Диалоги

Хорошее.

Sergey Paraketsov:

Учительница. Это не совсем про то, что мне не нравилось в СССР, а просто реально-фантастический рассказ про Человека, которого уже давно нет в живых, но которому я очень благодарен за то, как она повлияла на мою жизнь. Надеюсь, кому-то это будет интересно.

У моих родителей был бзик – они хотели выучить детей английскому языку, причем не просто так, а по-настоящему (я очень благодарен им за это). Поэтому и для моего брата, и для меня они наняли частного преподавателя, что вообще-то в Союзе было нелегально. Но... Старший брат поменял 3 учителей, пока нашли подходящую - ну а мне последняя его учительница досталась типа «по наследству». И, начиная с 8 лет, она учила меня английскому языку – 2 часовых занятия в неделю + домашняя работа. Я до сих пор шучу: «Английский я учил с 8 до 17 лет, а потом только забывал». Это была пожилая женщина, звали ее Серафима Васильевна Хан-Си-Ма. Вот тут и начинается фантастика – для тех, кто помнит те времена. СССР, город Магадан, 70-е. Краткая биография моей учительницы: окончила Кэмбридж, большую часть жизни работала в Чикаго – преподавателем английского в школе. Еще жила в Китае – Шанхай и Бенин. Свободно владеет 5 языками, включая японский и родной корейский. Как она оказалась в СССР?!!

Она родом из Харбина. Ее семья была очень близка с семьей Янковских. Когда Валерия Янковского начали публиковать – он всегда присылал ей бандеролью свои новые книги с дарственной надписью. Она очень тепло отзывалась о Янковских. Практически всю семью Янковских и семью Хан-Си-Ма посадили в одно и то же время – 1945-46. У Валерия Янконвского есть страшные воспоминания об этом, но они не были широко опубликованы. Серафима Васильевна в то время уже была за границей. Подробностей я не знаю. У нее была большая семья, но из 5 ее братьев отправленных в ГУЛАГ выжил только один – и, соответственно, оказался в Магадане – ну типа где сидел. Когда наступило Хрущевское потепление, то вышел закон – мало кто о нем знает – что эмигранты, имеющие родственников в СССР, могут вернуться. Муж у нее умер, детей не было – вот она и приехала к брату, которого очень любила – захотелось вернуться в семью, для корейцев это много значит. 

По-началу, она устроилась работать в школу, но потепление закончилось, и ее уволили – другую работу она не могла получить (возраст пенсионный – под закон о тунеядстве она не попадала). Вот и стала зарабатывать частными уроками (жить как-то надо, пенсии у нее не было), хотя в то время за это могли и посадить. Брат ее работал грузчиком в порту, хотя у него было высшее образование, и формально он был реабилитирован, но другой работы найти не мог – корейцев на Дальнем Востоке советская власть прессовала – много с этим сталкивался (это про советский расизм).

Надо сказать, что Серафима Васильевна никогда не отзывалась негативно в моем присутствие о советской власти – точнее вообще никак не отзывалась - и вообще о политике никак не высказывалась. Правда, это было пока я был ее ученик, а когда мы позже встречались прото как друзья – она высказывалась и очень резко, но это был очень короткий период. А тогда... Тогда – я просто чувствовал, что она другая – не такая, как все вокруг. Она рассказывала мне про Лондон – и я видел это как живое. Про Чикакаго, Шанхай – все как живое – она была очень талантлива. И говорили мы только на английском – на настоящем английском, а не на том сурагате, на котором говорит подавляющее большинство англоговорящих сейчас (включая меня :)). Я учил наизусть Шекспира, Лонгфелло и Бернса. Читал Кантертерберри Тэйлс в оригинале (мало что понял:)) Она дала мне тогда совсем другое видение жизни – и очень сильно повлияла на мое мировозрение в целом. Спасибо, Серафима Васильевна!

Julia Cart:

Мне кажется, у тех из нас, кто вырос не вполне советскими людьми, были форточки -- люди, впечатления, иногда предмет "оттуда" или всего лишь обрывок разговора.

Inna Vokler:

Очень точное замечание. Часто, как у меня, все начиналось с семьи, книг, а потом уж подтягивались друзья

Людмила Гоук:

А у меня, был дядя. Его звали Олави, хотя он жил тоже в Карелии, но в молодости жил в Вуотилахти. Там жили финны, норвежцы и шведы. Он говорил на всех этих языках, пел протяжные норвежские песни, мне он казался инопланетянином.

Сергей Прохоров:

Как-то давно разговаривал с неким дедом. Был он в юности пылающим комсомольцем. Служил в НКВД. Говорит: "А когда конфликт на КВЖД вышел, послали нас ловить и отстреливать китайцев". Спрашиваю: "Судили?" "Да нет, - говорит. - Зачем. Мы же с ними воюем, вот и стреляли". И тогда я ему: "И вы реально отличаете китайца от корейца, японца, казаха или монгола?" "Скажешь тоже, - говорит дедулька. - Откуда. Косоглазый - вот и стреляли. А уж кто он там - откуда ж нам, мальчишкам, знать."

Андрей Беляев:

В журнале "Life" за 1942 видел статью "Как отличить японца от китайца". Тогда для американцев это актуально было: первые - враги, вторые - друзья. В общем, вполне практичное руководство, хотя отдельные ошибки идентификации неизбежны

Мария Савельева:

Да уж, все что было в совке хорошего всегда ВОПРЕКИ системе.

Sebastian Pereira:

Иногда в куче ...вна бывает что-то хорошее, но как правило, к этой куче оно (хорошее) не имеет никакого отношения.

Стабильность.

Людмила Новикова:

Один из главных аргументов любителей СССР: «тогда была стабильность». Ты знал, что будешь учиться, потом пойдешь работать и получишь работу, получать будешь немного, но зато надежно. И жизнь будет спокойная. И в отношении политики: если ты не делаешь то, что запрещено, то в общем можешь быть спокоен.

Что на это можно сказать? Что я свою свободу ни на какую стабильность не променяю – для них не аргумент. Им-то свобода не нужна. Но была ли на самом деле эта стабильность? Была ли она гарантирована? В общем, пока ты шел в общей колее – все было более-менее. Но если что-то вышибет из этой колеи – то все. А жизнь непредсказуема даже в СССР. В ней бывают несчастья, катастрофы, да и чего только в ней не бывает! Ты можешь внезапно стать инвалидом (а как жили инвалиды в советской стране лучше и не вспоминать). Ты можешь внезапно заболеть или потерять родных. Да мало ли что может случиться. И вот что делать тогда? Государственная медицина была за редкими исключениями ужасная, но никакой альтернативы не было, и никаких благотворительных фондов не существовало. Потеря родителей вела в детский дом, а там было несладко, их никакие общественные организации не контролировали. В общем в любой беде о тебе должно было заботится государство, а мы знаем, как оно заботилось.

Но даже если все было хорошо, какая же убогая была эта стабильность! И скольким за нее платили: отказ от самостоятельности, от множества шансов и возможностей, очередями и запретами, жизнью по указке. Нет, не готова я снова туда, в эту стабильность.

Татьяна Збруева:

А я всегда росла с этим осознание что вокруг ложь. Мой дед фин оказался на части Финляндии, которая отошла СССР. Пришлось бежать, там встретил бабушку, которая так же бежала из Москвы. В 1938 году они встретились на острове Белом за полярным кругом. Там они прожили гидрометеорологами до 1948 года. Их истории - одна правда. Бабушка по отцовской линии – полька. Высланные в колхозе без паспорта до, по-моему, конца 1960-х. Выехать никуда не могли, голод и постоянная каторжная работа. Вторая правда. Отец, которого осудили за спекуляции, так как ему подарили ковры, которые перепродавали. Ему просто их подарили, так как в тот момент умерла мама, и просто так друзья хотели помочь. И моя Мачеха: её отец -комдив, после войны остались в Германии. И её рассказы о жизни в то же время. Там совсем другая правда.

Людмила Новикова:

Вот, кстати, тоже о стабильности: можно было попасть, как Ваш отец, просто за подаренные ковры.

Andrey Meltser:

В совке была стабильность, как в тюрьме.

Иветта Шатилова:

Ко мне понимание того, что жизнь тосклива, пришло, когда я работать начала. День за днём, как пони по одному маршруту Москва-Владимир-Суздаль-Новгород- Ленинград. А вокруг - люди из другого мира. Который я изучала всю свою жизнь. Но никогда не увижу. Даже практики на Кубе, обычной для нашего института, у нашего курса не было. А ещё я узнала, сколько мои туристы за мои услуги платят. А у меня рабочих 17 смен, 119 рублей. И лучшее платье сшила мама. А любимый костюм я ношу после нее. Моей же зарплаты не хватит не только на джинсы, без которых я прекрасно могу обойтись, но и на хорошие сапоги. А обувь мне нужна для работы. Унизительно.

Господи, какое счастье, начало 1990-х. Я не просто перевела отличную книгу, но сразу держу ее в руках напечатанной. А ещё - гонорар, на него можно купить пусть старенький, но компьютер Роботрон. Теперь мои переводы и выдумки, выдаваемые за них, прокормят нас с годовалым сыном. К сожалению, алименты мне получить не удается. А там потихоньку исполняется мечта увидеть то, что изучала со школы. Саграда Фамилия, музей Прадо, Долина Павших, средневековый Толедо. Я еду в знойный Египет и застреваю в нем на долгие 20 лет. А потом возвращаюсь. Но не принося покаяние, не изменницей Родины. А человеком с серьезным опытом, который нужен, и который ценят. А потом мне предлагают работу мечты. Но для нее не нужно высшее образование. Поэтому никто не разрешил бы в СССР мне на нее перейти. На мое обучение были потрачены государственные деньги (с). И я могу планировать дальше, как через несколько лет, на пенсии, я вернусь в любимый город на Красном море, в котором я была молода, где выросли мои сыновья, где остались друзья и дочки любимой подруги, называющие меня тетей. Я оплакиваю умершего позавчера моего президента. Моему младшему сыну вчера предложили стажировку в другой стране, которая принесет ему огромный опыт и знания. За 4 месяца больше, чем за 4 года теоретических занятий. И у него будет свобода. Свобода выбора. Работы, дома, любимой. И свободы вернуться.

Alex Alex:

Вся нищета была размазана тонким слоем по всему народу. Все были одинаковы нищие. Не было этого различия, и, вроде бы, все счастливо жили в этой нищите.

Pavel Raysin:

Когда Моисей вывел евреев из египетского рабства, они тоже роптали: э, начальник, ну куда тебя понесло от стабильности и гарантированной хлебной пайки?... В Египте был такой пломбир...

Alexey Kalashnikov:

Вы не задавались вопросом, что те, кто пишет про стабильность бывают двух типов. Первые никогда не жили разумной жизнью при совке, а вторые -безинициативные соглашатели, т.е. левацкие фашисты. Те, кто хотел свободы, кто пострадал - меньшинство (при гигантских абсолютных цифрах). Когда бы я не писал про преступления в СССР, мне все говорят, что я из семьи врагов народа. И они все уверены, что их репрессивная система ну точно не касается. Это и есть проблема и совка и нынешней ситуации. «Моя хата с краю, я ничего не знаю. И знать не хочу».

Condrea Aureliа:

Какая стабильность, если СССР рухнул? У них не было стабильности, они думали, что она у них есть, а это две большие разницы.

Матвей Федотов:

Советский союз - это просто коровник. Ты привязан в стойле, весь в говне, и тебя стабильно кормят, но и стабильно доят, а молоденьких телят и бычков отправляют на пушечное мясо.

Sergei Deryabin:

По поводу "уверенности в завтрашнем дне" в то время - всегда смеюсь и говорю, так вот он и наступил тот самый завтрашний день, в котором вы были так уверены.

Разница поколений.

Артур Москвин:

1.Недавно довелось иметь общение с одним профессиональным социологом, который подтвердил некоторые мои интуитивные догадки. Я много раз обращал внимание на то, что на казалось бы крайне незначительную разницу в возрасте между моим поколением 1969-1973 гг. и теми, кто буквально на несколько лет младше или на несколько лет старше, разница в восприятии многих вещей и явлений у нас абсолютная.
Порой складывалось впечатление, что мы выросли в разных странах и разных эпохах. Мое поколение, если смотреть на него с точки зрения социальной психологии, сочетает в себе две совершенно несовместимые вещи - радикальный романтизм и столь же радикальный цинизм. Как это может уживаться одновременно, я и сам не знаю. Но уживается.
Мне довелось еще застать махровый Совок. Причем, не просто застать, а застать так, что самые нежные юные годы формирования личности пришлись именно на него. Но не успев еще полноценно сформироваться, мы обнаружили, что старые шоры вдруг пали. А вместе с ними пали и представления наших родителей (которые они успели передать и нам) о том, как выстроить нашу жизнь, какие расставить приоритеты и как вообще жить после того, как ты достиг совершеннолетия.
По замыслу социальных инженеров Совка, мы должны были стать поколением, которое просто воспроизведет поколение комсомольцев 70х годов. Нас такими лепили.
Лепили, но долепить не успели.
Начиная с 1989 года лепить стали нечто принципиально иное. А мы, недолепленные, которым в тот момент было 16-20 лет, остались по сути своей такими недоструганными заготовками, из которых собирались сделать одно, а потом стали делать нечто иное.
В итоге, у одного деревянного бычка не хватает ноги. У другого головы. А третий и вообще на бычка не похож, хотя это все равно бычок.
Мой одноклассник пошел в политику. Чудаковатый ботан, имевший в школьные года легкую, но все равно заметную степень аутизма (от чего он ныне благополучно избавился) сейчас общается с людьми не просто известными, а стоящими рядом с ближним кругом лиц, принимающих ключевые решения. Пишет статьи для серьезных сайтов и изданий и мелькает иногда на Первом канале.
Мы сидели за одной партой, но не дружили. Хотя парень он был добрый и отзывчивый, но мне в нем виделась какая-то дикая внутренняя злоба. Не знаю откуда взявшаяся. Думаю, что просто какие-то специфические комплексы. В те годы, когда я его знал, а мы общались еще лет 15 после школы, он был тонким ценителем наследия Третьего Рейха. Сейчас он в "Единой России", путинец, патриот, государственник. По совместительству серьезный бизнесмен, замеченный Forbes.
И в чем нет сомнений, так это в его личных перспективах. Будь я прагматичнее, я бы уже как-то воспользовался бы знакомством. Но меня ломает.
Когда я читаю его тексты или смотрю выступления, я не могу избавиться от мысли, что мне удается заглянуть за эту словесную ширму. А там тот самый бычок, то ли без ноги, то ли сразу с пятью.
Так, если сказать по-честному, людям из моего поколения вообще не стоит находиться там, где принимаются важные решения. Наше подлинное место - быть всегда в оппозиции. Критиковать, выискивать слабые места, быть всегда несогласными. Если не во всем, то хотя бы в чем-то. Это и есть наше историческое предназначение. Можно сказать, судьба.
А власть - не для нас. Мы начнем четырехногим бычкам ноги отрывать. А потом пришивать заново. Причем можем в своем порыве внезапно возникшего сострадания так разойтись, что пришьем и пятую, и шестую.
Мы не созидатели. Мы разрушители. Мы с малых лет упоены видами руин. Там, в руинах, наше все. Там мы чувствуем себя комфортно.
2. Еще немного на тему моего уникального поколения переделанных бычков 1969-1973 гг. рождения.
Благодаря тому, что мы сформировались в период исторического разлома, мы пропустили обе эпохи через самих себя и находимся в них обеих одновременно, а не как все остальные.
Такой опыт дает возможность не просто сравнить их, глядя как будто со стороны, а увидеть суть изнутри. Хотя продуктивнее было бы все это не видеть. Это такое знание, которое носит сильный демотивационный характер.
Годах еще в 1983-1986 весьма оппозиционным выглядело слушать хэви метал и не любить шедевры советской эстрады. Как-то не припоминаю, чтобы из моих ровесников кто-то увлекался Битлз или Лед Зеппелин, но если б были, то и это выглядело бы вполне оппозиционно. В свои 14 лет я чувствовал себя в глубокой оппозиции к режиму уже потому, что наша классная училка сожрала бы весь мозг, обнаружив, что мы слушаем Металлику, AC/DC, Accept или, что совсем ужасно, Kiss.
Примечание на полях:
Kiss мы хотя и слушали, но они почти никому не нравились. Kiss нужно было смотреть, но смотреть было не на чем. Видик был невероятной редкостью. Довольствовались разглядыванием невесть откуда взявшихся фотографий под аккомпанемент их довольно скучного (за редким исключением) музона, исполненного в странном жанре глэм-рок.
Мое первое шокирующее открытие по поводу того, в каком обществе мы живем, было связано как раз с музыкой. Когда шоры спали, то оказалось, что вся эта культурологическая оппозиционщина мало кому нужна на самом деле. А нужен всем условно говоря "Ласковый май" или что-то в таком роде. А тем, кто похулиганистее - Сектор Газа. Отечественное культурологическое импортозамещение легко и совершенно непринужденно дезавуировало западное тлетворное влияние, которое осталось интересно в основном только мажорам и полуинтеллигентам с претензиями.
Примечание на полях:
С другой стороны, если уж председатель КГБ Андропов, ставший ненадолго генсеком, признавался, что "мы не знаем в каком обществе живем", то откуда нам-то, в то время очень молодым людям, было это знать?
Мы не знали тогда, но знаем сейчас. И это знание достоверно и незыблемо. Глубинная суть этой токсичной территории во всеобщей ненависти друг к другу. Больше всего мы ненавидим таких же как мы. А ненавидим в основном из-за взаимного страха друг перед другом. Поэтому, когда сталинисты говорят, что нам нужен Сталин, то не надо с ними спорить. Все, сколько-нибудь разумные люди, живущие тут, мечтают о Сталине. Идейные различия состоят только в том, в какую идеологическую обертку этот "сталин" будет завернут. А его можно завернуть во что угодно. Сталин не обязан быть бордовым. Он может быть зеленым, розовым, синим или даже светло-голубым. Да, и светло-голубым тоже.
Сталин нужен для того, чтобы нашу взаимную ненависть держать в неких рамках. И в общем-то, все это понимают. Хотя и не все признаются.
Система выпестовала специфический антропологический материал ради собственного выживания. Но когда система пала, этот антропологический субстрат осиротел, потерялся в пространстве жизненных потоков и стал мечтать о том, чтобы все вернуть назад.
Иные радуются сообщениям о падении рейтингов. Романтики. Они думают, что за падением рейтингов случится что-то, что изменит нашу суть. Да ничего не случится. Одни персонажи могут смениться на другие - это да. Одни идеологические декорации могут смениться на другие - это тоже да. Но общая токсичность не изменится ни на сколько.
Почему военный психоз так легко стал массовым? С чего бы это? Огромные массы не наигрались в детстве в солдатиков? Многие наверное не наигрались. Но главное - это то, что чем больше мы ненавидим некую находящуюся вне нашей территории цель, тем меньше остается сил ненавидеть друг друга. И тогда мы оказываемся способным хоть к какой-то горизонтальной коммуникации. А в какой-то момент мы даже можем и вообще перестать ненавидеть свою собственную постылую жизнь. Зомбоящик - неповторимое и мощнейшее средство нашей психотерапии.
Он направляет внутренние потоки сжирающей нас изнутри гибельной энергетики в русло мечтаний о смерти всех врагов.
Было дело, мне казалось верным сравнить эту ситуацию с онкологией. Но нет, тут не онкология. Рак заканчивается через относительно короткий промежуток времени.
А "вот это вот все" может существовать до самого конца человеческой истории.

