ложь - это искусственная изоляция властью советского населения от стран Запада. В СССР необходимо было получить визу, дающую право выезда, поэтому у большинства граждан не было даже теоретического шанса посетить Западную Европу или США. Потому что верхушка, которой удалось это сделать, прекрасно понимала, что сравнение будет явно не в пользу СССР. И не просто "везде свои плюсы и минусы", а вплоть до искренней ненависти к советской реальности. Помимо выезда пресекались попытки проникновения информации извне. Все лгали всем, и эта ложь направляла страну в сторону распада. А правда, которая обрушилась на них, оказалась очень неприятной.

Жанна Свет:

В начале шестидесятых годов моя тётя работала кассиршей в галантерейном магазине. Покупать там было совершенно нечего, месяц работники погибали от скуки, сидя без дела в пустом магазине. Но план-то магазин должен был выполнить! Поэтому за несколько дней до окончания финансового месяца завмаг где-то раздобывал какое-то количество ящиков с лезвиями "Мефисто".

Боже, что начиналось! Это были не очереди, это были не толпы, это было столпотворение! "Давали" по десять упаковок в одни руки (знакомая формулировка, верно?). Каждая упаковка стоила 45 копеек, но сдачи никто не требовал, все платили не 4-50 за упаковку, а пять рублей и были счастливы, что разжились нормальными лезвиями. Представляете, "лишнюю" сумму, оказывавшуюся в кассе после закрытия магазина? Её делили между всеми работниками, навар был приличный.

И всех можно понять! Разве способен человек существовать на 70 рублей зарплаты продавца? И разве работники этого магазина были виноваты в жалком состоянии лёгонькой промышленности великой державы - СССР? Покупатели даже не считали, что их бессовестно грабят: так была устроена государственная игра в потребление и торговлю, и лучше было её поддерживать, чем обдирать лица отечественными лезвиями, которые только и были годны, чтобы карандаши затачивать.

Государство развращало всех - и торгашей, и потребителей. Причём, омерзительнее всего было то, что происходило это под лозунгами с высокими словами о моральном кодексе строителей коммунизма. И что те, кто запускал эти лживые лозунги в жизнь, пользовались всеми благами западной цивилизации. Всё было ложью, всё было ею пропитано. Но пипл хавал.

Герои.

Людмила Новикова:

Хочу еще поговорить о тех героях, на которых нас воспитывали. Их именами называли школы, улицы, о них писали книги, стихи, их подвиги мы учили в школе. И в принципе это неплохо, у каждого времени должны быть свои герои. Плохо то, что это тоже была ложь, и большинство героев были не настоящие. Пожалуй, ближе всего подходили к героям Маресьев и, может быть, Николай Островский. Ну и "Молодая гвардия", пожалуй (Но и тут привирали). А в остальных случаях была либо откровенная ложь и подтасовка, либо большая человеческая трагедия, но не подвиг. Павлик Морозов, Зоя Космодемьянская, 26 бакинских комиссаров, 28 панфиловцев, Александр Матросов, Гастелло, Котовский, все эти герои гражданской...А еще те, кто водрузил знамя над Рейхстагом (а потом выяснилось, что там были другие люди)...И когда позже правда вышла наружу, оказалось, что героев у нас нет, и гордиться в советском времени нечем. Только Гагарин.

А между тем, настоящие-то герои были. Меня всегда удивляло, зачем надо было врать про героев войны. Ведь реальных было столько...Просто бери и пиши.

Зато очень понятно, почему власть старалась скрыть всякую информацию о других героях, тех, кто пытался сопротивляться советской системе. О них большинство вообще ничего не знает, даже и сейчас. Вот и образуется пустота, и начинают опять возрождать 28 панфиловцев и других.

Владимир Король:

Дело в том, что настоящие герои часто были не благодаря советской системе, а вопреки. Они не вписывались в каноны. Да и после 1937-го многие герои исчезли.

Любава Булгакова:

Улица Землячки в Москве. В детстве, когда ещё не знала, кто это такая, думала, что это какие-то веселые землячки. Но когда узнала, была поражена, убийца, садистка, маньячка, виновная в погибели тысяч людей. Все время думала, ну и где же эти хваленые бумеранги, о которых все так любят говорить? Она дожила в почестях и наградах до старости и похоронена в кремлевской стене и даже улицу в центре назвали. Диссонанс сплошной.

Виктор Иокиранта:

В Перми тоже улица Розы Землячки есть.

Мария Белкина:

Легенда о Маресьеве тоже была приправлена ложью. Помните, как там у Полевого: "Мир такого не знал", " но ты же советский, русский", "наши люди еще удивят мир" и т.д. Но у нас дома была английская книжка о втором фронте, изданная в 1945 году до холодной войны. И там мельком упоминался безногий английский летчик Дуглас Бадер, который летал с протезами с 1939 года. Потом уже прочла книгу о том, как он воевал, был сбит, попал в плен, бежал, добрался до своих... Вот зачем надо было врать, что Маресьев первый и единственный? Что бы убавила честность? А пионеротряд, в котором я состояла, не смейтесь, имени Павлика Морозова. Но мы выслушали рассказ о нем один раз - при присвоении имени. А потом об этом не вспоминали.