Людмила Новикова:

Разницу поколений и просто людей, родившихся в разные годы, я тоже замечала. В моем случае это были шестедесятники и мы, самидесятники. Шестидесятники бОльшие оптимисты, в них хоть и есть, но меньше двоемыслия. А в 1970-е цинизма побольше, неверия, двоемыслия. И эта разница легко объяснима событиями в стране. Но с последней частью поста я не согласна. Система накладывает отпечаток на людей, и сильный, но люди все-равно остаются людьми, они не становятся мутантами. И когда система падает, черты, наложенные ею, постепенно ослабляются. Но у нас слишком мало времени было между воздействием двух систем. Я понимаю Ваш образ, но все же мне он кажется слишком сильным.

Мария Савельева:

Согласна. С автором. Система сформировала за несколько поколений -советских людей и они показали себя после 2014 года... (((

Анна Богатырева:

Уважаемый Артур, вы очень интересно обозначили рамки с 1969 по 1973. Я как раз с 73-го, и мне всегда казалась очень маленькой разница с теми, кто на год старше, и огромной - с теми, кто на год младше. Ваш знакомый социолог это как-то объясняет? Он (или она) тоже выделяет именно этот период? По всей стране или в отдельном городе/городах? Очень интересные рассуждения.

Артур Москвин:

1969-1973. Ну там все относительно просто. 1969 год вступал в комсомол, в 1983-1985 гг. Брежнева уже нет. А Андропов говорит о том, что "мы не понимаем в какой стране живем". В 1986 году волнения в Алма-Ате. Советский народ в шоке - а что, разве можно было? В 1987 начинается массированная антисталинская кампания. В 1989 году уже другая страна. А нашим героям 1969 г.р. всего 20 лет. В 1991 СССР уже развалился.
1974 год рождения последних лет Совка не застал. Им в 1989 было всего 15. Но как по мне, 1974 год еще не совсем понятно куда относить. А с 1975 все кристально ясно. Им уже и в комсомол вступать не нужно было. Они сразу вылупились в другой стране.

Мария Савельева:

Да мое поколение лишних людей 1969 года рожд. ... (

Елена Маслова:

В 1992-93 г. ещё были пионеры (я работала в школе и помню), а это года рождения за-80-е (т.е. они ещё и октябрятами успели побыть). Так что многое из "совка" ещё оставалось. Мне как раз жалко было это поколение, с которого снимали пионерские галстуки не понятно (для них) почему. Ваши умозаключения очень интересны, но таких пограничных поколений было много. У каждого свои бзики. И, кстати, среди рожденных в 60-е не так много оптимистов.

Артур Москвин:

Мы в 6-7 классе с пионерскими галстуками по улице не ходили уже. Считали, что западло :-) Снимали и прятали в карман. Мать ругалась потом, так как надо было каждый день его гладить или ходить в мятом. 1985-86 года примерно, окраина Москвы.

Елена Маслова:

У нас в середине 70-х галстуки тоже часто прятали в карманы пацаны. Их прорабатывали, ругали учителя и вожатые. Мы, девчонки, считали это хулиганством. Вожатые - это были старшеклассники или студенты, которых прикрепляли к младшим школьникам с 1-го класса для разнообразной помощи, в основном идеологической (проведение собраний, сборов, подготовка к мероприятиям и т.п.). Это не совсем те вожатые, которые были в пионерских лагерях.

Андрей Беляев:

Я учился в школе в 1947-57 и, конечно, пионерские галстуки мы носили только в школе и только по принуждению.

Dmitry Karpinsky:

А я застал ещё поколение дореволюционной России, рос среди поколения изуродованного советчиной, а сейчас вижу поколение - постсоветское. Это три совершенно разных типа людей. Даже типы лиц менялись....

Игорь Лев:

Что сто лет назад, что пятьдесят лет тому, что потом - в большинстве можно наблюдать одну и ту же тенденцию: говорить не за себя, а радеть за всех, а потому - спорить, спорить, спорить... Войнушки - наше всё... Делить мир на правильное и неправильное... Быть посланником небес, смакуя свою власть над прочими... Хотя плод с дерева добра и зла заказан был изначально... Сколько ни пытаться этот запрет нарушить, чтоб побыть в роли бога, столько раз фиаско гарантировано... Нынешнее эклектичное время хорошо хотя бы тем, что, например, Лабковский с его "говорить за себя" не на шконке чалится, а вполне себе процветает, дай ему бог здоровья...

Пьянство.

Дмитрий Фёдоров (Москва, 1988):

После армии я устроился монтажником вентиляции в спецРСУ №2, располагавшееся на углу Цветного и Самотечной. Работали мы на заводах, и за то небольшое время, что я там проработал, этих заводов я повидал штук 10. Больше других запомнились: завод осветительной арматуры на Октябрьском поле, завод Победа, если память не изменяет, где-то в Черемушках, и фабрика (название не помню) по производству флагов, находилась рядом с Ивановским монастырем на площади Ногина. 

Вскоре после устройства на работу мне стало казаться, что о питии в рабочей среде я могу написать роман. Однако, остановлюсь на том, как пили в моем родном коллективе РСУ№2. Водка, портвейн и пр. бормотухи считались сверхделикатесами, их пили только в первые день - реже два после зарплаты. Потом переходили на политуру, так же считавшуюся деликатесом, причем невероятно дефицитным. Вскоре начинали пить клей БФ-6. Делалось это так: клей выливался в бутылку, заливался водой и взбалтывался, полученная суспензия выпивалась, остатки клея, превратившиеся в шарообразный сгусток, с помощью веревки доставались из бутылки. Бутылка сдавалась. По мере отдаления от дня зарплаты, клея становилось меньше, переходили на более дешевые напитки, например антистатик "Лана". Его поджигали и ждали пока пламя из красного станет синим, затем тушили и выпивали. Наш коллектив был интеллигентным и не опускался до пшиканья дихлофоса в пиво, к тем кто так делал отношение было плохое. Самым мощным пропойцей был мой напарник по кличке Пимен. Он носил длинные волосы, бороду и серый костюм, купленный им когда-то в магазине спецодежда на Сретенке за 17 рублей. Пимен считался конченным человеком даже среди тех, кто пил "Лану", хотя за дихлофосом я его не замечал. Напивался он быстрее остальных, а напившись, доставал "Неточку Незванову" и читал, проливая пьяные слезы. На работе он творил настоящие чудеса! Однажды нам поручили сделать вытяжку для циклона в столярном цеху. Пимен взялся за работу так вдохновенно, что на время забыл о необходимости выпить. Я был на подхвате. Мы гнули жесть, резали уголки, варили, клепали. Так продолжалось два дня. Через два дня директору фабрики была показана инсталляция, которой он никогда до того не видывал - многоугольное, сложное, с несколькими отсеками, выступающими и впадающими в плоскость конструкции, весившей так много, что поднять ее могли человек 6. Еще день мы вшестером вешали ее в столярном цеху. Когда вентиляцию включили - ничего не работало, точнее не работало так, как надо - опилки разлетались в стороны, грохотало оно чудовищно! Оказалось, что вдохновение Пимена было плодом белой горячки. Нас с ним выгнали с фабрики, а вскоре я поступил в институт и уволился из РСУ, а Пимен поступил на излечение в медведковский ЛТП (Примечание: считалось, что там лечили от алкоголизма). К слову сказать, в ЛТП побывала большая часть нашего коллектива. Попасть туда (ЛТП - практически тюрьма) было проще простого, достаточно было жалобы жены и подтверждения на работе.

Людмила Новикова (Подмосковье, 1981):

А как пили в деревне! Когда мы были на картошке один год, директор совхоза там был пьяный всегда. Когда он уже ходить не мог, это называлось "он выпил". А все остальное время считалось нормально. Трезвым мы его ни разу не видели.

Андрей Марчинко:

А разве с тех времен что-то изменилось? Разве что название Боярышник😊

Alex A. Pjams:

Не, видать вы одеколон никогда не пробовали. Я пробовал, гадость. Вот лосьон Огуречный или Розовая вода гораздо лучше. А Боярышник это просто спирт с компотом.
Однажды мой приятель в стройотряде попил одеколона с местными. "Опростился" типа, ну как Лев Толстой. На следующий день он брал в рот шланг подачи воды в бетономешалку, пил сколько мог, вставлял два пальца в рот, блевал. И так несколько раз.

Вечером уже в общаге парень пошел в сортир. Вернулся со словами: "Бл...., пошел срать, так одеколоном воняет! "

Андрей Марчинко:

Боярышником назвали другое, но там спирт есть:)

Alex A. Pjams:

Да знаю я, что сейчас называют Боярой. Спирт с добавкой компота из сухих ягод боярышника. Типа лекарство. На самом деле способ снижать смертность алкашей от алкогольных суррогатов. Гуманно, кстати.

Андрей Марчинко:

Пьют что угодно.

Dmitry Karpinsky:

Сдаётся мне, господа, вы не любите пролетариат? 😁

Alex A. Pjams:

1983 год. г. Озёры Московской области. Мы в стройотряде работаем на кирпичном заводе. Встретили утром местных работяг. Они так благоухают одеколоном, я ещё подумал: надо же какие культурные. Сами понимаете, они одеколон пили. "Вчера по рупь двадцать брали - плохой, по рупь десять лучше".
Так в местном магазине у них и пустые пузырьки принимали по 10 копеек. Все чин-чином. На ткацком комбинате к нам был приставлен самосвал с шофером, у которого за пьянку отобрали права, и в город он не выезжал. Картина такая: влетает в цех задним ходом зилок, точно попадает между канав, которые мы бетонируем, поднимает кузов, сливает бетон, открывается дверь, и водила буквально из нее вываливается башкой вперёд. Усаживают его на пол около колеса. Через 15 минут мы его заталкиваем в кабину, и он не опустив кузов даёт по газам и цепляет проем под ворота. Ломает часть кузова, вываливается из кабины и уползает. Занавес.

Андрей Беляев (Москва):

После школы в 1957 я поступил в мединститут, а одноклассники пошли, в основном, по технической линии. Один из друзей мне рассказывал, как к ним в цех приехала делегация по обмену опытом. А у моего товарища на производстве использовался клей БФ, и его было много. Ленинградцы удивились: "Вы что, не отбалтываете?"- "?". Показали технологию получения спирта из клея, и обмен опытом состоялся.
Мы в медицине такими злокачественными развлечениями не занимались, а пили медицинский спирт, когда бывал. Только этим фактом можно объяснить моё существование в 21-м веке. Был бы технарём, не дожил бы и до роспуска СССР.

Владимир Король:

Между прочим, качественный технический спирт, например, для сварки изоляции подводных кабелей, на порядок лучше медицинского. Я за годы работы в СредМаше вообще отвык от водки - слишком паршивое качество спирта.

Андрей Беляев:

Насчёт "порядков", боюсь, неточное словоупотребление. Может тот спирт и лучше. Но для чего? Для саморегулирующейся биосистемы (в смысле поддержания гомеостаза) или для пластмассы (полагаю, что та изоляция была из пластмассы).
А если взять чисто медные провода, да, они очень полезны для того, чтобы отличить этанол от метанола. C2H5OH + CuO= Cu+ C2H5O, а дальше нюхай. Уксусный альдегид (хороший) приятно пахнет прелым яблоком, а формальдегид сами знаете как.

Владимир Король:

Суть в том, что для изоляции пластмассы подводных кабелей нужен очень чистый спирт (если бы можно было заменить чем-то попроще, монтажники это бы сразу сделали). А так пришлось увеличивать официальные нормы на одну муфту, чтобы хватило и пластмассе, и людям. Ну, а к медицинскому спирту требования чистоты как раз попроще.

Андрей Беляев:

Очень жизненное описание. Только полагаю, что у Вашего коллеги Пимена была не белая горячка (delirium tremens) а какой-то менее тяжёлый психоз. Белая горячка - очень тяжёлая болезнь, и страдальца не всегда удаётся спасти даже в реанимации. Сгорает за несколько дней, как спичка.

Дмитрий Фёдоров:

Да, наверное.

Владимир Король:

В экспедицию в Приморском крае мне прислали водителя. Через два дня я его сдал в Находкинский наркологический диспансер. Я спросил у доктора - "Это у него что - белая горячка?" Доктор радостно ответил: "Вы не видели белой горячки! А него ерунда - алкогольный галлюциноз второй степени, мы его за пару дней в чувство приведем!"

Андрей Беляев:

Вы очень верно заметили, что существует целый ряд галлюцинозов, связанных с алкоголизацией, с которыми пациент может вполне существовать годами. Например, Ваш шофёр сидит за рулём и слышит голоса: "Как хорошо он ведёт машину. А всё-таки мы его убьём". Он к этим комментирующим голосам привыкает, иногда спорит с ними. А чаще и пропускает мимо ушей.
А при белой горячке галлюцинации пугающие. Страдалец стремится спастись от страшных животных (слонов) или мелкой дряни (тараканов, чертей). Бежит, спасается и погибает от травм или истощения.

Прибалтика.

Elijah Motorny:

Поездка с мамой в Псков. Год примерно 1985-87. В поездке было много всего интересного и хорошего, но я расскажу о совке. В Пскове (областной центр, на секунду, 700 км до Москвы) на этот момент уже два года как в магазинах нет мяса. Вообще. Никакого. Никогда. И вдруг! В город привозят мясо! Помню, около магазина стоит советская чугунная ванная, из нее продают какие-то жуткие мослы. Стоит огромная очередь, которая в магазин не влезла бы.

В Прибалтике было получше с едой и товарами. Из Пскова в Тарту ходил корабль на подводных крыльях. Туда шел со свистом на крыльях, набитый псковичами и их пустыми сумками. Обратно сумки были непустые, и корабль выходил на крылья после длинного разбега и с трудом.

Честно говоря, мы с мамой так и не поняли, как псковичи умудрялись забить свои сумки, т.к. эстонцы смотрели на приезжих как на саранчу, с ненавистью и презрением. 90% товаров продавали только обладателям тартусской "карточки покупателя". Без нее мы смогли купить там только флажок Эстонии (причем нынешний триколор, а не красный флаг ЭССР) и оранжевый пластиковый кухонный абажюр, который потом с трудом дотащили до Ленинграда, и он висел на кухне еще много лет. А еще в одном магазине предложили купить зимнюю шапку из-под прилавка.

Dania Yakhina:

О, да! Помню я Ригу советскую. Ещё бескарточную. И их реакцию именно такую на русскую речь. Странно, говорят сытые люди добрые. А ведь в отличии от других советских они были сытые, ели очень вкусный сыр, с мясными - проблем не было. Выдержала я игнорирование меня, не говорящей по-латышски, и купила я всё-таки и вкусную прибалтийскую карамель до кучи к сыру и проч.... . Не увидела лишь красоту города, настолько мразное чувство осталось от посещения.

Елена Юккина:

Оккупированная территория, большинство были высланы, завезены новые жители. Откуда радость у людей должна быть? Они сытые были и до 1939 года. Потом опять же вопрос "сытости". К нам в Карелию многих высылали (в том числе и моих по папе), бабушкина семья местная. Когда привезли первых эстонцев, те получали кое-когда письма из дома. И сетовали, что в семье "всего две коровушки осталось, голод", в то время как наши и козу-то не всегда могли иметь, потому что покосов не давали, а ходили траву вдоль лесных дорог серпом собирали. Какая тут корова... Вот Вам и сытая Прибалтика...

Анна Богатырева:

Я помню Ригу 1991 года. Билеты было не достать. У нас были куплены через турагенство, мы везли школьников на каникулы. Таможни еще не было, но и железнодорожное сообщение было ужасным. Люди стояли в очереди неделями. А у нас вышла ошибка кассира - нам было нужно тридцать билетов, а продали нам например с 1 по 31 места. Пока мы с другими учителями на Рижском вокзале стояли и соображали, действительно ли у нас лишний билет, один московский латыш, видно, случайно услышал. Мы ему ничего не обещали, но он не отходил от нашей группы весь день. У него было плохо с отцом, ему срочно нужно было в Ригу. Он показал нам экскурсионный автобус, чтобы мы скоротали время до поезда (ехали из Волгограда с пересадкой, часов пять в Москве). Он отвел нас в кафе. Он, видно, боясь проводников, долго объяснял нашим детям, что он наш "завуч" (чтобы не выдали ненароком), нервно пересчитывал детей, неуклюже играя роль... Тогда было забавно, а сейчас даже плакать хочется. Ведь мы ехали на экскурсию, а у него отец умирал. Хорошо, тогда билеты не именные были, не по паспортам. А в Риге в магазине нам отвечали по-латышски, хотя мы обращались по-русски. В итоге мы стали улыбаться и говорить по-английски. Тогда хотя бы не хамили. Но мы их вообще ни разу не осудили. У мамы тетя двоюродная жила в Риге, мы все понимали.
Билеты же скупали спекулянты, а потом продавали втридорога за углом.

Сергей Яковлев:

И я помню Ригу, год 1986, говорили мы только по-русски и никакого презрительного отношения не видели. Жил я там у товарища почти месяц, приехали с Севера, гуляли во всю! В памяти только хорошее.

Мария Савельева:

Нормально они жили, пришли советские оккупанты. НКВД репрессировало кучу народа.

Dania Yakhina:

Не думаю, что у эстонцев судьба была другая, чем у латышей. Тоже высылали, тоже оккупированные... Конечно, влюблённой радости по отношению к нам, русскоговорящим, ни слова не понимающим по-эстонски, не было, но какая воспитанность, сдержанность и ТАКТ! Добрые воспоминания!
Кстати, уж не знаю от каких чувств в 18-20-х годах , от сытости или голода, но эта ненависть латышей ко всему русскому неплохо была использована большевичками.

Masha Gracheva:

А я помню именно в эти годы (1983-87) мы с родителями каждое лето ездили в Прибалтику. В Риге часто бывали. Часто нам специально отвечали по-латышски, и делали вид, что не понимают. И часто бывало, что подъезжаем на экс. автобусе к магазину - и при нас вешается табличка "закрыто". Или въезжаем в маленький городок - и все магазины разом закрываются. Нисколько не осуждаю их за это. Прекрасно понимаю их эмоции по отношению к нам. Но тогда было ужасно обидно, так хотелось что-нибудь купить.

Александр Кожевников:

Помнится, посетил в конце 80-х Вильнюс и окрестности, а потом Таллин. Вильнюс принял меня лучше Таллина. За сборник стихов Ахматовой поселили в гостинице; продали в книжном "Избранное" Бухарина и др., что я и отправил почтой - дёшево. При продаже Бухарина сказали без злобы: все они суки! В Таллине, где я перед отъездом поездом зашёл в кафе и купил чашку чая - дорого, к моему столику подошли две девушки и спросили на эстонском: свободно? Ответил по-русски: да. Молча отошли. Не обиделся.
В магазине купил немного хороших конфет, а сверх, что можно было - ограничивали, позволил купить эстонке. Благодарила. Никто меня убивать не собирался, как пугали - ещё в СССР.
В Ленинграде накупил на вырост всего своей маленькой дочери. Как и в Ошмянах, куда смотался из Вильнюса. А также книг.

Мария Савельева

Была в Латвии с мамой и братом в 1982. В доме отдыха Цырулиши. Под Цесисом. На меня произвело неизгладимое впечатление все... Мне было 12 лет. Я стало западницей.

Черточка.

Анна Богатырева:

А у вас говорили: “Кто на черточку наступит, тот и Брежнева (Ленина) погубит”?

Людмила Новикова:

Нет. А где это говорили и в какие годы?

Анна Богатырева:

Ну, в Волгограде в восьмидесятых. В Красноярске, тоже в восьмидесятых... Причем некоторые, когда про Брежнева, специально наступали. А Ленина чтиииили, ага...

Екатерина Кулябко:

Что-то такое было, но точный текст не помню уже.

Людмила Новикова:

Возможно, это было уже в перестройку или позже, не верится, что такое могло быть раньше.

Варвара Ольга Каменских:

Да, у нас так говорили в школе и во дворе - в 80-е. И если что обещаешь - надо держаться за галстук, значок - это как гарантия, что говоришь правду и не обманешь. Потому что если обманешь - "значит Ленина предашь" (про Брежнева у нас так не говорили).

Анна Богатырева:

Кстати, я тоже не помню точного текста. Это мне из Сибири напомнили. У нас чуть-чуть по-другому было, но как - не помню. Помню только, что на черточки нельзя наступать.

Екатерина Кулябко:

В детском саду самое честное слово было: "честное ленинское". Потом, когда вступили в октябрята: "честное октябрятское", ну, и т.д. При честном октябрятском нужно было дотронуться до звездочки. При пионерском - до галстука.

Alex A. Pjams:

Говорили про Ленина. Смысл был в том, что наступить на черточку при игре в классики - страшный грех. Москва начало 70-х.

Анна Богатырева:

У нас это трансформировалось в трещинки на асфальте и еще, знаете, такие большие плиты на полах в вестибюле - черные и белые.

Екатерина Чистякова:

У нас в Самаре так говорили. Я услышала это в школе. Идешь по асфальту и, если есть на нем трещины, их надо перешагивать с такими словами. Начало 70х.

Алиса Чижик:

Стих был: «Камень - на камень, кирпич - на кирпич... да здравствует Ленин Владимир Ильич»

Анна Богатырева:

Да! Только у нас это в садике рассказывали: кубик на кубик, кирпич на кирпич :)

Dmitrii Kouznetsov:

У нас не говорили. Если бы сказали, народ кинулся бы наступать на чёрточку. Понимали, что главари большевиков суть мерзавцы и маразматики.

Нравилось – не нравилось.

Avi Rahim:

Мне не нравится ни сам СССР, ни, тем более, жизнь в нем.

Людмила Новикова:

Ави, а что Вас больше всего доставало там? Вот самое главное? Может быть, какую-нибудь историю вспомните в связи с этим?

Avi Rahim:

Мне не нравилась:
Советская идеология
Дифицит
Отсутствие возможности свободной покупки жилья, автомобилей
Отсутствие выбора как товарного, так и человеческого
Коррупция
И многое многое...
Комсомол
Пионерия
Мне все не нравилось абсолютно.
Моя настольная книга был географический атлас, я любил его рассматривать и лелеял мечту о том, как сбежать. Это был класс ... наверное 4. Да 4, когда начался иностранный язык в школе.
Я слушал Севу Новгородцева, «Голос Америки», позже смотрел «Взгляд», читал «Новое русское слово» и эстонскую газету «Эфир Дайджест».
Вот как-то так..
Меня не пугало отсутствие джинсов и кока-колы. Я не был лишен этого.
Лозунги тупые и бесконечная пропаганда коммунизма и социализма...
Везде ложь...
Мне не нравилась война в Афганистане и эта ложь об этой войне, завуалированная под интернациональный долг.
В пионеры я был принят вопреки моему желанию. Мне все не нравилось.

Вадим Петров:

А что нравилось?

Avi Rahim:

Яблоки сорта Апорт алмаатинский.
Вкусные были и ароматные.

Овощи и не только.

Ася Кулагина (Новосибирск):

Каждый раз, покупая в магазине фрукты-овощи, копаясь в предлагаемом товаре и выбирая то, что нравится, вспоминаю как ужасно было покупать это в советские времена. Когда из ящика продавец не выбирала качественное, а брала то, что в руку попадалось. На просьбы поменять плохое на хорошее, возмущалась не только она, но и стоящие в очереди. Очередь переживала не только за то, что не хватит, а и за то, что им останется гнилье, а ты уйдешь домой с хорошим. Вот где унижение было!

Сергей Л. Зверев (Москва, Комсомольский проспект):

У нас довольно долго существовал овощной магазин с самообслуживанием. Там, по крайней мере, можно было выбрать не совсем гнильё. Но сути дела это не меняло, конечно.

Галина Меньшикова (Москва):

Даже и в самооблуживании: о ты, мелкая черная морковка, о ты, гнилой лук и столь же гнилой картофель! О, контейнер, наполненный оторванными гнилыми капустными листьями! О радость - от обретения внезапно чего-нибудь свежего и не гнилого! 😊

Виктор Иокиранта (Пермская обл.):

Да и фрукты поставлялись не со всего мира, а лишь из тех стран, которые были вовлечены Советским Союзом в свою прокоммунистическую коалицию. Многих фруктов просто не было. Осенью было лучше, даже хорошо. Венгрия, Болгария выручали. Все фрукты продавались сезонно. Зимой к новогоднему празднику ждали детского подарка, в нём было 2-3 мандарина. С тех пор Новый Год для меня- это запах мандаринов.

Ася Кулагина (Новосибирск):

Апельсины-мандарины исключительно к Новому году. Яблоки - как попадешь, иногда везло и их покупали. У нас родственник работал в овощном, иногда снабжал нас ими. Бананы родители пару раз привозили из Москвы. Зеленые. Чтоб довезти целыми. Я их не любила.

Виктор Иокиранта (Пермская обл.):

Смешно, году в 1960 на улице отец купил зелёные бананы малого размера, так мы их пожарили на подсолнечном масле. СССР был читающей страной, и мы знали о таких фруктах, как манго, к примеру. Но никогда их не видели, не пробовали. И поэтому их не хотелось. Как говорил известный советский музыкант Козлов (вроде саксофонист), сидевший в лагерях: «К тюремной баланде привыкаешь, и больше уже ничего не хочется.»

Алиса Чижик (Урал):

Мы тоже жарили, где-то вычитали, что так едят вьетнамцы😊 Ничего получилось, съели...

Виктор Иокиранта:

Сама ситуация жарки бананов смешна. Мы жили в резервации, не знали никаких заморских фруктов и овощей. Не зря Высоцкий спел в своей «Инструкция перед поездкой за рубеж»: «Ты не вздумай жить там сдуру, как у нас».

Алиса Чижик:

Рецепт все же есть

Виктор Иокиранта:

Много тиражируется рецептов, когда начинаются трудные времена для населения. Я заметил, что лет 5 назад в России активизировался обмен рецептами. И врачи начинают пропаганду, что молоко вредно, мясо вредно и так далее

Алиса Чижик (Урал):

Это было в 1980е годы, нормальных бананов было не купить, случайно попавшиеся зеленые были как картошка, и мы их поджарили. Рецепт взят из литературного произведения (не кулинарного), опубликованного в журнале "Юность", мы с подругой были заинтригованы экзотикой "жареные бананы" - как их готовят во Вьетнаме! И пожарили.. Так что можно спросить у вьетнамцев... В те времена Вьетнам - такая же "заграница", как все прочие. Недосягаемая экзотика!

Виктор Иокиранта (Пермская обл.):

А я, чтобы не отклоняться от темы, хочу описАть овощной ближайший магазин. Заходил я в него, чтобы просто поболтать с продавцом, весёлой своей сверстницей. Сморщенная немытая и дряблая морковь, проросший лук, остальное не помню. Покупать что-либо не покупал, всё было своё. Но Наташа была всегда стильно одета и весела. Вышла замуж, и из Ленинграда за мужем уехала туда, где Макар пас телят.

Алиса Чижик:

Верно, все овощные магазины именно так и выглядели... И запах в них был неимоверный🤮

Виктор Иокиранта:

Сравнивать было не с чем, поэтому и мыслей не было, что это не норма. С рождения жили в такой обстановке. Кто ездит в Европу, говорят, что и нынешние магазины в России пахнут, а на Западе нет.

Marius Shapiro (Ташкент):

Жил в Ташкенте. Бананы вообще не видел до развала СССР. Овощные магазины были такими же убогими, хотя климат для выращивания овощей и фруктов идеальный. Спасали базары и личные огороды.

Ася Кулагина:

Вопрос: и куда девалось все выращенное? Не умели возить и хранить?

Римма Покайнис (Кировская обл.):

Не умели хранить. На овощехранилища по графику посылали сотрудников предприятий на переборку овощей.

Ася Кулагина (Новосибирск):

Помню-помню 😊

Marius Shapiro:

Не удивлюсь неумелому руководству. В СССР все было через попу. У Солоневича в книге есть эпизод о том, как в 1934г. в Сибири решили выращивать помидоры. В холоде. Ведь советскому человеку все по силам. Он рассуждает, почему, например, не в Украине, где климат подходящий, почва, теплиц ставить не надо и транспортировать ближе. Конечно же, та затея с треском провалилась, как и сам СССР.

Ася Кулагина:

Ну в общем так и получалось. В отчеты попадали цифры сбора урожая, а то, что доходило до прилавков, уже никого не волновало.

Marius Shapiro:

Да, главное, чтобы номенклатура себя обеспечила со своими спец.магазинами, а остальные как-нибудь перебьются. Лозунгами о светлом будущем уже почти за углом - кормили до отвала, пока все окончательно не развалилось.

Виктор Иокиранта (Пермская обл.):

Нет, важно было ещё снабжать продуктами рабочие столовые. Порой в магазинах ничего не было, и столовые при заводах, фабриках были единственным местом, где можно было полноценно поесть.

Marius Shapiro (Ташкент):

Снабжали, но не лучшего качества. Помню гарнир из картошки в столовой.....потемневшей, синеватой.....Приходилось обкусывать такую картошку 😊 Конечно же, снабжали. И столовые и рестораны. Рестораны, наверно, получше. Но разговор шел о магазинах.

Елена Юккина (Карелия):

Я помню, на уроке географии, когда учительница даже рассказывала (что само по себе было редкостью): мол такой-то металл (руду) добывают там-то, везут туда-то на обработку, затем туда-то для изготовления металлоизделий, а затем для эксплуатации или продажи туда-то - и все свои слова она сопровождала движениями указкой по карте СССР. Выходило очень много транспортных движений, в связи с чем я и озвучила вопрос: а почему нельзя поставить заводы по обработке и изготовлению в непосредственной близости от мест добычи? Деталей не помню, но если коротко, то я просто тупая и, если бы была... не знаю кем, то такую глупость держала бы за закрытым ртом. Не исключаю, что тоже было с собранным урожаем, который катался по всей стране с несоблюдением правил хранения и транспортировки.

Dmitrii Kouznetsov (Москва):

Я помню картину "Девочка с персиками". Она воспринималась не как девочка, а как пресыщенная дама, у которой всё есть, и даже персики, и она их уже столько слопала, что не набрасывается на них, а спокойно позирует. Я воспринимал её как представительницу эксплуататорского класса. Потому что у нас такой роскоши и близко не было. Книга Елены Молоховец о том, какое изобилие жратвы было до катастрофы 1917 года, в СССР была под запретом.

Виктор Иокиранта:

Мой старший брат до сих пор арбузы до зелёной корки съедает, ему больше досталось недоедания в детстве.

Владимир Король:

Ну, в СССР была своя книга: "О вкусной и здоровой пище", но ее где-то в 1950-х перестали издавать.

Dmitrii Kouznetsov (Москва):

В СССР в советских магазинах обычно не было исходных компонентов даже для рецептов из советских же поваренных книг. "Книга о вкусной и здоровой пище" исключением не является. Еда была на рынках, но мало кто мог там покупать: не по карману.

Ася Кулагина:

Книгу помню. Там такие красивые картинки были. Необычные!

Виктор Иокиранта:

Всё-равно самая полезная была диета сталинская. Отец работал на тракторе и шёл пешком 44 километра зимой за пайкой (22 км туда, 22 обратно). И свёклу воровал. Съедал её прямо с грядки и шёл на работу. Было ему 17 лет тогда. Вот как любил труд, хоть и октябрёнком не был.

Владимир Король:

Это кому как. Мой дед, бедный кубанский казак, на такой же сталинской диете всю жизнь болел язвой.

Виктор Иокиранта:

Там диета была такая хорошая, что толстых не было. И «если хилый- сразу в гроб».

Алиса Чижик:

У бабушки была старая книга, по которой готовили из "живой рыбы"... В нашем представлении любая рыба - это перемороженная и залежавшаяся где-то (шутили, что умерла своей смертью). И той не хватало.

Владимир Король (Краснодар-Москва, 1968):

В 1968-м г. я приехал в Москву учиться. К Новому году повез маме в Краснодар совершенно экзотические подарки: банку растворимого кофе советского производства и ананас. Ни то, ни другое моя мама никогда не видела. Уже со следующего года оба этих товара в московских магазинах не появлялись. Ананасы еще пару лет попадались, нарезанные, в винных погребках как закуска. А вот потом ананасы, правда мелкие, вьетнамские, я видел в 1980 г. в Приморском крае почти в любом сельском магазинчике. Никто их там не покупал, только мы в качестве закуски к коньяку.

Tamara Gettun (Ленинград, 1960е-1970е):

А картошку прямо с землёй взвешивали и яйца в куринном помете продавали.

Виктор Иокиранта (Пермская обл.):

Наша семья, а я помню с 1958 года, картофель никогда не покупала. Мы всегда выращивали все овощи сами, кроме капусты. Но были горожанами. Капусту брали осенью по 8 коп за кг на засолку. Столитровая бочка. Хранили в сарае.

Tamara Gettun (Ленинград):

Но в Питере не было сараев. Может у кого-то и были, кто жил на окраине. Я жила в самом центре города. У нас не было выбора.

Елена Юккина (Карелия):

Да и огороды были не у всех, чтобы что-то вырастить. И упомянутый вопрос хранения. У нас огород был только у прабабушки, и мы всем скопом там выращивали картошку, морковку, свёклу, лук и чеснок. Никаких огурцов/помидоров. Места нет, рассаду выращивать негде. Что говорить про большие города! Когда в девяностых начали давать землю под огороды, люди брали даже с пнями от ёлок, лишь бы какая, но земля.

Виктор Иокиранта:

Мучились вы в СССР...

Tamara Gettun (Ленинград):

Очень. Хотя метериально было неплохо. Мучилась от несправедливости, от отношения к людям всяких мелких сошек, от которых мы часто где зависели. Если тварь была чуть выше рангом других, тварь считала себя чуть ли не богом. Тот же участковый мильтон.

Olga Smyslova:

Ну а сейчас что, менты иначе себя ощущают? Мне кажется, что вот подобного быдла, которое по каким-то кривым признакам считает себя голубой кровью, а остальных - навозом, достаточно везде. Просто где-то оно хорошо маскируется, а где-то так в открытую и гнобит окружающих, там где может. Опять же, мест, где можно это делать открыто, стало мало. Ну хоть за это спасибо.

Ася Кулагина:

Продавцы были - боги. Был большой конкурс в торговый институт, туда хотели попасть, чтобы потом иметь возможность жить припеваючи.

Виктор Иокиранта:

Или в торговый техникум.Техникум Советской торговли.

Ася Кулагина:

Советской кооперативной торговли!

Сергей Прохоров:

Ну, не знаю. У нас в классе никто не мечтал. А покупать картошку по весне … Тяжело было. Идёшь в подвал. Там гора грязи и деревянная лопата. Тётенька со шлангом смывает грязь (пытается смыть, ибо не всегда под ней что-то есть) и открываются картофелины - гнилые обычно. Их набираешь с помощью лопаты и рук и идёшь на кассу завешивать. Дома видишь, что половина там - гнильё. А значит цена реальная вдвое больше, чем та, что написана. Иногда тётенька с порога говорила: "Ой, и не знаю, что вы там найдёте сегодня! Если только очень нужно... Поищите. Вдруг найдёте чего".

Леонид Каверин:

Так и было. И еще вякала: не нравится - иди на рынок!

Дмитрий Фёдоров:

Коммунизм - это такое время, когда у каждого советского гражданина будет свой знакомый мясник.

«Я другой такой страны не знаю...»

Julia Cart:

Кто из рождённых в СССР не знает слова: “... Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!”- из песни поэта Лебедева-Кумача и композитора Дунаевского? Что, нет таких? Первая статья Конституции 1977 года гласила, что СССР “есть социалистическое общенародное государство, выражающее волю и интересы рабочих, крестьян, интеллигенции, трудящихся всех наций и народностей страны”. Если судить по песням и официальным документам, то власть и государство действовали исключительно по народному волеизъявлению. Так ли это было на самом деле? (Дисклеймер: На момент распада СССР мне было 18 лет, соответственно, все воспоминания о позднем советском периоде – детские и подростковые).

Советские школьники были избавлены от выбора. Никто не интересовался, хотим мы быть октябрятами или пионерами, нам повязывали красные галстуки старшие товарищи, и мы клялись в верности коммунистической партии лет в 11-12. Действительно, ведь государство – общенародное и социалистическое – имеет право на мою жизнь по факту моего рождения на территории СССР. Или не имеет, но очень хочет меня в том убедить? “Я, (имя, фамилия), вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза” (в интернете наткнулась на смешной вариант: вместо слов “всегда выполнять” были слова “свято соблюдать”. Слово “свято” в лексиконе пионера отсутствовало: религия считалась опиумом для народа, за крестик могли выставить с урока и т.д.) Увы, мне даже не приходила в голову мысль, что неплохо было бы отказаться.

Нас воспитывали на примерах пионеров героев – детей, совершивших подвиги во имя советской власти. Лёня Голиков, Марат Казей, Зоя Космодемьянская, Олег Кошевой, Павлик Морозов – их чёрно-белые, подретушированные фотографии составляли детский иконостас (в прямом смысле, практически в каждой школе был стенд с портретами), и я, мечтавшая о московских глянцевых тетрадках и ярких фломастерах, понимала, что никогда не смогу даже сколько-нибудь приблизиться к их жертвенному и целомудренному облику. Некоторые из пионеров-героев, например, Зоя Космодемьянская, имели более-менее внятные биографии, а другие навсегда остались нарисованными головой и шеей в картонном прямоугольнике. Без особых раздумий отдать жизнь, если Родине по какой-то причине понадобятся наши жизни – именно к этому готовили поколения советских детей.