Dmitrii Kouznetsov:

Я не помню, чтобы моя школа носила имя какого-нибудь героя советского мифа. В конце школы я понял, что учителя нагло врут. Если бы мне ещё рассказали про какого-нибудь советского героя, я бы подумал, что это бандит и мерзавец. Я читал сказку про Джельсомино в стране лжецов и понял, что тезисы советизма надо интерпретировать наоборот.

Сергей Любимов:

У нас в школе висели портреты погибших "воинов-интернационалистов". Молодые парни и тексты типа: "Окруженный боевиками, взорвал себя последней гранатой". Основные разговоры про героев были типа: " Если останется последний патрон, то в кого, во врага или себя?" В младших классах. А самих трясло от страха. Этот милитаристский психоз был повсеместно.

Анна Борисенко:

Наша школа носила имя Зои Космодемьянской, был небольшой музей со скульптурой девушки со связанными сзади руками и вырезанной звездой на спине. На меня пропаганда очень действовала, когда сидела в кресле стоматолога, уговаривала себя, что Зоя Космодемьянская вытерпела такие пытки, и я смогу потерпеть бормашинку. Когда читала «Улицу младшего сына» , «Сын полка», «Молодую гвардию» — рыдала. Представляете моё разочарование?

Dania Yakhina:

Вот как раз-таки наша пионерская дружина носила имя этого самого МЕресьева, потом оказалось, что МАресьев (или наоборот, я уже не помню) в Ташкенте, в старой школе, ещё до землетрясения 1966 года, которая раньше была байским домом, а классы - бывшие комнаты его жён и наложниц. Мы коллективно писали Маресьеву письмо с приглашением, он конечно не приехал, но зато вместо него или по отдельному приглашению, не знаю, приезжал старенький, божий одуванчик, бывший водитель Ленина. Не помню, как он представился, но был он махоньким, сухоньким старичком с тросточкой. Вот тогда я, восьмилетняя девочка, поверила, что лёлин - не миф и не сказка, он, оказывается, действительно реальный человек. Помимо повести, которая была програмной, смотрели и фильм о Мересьеве...Как я могла к нему относится! Я верила и сейчас верю, что он, конечно, герой. Так как за мою жизнь я встречала много людей и много разных историй о военном времени. И историй подобных, что получив не просто ранение, а увечье, стремиться обратно на фронт - таких людей среди встречавшихся не было ни одного. А как раз-таки наоборот, считали большой удачей, что получили ранение или увечье и остались живы.

Андрей Беляев:

Ещё с 1950-х известно, что "подвиг 28 панфиловцев" - выдумка забубённого журналиста "Красной звезды". Летом 1953 я был на экскурсии у обелиска у ст. Дубосекова в память этих 28-ми. Тогда экскурсовод сказала, что далеко не все из поименованных погибли в том бою. А потом прокуратура выяснила, что кое-кто из них потом даже работал у немцев полицаем. Но, к сожалению, этот фейк бросает тень на действительный подвиг бойцов дивизии Панфилова, наспех сформированной в Казахстане и брошенной с ходу в самое пекло под Москвой. И самого Панфилова. А. Бек прекрасно описал это в книге "Волоколамское шоссе", где, кстати об этих 28-ми - ни слова.

Людмила Новикова:

Да, книга Бека хорошая. Да и вообще книги воевавших "лейтенантов" в основном хорошие, искренние. И героев было много реальных. Но даже в тех случаях, когда есть все, что, кажется, идеологии надо, она все-равно извращает и врет.

Мы и Запад.

Татьяна Литвинова:

В нас воспитывали представление «хорошо у нас – плохо у них», «хорошие мы – плохие они». Информация о разных странах и о событиях в мире выбиралась для нас и подносилась нам таким образом, чтобы это представление вновь и вновь подтверждалось. Например: советские моряки где-то спасли каких-то других иностранных моряков. Правда, молодцы. Нам подробно рассказывали об этом в газете и по телевизору, отмечая, что это именно советские люди такие. Через некоторое время в газете и по телевизору сообщали о случае, как советский человек где-то в капиталистической стране попал в больницу, и его там лечили за деньги. Чувствуете связь? И у нас в головах закреплялось то, что должно было там находиться: мы людей спасаем даром, а «они» ничего просто так не делают и из чужого горя норовят извлечь свою выгоду. (Кстати, как вы думаете: в советских СМИ когда-нибудь рассказывали подробно, как какие-нибудь иностранные моряки спасли советских? Если, боже упаси, из капиталистической страны - не то что подробно, вообще не упоминалось.) Была в советских газетах такая рубрика: «Их нравы». Про всякие случаи непорядочного поведения людей в капиталистическом мире. Мы знали, что жить в этих странах страшно. Что в них наблюдается высокий уровень преступности и суицидов. Когда-то мне в детстве папа говорил, что в социалистическом обществе люди добрее. Потому что мы живем лучше. Кстати о советской действительности. Информация о преступлениях обычно передавалась из уст в уста. Дескать, в нашем регионе сейчас действует серийный убийца. Это пугало, но при этом оставалось недоверие: а правду ли говорят? Между прочим, всякой мистике совсем не было места в советской печати. Представьте: «Кого-то в лесополосе убили» - передается из уст в уста. Или: «Кто-то в заброшенном доме видел привидение» - передается из уст в уста. А слухам всегда веришь не до конца. Но на всякий случай через лесополосу не ходишь. (В заброшенный дом, может, подростку еще прикольно залезть.)

Ася Кулагина:

А я помню как нам рассказывали, что проклятые буржуины давили тракторами (или закапывали) продукты для того, чтобы удержать цены от падения. Очень запомнилось. Старались вызвать праведный гнев на то, что в то время, когда рабочие голодают, буржуины давят продукты. О существующем дефиците и пустых полках не думалось, ибо это все воспринималось как данность, другой жизни просто не знали. Как нынешние северокорейцы, счастливо живущие в своей скудной реальности, тщательно отгороженной от остального мира

Виктор Иокиранта:

Давили на чувства: в СССР - то нормы, то карточки, то дефицит были. Чтобы вскипела ярость благородная, против буржуев окаянных.

Oleg Wolgast:

"А вся жизнь их заграничная - лажа.
Даже хуже, извиняюсь, чем наша."

Caroline Kovaleff Müller:

Советский человек жил в бедности, голодухе, разрухе... зато был великим геополитиком. Прекрасно ориентировался в судьбах мира. Знал, что не так в Америке. Разбирался, что надо бы делать правителям Европы. И вообще очень любил порассуждать про всякие глобальные пипетки, на печке лежа.

Алла Михалёва:

Люди! Честно! У меня очень хорошая память. Помню, как я в 3 классе с ужасом думала: "Как мне повезло, что я родилась в СССР! А ведь могло случиться несчастье - родиться в Америке"! То уже был вдолбленный штамп. И, если внутри не было критического осмысления окружающей реальности, он бы там и остался.

Роман Слободянюк:

В СССР иностранцы воспринимались как инопланетяне. Они всегда очень сильно отличались от советских граждан - одеждой, поведением, даже походкой. Везде, куда должны были приехать какие-то иностранцы, к их приезду готовились так, как готовились к приезду очень важных гостей уровня генсека. Они никогда не гуляли одни. Они всегда привлекали толпы зевак и толпы желающих с ними познакомиться и что-то у них выпросить - любая мелкая вещичка, типа сигареты, зажигалки, монетки, ручки, жевачки были для обычного советского человека офигительным сувениром, как бусы для дикарей. И сама возможность пообщаться с иностранцем казалось чем-то фантастическим, чем-то, о чем можно вспоминать и чем хвастаться потом всю жизнь, плюс действительно всегда было интересно узнать, как и чем живут люди где-то там, где мы никогда не побываем - что едят, что носят, о чем мечтают.

Извините за несвязный текст, просто подумалось, как много сейчас в нашей жизни происходит того, что раньше, во времена СССР, казалось бы какой-то фантастикой.

Анастасия Куликова (Кишинев):

Возле нашего дома был памятник болгарским ополченцам (он и сейчас есть) и болгарский музей (сейчас там церковь), к этому комплексу часто приезжали автобусы с иностранными туристами. Мама рассказывала, что дети со двора (и она в том числе) бегали к ним клянчить иностранные цацки. Обычно давали жвачку и влажные салфетки. Причем, когда мама мне об этом рассказывала, у нас влажных салфеток ещё не было (1980-е). "Представляешь,- говорила мама, - как удобно. В любой момент можно руки вытереть или одежду если запачкался."

Виктор Иокиранта (пос. под Пермью):

На Урале было много военных заводов, поэтому мы иностранцев видели лишь в кино и по телевизору.

Игорь Булычев (конец 1950х-нач.1960х):

А кое у кого встреча с иностранцем ничего кроме ужаса не вызывала. У мамы было воспоминание молодости, как она возвращалась из командировки на поезде в купе с очаровательной девушкой и двумя молодыми морскими офицерами. Дело было в конце 1950х - начале 1960х. Офицеры были сама галантность, но только до того момента, как обнаружилось, что их попутчица - француженка. Настоящая, из Парижа. Приехала по научному обмену изучать русскую литературу. Офицеры мгновенно испарились, как с иронией рассказывала мама. В Москве мама помогла ей выйти с вещами, видимо, куда-то ее проводила, и даже они обменялись адресами. Далее следовала фраза, что адрес куда-то затерялся... Но у меня есть подозрение, что мама по старой памяти дочери врагов народа, просто решила не рисковать с афишированием связи с иностранными гражданами перед известным ведомством.

Любава Булгакова (Москва, 1984):

Ко мне семья немцев пришла в гости в 1984 году, они смотрели раскрыв рты на мою большую коммуналку, они никогда такого не видели, у них был свой двухэтажный дом в Германии. Это их удивление, мягко говоря очень сильное, я запомнила на всю жизнь.

Pavel Raysin (нач.1980х):

В начале 1980-х мне пришлось работать пару месяцев с немцем из ФРГ. Он монтировал у нас купленное оборудование, пожилой техник, немец из Мюнхена. Первый иностранец с Запада, с которым общался, не считая студентов из соцстран. Да, он был как с другой планеты. Тем приятнее было обнаружить в нем человеческое.