Частных школ не было в принципе, никаких лицеев (это слово означало лицей, в котором учился Пушкин), гимназий (гимназии, гимназистки и гимназисты остались в царской России и литературе). Смена школы происходила естественным образом при переезде, в противном случае дети учились в той же школе в одном и том же детском коллективе с первого по десятый класс. После уроков начиналась муштра: пели патриотические песни в рамках подготовки к фестивалю “Мой адрес – Советский Союз” или маршировали. В десять лет я училась ходить в колоннах строевым шагом, плавно поворачивать, игнорировать злобное бурчание голодного желудка и пересохшие от жажды губы. «Ррравнение на грудь четвёртого!» После школы часть детей шла в продлёнку, для остальных наступало более-менее свободное время и можно было потратить это время на себя, например, играть во дворе или отправиться на занятия в танцевальную студию или авиамодельный кружок.

Долгое время я была обязана проводить политинформацию в классе. Это означало прочитать небольшую статью в центральной газете и пересказать её собственными словами. Было очень скучно, но, как вы догадываетесь, отказаться было нельзя. Видимо, необходимость выдерживать идеологическую нагрузку и сидеть неподвижно в течение нескольких часов давалась с трудом – в начальной школе я приходила домой и исступлённо прыгала на диване минут 15-20, потом падала на этот же диван, прямо в школьной форме, и читала что-нибудь до прихода родителей. За полчаса до их появления снималась форма, изображалась уборка, доставались учебники и начиналась тягомотина домашнего задания.

В подростковом возрасте пришло понимание, что мы слышим в основном только собственные голоса, отфильтрованные цензурой. Работали глушилки – станции, подавляющие работу иностранных радиокомпаний, из фильмов вырезались неугодные эпизоды – секс, идеологические высказывания, и т.д. Слабое эхо мира за пределами СССР доходило до нас в виде, например, экранизации пьесы Дж. Б. Пристли “Опасный поворот” талантливейшим Владимиром Басовым, или в виде макулатурных детективов Чарльза П. Сноу “Смерть под парусом”, или классово близкого Грэма Грина, или через зарубежную классику 19 века – Флобера, Диккенса, Твена. Но и классика (даже русская!) тоже была большим дефицитом. Посмотрите советский детский фильм “4:00 в пользу Танечки”, он есть на youtube.com. В эпизоде (35:42) люди составляют пофамильные списки и стоят поздно вечером в длинной очереди на морозе, пытаясь оформить подписку на собрание сочинений Чехова.

Даже смех и радость нельзя было просто испытывать, мы и тут были “должны”, как пелось в одной детской песенке. Все люди должны всегда дружить (абсурд, люди разные, почему именно дружить -- все и всегда? Может быть, достаточно просто уважительного отношения и соблюдения закона?), а дети должны смеяться. Припев песни:

Все люди на большой планете
Должны всегда дружить.
Должны всегда смеяться дети
И в мирном мире жить.

Должны смеяться дети,
Должны смеяться дети,
Должны смеяться дети,
И в мирном мире жить.

В реальности Советский Союз наращивал вооружение, начал десятилетнюю войну в Афганистане в 1979. Никогда не смогу забыть, как плакал отец одного из выпускников моей школы на похоронах сына. Его восемнадцатилетнему сыну, его семье, нам всем была нужна эта война? Мы же “должны смеяться”. Или предполагалось, что мы смеясь, расстаёмся с жизнью? Чего же стоили пафосные лозунги “Всё во имя человека, всё во благо человека” (из программы коммунистической партии, принятой XXII съездом КПСС в 1961)? Воистину, как сказал Оруэлл, “война– это мир, свобода– это рабство, незнание – сила”. Ложь. Двоемыслие. Пустой пафос заботы о человеке, за которым скрывалось прямо противоположное – приучить к мысли, что твоя жизнь ничего не стоит, и ты должен положить её к ногам государственной машины. Будь готов!

Мне кажется, что СССР – это Чернобыль в наших душах и сердцах, который продолжает отравлять наше существование сегодня.

Николай Филиппов:

Думай сперва о родине, а потом о себе, личность ничто, а совок -все.

Надежда Климина:

Супер! Именно всё так и было. Вы описали и мою жизнь в совке. До сих пор не могу забыть песню про Ленина, которая въелась в детскую память.

Крутили по радио такую хрень: Ленин всегда живой,
Ленин всегда с тобой
В горе, в надежде и в радости.
Ленин в твоей судьбе,
В каждом счастливом дне,
Ленин в тебе и во мне.

Это припев шедевра, а куплет был такой:
Мы за партией идём,
Славя Родину делами.
И на всём пути большем
В каждом деле Ленин с нами.
И припев!!! Ленин всегда живой...
Хоть сейчас спою, мотив помню.

Людмила Новикова:

Да, я ее тоже помню

Ася Кулагина:

В хоре музыкальной школы пели.

День за днем идут года,
Зори новых поколений,
Но нигде (или никто) и никогда
Не забудут слово Ленин...
Как это вытравить из памяти?

Julia Cart:

Да, и я помню эту песню. И ещё мы пели про гражданскую войну:

Слышишь товарищ гроза начинается,
С белыми наши отряды сражаются,
Только в борьбе можно счастье найти,
Гайдар шагает впереди.

Алиса Чижик:

Ага, точно... А мы и по-английски ее пели "Lenin will always live" и тд... Жуть.

Екатерина Кулябко:

Отличный текст. Да, все так.

Ася Кулагина:

Отлично написано!

Мириам Файн:

Да, всё так. Перелом сознания лично у меня произошёл в пятом классе, в 12 лет. 1963 год. Окуджава, Синявский и Даниэль - и пошло-поехало:) Интересно, а у других: у кого в каком возрасте?

Julia Cart:

Трудно сказать, но классу к 8-9 уже ничего не осталось от прежней влюбленности в "светлые идеалы коммунизма". В 1985-м началась перестройка.

Мириам Файн:

То есть в комсомол Вас всё-таки успели затащить?

Julia Cart:

Нет, я не была комсомолкой. Я отказывалась, мотивируя тем, что "недостойна и надо расти над собой".

Мириам Файн:

А я просто "не хочу". В 1965, между прочим 😊

Julia Cart:

Вы -- молодчина! Это было очень трудно, просто не хочу и всё. Я выбрала путь наименьшего сопротивления. И хотела спросить, ваша дальнейшая жизнь -- поступление в институт, например, от этого не пострадала?

Dania Yakhina:

Надо же! И как это произошло, какой именно факт вдруг подростку открыл глаза на лживость системы, если этот ребёнок никакой другой в своей жизни не знал и знать не мог?! У меня, например, сомнения начались только в период моего студенчество, т.е. 18-20 лет. И в 24 - когда первый раз увидела французского рабочего, который приезжал по линии м/н компартии в советское государство. Я, глядя на него с чувством огромного сожаления о его "несчастной" судьбинушке в нечеловеческой кап.системе, готова была погладить его по голове, когда мой коллега по работе, Залис Гена, покрутив пальцем у виска, смеясь сказал мне, что я наивная дурочка, что этот рабочий из Франции зарабатывает у себя в "жестокой" капиталистической Франции за день столько, сколько мне надо работать целый год, и живёт он как наш номенклатурщик, в прекрасном доме, с машиной на каждого члена семьи и имеющий возможность разъезжать в отпуск по всему миру минимум два раза в год.

Надежда Климина:

У меня отвращение к этой пропаганде появилось лет в 13. Для меня друзья открыли песни Владимира Высоцкого.

Виктор Иокиранта:

У меня протест начался уже в детском саду. Хотите верьте, хотите - нет. Мне было противно петь песни, которые с нами разучивали, вроде «Солнечный круг, небо вокруг» и слушать детские рассказы о Ленине, который не воровал яблок, не стрелял из рогатки и основал Общество Чистых Тарелок.

Алиса Чижик:

В 5 классе пришла классная руководитель - чокнутая коммунистка... Вот и глаза открылись...

Timosha La:

Да, все так. Про Чернобыль вообще очень хорошо сказано. Нас воспитывали как исламских террористов, в совершенно религиозных, я бы даже сказал фанатично-религиозных установках. Мы должны были с радостью подорвать себя там, где нам прикажут, верить без рассуждений, принимать постулаты партии и правительства как незыблемые и вечные. Не удивительно, что после развала союза, вся эта партийная шушера и гебня сделалась "верующей". С горечью это констатирую, будучи христианино

Тим Олиен:

Да так и есть. Мама сейчас вздыхает вот в СССР было... А то, что был постоянно страх войны. Эти дебильные политинформации скучнейшие из газет того времени, что Звездные войны антисоветский фильм. Маразма хватало. Конечно по сравнению с тем, что есть (а, точнее, чего нет сейчас) была хоть какая то промышленность, много садов и поля цветущие в Подмосковье и по всей тогда стране. Но Афган унёс столько жизней, у меня двоюродный брат так и остался 19 летним.

Виктор Иокиранта:

У нас в Перми в какой завод ни ткни при власти Советов, он назывался «имени Октябрьской революции», «имени Серго Орджоникидзе», и так далее. Эти заводы во всей стране выпускали военную продукцию.

А эта песня «Я другой такой страны не знаю...» была написана в самый разгар коммунистического террора, году в 1936.

Teddy Fairyboar:

А самый апофеоз цинизма, связанного с этой песней, заключался в том, что она входила в обязательное прослушивание узниками ГУЛАГа. По воспоминаниям множества свидетелей того мрака, в лагерях ее крутили в громкоговорителях по несколько десятков раз в день. Этакая ухмылка маньяка..

Виктор Иокиранта:

Дети, воевавшие вместе с погибшими пионерами-героями, такого почитания не заслужили. Потому что остались живы. Героем мог быть признан только погибший ребёнок. Кстати, никогда не вскрывались, не исследовались причины, отчего детям пришлось воевать.

Julia Cart:

И уже тем более делать из этих детей оружие пропаганды. Это трагедия, если страна вынуждена прибегать к помощи детей в войне, стыд. А зная, какое активное участие СССР принимал в развязывании войны -- это лицемерие.

Нина Борисовна Амбарцумова:

Всегда воспринимала эти слова песни как издевательство. А песни эти почти не помню, хотя и слышала их сотни раз, какое-то свойство моего сознания позволяло сразу отключать внимание при первых бравурных звуках.

Tamara Gettun:

Я уехала из совка в 1976 году и до сих пор вижу страшный сон, что приехала туда, и меня обратно не выпускают. Просыпаюсь в холодном поту.

О чем ностальгируем мы.

Людмила Новикова (Москва, первая пол.1980х и позже, а поездки – по всему Союзу):

Молодость есть молодость. В ней всегда есть много прекрасного, о чем потом можно ностальгировать. Но если любящие СССР ностальгируют по нему, то мы, его не любящие, находили там какие-то ниши, какие-то вещи, не связанные с системой. О чем ностальгируем мы?

Помимо каких-то очень личных вещей, у меня много прекрасного связано с тем, что было вопреки системе, или что она с трудом терпела. Много замечательных воспоминаний осталось от КСП (клуба самодеятельной песни). Слеты, концерты, друзья, встречи на квартирах и на природе. Но в СССР не было независимых объединений, вся самодеятельность должна была проходить под эгидой ВЛКСМ (комсомола). К счастью, там в руководстве нашлось несколько человек, которые сами очень любили авторскую песню и пробивали слеты и концерты, получая за это выговоры и рискуя вообще вылететь с работы. Помню, после какого-то слета пошли разговоры, что дальнейшие слеты запрещены, потому что кому-то наверху какая-то песня показалась антисоветской. Но потом как-то это дело сумели уладить.

КСП не был антисоветским движением, но дух, конечно, был оппозиционный. И мы между собой не говорили о политике не потому, что боялись, а потому, что и так все было понятно, мы знали, что в таких вопросах думаем одинаково.

Другой такой отдушиной был ВООПИК (общество охраны памятников). Мы собирались как волонтеры и помогали реставраторам в разных местах Москвы (в основном убирая мусор). А потом нам рассказывали про данный памятник. Было очень интересно. И, конечно, помню поездку на Соловецкие острова, где мы помогали музею. И сколько увидели, испытали, узнали, поняли. Я пришла в ВООПИК в начале 1980-х, когда это уже стало массовым движением. Власть смотрела за этим настороженно, но явно не мешала. А в самом начале, когда общество только возникло, основателям приходилось его пробивать.

А в третьем моем увлечении я, к счастью, была независима от властей. Это походы и поездки. Далеко на природе никто не может контролировать и мешать, там властей нет. Но есть много прекрасного.

Елена Иваненкова:

Я тоже ходила на слеты КСП с 1982-го года, когда про них узнала, поступив в МГУ. Концерты, квартирники. Очень любила это дело. И походы любила, на байдарках... Путешествовать тоже, но было не так много возможностей, как сейчас.

Карз Драйв:

Ни по чему не ностальгирую, кроме, разве, по повышенному уровню тестостерона, а также по громадной, как у Алексея Венедиктова, копне волос, ещё более густой и не седой, а тёмно-коричневой с рыжими вкраплениями. По молодости моя ностальгия, а в остальном моя жизнь после 1991 года сделалась гораздо лучше. Всё в ней внезапно стало на 90% зависеть от меня, от моих личных усилий и моей личной дерзости.

Anya Prigozhina-Kirby:

Могу упомянуть минусы той системы, которые неожиданно позже обернулись для меня плюсами. Например, бывший социальный невроз «старенькие девочки».
Из-за давления на меня мам, тётушек, соседок и училок я чувствовала себя старой в 17 лет, потому что ни с кем ещё не встречалась. («У тя мальчик-то есть уже?»).
Потому что в 25 лет была не замужем («О чём ты думаешь?! Тебе скоро 26!!!»)
Потому что в 27 не было детей.(«Ты же теперь старородящая будешь!»). Так что, выйдя замуж в 29 , и родив 4-х детей, я не только счастлива, что не уступила тогда назойливым доброжелателям, но и ощущаю их прививку от старости: психологически старость я уже пережила тогда , поэтому совершенно не боюсь биологической старости. И вообще, мало чего боюсь. Да и нравлюсь себе намного больше в свои 54 года, чем на многих фотках 30 - летней давности из-за зашуганно- потерянного выражения лица.

Любава Булгакова:

Ни по чему не ностальгирую. Единственный плюс был тех времён, что в 1981 году поехала с мамой на море в Анапу, имея на все 70 рублей. Билеты стоили дёшево, сейчас цены такие, что поехать на море я не могу.

Елена Маслова:

Ностальгирую по компаниям друзей, где никогда не говорили о политике и деньгах. Сейчас этого нет вообще. Все разговоры через минуту сводятся к жалобам, стенаниям и руганию всё и вся. А ведь тогда проблем у каждого было не меньше.

Карз Драйв:

Елена, особенность тогдашней жизни состояла в том, что жаловаться не имело особого смысла, потому что существующий порядок большинству представлялся вечным и незыблемым, как небо, море или горы. Но и тогда жаловались друг другу, например, на рост цен, который проявлялся не в виде сегодняшней ползучей инфляции, а повышался, как обухом по голове, сразу в полтора-два раза. Или на то, что в определенный ВУЗ невозможно поступить без знакомств, и что занять определенную должность можно только будучи членом КПСС.

Владимир Смирнов:

Жаль, что молодость прошла в этой убогой, рабской стране. Будь прокляты те коммунисты, которые создали это уе-ще, да прости их господи, не ведали, что творили.

Серафима Красноцветова:

Отдушина была в нашей православной семье, живущей осмеянными, поруганными и отвергнутыми безбожной властью ценностями. Главными праздниками были православные праздники. Не новый год, а Рождество, не первомаи, а Пасха, Вознесение, Троица и т.д. Всякие демонстрации и "великие октябри" нас не касались, разве что в школе из-под палки приходилось участвовать в подобном. Радость была собраться всей семьей, когда приезжали бабушкины братья - сыновья моего репрессированного прадедушки, и говорили много крамольных речей по поводу всей этой людоедской системы, и вообще о чём хотели, пели русские народные песни, а прабабушка играла на пианино.

Станислав Аликарпов:

Система виновата, слов нет. Но: 1. Люди (подавляющее большинство) - ее органическая часть. 2. Сам человек за многое в ответе.

Сергей Л.:

Единственное, по чему ностальгирую - по сладкому чувству новизны, прикосновения к непознанному и бегства от действительности, которое приходило с первым прочтением научно-фантастических произведений. В Совке их издавалось очень мало, купить в магазине эти книги было практически невозможно, поэтому брал их в библиотеке. Стругацкие, Лем, Азимов, Гаррисон, Кларк, Саймак, Бредбери...

А сейчас этих произведений - полный планшет, целые собрания сочинений, а читать и перечитывать неохота (кроме Стругацких и Лема).

Советские черты.

Людмила Новикова:

Интересно, а какие качества, оставшиеся в вас от советского времени, мешают вам жить сейчас? Или нет таких, и ничего не осталось?

Дмитрий Лычманов:

Пассивность, страх перемен в жизни, стремление помалкивать, дабы не сожрали... Привычка получать зарплату, а не зарабатывать...

Людмила Новикова:

У меня, наверное, страх действовать в делах, хоть как-то близких к политике. Каждый раз перед этим приходится долго решаться и себя уговаривать.

Нина Носырева:

Страх проявлять инициативу, страх протестовать, когда на работе явное нарушение моих прав. Но только это страх обоснованный. Нужно очень много сил и талантов, чтобы отстоять себя.

Любава Булгакова:

В детстве ещё сильно внушили, что есть на свете справедливость, пробивали детям голову Гайдаром, Катаевым, Осеевой и прочими такими книгами и понятиями. А то, что вбили в детстве, очень трудно убрать. Вот давно понятно, что ничего этого нет, и не было никогда, но горечь и желание справедливости осталось на всю жизнь. Это только мешает. А вот моих родителей свято приучили в 1950-е годы верить любому печатному слову. Это тоже невыбиваемо, только и приходится отнимать всякие рекламы чудо лекарств и средств от всех болезней.

Елена Иваненкова:

Да, точно. Вера во Всеобщую Справедливость не отпускает:)

Ija Gebert:

Про веру в печатное слово - да, верно для поколения моих родителей (мне сейчас 55). Для меня наоборот - очень много подтверждений нужно с разных сторон, чтобы поверить.

Dmitrii Kouznetsov:

Клошарный синдром. Это неспособность планировать бюджет. Стремление не покупать, а если покупать, то подешевле. Стремление к халяве. Можно вывезти человека из СССР, но очень трудно вывести СССР из человека. А теперь ещё навязчивая привычка переводить всё в советские цены. Это стоит месяц работы в СССР. Это стоит год работ в СССР. Это стоит 100 лет работы в СССР... Я не могу от этого избавиться, мысленно делю цены на сто.

Марина Жучкова:

У меня та же ситуация.

Masha Gracheva:

Терпеть боль, не просить помощи, потому что ДОЛЖЕН терпеть. Даже в условиях госпиталя, где напрямую занимаются в данный момент твоим здоровьем. Это вбито наглухо в голову и выбить никак не могу. И второе из той же серии - не беспокоить людей зря.

Анастасия Куликова:

Есть! Мне как-то неловко, что у меня, простого работника, зарплата выше, чем у некоторых начальников. Я даже оправдываюсь, что мне повезло - работодатель вменяемый, понимает, что людей, работающих на совесть, надо беречь и поощрять.

Сергей Л.:

Где-то глубоко сидит мыслишка, что вот кто-то придет и всё сделает как надо.

Валерия Буряк:

Страх, страх перемен, больших начальников, заграницы долго сидел, так до конца не вытравила.

Анастасия Куликова:

Иностранцы....В моей голове (и не только в моей, наверное) переплеталось такое двоякое отношение к ним. С одной стороны мне их было жалко - у них же капитализм, безработица, бесправие рабочих и т.д. С другой - благоговение. У них же изобилие товаров, культура, порядок. И вообще они люди с другой планеты. Это благоговение осталось до сих пор. Одна из функций на работе - техподдержка пользователей сайта. Никак не могу привыкнуть к тому, что они тупят ровно так же, как и наши. Как же так, они же ИНОСТРАНЦЫ.

Марина Жучкова:

Да. Стараюсь всегда отложить на черный день. Часто нет сил сказать, что думаю.

Любава Булгакова:

Еще у моих родителей осталось от совка (им 80 лет) то, что тогда все проблемы и дела решались при помощи друзей. Все помогали друг другу по кругу. Иначе было не выжить. Не было частных услуг, никого вызвать было нельзя. Надо мебель перетащить - зовешь друзей, надо замок вставить - просишь друга, который умеет. И так во всем. Они помогали своим друзьям, друзья помогали им. Сейчас это полностью почти отмерло! У нас в Москве по крайней мере. Все можно заказать, приедут, сделают за деньги. Друзей тревожить не принято уже. Плати и сделают что угодно мастера. Родители по старой привычке все говорят - попроси кого-нибудь.

Ася Кулагина:

Ненавижу то время и это, во что оно стремительно превращается. Скорее всего в силу характера, нежелания быть в толпе. Не выделиться, нет, что как раз говорит о пережитке, проблеме из прошлого, когда либо ведешь за собой, либо шагаешь, не высовываясь, в толпе за ведущим, а просто думать, быть самим собой. Все гораздо хуже с более старшим поколением, поколением моей мамы. Она искренне не понимает мое неприятие власти и, какой ужас, президента. Которого надо любить просто за то, что он главный. Подсовывала почитать расследования про его подчиненных. Охала, но мнения не меняла. Верит зомбоящику и вопросов не задает. Общаемся исключительно на бытовые темы.

Карз Драйв:

Страх остался. Стараюсь быть смелее, но не всегда получается.

Ася Кулагина:

Не новый ли это страх? У меня не страх, а беспокойство о тех, за кого я ответственна.

Карз Драйв:

Нет, страх у меня старый.

Николай Филиппов:

Что осталось от того времени: страх и раболепие.

Alex Deg:

Я 1981 г.р. Пожалуй, ничего такого не осталось.

Анастасия Куликова:

Я 1981 г.р., осталось многое. Как обычно, по разному бывает.

Alex Deg:

Вот почему-то у моих подруг возраста моего и чуть старше где то 1977-1983 г.р. многое осталось... И некоторое восприятие принципиально иное, чем у меня того периода. Не в смысле политических взглядов и оценок. А именно вот как именно мы жили, и что было важно.

Анастасия Куликова:

Если честно, не знаю почему. В моем случае, возможно, играет роль то, что я помню себя с очень раннего возраста. Первые воспоминания - это мне еще 2 лет нет, с 3 - отчетливо. Наверное, еще что-то, но это уже копать не раскопать.

Alex Deg:

Типа того... У девушек более осознанное детство. Я тоже себя помню примерно с этих лет. Это, наверное, физиология. Но в тоже время где то лет до 8-10 меня социальное не интересовало даже в малой степени. Ну там важны игрушки, машинки, ребята во дворе, книжки, транспорт, но не общественная жизнь, строй, отношения между людьми... Все, что я помню - это новости про Чернобыль, вертолет упал, что-то такое ужасное случилось, как упал челенджер опять же полный пипец. Какие-то разные репортажи, вот про электро-стул в Америке напугало... И в общем-то все. А девчонки помнят и парады, и какие то эмоции по этому поводу, и идеи, и что-то там про равенство и коммунизм. И про цены, дефицит и прочее.

Анастасия Куликова:

Да, все помню. И эмоции, и стремление быть хорошим октябренком, и радость, что живу в этой стране, и тревогу "почему же всё-таки мы, граждане лучшей в мире страны, любим все заграничное", и дефицит, и талоны, и чудовищное удивление, когда не стало этой страны, и недоумение - и как же жить-то мы теперь будем? И чему нас теперь будут учить?

Alex Deg:

Вот в этом я и вижу некоторое различие взглядов со своим поколением. У меня не было идеологической восприимчивости.

Елена Маслова:

Осталась вера в людей, их порядочность. Эта вера постоянно теперь терпит крах, особенно на работе и вне дома. Очень мешает жить.

Вера в идеологию.

Людмила Новикова (Москва):

В 1970-е мало кто верил в советскую власть, но такие все-же были. Поступив в институт, я с удивлением встретила несколько таких студенток. Правда, в нашей атмосфере они быстро "перевоспитались". Но мне было интересно, как они такими выросли.

Они все приехали из маленьких поселков, родители на такие темы с ними не говорили. Зато в школе была какая-нибудь учительница-энтузиастка, которая сама искренне верила в пропаганду. Она ходила с классом в походы и на экскурсии, искренне любила детей и занималась с ними, и передавала им свою коммунистическую убежденность. Дети, не знающие жизни, искренне верили тому, что им говорил любимый и уважаемый человек. Да и множество интересных и веселых мероприятий связывалось с идеологией.

Еще, наверное, были отдельные верующие в коммунизм среди партийных работников, хотя им в голову не залезешь. Я несколько таких встречала, но не могу абсолютно точно сказать, может быть это было очень умелое притворство.

Но был один случай, который поверг меня в совершенное изумление. Году в 2000 одна женщина, не состоящая в партии или во власти, призналась мне, что полностью верила пропаганде (именно полностью) до 1991. И крах СССР был для нее почти личной катастрофой, это ввергло ее в депрессию. Всю перестройку с 1985 по 1991 она считала "происками врагов". И она была уже взрослой женщиной в 1991, не наивной девочкой. При нашем разговоре ей не было никакого смысла врать или что-то придумывать. Вот как она могла так "сохраниться" при всеобщем неверии, обилии анекдотов и всего, что было вокруг?

Галина Меньшикова (Москва, 1984-1985):

Встретила одну такую девушку-однокурсницу. Надолго ли хватило этого романтизма, не знаю... Когда еще одна однокурсница захотела от нас рекомендацию в партию (из чисто прагматических соображений), мы просто смеялись - и не дали.

Мария Савельева:

А почему вы решили, что из чисто прагматических соображений? Она так сама признавалась?

Галина Меньшикова:

Да, в общем, не скрывала.

Мария Савельева:

Так она не верила. Это другое.

Галина Меньшикова:

Ну да, это как раз и было нормой.

Мария Савельева:

Не всегда.

Анастасия Куликова:

Не знаю, что вас удивляет. По-моему, таких людей миллионы. Они и сейчас рубашку рвут на себе за советскую власть и пытаются убедить остальных, что им все померещилось, или они нагло врут. Я очень даже верила до 1989-1990 года (до своих 9 лет). Хотя семья была совершенно не прокоммунистическая. Ну, скажем так, нейтральная, дома как-то все это не обсуждалось. Страшно гордилась, что стала октябренком. И помню, как в чем-то клялась, уже не помню в чем, конечно, и сказала "честное октябрятское", но мне не поверили. Для меня это было страшным оскорблением и удивлением - как можно не поверить человеку, если он дал ТАКУЮ клятву.

Людмила Новикова:

Ну, до 9 лет почти все верили. А вот насчет тех, кто верил тогда и восхваляет СССР сейчас - это разные вещи. Сейчас они хотят вернуться и хотят жить так, как жили тогда (по крайней мере на словах), но они не верят, что построят коммунизм и в теорию социализма, они не читают Ленина, Маркса и Энгельса и т.д.

Виктор Иокиранта:

Такие горячо убеждённые люди были.

Jaugen Keppul:

Таких было немало. Они и до сих пор сохранились.

Мария Савельева:

Я искренне вступила в комсомол в 7 классе в 1983 г., и меня выбрали комсоргом. Всегда была членом комитета комсомола. И даже в перестройку хотела вступить в партию на третьем курсе. А это 1989 г . Что не мешало мне иметь вполне демократические взгляды. Понимаю сейчас, что это было левачество и потом медленное исцеление, затянувшееся на десятки лет. Сейчас я просто воинственная антикоммунистка :)

Галина Меньшикова:

Я тоже была вполне советским ребенком... Но это прошло 😊

Виктор Иокиранта:

В те годы перестройки вступали в партию именно те, кто хотел перемен в обществе, кто стремился к свободе.

Д.:

Да, "чтобы в парткомах решали МЫ, а не они."

Мария Савельева:

Наверное, это двигало мной. Кстати, была удивлена бюрократией и показухой в комсомольской работе.

Виктор Иокиранта:

Я помню, как нашего комсорга повесили. На доску почёта. Через месяца 3-4 сняли. Мне рассказывали, как комсорг формировала группы для поездок в Болгарию, другие страны демократии, и каждому говорила, какой товар оттуда притащить.

Мария Савельева:

Ну мы же не про них говорим, не про коньюктурщиков - такие всегда и везде есть при любой власти.

Airo Vokshr:

Учителя истории и обществоведения были энтузиастами власти (...) Но говоря о вере в советский строй, я заметил и замечаю, что большинство неверующих — это москвичи и петербуржцы. Говоря о России. Я лично не особенно думал на такие темы. Бабуля часто рассказывала о кощунстве Красной армии и большевиков. Но я как-то не воспринимал ее рассказы и сам не интересовался.

Dmitrii Kouznetsov:

Я сталкивался со сходными явлениями. Предлагаю термин: "искреннее притворство". Советский человек воспитан на системе табу. Человек привык к определенному стилю поведения и соответствующей системе догм. Например,

- что Чапаев - это хорошо, а Врангель – плохо,

- что Сталин лучше Гитлера,

- что финские солдаты плохие, а советские – хорошие,

- что купаться и загорать голышом плохо,

- а стащить что-нибудь с работы - хорошо. (...)

Такой тип существ обозначают термином "совки", "гомосоветикус". Александр Сотник предлагает термин "совкопитек". Главное свойство такого существа есть неспособность к логическому мышлению. Свою систему догм совкопитек склонен считать "научной теорией". Совкпитек искренне верит, что "наука доказала" ту чушь, которую он повторяет. Такое существо способно спорить, используя motivated reasoning. Этот же стиль разговора иногда обозначают термином "женская логика", хотя такой "логикой" пользуются и женщины, и мужчины.(...).Совкопитек приучен не сравнивать тезисы советизма с наблюдаемыми явлениями. Совкопитек приучен не анализировать внутренние противоречия советизма. Это для него табу. Такое сравнение причиняет ему боль. Потому что получается, что всю жизнь человек поступал плохо.

Совкитек научился распознавать, что его поймали на противоречии, до того, как этот факт будет декларирован; Совкопитек говорит: "Мне это не интересно, всё, вопрос закрыт!" И он это делает вполне искренне. Явления, которые я перечислил, обычно встречаются вместе. Поэтому они заслуживают того, чтобы обозначать их общим термином. Можете ли Вы предложить более удачный термин, чем "искреннее притворство"?

Людмила Новикова:

Дмитрий, я могу психологически объяснить случай с этой женщиной: там "отрицание", "слияние" вероятно и т.д. Но меня поражает "чистота" этого случая: в позднем совке у многих была каша в головах, но чтоб иметь такую чистую веру, чтобы уйти в депрессию...Это все же из области 1920-1930х годов, когда с радостью жизнь отдавали за идеологию. Много ли найдется случаев депрессии в 1991? Слышала, что кто-то застрелился в ЦК, но это единицы и "наверху". А "снизу"? Я больше таких случаев не знаю.

Dmitrii Kouznetsov:

Я был "внизу", у меня была депрессия. Я уже был кандидат наук, но моя зарплата за всю мою жизнь соответствовала стоимости одного самого дешёвого коммерческого трансатлантического перелёта. Я не хотел отдавать мою, даже полуголодную жизнь за идеологию и уехал на заработки. Моя зарплата от этого увеличилась примерно в 1000 раз. Так что теперь Вы знаете на один случай депрессии в 1991 году больше.

Анастасия Куликова:

У меня, конечно, депрессии не было - в 10 лет редко бывают депрессии. Но было близкое к этому состояние, насколько это возможно в 10 лет. Ещё недавно все было понятно. Нужно хорошо учиться, гордиться своей страной, носить форму и галстук. А потом ты станешь знатным работником, и у тебя будет аванс и получка. Будешь жить как все. А тут все взяло и перевернулось, и непонятно что с этим теперь делать. Не уверена, что и сейчас я полностью от этого отошла, если честно.

Мария Савельева:

Просто они глупы. Может быть все так просто?

Dmitrii Kouznetsov:

Нет. Это далеко не так просто.

Людмила Новикова:

Это не глупость. Все сложнее.

Людмила Новикова:

Дмитрий, я не понимаю, почему у Вас была депрессия? Особенно у Вас? Ведь Вы с детства очень многое понимали, сами до многого дошли. Должна бы быть вроде радость от того, что все это рухнуло?

Dmitrii Kouznetsov:

Когда мы с друзьями снимали мою палатку, в которой я ночевал у Белого Дома, к нам подошли несколько человек и начали вербовать нас в "друзья Ельцина". Жратвы дали. Жратву я взял, потому что кушать хотел. А насчёт дружбы - я помнил, что Ельцин членствовал в КПСС. То есть фашист. И понял, что ничего хорошего не будет. Что от него приходится ждать любой гадости. Даже я не ожидал, что он сделает президентом агента КГБ. Но я понял, что агентов КГБ и членов КПСС не перестреляют, не перевешают, что они будут и дальше. На голодный желудок такое понимание очень способствует депрессии.

Мария Савельева:

С моей точки зрения это духовное повреждение. Все же принудительная атеизация приводит к извращенному пониманию добра и зла. А депрессия потому, что рухнул мир, в котором мы жили и вросли в него, и горечь, что это все была ложь.

Dmitrii Kouznetsov:

Горечь потому, что вруны теперь как-будто танцуют с пением: "Обманули дурака, на четыре кулака!" И громоздят новую ложь. И давят Граждан, указывающих, что чиновники врут.

Olga Smyslova:

Я росла в семье, где всем все было давно понятно еще на уровне предыдущих поколений. Тем не менее нам, детям, ничего не говорили против власти. Но телевизор смотрели с таким выражением лица, что где-то классу к 4-му я поняла, что это такая общая прикольная игра - нам говорят из телевизора и газет какую-то полную белиберду, а мы делаем вид, что верим. Мне искренне казалось, что это очень весело и прикольно. Потом начались и анекдоты в школе, политические причем. Но вот в 6-м классе я впервые поехала в лагерь с девочками из Жуковского (среди них было много детей пилотов и так далее, обеспеченный городок). И тут у меня открылись глаза - первый же рассказанный мной политический анекдот произвел фурор, девочки пересказывали друг другу мою политическую позицию, постоянно переспрашивали "кого ты больше любишь - Ленина или маму" (хотя я открыто сказала, что к Ленину родственных чувств не испытываю). Но к чести девчонок, надо сказать, начальству не доложили и гнобить или избивать не стали :).

Еще меня ужасно удивила знакомая, москвичка из обеспеченной семьи врачей, которая, уже эмигрировав в штаты в конце 1990-х, рассказала, что как-раз до начала 1990-х верила всему "из телевизора". И глаза у нее открылись только во время первых национальных конфликтов, когда она с мужем оказалась где-то на юге, и прекратилось самолетное сообщение из-за начавшегося конфликта. И они сидели сутки или больше в аэропорту в жутких условиях, и тут же по телевизору им вещали, что "самолетное сообщение восстановлено", в то время, как они продолжали сидеть и ждать.

Анастасия Куликова:

Мама (ей 58 лет сейчас), говорит, что искренне считала себя счастливым человеком, потому что родилась в СССР. Но при этом чувствовала, что "что-то не так". Папа приветствовал перестройку, рассказывал мне, что на рынке появится конкуренция, и мы заживём. И даже сделал мне футболку с надписью "Перестройка. Гласность". А бабушка сказала, что не будет в партию вступать, там членские взносы. Была беспартийным депутатом.

Сергей Прохоров:

О, да. И у меня была однокурсница. Верующая. Очень сильно. Это угрожало и её и нашему благополучию - боялись, что по вере своей стуканёт на ”врагов народа". Я её привёл к секретарю парткома - профессор нормальным дядькой был. И мы вдвоём ей объясняли разницу между тем, что "надо" говорить, и что реально есть, но говорить об этом не следует. Девочка была испугана. Сейчас эта дама вряд ли поверит, что было такое странное время в её внутренней жизни.

Dmitrii Kouznetsov:

"Как она могла так "сохраниться" при всеобщем неверии, обилии анекдотов и всего, что было вокруг?"
Ещё пример в поддержку моего предложения.
Моя соавтор до сих пор верит, что её папа был не вертухаем, а пограничником. Не агентом КГБ, а патриотом. Что он не охранял рабов, чтобы не сбежали, а защищал Родину. Что коммуняки лучше едросов.
Никакие анекдоты, никакие карикатуры, никакие наблюдения не помогают.
Если человеку с детства каждый день повторять, что хрен слаще редьки, то потом его переубедить трудно.

Tina Serova:

Да, и правда очень горькая.

Olga Smyslova:

Это очень тяжело - про своих любимых родителей узнать жестокую правду :(. Напомнило, как дедушка сильно в середине уже 1990-х рассказал, что его бравая история о том, что он попал в плен к немцам (рассказывал ее каждую годовщину победы) и попросил товарищей по плену его прикопать землей и потом бежал обратно в свое село - была лишь легендой, а вернулся он с каким-то заданием. Надо сказать, что про плен до сих пор в документах и базах данных написано, так что и не очень знаю, чему теперь верить.

Dmitrii Kouznetsov:

Верить не надо. Надо формулировать научные концепции и проверять их.

Tina Serova:

Моя тётя была такой же верующей в советскую власть потрясающей учительницей, которую ученики обожали. Это при том, что её отца "раскулачили", расстреляли, реабилитировали, но страх семьи "врага народа" она пронесла через всю жизнь. Ей было 84 года, я познакомила её с голландским журналистом. Она очень рассердилась, не сказала ему ни слова, а мне объяснила, что хотела бы умереть своей смертью... Это были 1990-е годы. Сейчас я понимаю, что она была права.

Мария Савельева:

Она просто боялась. Там вера по принуждению.

Ekaterina Tretjakova:

Я где-то в старшей группе детского сада, оставшись "после отбоя" на кухне с родителями, дотумкала что к чему. У папы был портретик Ленина, приделанный с внутренней стороны дверцы шкафа, и каждое открывание этой части сопровождалось какими-то сентенциями. И мне кажется, не было никого вокруг искренне верящих. Но у нас ещё тогда был жив прадедушка, не вступивший в колхоз. В глухой деревне Томской области такое чудо было возможно.