Так, в первый же день он показал пустую бутылку из-под водки и заявил начальству: мне каждую пятницу к концу дня нужна вот такая бутылка. Вот точно такая - с резьбой (завод Кристалл, губа не дура). У меня нет возможности разыскивать ее по вашим гадюшникам, приносите мне ее, а я сразу буду деньги отдавать. Кстати, желающие выпить со мной тоже могут приходить в пятницу к четырем, но со своей водкой и закуской. Потому что эта бутылка будет вся моя, на весь мой уикенд. Работал он как робот, по свистку из часов начинал, по свистку заканчивал. Я многому у него научился, чего в СССР и не нюхали - немецкое отношение к работе это что-то, тем более, от немца старой школы...

Алиса Иванова:

Свидетельствую. 1980-й год. Я вернулась из поездки в Югославию с группой педагогов. До сих пор помню шок, который мы там пережили, войдя в универсам, где можно было купить ВСЁ. Меня, помню, почему-то потряс отдел сантехники и сопутствующих ей товаров - полотенца, коврики, купальные халаты, стаканчики, зеркала и др. Я просто такого никогда не видела за свои 25 лет. А нам поменяли 30 динар, то есть пыль…

А в ленинградской «стекляшке» в самый день возвращения меня ждали пирамиды консервов из зелёных водорослей и бутылки газированной воды. И ВСЁ. Пожилая уборщица в грязном синем халате мыла шваброй серый кафельный пол. Тот запах хлорки и вид банок с водорослями по сию пору вызывают тошнотворный эффект и отголосок глубокой депрессии: вот страна, в которой я живу…

Дмитрий Могилевский:

Впечатления советского школьника впервые побывавшего за границей Союза Нерушимого...

На дворе стояло лето 1988 года. Только закончил 9-й класс. Меня по огромному блату по линии МВД засунули в группу дословно «юных помощников милиции». Таких же 15–16-летних оболтусов и, естественно, так же как и я, не имевших к этим «помощникам» никакого отношения. Официальная цель поездки - «обмен опытом» со сверстниками из ГДР.

Ехали купейным поездом по маршруту Кишинёв-Брест-Познань-Берлин. Двое суток и мы в Восточном Берлине. Что вам сказать? Было ощущение что я оказался даже не в другой стране, на другой планете. Я офигевал буквально от всего. От красиво одетых людей, магазинов, иномарок, огромного количества разных кафешек, забегаловок, просто лотков с разной уличной едой, напитками, мороженным и т.д. И что поразило - практически без очередей. И даже если они были, то совсем небольшие, а, главное, люди в них... Приветливые и улыбчивые, а не с лицами, с которыми стояли в очередях наши граждане. Даже запах там на улице и в помещениях был другим. И это, заметьте, была соцстрана, до объединения Германии и падения Берлинской стены оставался ещё год.

А теперь внимание! Нервных и твердящих что в СССР «все стоило копейки», просьба удалится. Нам разрешили поменять по 250 советских рублей на каждого. Это 750 восточных марок по тогдашнему курсу. На эти деньги я купил: себе и сестре по куртке (взрослая, детская) производства ФРГ. Отцу и себе - две пары туфель, типа «саламандры», но попроще, местные гэдээровские, но очень приличные. Маме - крема для лица и рук. Двоюродной сестре возраста двух лет - детские сандали.

Осталось ещё на какой-то сувенир с надписью «Берлин», упаковку австрийского чая “Milford” в пакетиках и, главное, банку бразильского растворимого кофе в гранулах-«Пеле» о существовании которого я даже не подозревал до поездки. Вот скажите сколько бы это все стоило в СССР, даже по госцене?

Возвращение домой по ощущениям было как смена цветного фото на черно-белое. На обратном пути сделали на пол дня остановку в одном большом и красивом советском городе. Ну чтобы осмотреть местные достопримечательности. Намеренно не пишу его название, дабы никого не обидеть. Но поверьте, на его месте мог быть любой город Советского Союза, разницы никакой. И опять эта серость и унылость, с хмурыми лицами на улицах и очередями за всем на свете. Даже в пельменную в центре города, в которую наша группа отстояла час в очереди, чтобы перекусить. И только после того, как, поедая порцию серых помятых пельменей за стоячим столиком (помните такие) и услышав за спиной «граждане не задерживайте столы и тарелки», я понял, что я на Родине!

Приписки.

Людмила Новикова (Москва, конец 1970х - нач.1980х):

Т.к. в СССР хозяйство было плановое, надо было отчитываться о выполнении этих планов. За невыполнение начальство наказывали. А чтобы выполнить план, часто приходилось писать в отчетах, что сделано больше, чем на самом деле, т.е. приписывать. 

Впервые в таком классическом виде я столкнулась с этим в студенческие годы на картошке. Обычно мы работали в полях. Но несколько дней было иначе. То ли наше начальство почему-то не могло договориться с совхозом, то ли у них был какой-то простой, а нас надо было чем-то занять - не знаю. Но в такой день нас привозили к огромной куче картофеля прямо на земле. Давали ведра и задание: перенести ведрами картошку из этой кучи в новую, шагов за 10 от старой. Называлось это сортировкой, но на самом деле сортировали на конвейере совсем в другом месте. А нам надо было именно переносить, оставив только совсем гнилье. И давали совершенно невыполнимые нормы, сколько ведер мы должны перенести. 

Всем было ясно, что это абсолютно бессмысленная работа. Ну раз вы нам так, то и мы вам также. Через несколько часов каждый должен был подходить к старосте группы и сообщать, сколько ведер перенес, она записывала. 