Dania Yakhina:

Я верила, пока с моей активной защитой ком.идеалов секретарь парткома не втянула меня в кандидаты членов КП. На первом парт. собрании я оглядывалась и разглядывала всех членов этой банды и с ужасом её спросила: "Дина Григорьевна, кто эти все люди и что они здесь делают?" По своей профессии я с ними тесно сталкивалась и знала, что они из себя представляют. Но полностью поняла, что моя идейность основана на лжи, когда увидела иностранца-коммуниста, приехавшего в Союз по партийному приглашению. Мне его было так жалко, что он живёт в "жестоком" капиталистическом мире. Мой коллега очень долго смеялся надо мной. "Пожалей себя лучше!"- сказал он. Это был 1982 год, и он был для меня переломным в сознании, последующие года доказали, что все требования Морального Кодекса строителя коммунизма - для моральных доверчивых уродов. Кстати, таких ещё очень много, и они не только ностальгируют по эсесесеру, но и борятся за его возвращение. Конечно, и в школе, и в институте, и потом работая, меня мучили сомнения, но я их отгоняла, не хотела верить, что нас околпачивают как лохов.

Александр Кожевников:

Я, например, верил и в армии прочитал/просмотрел псс вила (Примечание: Полное собрание сочинений Ленина) с выписками, которые у меня сперли и передали в штаб полка, где нач. штаба спросил: «Чья антисоветчина?» - «Ленина». Не поверил...

Анна Богатырева:

Помню, в конце девяностых или начале двухтысячных мама собрала друзей своих родителей - вспомнить их, поговорить. Пришли старики лет 70-80. Стали вспоминать бабушку и дедушку, как они помогали всем, как веселились, чему учили. Мама была женщиной образованной, быстро поняла преимущества свободы девяностых, сколько всего можно сделать. Но старушки и старички горячо и воинственно вступились за советскую власть: кто бы мы были без этой власти? Она дала нам возможность УЧИТЬСЯ. Это слово было произнесено с придыханием. Я тогда не нашлась, что ответить. Они полностью погрузили меня в свою парадигму: беспросветная жизнь в царской деревне, молодая поросль коммунизма в деревенской школе, фабзавуч, институт... Туда не впихивались доводы про загнивающий Запад, про их образовательные возможности... Реально померли бы у сохи, разве нет?

Галина Меньшикова:

Это их личный опыт - тех, кто сначала выучился, потом выжил. Нет ничего абсолютного в истории, всегда найдутся те, кто выиграл от того или иного поворота событий - или проиграл. Но если я бы, например, основывала свои суждения о мире только на своем личном опыте - я бы считала землю плоской, а "заграницу" (до подъема "железного занавеса") – несуществующей :). Почему же, говоря об исторических процессах, мы часто поступаем именно так?

Ностальгия по СССР.

Анастасия Куликова:

Пожалуйста, объясните мне, кто они (с вашей точки зрения) люди, которые готовы рубашку порвать за советское прошлое. Которые, не задумываясь, прыгнули бы в вагон, везущий туда. Которые готовы разорвать тебя не только за то, что тебе тогда было плохо, но и за то, что тебе сейчас хорошо. У них амнезия? Они были балованными детьми зажиточных родителей? Другие причины? Я была ребенком когда не стало СССР. Многого не знаю, но хочу знать.

Михаил Луцкий:

Одна из главных причин - они там были молоды и полны сил. А психика человеческая так устроена (у большинства, во всяком случае), что все плохое забывается, а все хорошее остается и хранится в памяти долгие годы.

Elena Kaatz:

Я что-то не помню ничего хорошего, помню все самое плохое наоборот. Я меншинство :)

Olga Smyslova:

Если быть честными, то много было хорошего, просто в разных областях жизни и не всегда это вспоминается. Когда я рассказала, что меня кормили донорским молоком от кормилицы, и маме помог найти кормилицу педиатр, и многие женщины кормили соседских детей, вся американская ла лече лига смотрела с дикой завистью. Это один из примеров просто. Но это маленькое хорошее тут и там не означает, что строй был хороший или стоит это возвращать.

Elena Kaatz:

Здорово! Моих детей никто не кормил донорским молоком . В определённое время была молочка ...или молочная кухня, там выдавали на детей на день какой-то еды, может это и спасло их.

Анастасия Куликова:

Если быть до конца откровенной, не вижу ничего плохого в желании иметь опеку. Не знаю, какой была опека парткома и профкома (и вообще в чем была функция этих организаций), но вот всякие там бесплатные путевки или путевки за полцены меня бы порадовали. По поводу "ничего добиться нельзя" тоже сомневаюсь. Была разница между людьми. Не космическая, но очень заметная. Сужу хотя бы по тому, как жили мамины и папины родители. Даже мне, ребенку, было ясно, что бабушка и дедушка с маминой стороны живут заметно лучше.

Jaugen Keppul:

Кефир, кстати, 15 коп. А за "бесплатные" путевки всё-равно кто-то платил. Чаще всего тот, кто ни разу в жизни в санатории не был.

Dania Yakhina:

Профкомы бесплатными путёвками и вообще бесплатным чем-либо не одаривали, но если только есть необходимость санаторного лечения по состоянию здоровья. Остальные путёвки в санатории, туры или курорты расходились между своими, если вы имели там завязочки, то можно было что-нибудь и выудить или ухватить какую-нибудь горячую... Путёвки в пионерские лагеря получали, это правда. У парткомов функция была пропагандистская, поощрительная за хороший труд или поведение и карательная. Многие женщины пользовались ими в целях устрашения или наказания своих непутёвых мужей, не понимая, что наказывают прежде всего себя и всю семью. Парткомы наказывали материально, а значит кормилец свою зарплату принесёт в семью общипанную.

Диана Батаева:

Просто глупцы, ностальгирующие по молодости.

Виктор Иокиранта:

Ощущение всеобщего равенства, вера в лучшее будущее. Хоть и равенство было основано на нищете, а вера обернулась обманом.

Dania Yakhina:

Мне тоже интересно. Поэтому интересуюсь у своих знакомых, что их тянет туда, в это убожество. Вот некоторые ответы моих знакомых:
1. Закончил кулинарку, работал в столовой. Работа и зарплата были стабильными, нужды и дефицита не знал. Всё было. (Объяснять откуда "всё было"?)

2. У нас с мужем была работа, зарплаты нашей хватало на жизнь, я откладывала весь год денюжку, и мы каждый год с детьми ездили отдыхать на свою Родину в Сибирь, муж по очереди получил квартиру, по очереди купили холодильник. Когда я ей напомнила, что не зарплаты вам хватало, а муж подрабатывал помимо основной работы на двух других: охранником и в ЖЭКе, откуда и получил квартиру, а не по очереди, она настаивает, что всё-таки квартира-то государственная была и бесплатная и, да, подрабатывал, зато жили и не бедствовали, и порядок был, и власть так не грабила.

Грабила эта власть всегда. Но, Анастасия, я Вам скажу, что в эсесесере не было сплочённой банды дружков и родственников как сейчас. Тогда были соперничающие группировки воров, которые друг друга подсиживали и подсуживали, такие как например МВД и КГБ, ЦК и республиканские обкомы.

3. третьей так вообще Путин нравится. Она была из такой нищей семьи, что сейчас, наевшись колбасы, боготворит президента и ни в эсесесер не хочет, ни никаких перемен не хочет. Боится потерять колбасу.

Николай Толубаев:

Они просто забыли! Или не знали, какая была гадость эта СССРа.

Jaugen Keppul:

Тут нужно учесть два момента: Первое - большинство людей не только не в состоянии анализировать что-либо, они ещё и не могут придумать что-нибудь своё, они способны только повторять то, что им кто-то сказал.
Второе: Сейчас очень много пропаганды, которая воспевает СССР - чуть ли не со всех каналов телевизора мы можем слышать, как хорошо тогда жилось, какие натуральные продукты тогда ели, получали бесплатные квартиры и жили в своё удовольствие, будучи уверены в завтрашнем дне.

Iveta Rīvāne:

Уверенность в завтрашнем дне, деиствительно, была: какая-нибудь работа будет и где-нибудь поселят... Но точно так же определят, что думать, какие книги читать, какие фильмы смотреть и т.д., даже как одеваться - длину и ширину юбок и брюк.

Надежда Кутепова:

Это все люди, которые не хотят принимать никаких решений и понимать откуда что берется. Они так родились и привыкли. Как животные в зоопарке. Как можно их спрашивать.

Elena Kaatz:

Совершенно верно: как животные в зоопарке и не имели права на свое собственное мнение.

Лариса Звездочетова:

Самое смешное, что никто из граждан СССР не вышел защищать свою страну от распада! Все этому распаду радовались! Так что не стоит воспевать то, что давно всех достало. А то, что сейчас рассказывают про молочные реки и кисельные берега и о рае в СССР - чистая ложь! Не верьте пропаганде!

Julia Arskaja:

Никто на самом деле не хочет туда вернуться. Это, видимо, механизм психологической защиты такой. В СССР хорошо научили людей идентифицировать себя с государством. В таком случае, если признать это государство безнравственным, жестоким, экономически провальным и т.п., то каждый идентифицирующий себя как бы тоже к этому причастен. А много людей, готовых брать на себя ответственность и признавать свои ошибки?

Анастасия Куликова:

Многие из них утверждают, что не было никаких дефицитов и никаких очередей. Ну как минимум до 1985 года.

Vyacheslav Cherkesov:

Анастасия, это враньё.

Vla Lee:

Обычные совки. Прыгнуть они готовы на словах, но если поезд реально приедет за ними, то побегут они в другую сторону. Вот пример. Радуется семья Крыму, Донбассу, Сирии. Рвет майку за вождя. Но когда их сыну исполняется 18, внезапно! начинают отмазывать его от армии.

Елена Валентиновна:

Амнезия здесь не причем. У многих людей короткая память. Они не могут воcпроизвести в памяти свои действия пошагово, произошедшие с ними 3-5 лет назад. Различного рода споры вокруг какого-нибудь исторического прошлого означает незнание всех деталей свершившегося. Обрывочная информация искажает картину мира.

Ася Кулагина:

Совершенно согласна с комментом выше про то, что вспоминающие исключительно добром, просто ностальгируют по своей ушедшей молодости. Не так давно спорила на эту тему с человеком, итог был таким, что: "Я была молода, все было прекрасно, и плохого я не помню. Не надо помнить плохое, а надо хорошее". Соответственно, своим детям и внукам такие рассказывают как было хорошо. Как здорово мозг у людей устроен. Я в 1990-х была очень даже молодая. Закончила школу, поступила в университет, первая любовь и все такое:). Не хочу туда возвращаться ни за какие коврижки.

Андрей Гирдов:

Анастасия, Вы сами сделаете выводы, когда почитаете, что пишут люди. То, что я вижу, - это желание людей написать правду, то, что они видели или были участниками событий. Это Вам поможет четко определить хотят ли те в союз или лукавят.

Anya Prigozhina-Kirby:

Есть такое понятие в психологии: Стокгольмский синдром.
Когда психика отказывается признавать пережитые ей ужасы, предпочитая о них забыть. К тому же политические взгляды в основном наследуются из семьи и окружения. Поэтому изменение их в голове человека с доминирующим родителем приравнено к предательству родных и друзей. Ностальгия, к тому же, часто - синдром депрессии. Опять- защитный механизм психики в виде «хватания» за «что-то хорошее» в прошлом. Т.к. при депрессии нет веры ни в настоящее, ни в будущее.
Эти люди, хвалящие СССР, как правило, несчастны, и подвержены постоянному или регулярному депрессивному состоянию.

Леонид Каверин:

Есть такая формула: "сделай плохо, потом верни как было, и тебе будут сапоги лизать." Но как было уже не вернут.

Мария Савельева:

Они тупые как правило. Если честно, все просто объясняется. Умных ностальгирующих по совку не встречала.

Iveta Rīvāne:

К сожаленью, не все так просто...

Anya Prigozhina-Kirby:

Согласна, но есть причины, почему кто-то не хочет умнеть.

Анастасия Куликова:

Больше всего меня пугают агрессивно настроенные ностальгирующие. Хоть я и прожила первые 10 лет в советском союзе, этой темой начала интересоваться недавно. Ну то есть я многое помню, но я не была там взрослой. Добавилась в несколько групп Фэйсбука посмотреть о чем пишут, что-то новое узнать, с людьми поговорить. И вот с тех пор я нахожусь в шоке. Серьезно, я боюсь этих людей!
Я же уважаю чувства верующих, ничего плохого о святой для них стране не говорю. Но почему-то постоянно появляются персонажи, которые брызжут слюной и несут в мой адрес что-то совершенно невменяемое. Например, обсуждают люди школьную форму. Честно говорю - не любила форму, мне она была неудобна. Без каких-либо оскорбительных эпитетов в сторону этой самой священной формы. Начинаются вопли, что я в бреду, что форма была удобная, и что она была натуральная, а сейчас формы уродские и ненатуральные. И дети были более воспитанными, и мороженое вкуснее, и жилье бесплатным, и пенсии высокими и вообще пз---йте отсюда, это группа не для молдован, которые отделились. Что с людьми, откуда столько агрессии, и где в конце концов их логика? Или это уже руки отдельно от головы работают и строчат, строчат, строчат про светлое прошлое?

Jaugen Keppul:

Кстати, злобными и агрессивными совколюди были и при совке. Просто тогда это "воспринималось, как норма".

Чук Гек:

Большую часть жизни прожил в совке и жил не плохо.Работал на Севере, зарплата за тысячу, снабжение отменное, отпуск полгода! Но назад не хочу. Да там молодость, да там ушедшие друзья, но нет господа,нет!

Анастасия Куликова:

А почему?

Чук Гек:

Не анализировал я свои чувства. От всего того периода на меня веет серостью, не вижу никаких других красок кроме серой.

Sergey Fedorov:

Кстати да, это ощущение выкрашенности всего в серый цвет меня не покидало в 1970е-1980е в Ленинграде.

Sebastian Pereira:

А меня поражает другое: среди опрошенных (не помню, то ли Левада, то ли кто-то еще проводил опрос), кто желает обратно в СССР обнаружился значительный процент молодежи. Никогда при этом режиме не живших. СССР не видевших в глаза. Вот это удивляет. Им-то чего хочется там найти? Ну я понимаю еще ностальгирующих, трава зеленее и женщины красивее. Но тут-то?! Неужели зарождается миф о золотом веке, когда пломбир 20 коп. и вода с сиропом - три?

Анастасия Куликова:

Да уже я, открыв рот, читаю о том, как любой мог поступить в институт и учиться бесплатно, как всем дарили квартиры, как направо и налево раздавали путевки, что у людей холодильники были забиты едой, включая колбасу и черную икру и т.д

Игорь Фенютин:

Молодёжь мифы и легенды воспринимает как правду. Хотя те, кто рассказывает про то время, сами свято верят, что именно так и было.

Серафима Красноцветова

Многие смотрят фильмы советского времени и принимают за чистую монету преподносимый в них высоконравственный образ положительного героя, добрые и доверительные отношения, высокие цели и принципиальность и т.д., и т.п., не понимая, что все эти подцензурные картинки призваны нести завуалированную пропаганду "советского образа жизни", противопоставлять "прогнившему западу" "советского человека" с высочайшими моральными качествами, и, в конечном счёте, утверждать граждан в убеждении, что "наша страна - лучшая в мире", "народ и партия - едины", и "правильной дорогой идете, товарищи"!

Анастасия Куликова:

А я как-раз другое из фильмов почерпнула. Не те фильмы смотрела, наверное:)
«Ирония судьбы»:
- Польский гарнитур, 800 рублей
- И 20 сверху.
- Я дал 25
- Мы с вами люди самых нужных профессий
- Судя по зарплате - нет!
«Служебный роман»:
-Живу я на зарплату, то есть от получки до получки.

«Вокзал для двоих»:
«Еще неизвестно, кто о народе больше беспокоится, я или они. В магазине овощи и фрукты некудышные насквозь. База хранить ничего не умеет. А почему? А потому, что все это - оно же ничье».

Тетива Мастик:

Поговорите со мной об адептах секты свидетелей СССР, пожалуйста. Кто они? Вроде как, по логике вещей, должны быть те, кто в СССР жил хорошо, кто имел доступ к колбасе и мороженке каждый день и т.п. Но среди моих знакомых всё наоборот: именно те самые мажоры или находящиеся около этой социальной группы, назад в СССР не стремятся. Но те, кто при СССР-ах стоял в очередях, чтобы достать банальный килограмм мандарин на праздник и банку тухлой кильки, утверждают, что в совке всё было. Либо их дети.

Наталия Олещук-Рядовская:

Заметила, что адептами совка являются в основном те, кто не привык сам решать свои проблемы. И те, кто мало ездил, путешествовал, те, кто не любит и не хочет нового, с трудом принимает сегодняшнюю жизнь, которая быстро меняется и требует умения быстро реагировать. Это не значит, что эта формула подходит для определения всех любителей, но большинство из них, по моим наблюдениям, в неё укладываются.

Ирина Хвиловская:

В том, что менее обеспеченные при совке люди стремятся назад, нет ничего удивительного. Они стремятся не только "в молодость". Они хотят жить в том времени, когда и инертность не была предосудительна. Потому как "излишняя" предприимчивость была статьей уголовного кодекса. И не одной. А люди, и тогда жившие относительно обеспечено, хорошо знают цену фальшивым лозунгам и всей системы, то, на чем она держалась. Об этом в газетах не писали даже в перестройку.

Vladimir Shohat Teitz:

По совку скучают те, кто не хочет работать. Большинство советских граждан фактически не работали - они отбывали свои часы "на службе", получали за это не настоящие деньги, а совковые рубли, которые по сути были талонами на пайку, а затем отоваривали их в очередях. Для ленивого и напрочь лишенного воображения организма это вполне нормальная жизнь - без рисков, стрессов и сексуальных излишеств. А те, кто хотели большего, нарушали совковые законы, рисковали и жили лучше. Они и после совка не растерялись.

Еркин Малаев:

Очень хороший и сложный вопрос. Надо отметить, что бенефициарами нового экономического порядка, возникшего после развала совка, стали в основном большинстве те, кто и при СССР жил хорошо. То, что произошло в 1990-е, нельзя назвать справедливым "дележом наследства", оставшегося после развала советской экономики. И несправедливость эта прямо связана с советской системой, когда народ должен был молча и покорно принимать то, что было решено наверху. И поэтому так и не было данно справедливой оценки советскому тоталитаризму и преступлениям власти против народа. И, естественно, не было люстрации. А там, где была люстрация, и политические режимы другие, и нет "плача" по былым временам. Парадокс в том, что люди в поисках справедливости тоскуют по СССР, хотя именно благодаря СССР эта несправедливость и произошла.

Jaugen Keppul:

Из бывших "мажоров" ностальгируют те, которые считают, что в нынешней действительности они занимают более низкую позицию в обществе, чем было бы, если бы совок сохранился. Недавно имел дело с таким. У него уже всё было "запланировано наперед" - сын партийного начальника после окончания института должен был получить однокомнатную квартиру, "Жигули" и непыльную должность. Клянет перестройку, Горбачева и Шушкевича (хотя о последнем ничего не знает). Я пытался апеллировать к тому, что он сейчас живет в квартире по совковым меркам не то, чтобы "роскошной", но "запредельно крутой" и имеет три машины, а он: "Ну и кто я тут теперь? Обычный работяга - вкалываю с утра до вечера!"