Тут можно было бы провести исследование о степени личной наглости студентов. Те, кто понаглее (или более возмущенные всем этим делом) перевыполняли норму на 100 и больше процентов. Совсем стеснительные ее просто скромно выполняли. Я была где-то в середине. 

Когда все это потом сложили, нашей якобы "отсортированной" картошкой, наверное, можно было бы забить все хранилища совхоза. Но начальство тоже все понимало. Поэтому просто уменьшило эту цифру до более вероятной. 

Гораздо позже я работала несколько лет в библиотеке. 8-часовой рабочий день, зарплата стабильная. Но зачем-то нам ввели личные дневники, чтобы учитывать личный вклад каждого. В конце недели мы должны были их сдавать заведующей. Но распоряжение это было не ее, а по всем библиотекам сети. 

В этих дневниках мы должны были писать, что мы делали и сколько минут. Например, пол часа расставляла книги на полку, 5 минут - расставила карточки в каталог, даже 2 минуты - звонила читателю. (Мы шутили, почему не учитывается время, когда идем в туалет, ведь оно занимает больше 2 минут). В конце дня это время складывалось, должно было получится 8 часов. Записывать все это было совершенно нереально. Поэтому в пятницу все садились и придумывали, что делали за неделю. Очень тоскливое это было дело!

Думаю, у каждого есть свои примеры приписок. Но из моего опыта они всегда были вызваны идиотствами сверху. Не верьте, когда вам будут говорить, что это "ленивые совки делали приписки и тащили все с производства".

Андрей Беляев (Целина, 1958):

На земляных работах выполнить норму было нереально. Приписывали объёмы и категорию грунта. Однажды попытались провести грунт по IV категории. Но бригадир сказал, чтоб не наглели, так как такой категории (скальный грунт) в окрестностях не водится.

Анна Богатырева (Волгоград, 1960е):

Моя бабушка открывала детский сад в качестве заведующей. В первый год на субботнике они посадили столько деревьев, сколько нужно было для озеленения территории. Когда надо было рапортовать о результатах субботника, бабушка назвала реальную цифру, сколько чего высадили. Через год снова субботник. Бабушку вызывают, мол, почему у вас в графе "посажено деревьев" стоит ноль? Бабушка возражает, мол, все уже высадили, нам больше не нужно. Начальник ничего не хочет слышать. - Ну хорошо, - говорит бабушка, - тогда пишите, сколько нужно. Столько-то хватит? - Хватит. В последующие годы бабушка только спрашивала: "Ну что там люди пишут?" Ей на полном серьезе отвечали.... она писала...В результате за долгие годы вокруг садика должна была быть непроходимая тайга. И не только возле бабушкиного.

Андрей Беляев:

Заметьте, что времени на писание самих дневников не выделялось. Впрочем, и время на туалет не регламентировалось.

Сергей Прохоров:

Ой! А я работал в музее. Дневники эти помню. Я их честно писал каждый день. Включая время на еду, туалет и обязательно - писание самого дневника.

Виктор Беляев (Казахстан, 1960е-1970е): (Примечание: воспоминание дается в сокращении) (...)

Я был там. Я это видел собственными глазами.

Среди бескрайней казахской степи, в посёлке Керемет, жила-была автобаза. Ну не сразу автобаза. Сначала это была автоколонна - филиал Аркаевской автобазы. Родилась автоколонна в начале 1960-х. Автопарк состоял из ГАЗ-51, ГАЗ-93, УралЗиС с полуприцепами. Ещё автобусы и бензовозы на базе ГАЗ-51. Автоколонна занималась перевозкой народно-хозяйственных грузов. Это уголь для котельных, промышленные и продовольственные товары, скот, топливо, пассажиры и т.д. и т.п. Т.е. всё то, что нужно завезти для нужд местного населения и предприятий и вывезти для нескончаемых нужд великой социалистической Родины, окружённой вечными врагами. (...) Ну, так вот. Есть автоколонна, есть грузы, есть план. Поехали. Школы, больницы. Потом сельпо, рабкоопы, заготконторы, Почта. Совхозы и колхозы (Вру – колхозов в нашем районе не было. Ликвидировали ещё при Сталине ). Масло- и хлебозавод, мясокомбинат… . Нет. Не так. Не в той последовательности. Не с того начал.

Перво-наперво транспортом должна была обеспечиваться Почта. Но не о письмах и посылках беспокоились партия и правительство. Посылочки нашему мальчику почтальон Печкин однозначно донесёт. Когда - неважно. Да пусть даже и не донесёт. Жаловаться будете? Тьфу на вас. Речь идёт о более важном - о прессе. А пропаганда - она такая же древняя, как и проституция…и план. Так вот пресса должна была доставляться в самые отдалённые уголки района в кратчайший срок. Чтобы каждый чабан ежедневно знал о планах партии и правительства. Берёт в руки газету такой читатель в глухом уголке необъятной Родины, окружённой заклятыми друзьями, и читает о себе: « Чабан Кошкарбаев, из совхоза Шелек, получил 193 ягнёнка от ста овцематок. А в следующем году берёт на себя соцобязательство выдать 293!» Чешет пузо чабан, бешбармак ест и радуется: « вот жизнь настала – даже в кошару ходить не надо. Начальники из Алма-Аты или даже из самой Москвы ещё неродившихся ягнят посчитали. Это наверное и есть коммунизм?!» Кошкарбаев может и не знать, что такое коммунизм, но про План он точно знает. И цифирьку про количество ягнят он день и ночь в голове держит. А 93 или 193 какая разница?! Как начальники свыше скажут, так он и отрапортует. Позже виртуальные ягнята исчезнут. И останется столько, сколько останется – может 80, а может и того меньше. И со взрослым скотом так же. Чабану-то жить надо.(...)

К концу 70-х автоколонна становится самостоятельным предприятием и получает новое название: автобаза. Соответственно парк машин увеличивают. И количественно и качественно. Поступают новые: ГАЗ-66, ГАЗ-53, ЗИЛ-130, КамАЗы, ПАЗы. Увеличивается и штат предприятия. Но мерзкое и неприятное в данной ситуации – раздувают совсем непропорционально автопарку План.

Кто составляет расценки, тарифы, план? Тётя Мотя, дядя Петя?! Они родимые. Сидят в Москве, в уютном кабинете, и составляют. Умные светлые головы. Они точно знают, сколько овец должно быть у чабана Кошкарбаева, и сколько он должен дать ягнят от 100 овцематок. И для автобазы есть ими же придуманные показатели, вот некоторые: КИП (коэффициент использования парка), тонны, тонно-километры, пассажиры и пассажиро-километры. Оставим пока в покое первые три. Давайте порассуждаем про последние два показателя. Пассажиры и пассажиро-километры. Т.е. спускается план на количество перевозимых пассажиров, да ещё и в привязке к расстоянию. В месяц, квартал, год, пятилетку.

На долгосрочную перспективу впору было бы начальнику автоколонны вплотную интересоваться вопросами демографии. Плодитесь, дорогие товарищи – мне надо вас туда сюда возить, чтобы выполнять план по пассажирам. А ещё слёзно умолять каждого односельчанина, чтобы он не только почаще ездил, но и ездил к «дальним» родственникам. Ибо если он будет ездить к «ближним» родственникам, то всего лишь будет выполняться план по пассажирам. А вот если ещё и к «дальним», то к тому же и план по пассажиро-километрам.

Ну а если, к примеру, в отдельно взятое время года у жителей района наступила хандра?! Комета мимо Земли пролетела, и они массово захворали! Ну не ездили они в это время года никуда. Не могли, не хотели, не было возможности. Умерли в конце концов. А-а-а-а План! Амба!

Ну да ладно. Не будем о смерти. Рассмотрим более оптимистичный вариант. Представим: худо-бедно советских тружеников туда-сюда повозили. Билеты государственного образца, выручка – всё чин по чину. Особо не наврёшь, не припишешь. Чабанам по тонне прессы подбросили. Как следствие: от счастья овцы ягнятся, быки доятся. Далее: школы, больницы, сельхозпредприятия, заводы – всех удовлетворили. Даже водку мегалитрами завезли в сельпо. Народ что попало поел и сыт. Даже выпил за родную партию и такое же родное правительство. В ус не дует ибо нос в табаке. Но всё равно начальник автобазы неспокоен. В целом плана – нет. Вот хоть лопни. Всё перевезли. Все довольны. А плана нет. Что делать? Поставить машины и доложить в верха. Так мол и так. План ваш нереален – выполнить не могу. Приедут, разберутся. Поверят. Доложат ещё выше. Часть автопарка сократят. Штат ополовинят. Расценки и тарифы пересмотрят. Но самое главное: ненавистный план отменят к чёртовой матери. То же самое сделают по всей стране. Ура! Рывок в экономике. Новые хозяйственные рельсы. Хозрасчёт, самоокупаемость, самостоятельность предприятий… и т.д. и т.п.. Да это ж сущая революция! Капиталисты от зависти валяются в кюветах. Начальника обязательно наградят. Наберите побольше воздуха и можете смеяться.

Ну, хорошо-хорошо, открутим воображаемую плёночку назад. Начнём сначала. Плана нет – что делать? Поставить машины и доложить в верха. Приедут. Разведут демагогию. Сделают козлом начальника – в натуре будет блеять, и с треском выгонят – с должности и из партии – в лучшем случае. А могут ведь и посадить. За что? Найдут. Вот два варианта. Первый абсолютно нереальный. Второй реальный – стопроцентный! Нужен он начальнику? Однозначно – нет. Значит что? Ищем третий вариант. А его и искать не надо. В его основе лежит враньё, приписки, ловкачество и очковтирательство. Характерные и отличительные черты социализма. Уверен, что все перечисленные гадости явились на белый свет в тот же день, когда придумали планирование. (...)