Vadym Voskresensky:

Тут просто. Критерии счастья не универсальны, это сугубо индивидуально. И если потолок счастья для человека ограничивался "стабильностью" в виде "не-бей-лежачего" работе (желательно, с возможностью подворовать), пресловутой докторской за 2-20, румынской стенкой с хрусталем, шубой и сапогами - то ему в совке было хорошо, а сейчас плохо. Даже, если стенка сейчас итальянская, а вместо санатория в Туапсе - пять звёзд на Кипре. Для тех же, у кого, несмотря на уровень их достатка при совке, внутренний мир не ограничивался этим самым достатком, в совке было нестерпимо душно. От постоянного, тотального вранья и лицемерия, от ощущения нашей ущербности в мире, от всех этих тт. брежневых, сусловых, черненок. Мои родители работали в ВУЗах, взяток не брали, блатом пользовались эпизодически, если подфартило где-то. Жили очень скромно по достатку, ибо пришлось влезть в жилищный кооператив (шансов получить "по очереди" у "интэлихенцыи" практически не было). Зато старались всегда интересно провести отпуск, куда-нибудь съездив (за что я им очень благодарен). В принципе, не хуже многих. Но совок ненавижу и не разу не пожалел, что вычеркнул его из истории на референдуме 16.03.91. Именно за это гнетущее чувство несвободы. А кому-то это просто недоступно для осознания, вообще.

Зоя Чернышевская:

Они хотят быть как все и не прилагать усилий, чтоб за них думали и решали. Вот для таких безынициативный людей без амбиций СССР - прекрасное место. Да, жили они убого, но если сравнивать с остальными - то все так же убого жили. По крайней мере такой была картина их мира. Да, были те, кто жил намного лучше, но их благополучие свершалось за тщательно закрытыми дверями: и чиновники партийные варились в собственном соку с закрытыми магазинами, показами в кино, путевками за границу и спецполиклиниками, спецсанаториями. И всякие цеховики-деляги доходы свои не светили. Жили с виду относительно скромно, не выделяясь от греха. И получается забавная ситуация: бабуля, которая вздыхает по колбасе и мороженому, на самом деле чисто в бытовом плане даже пенсионеркой с маленькой пенсией живёт в наше время намного лучше, чем в своей рабочей молодости. Но она этого не замечает, потому что тогда она была бедная и убогая, но как все, а сейчас на фоне богатых и очень богатых, которых она может наблюдать вокруг себя, кажется сама себе нищей. Если твой сосед ездит на лексусе и несёт в прозрачном пакете из магазина икру и хамон, а ты приехала на трамвае с колечком вареной колбасы, ты бедная. А вот если все несут в авоськах одинаковую кильку в томате, все ок, все "живут хорошо."

Irena Garnitsky:

Ну, во первых, совок это не только быт и (не)обеспеченность, а в первую очередь отсутствие свободы и извращение сознания. А то, что касается материального положения, так может как раз те, у кого было больше, и имеют способности и умение крутиться или добиваться чего-то большего, и поэтому и в нынешнем времени не только не пропадут,но и знают, что смогут добиться ещё большего без всяких советских выкрутас. А те, кто жил в своём маленьком мирке, и кому жизнь расчертили и расписали на десятилетия вперёд, объяснили как надо думать и что делать, тому тяжело в новом обществе. Ему свобода не только в духовном смысле не нужна, ему надо, чтобы им управляли. Это важнее, чем чего-то добиться или жить лучше. Да, им надо было выживать, стоять в очередях, ютиться а коммуналках, но народ простой привык выживать. Если у тебя нет гражданского самосознания, и ты не считаешь, что государство тебе что-то должно, а наоборот, привык считать, что ты винтик а налаженной системе, это им спокойней и привычней. А так они видят, что кто-то лучше живёт, думает не так, живёт не так, геи там всякие и пр., это вызывает беспокойство.

Игорь Захлебаев:

Думаю , тоскуют по эрзац -"равенству и братству". В то время у "общности советский народ" одинаково ничего не было. Ну, или было по большей части тоже одинаково уныло. Что касается части населения, жившей в совке по "спецраспределению" - им туда не хочется, потому что приходилось доход скрывать и жить как все. Банки от черной икры в мусоре прятать в банки от икры кабачковой. А сейчас им – живи, как хочешь. При условии легальных доходов, разумеется.

Зоя.

Людмила Новикова:

Зоя (Москва, конец 1970х). Мне повезло, что я ее еще застала. Вскоре после того, как я закончила школу, она ушла на пенсию. Но я успела немного узнать ее, а через нее - немного ощутить атмосферу сталинского времени. Сталинизм - это ведь не просто репрессии, это еще особая атмосфера в обществе. И без Зои я бы не могла понять очень многого.

Я абсолютно не помню ее отчества или фамилии. Мы ее звали между собой просто "Зоя", между самыми близкими друзьями - "неистовая Зоя". Она у нас в школе была завучем, а в сталинские годы - пионервожатой. Одинокая, конечно, член партии и неистово "верующая" в идеологию.

Она участвовала во всех более-менее крупных происшествиях в школе и любила присутствовать при приеме в комсомол, превращая эту рутинную процедуру в мучение для вступающих. Она требовала искренности и многим отказывала в приеме. Помню ее любимое утверждение: "Если комсомолец видит несправедливость, он должен встать и открыто сказать об этом".

Но в жизни она совсем не была такой прямой. Зоя была классным руководителем у ребят на год старше нас. Она ходила с ними в походы и на экскурсии. И по слухам она очень поощряла, чтобы ребята доносили ей друг на друга. И еще они не давали друг другу списывать: это же не честно, а комсомолец должен быть честным. Для нас это было дико.

В нашем классе все делилось на "нас" - учеников, и "их" - учителей. Среди учителей было 2-3 хороших человека, которых мы любили и уважали, и которым я до сих пор благодарна. Но остальные... Поэтому "помочь товарищу" и дать списать или подсказать - почти святое дело. Жаловаться считалось неприличным, а доносчиков среди нас не водилось.

Поэтому класс Зои вызывал у нас удивление. Но там было еще главное ее "произведение", которым Зоя гордилась. Этот парень был главой комсомола школы. Мы его видели на общешкольных комсомольских собраниях, когда он выступал с длинными часовыми речами "а ля Брежнев". Причем, он не только свои речи составлял подобно партийным вождям, но еще копировал брежневские интонации. Нет, "каши" у него во рту не было. Но вот какие-то неуловимые нотки и интонации он воспроизводил довольно точно. Слышать это от парнишки лет 16-17 было очень смешно, но он не тролил, все было всерьез. И взрослые предрекали ему большую карьеру.

Когда вновь принятые в комсомол попадали в первый раз на комсомольское собрание, они с трудом могли удержаться от смеха. Но смеяться было ни в коем случае нельзя, т.к. Зоя в любой момент могла оказаться у тебя за спиной. Она умела ходить совершенно бесшумно и во время собраний почти всегда ходила по залу. Поэтому мы быстро привыкли прежде чем сказать что-то соседке посмотреть вокруг и убедиться, что ее нет рядом.

Зоя обладала еще одним умением: она орала как никто другой, обладала тем, что называется "луженая глотка". В нашей школе кричали почти все учителя, поэтому обычно это на нас не действовало. Но Зоя была чемпионом по крику. Сам ее крик на нас тоже мало действовал, но несколько раз мы испугались за нее, когда ей не хватило воздуха, и мы думали, что она сейчас потеряет сознание. Но она только перевела дыхание и продолжала.

Атмосферу сталинского времени я понимаю через Зою как сочетание неистовой веры, активности, показной честности и принципиальности с доносами, иезуитством и жестокостью. Но здесь даже слово "понимаю" не подходит, скорее совсем немного чувствую, Зоя как-бы приоткрыла мне туда дверь и дала заглянуть в щелочку.

Было ли у вас что-то или кто-то, кто помог понять сталинизм?

Александр Черников:

Круто, собирательно из всех учителей можно слепить Зою. Но припомнить такую не могу.

Ася Кулагина (годы учебы 1975-1985):

У нас таких упоротых не было.

Влад Васильев:

Такие, к этому времен, или ушли на пенсию, или перемёрли..

Людмила Новикова:

Да, она была как такой сталинский динозавр.

Анна Богатырева (1980-1990):

Ой, у нас были с 1980 по 1990. Страшно вспомнить. Линейки помню в началке. Вела их завуч, кажется 1927 года рождения. Поэтому когда я читала у Рыбакова в "Детях Арбата" про сталинские линейки, на которых клеймили детей врагов народа, мне было очень легко их представить. Нас могли словом и взглядом пригвоздить к полу, всех 300 человек, за то, что мы - о ужас! - бегали на перемене. Хорошо, что ей не дали автомат или хотя бы ремень...

Сергей Л.:

Очень похожа на нашу историчку и по совмещению завучиху по воспит. работе! Наверное, подобные были во многих школах.

Анастасия Куликова:

Аж в 1992 году у меня была классная руководительница, которую моя мама непедагогично называла "старая сталинистка". Теперь я понимаю, что не такая уж она была и старая, ей было максимум 50, и Сталина она могла застать разве что в детстве. Запомнила на всю жизнь.

Dmitrii Kouznetsov:

Да, конечно. Училка истории. Она не могла ответить ни на один из вопросов по теме уроков, которые она вела.

Дмитрий Шергин (Москва, выпуск 1986):

У нас была классным руководителем похожая дрянь. Розой звали. Большую часть учителей, если по хорошему, нельзя было подпускать к детям за километр.

Анна Борисенко (Киев, выпуск 1983):

Поменяла три школы, во всех трех такие были.

Дмитрий Шергин:

Да, вот такой советский педагогический "стандарт".

Диана Батаева (выпуск 1976):

У нас таких не было... Были дряни, завистницы, сплетницы, но сталинисток - бог миловал.😊

Людмила Гоук:

Нет, у нас таких не было, по большому счёту все это было как бы понарошку, как игра. Пионеры и комсомол, линейки, все это бутафория, и мы все понимали это. Но наши учителя, многие были ветераны, и наверное они много чего знали, потому что были они очень уж не радостными, мы никогда не видели их смеющимися, даже улыбающихся не видели. И ходили они все опустив плечи. Грустно все было и очень казенно.

Д.:

Уже в 2000-х оказалось, что вреднющая бабка в коммунальной квартире за стенкой была такой партийной учительницей истории сталинского разлива. Она уже не выходила на улицу, но продолжала по мелочи пакостить соседям (все было слышно через дощатые стены) и при случае проповедовать сталинский социализм. Соседи относились к ней с легкой брезгливостью. Потом в квартиру заехал провинциальный силовик-отставник, тоже поборник твердой руки, и родственники бабку увезли к себе. Пару лет назад зачем-то привозили, я видел ее на лестнице и был удивлен, что она еще жива.

Dmitry Karpinsky (Москва, 1965-1975):

Я таких идиотов не встречал! А родители, конечно, немного рассказывали про сталинское время, хотя, страх в них еще сидел плотно.

Caroline Kovaleff Müller (Саратов):

Это описывает весь педагогический состав моей первой школы: на то время “образцовая средняя школа №37”, города Саратова. Все кадры мерзкого заведения были на подбор – птицы одного пера. Организационная культура была построена на моральном насилии, и нормальные учителя там долго не задерживались (либо уходили сами через месяц, либо их выживали дружным ядовитым коллективом). Старшие классы окончила в школе №99, в аварийном здании, но с хорошими людьми. Там тоже все люди были птицы одного пера, и они были прекрасны. Но уже только Проклятые Пиндосы и Гейропейцы за рубежом реанимировали во мне любовь к учёбе.

Влад Васильев (Саратов, 1969-1977):

Мне знаком Саратов.После техникума попал по распределению и "завис" с 1969 по 1977 год. Люди встречались всякие, но был молод, воспоминания, несмотря на ужасный быт, остались неплохие...

Iveta Rīvāne:

К счастью, родилась после смерти Сталина. Но, как все советские ученики, судила о комсомольцах, коммунистах по книгам и пафосным фразам... Благо, жизнь довольно быстро показала, что лозунги - одно, а жизнь - другое.

Igor Caravan:

Наша учительница-классный роководитель, ныне покойная, преподавала у нас русский и литературу, до нашей школы работала в колонии для несовершеннолетних. И систему стукачества и доносительства поставила на поток. Ломала меня на протяжении 5 лет. Не смогла. Ненавидела меня.

Jack Ward:

Были конечно... Директрисой была по слухам бывшая надзирательница гулаговская. Каждый понедельник с утра - уроки политинформации и общешкольные линейки о том, как советские космические корабли бороздят просторы Большого театра... Тьфу, какая мерзость, до сих пор как вспомню, так чуть ли не блевать тянет...

Tatiana Tutaeva:

Очень хорошо написали - очень тонко и точно передали свои чувства. Все видишь и страшно. Уф...Короче, не дай бог.

Андрей Ракин:

Забавно. У нас была такая же завуч. По имени Искра. Ее ненавидела вся школа, она ненавидела всю школу. К описанному здесь портрету я добавлю еще сексуальную озабоченность по садистическому профилю на почве хронического воздержания. Это был ужас. Она могла специально выстроить линейку, чтобы вывести на всеобщее обозрение девочку, которая осмелилась прийти в черных чулках. Девочка хорошенькая, любимица многих, а эта стерва держит ее перед собой и смачно расписывает, какими она видит ее ноги, бедра, зад... И вообще какая профессия предпочитает носить черные чулки.
В другом коллективе она могла бы довести девочку до самоубийства или хотя бы срыва... но мы были народ циничный, и акции этой девочки только поднялись. И потом на переменке она весело хихикала, когда мы добавляли новые штрихи к описанию ее прелестного зада.
Как-то раз завуч в ярости так хлопнула дверью, что на нее обрушилась гардина. Сотрясение мозга. Больница... Но ржала и ликовала вся школа. Сейчас вспоминать даже немножко неловко.

Ольга Кравчук:

Я хорошо помню свою учительницу истории и директрису школы. Такая приобщенность коммунистической идеологии делает из человека лицемера на крови. Помню её заискивание перед сыном прокурора области, который учился в нашем классе. Ее фарисейское деление людей на правильных и перспективных и неправильных бунтарей и хулиганов. Отсутствие вкуса и восприятия хоть мало-мальски живого слова: вся речь из штампов. И сама она похожа на росянку: растение, истекающее ядовитым клеем.

Телефоны.

Jaugen Keppul:

Телефонная связь в СССР. Телефон, как известно, появился в России раньше советской власти. Помните, в фильмах о революции: «Барышня! Будьте добры, дайте мне Смольный!»

В фильмах о послереволюционной жизни в республике советов телефоны появлялись нечасто. Обычно там, где речь идет о Москве, Ленинграде и их ближайших окрестностях («Депутат Балтики», «Тимур и его команда», «Подкидыш»). В провинции же телефон тогда был экзотикой и возникал почти исключительно в юмористических сценах («Волга-Волга», «Веселые ребята»). Остап Бендер, например, с телефоном дела не имел, вспомним, например, разоблачение его аферы с «Антилопой-Гну», которую он выдавал за головную машину пропагандистского автопробега, которое произошло не с помощью телефона, а посредством более простого средства связи — телеграфа. И пугающие сообщения для устрашения подпольного миллионера Корейко он посылал тоже по телеграфу.

Но я поведу речь о гораздо более поздних временах, временах, которые помню — шестидесятых-семидесятых-восьмидесятых годах прошлого столетия. Телефонная связь тогда была местной и междугородней. В телефильме «Ирония судьбы или с лёгким паром», популярном до сих пор, мы видим, что разговор из Ленинграда в Москву заказывают с помощью телефонистки («Ждите, в течение часа»), что означает отсутствие автоматической телефонной связи даже между главными городами страны.

Но сначала о местных телефонах. Телефоны тогда делились на три разновидности — телефоны в советских учреждениях («рабочие телефоны»), т. н. «телефоны-автоматы», стоявшие на улицах, и, наконец, домашние телефоны (у немногих счастливчиков). Большинство телефонных станций подчинялись министерству связи, хотя была и «ведомственная телефония», от маленьких сетей на пары десятков номеров в какой-нибудь конторе до серьезных организаций, у некоторых из которых была даже собственная междугородная связь, например, у советских железных дорог. Местная связь была автоматическая (телефоны с дисковыми номеронабирателями), хотя кое-где сохранялись и древние «ленинские» станции, требующие телефониста (у моей мамы на работе, например, такой аппарат, работающий, стоял еще в 1970-е). Как правило, они были соединены с общими телефонными станциями, для «выхода в город» нужно было набрать какую-нибудь определённую цифру или пару цифр. Ведомственный телефон мог стоять и в квартире какого-нибудь офицера или железнодорожника.

Для большинства жителей СССР доступ к телефонной связи был весьма ограниченным. Проще всего позвонить можно было «с работы» — собственной или какого-нибудь знакомого. В городах и больших поселках были и телефоны общего пользования — «автоматы». За плату оттуда мог позвонить каждый желающий — опять-таки в пределах этого города или поселка. Было время, когда заплативший две копейки мог говорить по автомату сколько угодно (пока не выгонят). Но это было во времена, когда телефонов было совсем мало. Впоследствии двухкопеечное удовольствие было ограничено сначала тремя минутами, а затем — вообще одной, так что для серьезного разговора ты должен был запастись стопкой монет, которые исчезали в щели автомата одна за другой.

Хуже всего в СССР обстояли дела с домашними телефонами — зачастую возможность поставить телефонный аппарат в собственную квартиру была более далёкой и призрачной, чем покупка личного автомобиля. Т. е. желающие купить автомобиль записывались в очередь, которая всё-таки двигалась, а подавшие заявление на установку телефона годами и десятилетиями могли получать от связистов стандартную отписку: «В ближайшей перспективе установка новых телефонов в вашем районе не предвидится». В фильме «Ирония судьбы...» самым невероятным кажется не совпадение адресов, квартир и даже ключей от них у героев, а наличие телефонов в обеих недавно заселенных квартирах. Небывалая в СССР ситуация, конечно, если речь не шла о большом начальстве. На самом деле домашними телефонами было обеспечено совсем небольшое число желающих. Причем эта ситуация была разной в разных районах, городах и поселках. Где-то домашние телефоны стояли у многих, в т. ч. и у уборщиц с разнорабочими. В других местах их не было даже у большинства врачей, мелких начальников и советских офицеров, так что в случае объявления войсковой тревоги, например, офицеров части собирали, посылая за ними специальный автомобиль — чего-чего, а топлива и солдат в войсках хватало (про обороноспособность страны мы тут молчим).

Месячная плата за домашний телефон была фиксированной и не зависела от количества и времени пользования. Если речь, конечно, не шла о междугородных звонках. Автоматический набор междугородних номеров появился где-то в середине 1980-х и далеко не везде, во многих местах услугами телефонистов приходилось пользоваться до распада СССР или даже позже. А сейчас я расскажу о междугородних переговорах людей, у которых домашних телефонов не было — вспомним, такие составляли абсолютное большинство населения. Однажды кто-то получал т. н. «извещение о приглашение на переговоры» — напоминающий телеграмму бланк. Да, на телеграфный бланк были наклеены полоски бумаги с буквами (не удивлюсь, если узнаю, что многие читатели и не знают, как выглядела стандартная советская телеграмма). На полосочках были напечатаны такие, напр., слова: «ПРИГЛАШАЕТЕСЬ МЕЖДУГОРОДНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ КАЛИНИНГРАДОМ 5-Е ОТД СВЯЗИ УРЮПИНСК 4-ГО ДЕКАБРЯ 16 ЧАСОВ 20 МИНУТ»

Т. е. вы должны были прибыть на указанную в бланке почту в назначенное время, где дожидались следующих слов: «Калининград, шестая кабина!», после чего в трубке раздавался голос человека, который эти переговоры предварительно заказал. Ваш разговор ограничивался тремя-пятью-десятью минутами (теми, за которые было заранее заплачено), его продолжение, даже за дополнительную плату, не предусматривалось. Качество связи было... скажем так, разным. Иногда неплохим, а случалось, что слова собеседника различались с трудом (конечно, если речь шла о ближайших родственниках, их знакомые голоса понять было легче).

Теперь о ценах на телефонные разговоры. Разговор «по автомату» — две копейки за три минуты, потом за одну минуту, здесь проблемой была не сумма, а наличие достаточного количества дефицитных мелких монет (когда появились новые автоматы, которые принимали не только двухкопеечные, а и «две по одной», это немного снизило проблему). Междугородные телефоны-автоматы нуждались в пятнадцатикопеечных монетах. Тут уже сумма, уплаченная за обычный разговор, была гораздо существенней. Например, если ты был студент, а твоя девушка жила в другом городе, то ваши беседы требовали материальных вложений, отражающихся на твоём скудном бюджете (конечно же, я говорю о собственном опыте, как и раньше). Люди, как всегда, и тут пытались решить ситуацию «обычными советскими методами» — то есть звонили с служебных номеров или, например, действовали через знакомых на железной дороге. У железных дорог, как я уже писал выше, были собственные телефонные сети, соединяющие даже не города, а железнодорожные станции. Ты приходил к знакомой телефонистке, которая звонила, к примеру, на станцию Гусев или Ромны и просила: «Таня, ты не можешь сейчас дать мне город? Хорошо, диктую номер...» После чего та тебя соединяла, а ты говорил, с кем тебе нужно, уже за счет советских железных дорог и с помощью их ведомственной связи, опять таки созданной ещё в царские времена, до появления советского государства.

А вообще телефонные разговоры в СССР стоили недешево и были довольно труднодоступны — вот что я хотел сказать этой своей публикацией, еще один кирпичик в реальную картину советской действительности, маленький вклад в разрушение мифа о счастливой стране вкусного пломбира (и «бесплатных телефонов»).

Людмила Новикова (Москва, 1970е):

Еще добавлю, что частенько эти телефонные автоматы были не совсем исправны и просто съедали твою монетку. И если у тебе не было второй, то, увы...

Леонид Каверин (Москва):

А некоторые звонили без монетки. Их местоположение надо было запоминать.

Анастасия Куликова (Кишинев, 1980е):

Да! У нас в соседнем доме был такой, мы его использовали для телефонного хулиганства. А ещё просили у прохожих 2 копейки "маме позвонить". Люди давали. Иногда и 10 давали, автомат и 10 копеек принимал. Покупали на эти деньги мороженое. И это был чистой воды азарт - родители давали мне достаточно денег.

Людмила Новикова (Москва, нач.1970х):

Мы, когда получили новую квартиру и переехали в начале 1970-х, ждали установки телефона несколько лет, стоя в очереди.

Jaugen Keppul:

Несколько лет? Это вам еще повезло!

Людмила Новикова:

Да, повезло. Наш новый район довольно быстро телефонизировали. А когда поставили телефон - было большое событие. Звонили всем знакомым без конца.

Jaugen Keppul (Поселок под Минском, 1970е):

Дополню, опять-таки из собственной жизни. В посёлке мы получили квартиру в трехэтажном доме в 1970-м году. Телефон нам поставили года через четыре. В 1976-м переехали в отдельный дом на другом конце посёлка. Там телефона не было довольно долго. Аж пока рядом с нами не построили дома для начальников, они туда переехали, и тогда домашние телефоны у них (и заодно и у нас) появились двольно быстро.

Елена Иваненкова (Москва, 1973):

Мы в 1973-м получили новую квартиру в новом большом доме, телефоны всем поставили через несколько лет. До этого был около первого подъезда телефон-автомат, стояла очередь, чтобы позвонить.

Людмила Новикова:

Вообще интерсно было бы сравнить, как в это время было с телефонией на Западе. Кто-нибудь знает?

Jolanta Smirnova:

В фильме С.Спилберга «Спасти рядового Райена» в фермерском доме родителей Райена показан и телефон, и водопровод! Фильм о Второй мировой войне, т.е. 1944 год.

Yaakov Farfel:

Свидетелей в группе вряд ли много, но достаточно посмотреть американские фильмы тех лет. Телефон со времен Александра Белла был частным бизнесом. Поэтому не удивительно, что телефон немедленно появлялся там, где за него готовы были платить

Елизавета Трайнис

А ещё в СССР надо было в очереди стоять на телефон, в первую очередь получали ветераны 1812 года, потом ветераны ВОВ, причем не трудового фронта, а воевавшие. А ещё нужно было свое оборудование, кабель например, короче было весело, хотя и не шоколадно.

Jaugen Keppul:

Насчет своего кабеля - это уже явно "перегибы на местах". Хотя за телефонный аппарат нам пришлось заплатить оба раза, на старой квартире и когда переселились в новую (там мы, правда, еще лет 6 ждали, пока телефон проведут)

Елизавета Трайнис:

Про телефон-аппарат не помню, а кабель папа где-то достал («доставать»- это тоже словечко из СССР). Нам поставили телефон по просьбе руководства завода, где он работал, он был отличный наладчик.

Jaugen Keppul:

Ну, я уже понял, поставили по знакомству: "Ты только кабель свой найди, у нас нету."

Елизавета Трайнис:

Точно, ещё кому-то поставили на"наш "кабель" и тот же номер! Прикольно было, мы с сестрой были молодые девчонки, кавалеры звонили нам, попадали туда, огребали по полной, потом пересказывали. Вот я не помню, что б я грубила, если попали не туда...

Виктор Иокиранта:

Анекдот помню про это. Японцы приехали в Главк заключать контракт, сидят в приёмной. За дверью крик начальника: «Алло, алло!». Спрашивают секретаря: «Чего он так кричит?». Секретарь отвечает: «Шеф с Тамбовом разговаривает». Японцы: «А по телефону нельзя?»

Намик Гурбанзаде:

А как же парные телефоны? Один на две квартиры. Сосед говорил, а тебе приходилось ждать.

Анастасия Куликова (Кишинев, 1990е и раньше):

Было. Я в то время с одним мальчиком часами на телефоне зависала, пока у соседей не лопнет терпение. Мама ругалась, что перед людьми неудобно. Но это уже было в 1990-е, не помню, когда это парное безобразие прекратилось.

Алексей Долматов:

Ну вот справедливости ради замечу, что поголовная телефонизация квартир, конечно, была достигнута уже только во второй половине девяностых годов - то есть, сильно после советской власти - но автоматическая телефонная связь всё-таки нормально стала работать года с 1986-го - то есть, ещё весьма при ней.

Jaugen Keppul (поселок под Минском, 1970е и позже):

Пардон, не везде! Повторяю, я долго жил в посёлке, который был расположен рядом с г. Минском. Т. е. у тебя - почти городской номер телефона ("почти", потому что там всё-таки местная АТС была в поселке, в начале 1970-х там моя мама работала). К тебе, действительно, могут звонить откуда угодно, в т. ч. и с помощью автоматической междугородней связи. А вот ты - уже не позвонишь куда захочешь сразу, переговоры нужно у телефонистки заказывать, как в старых советских фильмах. И такое было до 1990-х годов, уже не помню, успели ли присоединить посёлок к автоматической междугородней связи в советское время или нет.

Алексей Долматов:

Да, я согласен с замечанием. Я всё-таки говорю про крупные города - областные центры и такого же уровня города. До райцентров цивилизация добралась сильно позже.
И - тоже к слову: в 1992 году испытал культурный шок, когда в моём присутствии человек снял трубку в гостинице, и, просто тыкая в кнопки, в реальном времени позвонил в Лондон... из Томска.

Liora Gabriel Lurie (Ленинград, до 1990х):

А мне в Питере до 1990-х говорили в справочном, что "кода города Орша не существует, и надо заказывать разговор". При этом код был. Я его чисто случайно откуда-то узнала. Звонила через него, а потом как-то забыла, звоню в справочное, говорят "не существует". Написала сестре, она мне сообщила код. Прекрасно существовал.

Jaugen Keppul:

Это похоже, как я заказывал переговоры из посёлка, а телефонистка отвечала: "Какой-какой ваш номер? Такого номера не существует! Уточните сначала, потом заказывайте!"

Liora Gabriel Lurie (Гродно):

Но Орша крупный город и железнодорожный узел. Бардак, короче, был. А один раз в Гродно я нашла неисправный автомат на переговорном пункте в Доме связи. Одну пятнашку опустишь, через какое-то время щелчок, нужно бросать новую монету, но разговор продолжается и без нее. Недели две была лафа, я со всеми друзьями во всех городах поговорила. Потом починили.

Анастасия Куликова (Кишинев, 1980е и позже):

В 1986 в Кишиневе (а это столица республики) совершенно точно люди вовсю пользовались услугами телефонисток, и позже тоже. Я у мамы на станции как раз в конце 1980-х и бывала. Полный зал телефонисток был, и заказы на переговоры шли нескончаемым потоком. Поэтому ценились телефонистки, которые умели быстро принимать заказы. Села по автомату плохо набирались аж до нулевых. А переговорный пункт закрыли только этим летом.

Михаил Тырновский (Кишинев):

Чтобы из Кишинева дозвониться до какого-нибудь района приходилось ждать 1-2 часа.

Lubov Sus (Краснодар, конец 1990х-нач.2000х):

У нас тоже... А в 1990-е и начале 2000х, качество связи было скверное, а ночью получше. Чтоб поговорить с родственниками в Сибири, ехала в город за 40 км., снимала номер в гостинице. На 2 часа ночи разговор закажешь, к трем соединение установят, потом пять минут орешь и слушаешь в ответ такие же нечленораздельные вопли... И счастлива потом, что пообщалась!

Елена Маслова (Хабаровский край, 1970е):

У моего деда-железнодорожника стоял ведомственный телефон дома. Номер был длинный (для небольшого города), потому что был ещё добавочный, типа "962", то ли ещё какой-то, не помню. Больше в семье телефонов ни у кого не было, поэтому бабушкин (дедушкин) номер я знала наизусть. Его писали в детсаду и школе для связи с родственниками. Врачам устанавливали телефоны без очереди, но мои родители отказались. Мама говорила, что не хочет, чтобы её вызывали по каждому поводу, если что серьезное - пришлют машину. Но в 1980-х у неё уже телефон дома был, мы даже посылали поздравительные телеграммы по межгороду. А вот разговоры в переговорных междугородних пунктах всегда были сплошным мучением, это помню хорошо. Можно было просидеть, ожидая, несколько часов, и потом ничего не слышать, или вообще: "абонент не пришел на разговор". Разговоры по межгороду действительно были очень дорогие, цена увеличивалась пропорционально расстоянию.

Jaugen Keppul:

Кстати, несмотря на аховое положение с телефонной связью "в целом по стране", в СССР любили делать заявления о "передовой советской науке, внедренной в практику".
Так, еще в 1970-е советским телезрителям рассказывали о такой услуге, как "РАЗГОВОР ПО ВИДЕОФОНУ". И, что самое интересное, она действительно существовала! На переговорных пунктах Москвы, Ленинграда, Киева и Минска были кабинки с телекамерами и телевизорами, и заплатив, ты действительно мог не только услышать, но и увидеть собеседника, пусть и с плохим качеством и в чёрно-белом разрешении. Но как-то большого развития это новшество не получило, и в 1980-е о частных международных видеопереговорах я ничего не слышал.

Анастасия Куликова (Кишинев, с 1979 и дальше):

Знаю кухню междугородных телефонных переговоров изнутри, моя мама с 1979 года работала телефонисткой стола заказов. В зале были девушки, которые принимали заказы на телефонные переговоры - записывали заказ в специальный бланк. Эти бланки они клали на конвейер. В конце конвейера стояла женщина, которая брала бланки и несла их другим телефонисткам - которые и осуществляли соединение. Иногда телефонистка не могла напрямую соединить. Тогда она выходила на телефонистку областного центра и говорила "Дежурная, соедини меня с таким-то номером". Что касается фильма «Ирония судьбы». Мама говорит, что возможность звонить из Ленинграда в Москву напрямую в то время скорее всего была. Женя скорее всего выбирает позвонить через телефонистку потому, что так надо было по сюжету. На эту сцену мама всегда бурно реагировала: "Типичный абонент...Он сначала телефонистку набирает, а потом спрашивает какой же тут номер".

Jaugen Keppul:

Да, нужно заметить, что пьеса-то была написана еще в 60-е. Там и звучат выражения "из былых времен", типа "он уехал на аэродром". Не говоря уже о том, как герой умудрился залезть пьяным в самолёт без всяких проверок.

Кстати, уже в 1980-е, будучи в командировках, мы звонили к себе не посредством автомата, а через телефонистку именно для того, чтобы нам потом бугалтерия оплатила квитанции.

Masha Gracheva (Ленинград, 1970е):

Мне кажется, что ещё не было прямой связи. У нас было много родственников в Москве, и в 1970-е звонили им постоянно, но через телефонистку, именно как Женя.

Анастасия Куликова (Кишинев, 1980е-1990е):

Может и так. По маминым словам "Москва всегда хорошо набиралась по коду", но она на станцию пришла в 1979. Может быть, ее "всегда" как раз тогда и началось. А что касается домашних телефонов. Мы въехали в нашу кооперативную квартиру в 1985 году, а телефон нам поставили уже не в Союзе (осенью 1991 года, Молдова тогда уже вышла из состава СССР).

Виктор Иокиранта (Пермская обл., 1990е):

Отец мой наблюдал, как немцы на строительном объекте аппараты меняли. Разом все штук 100 выбросили на свалку, хотя они были рабочие. Советским людям этого понять никогда не удастся. Немцы ушли, тут же ажиотаж из советских трудящихся, начали расхватывать, кто сколько унесёт. Это на стройке газовой перекачивающей станции было, в Пермской области.

Victor Rudnitskyi (раньше 1995):

Да уж. Никогда не забуду, как дед-орденоносец каждый год незадолго до Дня Победы надевал свой иконостас и шёл куда-то ругаться по поводу установки положенного ему без очереди телефона. И ответ был всегда один: нет технической возможности установки телефона в Вашем доме. Ждите. Так и умер, бедолага, в 1995 году неотелефоненный. Зато мороженое было вкусное и вареники с вишнями, как слышу иногда по радио от пропагандонов, жалеющих о развале СССРа.

Вадим Денисов:

Совершенно та же история произошла с дедушкой моей супруги - он много лет был работником железной дороги и много лет стоял в очереди на телефон. Очередь подошла аккурат через месяц после смерти дедушки. Вуаля. Занавес.

Дмитрий Гриненко:

Зато "благодаря" практически полной милитаризации страны через военных можно было связаться с практически любой точкой (населенным пунктом или военной частью) за 2 копейки - главное знать позывные населенных пунктов, с которыми необходимо связаться.

Виктор Иокиранта (Пермская обл.):

Мои родители не входили в правящий класс, поэтому телефонной точки в квартиру так и не получили. Уже при Ельцине им подключили аппарат как ветеранам труда, ветеранам войны и так далее, вне очереди и сразу.

Masha Gracheva (Ленинград, 1925 и позже):

Кстати, изучая архивы семьи, я поднимала Домовые книги за 1925 год. Мои родственники жили в трёх квартирах в одной парадной в центре Ленинграда. И в каждой из трех был телефон.

Jaugen Keppul:

Не знаю, кто были эти ваши родственники. Если они не принадлежали к тогдашней правящей верхушке, то, скорее всего, эти квартиры были "коммунальными", на несколько семей. А телефоны там вполне могли остаться ещё с дореволюционных времен.

Masha Gracheva (Ленинград):

Никакой правящей верхушки. Два человека инженеры, а один человек был до революции некрупный торговец, а на тот момент уже своей точки не имел. Конечно, эти квартиры уже заселили под завязку. В нашей вместо троих прежних жильцов уже жили 22 человека.

Николай Юрьевич (Днепропетровск, 1970е-1980е):

Подтверждаю! Родители папы, жили в одной квартире (г. Днепр, бывш. Днепропетровск) без телефона с 1970 по 1987 год. В другой квартире с 1987 года, в очередь на установку телефона поставили в январе 1988 года, установили же телефон в ноябре 1991 года, в уже независимой Украине!

Анна Богатырева (Волгоград, 1993-1994 и раньше):

До сих пор помню номер соседки моего дяди и ее имя - Клавдия Петровна. Нужно было заказывать разговор в кредит, потом, часа через два, может, раньше, раздавалась прерывистая трель. Соседка брала трубку, бабушка с ней любезничала, потом звала к телефону наших. Дядя был зам.главврача областной больницы. А вот у нас телефон был благодаря той же бабушке-ветерану.

В Китай мужу, тогда еще будущему, я звонила уже в 1993-1994. Для этого мы с его родителями позвали из общежития китайцев, которые поехали к ним ночевать за 40 км. Им тоже надо было позвонить домой. На три часа ночи заводишь будильник, звонишь 07 или 009 (не помню уже), называешь номер телефона. Через час тебе звонят, говорят, что не могут дозвониться. Продлеваешь. В пять утра снова звонят. Где-то к 6, может быть, уже дозвонишься, или телефонистка скажет, что она больше не может. (Почему в три часа ночи надо начинать - потому что у нас тогда с Китаем была разница во времени 5 часов). Это была картина маслом. Пять утра. В дверях стоят свекр, свекровь, две китаянки... и все плачут, глядя на нашу телефонную любовь. Оказывается, муж жил через стенку от офиса, его позвали к телефону сразу же, как услышали имя, китайцы даже не понадобились. Потом я уже приспособилась, звонила из дома. Заводишь будильник, делаешь заказ и спишь дальше. Каждый час тебя будят и сообщают о результатах. Если начать днем или даже нашим утром, могли просто не успеть дозвониться. Один раз, когда был китайский новый год, пришлось разговаривать с автоответчиком. Я, едва проснувшись, кричала в трубку по-английски...мол, помогите, не могу связаться. Я не знала, что на две новогодние недели Китай будто вымирает, даже по почте невозможно ничего отправить, потому и писем не было.

Кстати, и письма были недешевым удовольствием. Я брала два тонких листа и испечатывала их с двух сторон на машинке или исписывала мелким почерком. Больше двух листов - и конверт возвращается за доплатой.