Возвращаемся к нашим овечкам. Надо, к примеру, какому-нибудь частнику, привезти сено для коровки. (Перевезти скотину, съездить на похороны или поминки, на свадьбу, отвезти барана в институт, где другой баран учится и т.д.) Идёт он к начальнику автобазы и абсолютно честно говорит : жеке шаруа ( личное хозяйство), а именно надо километров за 40 съездить, за сеном. Стороны договариваются: «Аркаевский рейс с прицепом» или «Таналыкский рейс» также с прицепом или без. Расшифровываю. Частник едет себе спокойненько за сеном на предоставленной машине. Если по гороскопу всё нормально сложилось - за день управляется. Загрузился - выгрузился. Попутно бешбармак, водочка. ( Спасибо партии родной, и начальнику автобазы – не дают частнику загнуться. Одна из казахских присказок тех времён звучит так: у государства хватит!) А потом он должен снести путёвку и товаро-транспортную накладную в какую-нибудь организацию – подписать у начальника и поставить печать. Из путёвки будет явствовать, следующее: если «Таналыкский рейс, ЗИЛ-130 с прицепом», то машина как бы сходила за 300 км, в город Таналык и перевезла груз указанный в товаро-транспортной накладной (масса и наименование). Неофициальный стандарт предполагал полную загрузку и в основном груз в один конец. ( В два конца было нереально, ибо хозяйства нашего района не производили в таком количестве продукта, чтобы обеспечивать все запросы частников пусть даже для приписок.)

Но подписать такие документы не каждая организация могла. Сельпо не подпишет – там нужен реальный груз. Водка так водка, мука так мука. Фактическая. Мясокомбинат тоже. Шкуры повёз?! Какой-нибудь въедливый человечек из органов может спросить: шкура, где шкуры? Такая же ситуация и по другим организациям. Сложнее было мелким предприятиям. Больше возможностей у крупных, таких как, например совхозы. Но самым золотым дном для всех являлась дорожная организация – Райавтодор. Дело в том, что дороги района были сплошь грунтовыми. Ремонтировали их беспрестанно. Вне зависимости от погодных условий или смены сезонов. И соответственно, также беспрестанно, можно было сыпать на дороги щебень и гравий. Ширина грейдера в областной центр позволяла делать насыпи посередине. ( Если вообще его, конечно, сыпали) А возили этот щебень и гравий из областного центра.

Итого, что мы имеем: съездил частник за 40 км, за сеном. А в статистику страны, окружённой акулами проклятого капитализма, уйдёт сводка: Автомобиль ЗИЛ-130, грузоподъёмностью 6 т, с прицепом такой же грузоподъёмности сделал рейс из посёлка Керемет в город Таналык и привёз обратно гравий общей массой 12 т. Гравий доставлен на территорию Кереметского Райавтодорода или выгружен на дороге Керемет – Таналык - 70-ый километр. (Или 101-ый). В реальности, как вы правильно догадались, на дороге никакого щебня или гравия не будет. Хотите найти? Идите найдите – разровняли его! Когда? Да вот только что – перед вашим приходом. Тонны, тонно-километры, в некоторых случаях часы (не особо ценный показатель для плана) идут в копилочку автобазы, для удовлетворения аппетитов Монстра по имени План. Зарплата, командировочные (Реальный рейс в Таналык за один день не совершался. Редко два дня. Зачастую – 3), лишний бензин – водителю ибо в итоге 520 км оказываются виртуальными (2Х300км – 2Х40км=520 км). В окончательном итоге: План, зарплата, премии, почёт и уважение. Да здравствует плановая экономика! Не забыть только спидометр подкрутить. Да-да, пломбировали. Но всё равно, все поголовно, крутили. А как иначе?! Очень простая схема.

Что интересно, никто под Райавтодор не копал. Или даже если и копали, то так в воспитательных целях. Начальника прищучить, чтоб знал своё место . Или ещё по каким-то причинам. Но, конечно же, это не предавалось огласке. Есть этому одно объяснение – завязаны были все. Все всё знали. Все и всё было на виду. Откусывали от государственного пирога в зависимости от возможностей и условий. Кто-то больше, кто-то меньше. Помимо выполнения плана решались и более корыстные задачи, зачастую в гораздо больших масштабах.

Интересно, а если поднять все путевые листы и товаро-транспортные накладные прошедшие через Райавтодор и посчитать весь объём гравия и щебня как бы вбуханного в кереметские дороги ?! Ну а если по всем дорогам необъятной Родины?! У-у-у-у.… Скорее всего, окажется, что таких запасов вовсе и нет на Земле! Но мы же не агенты госдепа – считать не будем!(...)

Пример из собственной практики тоже ярко характеризующий прогрессивную плановую экономику. Получал как-то в конце календарного года инвентарь и стройматериалы на свою организацию. В нагрузку ко всему заставили взять канализационные трубы и унитазы. Ужасного вида и качества. Однозначно бракованные. Совсем тогда ненужные, ни для нашей организации, ни даже для нужд нашего района в целом. Мог ли я отказаться? Мог. Но тогда не получил бы чего-нибудь из списка столь необходимого.

Ясное дело, что где-то выполнили план по производству этой «суперсантехники». Отрапортовали, наверное, о выполнении плана не иначе как в пределах 120%. Получили премии и награды. Хапнули народные денежки. Такого рода продукция даже имела своё название: «вал», а попросту это было дерьмо. Некоторые виды такого товара, к примеру, одежда, попадали в магазины уценённых товаров. Планирование однако…(...)

Вот объясните мне, как можно вообще планировать количество кастрюль, телевизоров, памперсов или тех же унитазов? Или если опять вернуться к системе автотранспорта. Дали, к примеру, план перевезти зерно, корма для животных, самих животных … Зерно не уродилось, кормов соответственно нет и как следствие животные подохли. Откуда взяться плану по тонно-километрам? Не свистите – никто не сделает скидку на засуху и спросят с начальника автобазы по полной. И придётся ему снова возить виртуальный грунт: на дороги, на дамбы и плотины, из степи в степь. Во. Удачно вспомнил: дамбы и плотины. Каждый год в паводок размывало их, и каждый год их насыпали. Дежурная задница, так сказать. Бескрайние возможности для выполнения плана! Рейс сделаем – два припишем.

Был ещё один примечательный случай, красочнее всех предыдущих примеров описывающий самую прогрессивную экономическую систему всех времён, народов, поколений и цивилизаций.

Казахстан в конце 1980-х в очередной раз давал стране миллиард пудов зерна. Даже в наш район и соседние с нашим, где урожайность зерновых не превышала 5-7 ц с га, были переброшены машины из других районов области. Из совхозных амбаров выметалось всё до зёрнышка, включая фуражное зерно – очень нужен был миллиард. С транспарантами и песнями – в закрома Родины, на зависть мировому капиталу везли хлеб на областной элеватор. Потом, правда, это же зерно будут развозить по тем же совхозам и колхозам – скот-то надо кормить. Но это уже будет никому неинтересно. Главное отбарабанить. Засыпать. Миллиард дать, а там хоть трава не расти.

В каждый совхоз для участия в битве планировалось поставить определённое количество автомашин. Не дай бог меньше – спрос с виновных обещали сделать жёстким. Намечалось по этому поводу селекторное совещание на уровне области. Был план и у начальника Кереметской автобазы. Чтобы выполнить его, надо было задействовать чуть ли не весь парк имеющихся в автобазе грузовых машин. Но специалисты знают – это невозможно – определённый процент автопарка всегда находится в ремонте. Что делать? Накануне совещания начальник объезжает все совхозы, куда должны были быть поставлены автомобили. И говорит каждому директору: сообщу, мол, выше, что вы зерно припрятали. Даже сообщает где и сколько. В каких-то случаях обладая действительной информацией, в каких-то просто блефуя. И предлагает компромиссный вариант: на селекторном доложить, что машины Кереметской автобазы поставлены в срок и в требуемом количестве. Договорился со всеми. На совещании многие руководители автопредприятий получили нагоняй. А нашего героя поставили в пример: «Учитесь – вот так надо работать!»

Здорово – не правда ли?! Все и про всё однозначно знали. Необходимости в таком количестве автомашин не было, так как не было соответствующего количества зерна. Но ты поставь. Выполни никому не нужный план. Не можешь выполнить – соври, что поставил. Спаси свою шкуру и прикрой задницу вышестоящим.

Все будут знать, что соврал, но сделают вид, что верят. Тем самым становясь соучастниками вранья. Бурные и продолжительные аплодисменты.

Физически уничтоженных жертв коммунистического режима как-то, с какой-то долей погрешности, можно подсчитать. Но возможно ли сосчитать всех морально униженных и растоптанных? Не каждый мог встать в оппозицию режиму.(...)

P.S. Названия посёлков, городов и организаций изменены.

Владимир Король:

В начале 1970-х во время летнего трудового семестра меня поставили мастером в сельскохозяйственном отряде "Флора" (40 девушек + 9 парней). Парни и часть девушек составляли стройбригаду (откуда мастер), остальные занимались прополкой. Опыта у меня не было, но старшие товарищи объяснили, как выписывать наряды, и мне этого хватило. Это был первый год, когда сельскохозяйственный отряд нашего института получил какие-то деньги (примерно по 40 руб. на человека, плюс стройотрядовская форма). Одни из моих любимых анекдотов на эту тему - как я закрыл наряд на покраску 100-метрового штакетного забора на 85 рублей.

Alexey Telitsyn:

В СССР были приписки. Современные молодые люди, наверное, не знают, что это такое. Самым известным примером является хлопковое дело, зародившееся при Брежневе. В пиковом раскладе фишка была в разных тарифах - за хлопок, сданный сверх плана платилось больше денег. Естественно, хлопок сдавали один раз, потом вывозили и сдавали еще раз. Ну и просто тупо завышали объемы тоже.

В 1984 году после 4 курса института мы поехали в Минск на практику на Минский автозавод. Нас как самых бесправных поставили в ночную смену в штамповочный цех. На голову все время капало машинное масло с пресса и каждое утро мы его смывали. Самый отчаянный мыл голову стиральным порошком. Там была интересная практика. Никто ничего не объяснял, но через несколько дней мы все пронюхали. Можно было приписывать количество отштампованных изделий. Например, отштамповал ты 800 деталей, а мастеру говоришь 1000. Платили сдельно. Счетчик у пресса ты просто сбрасывал на ноль. Слишком много жульничать было нельзя. Мастер на глаз прекрасно понимал истинный объем работ. Так, если ты сделал 800, а сказал бы 1200 - мастеру достаточно было поднять бровь, и ты сразу уточнял – 1000.

Поскольку мы были на практике - нам что-то надо было в бюро организации труда и зарплаты. Там все стало понятно - тарифы не менялись лет 20. Инфляции в СССР официально не было, но работяги за ставки 20-летней давности работать просто не стали бы. Вот и был установлен этот негласный договор. Как они списывали фантомные усилия по штамповке - ума не приложу.